` Не ангел ´

Зачем утром двадцать девятого декабря Йен заглядывает в отделение интенсивной терапии, не влив в себя ни стаканчика кофе и не поспав ни минуты, он не вполне понимает. Возможно, виной тому две суетливые дамы в компании одного чрезмерно эффектного господина, которые штурмуют справочную клиники, чтобы добраться до Михайло Милковича. — Слышь, ты, миссис-хуиссис, пропусти нас к малышу Микки, те чё, трудно? — напирает на медработницу скуластый парень лет двадцати пяти от роду, экспрессивно размахивающий пуховиком и демонстрирующий свою прямо-таки скульптурную мускулатуру. Девушка в белом халате неотрывно смотрит на шумного господина и заикается, уж очень привлекателен этот наглый визитёр. — К нему пока нельзя, даже родне, — выручает коллегу Йен. — Но мы принесли фруктов, тапочки, полотенце, воду и по мелочи… Тут ещё вяленое мясо, авокадо, картошка фри и соус сальса, он это обожает! — суют Йену в руки тяжёлые пакеты говорливые брюнетки, — высокая и приземистая. — Окей, я передам. Не беспокойтесь. Так это и работает, пока пациента не переведут в общую палату, — заверяет команду скандалистов Йен и тем самым подписывается на внеплановую встречу с Микки. В результате Йен таращит глаза на спящего Микки, как маньяк, притаившись около шторки, разделяющей кровати пациентов. Возможно, Микки в обмороке. При его диагнозе это обычное явление, что усугубляет мучения Йена, ведь он борется с желанием трогать этого парня, прикасаться с нему в тех местах, в которых ответственному медбрату из неотложки на двести процентов не положено. Однако, на беду Йена, Микки лежит попой кверху, сверкая той самой выгоднейшей деталью своего тела, которую Йен до сего момента не видел. Кроме того, взлохмаченная голова Микки покоится на подушке боком, и Йен наблюдает за чуть припухшими чувственными губами пациента, его прямым, красивым носом и каким-то до абсурда подходящим ему розовым шрамиком на лбу, рядом с бровью. Йен умиляется, когда Микки шевелит губами во сне и чешет свой зарастающий щетиной подбородок. Учащённо дышащий Йен неосознанно проводит ладонью по своей около-эрекции под тканью брюк и тут же одёргивает себя. Он не позволяет себе эротических фантазий в рабочее время, никогда. Йен не разглядывает ни пострадавших, пока реанимирует их, ни других медиков. Не потому что запрещает себе, — ему не приходится. У него такого и в мыслях нет! Йен думает: «Дрочить на Микки аморально даже если он прямым текстом скажет мне в забытьи вот сейчас «выеби меня», даже если он уже не в отключке заявит мне «о, мистер Галлагер, я очень хочу вас, бля, пиздец, как хочу!», — это всё ещё будет какая-то дичь». Йена пугают собственные реакции, он прячет руки в карманы, но неожиданно нащупывает у себя справа какую-то эрогенную зону и возбуждается сильнее. Йен предполагает, что стоит ему уйти, это наваждение прекратится. Он оставляет переданные пакеты под кроватью Микки, пишет записку, поясняющую появление всего этого добра на кафельном полу и бросает прощальный взгляд на спящего. Вдруг Микки, словно почуяв, что у него есть зритель, с тихим стоном сгибает одну ногу в колене и подтягивает её с своему локтю, из-за чего становится похожим на лягушку. Гибкую, дико сексуальную, выпуклую там, где надо, от макушки до голых пяток непристойную лягушку. У Йена открывается рот. На мгновение он готов пойти под суд за домогательства, скинуть с себя одежду, лизнуть Микки между ягодиц, навалиться на него и закопаться в него своим членом. Двигаться аккуратно, обстоятельно, плавно, разбудить Микки вспышками удовольствия… «И получить за это по морде», — думает Йен, шокированный тем, что происходит с его рассудком. Если не брать в расчёт их социальные роли — медбрата и больного, находящегося тут на лечении, секс, как его, в принципе, видит Йен, должен случаться между людьми лишь по явному и взаимному согласию. — То есть я ебанутый придурок или типа того, раз меня заводит эта картина, — шёпотом приговаривает себя Йен. — А? — Микки разлепляет веки и принюхивается. В помещении пахнет апельсинами из пакета под кроватью. Йену поздно пытаться делать вид, что его тут нет. Он прикрывает свой пах папкой с документами, и прокашливается. — Я это, кхм. Привет, как ты? — говорит Йен, лишь бы что-то сказать. — Привет! Как-то. Уже тридцать первое? Микки не понимает, сон это или явь, и тем не менее помнит, что этот мужчина грозился присматривать за ним в канун Нового года. Микки переворачивается на спину, потягивается, а потом спохватывается, краснеет и тщательно упаковывает себя в одеяло. Йен тоже какой-то потерянный и красный. «Или тут освещение такое», — думает Микки. — Сегодня к тебе посетители пробивались, как на распродажу в Икею, поставили на уши весь персонал! Микки неверяще морщит нос. — Кто бы это? Йен вручает Микки записку, а потом выхватывает её у него из рук и излагает её содержание устно. — Две мадмуазели, сёстры твои, как пить дать, и… твой парень. Микки смешно крякает на заявление Йена. — Парень, говоришь. Как выглядит? Йен нахмуривается. — Отлично. Тебе ли не знать! — возмущённо говорит он Микки. — Можно поконкретнее? А то ведь у меня нет парня. Йен старается взять под контроль свои брови, которые в данную секунду выдают крайнюю степень его негодования. — Ну, любовник. Чтобы ты уразумел, который из них, коль скоро у тебя их дохерища, — тот, что загорелый, русоволосый, коротко стриженный, повыше среднего ростом, такой, вертлявый, с цветной татуировкой перца чили на шее, вот тут. Микки смеётся. — Это ж Злат! — выдаёт он. Йен чувствует ничем не объяснимую злость. «Что это ещё за прозвище, так бы сразу и брякнул «моё золотце»! Охеренно сосёт, кстати, рекомендую», — думает он, сканируя Микки взглядом, и всё-таки уточняет, кто такой или что такое «злат». — Злат — это… Микки изучает выражение лица Йена и произносит по слогам имя своего коллеги. — Златан. Судя по тому, что имя славянское, тот человек может быть родственником Михайло Милковича. Не то чтобы Йен надеялся на это, но мало ли. — Не похож он на твоего брата, — тянет слова Йен. — А он мне не брат. Он тренер по пилатесу из нашей студии. Микки говорит это с вызовом и каким-то расстроенным тоном. Микки, недавно очнувшийся от порнографического сна с участием рыжеволосого парня, стоящего сейчас перед ним, уверен, что этот самый парень интересуется Златаном, потому что все, у кого есть глаза, сходят по Златану с ума. Он такой энергичный, яркий, острый на язык, компанейский, раскованный, да ещё и хорош собой. Пока Златана не портят ни ночные бдения в клубах, ни злоупотребление водки, ни преподавание пилатеса нескольким подряд группам с похмелья. В двадцать пять лет людям с хорошей наследственностью много что сходит с рук. Йен рассеянно жуёт губу и смотрит мимо Микки. — Так у вас типа свободные отношения? Микки обречённо вздыхает и думает: «Он ему точно нравится». Что ж, в любом случае, Микки ничего не светит. Как обычно. — Как тебя зовут-то хоть, доктор «Дохуявопросов»? — спрашивает Микки. — Йен. «Сливается. Видать, этот Златан важен для Микки», — думает Йен и покидает палату под каким-то не слишком благовидным предлогом.