Тяга

Джемин долго ждал своих семи лет, своей первой встречи с внутренним Я. И вот, этот день наступил. На это важное мероприятие собралось множество маминых родственников. Прадед с мягкой улыбкой на потрескавшихся губах повторял, как будет прекрасно, если единственный ребенок в семье На окажется Кроликом, продолжая их династию. И ведь Джемин хотел увидеть внутри себя зайца — быстроногого, маленького, пушистого. Отец курил на кухне, постоянно дергаясь от чужого внимания, бурча, что 'не хлебом единым', а, сплевывая за окно, добавлял: — У моего сына душа не труса. Чем жутко оскорблял все старшие поколения. Собственно, мужчина был Котом, бетой, вёл весьма закрытый образ жизни и тайно надеялся, что сын-альфа сможет понять его. Джемину не нужно понимать отца, он просто любит его. Но пока мальчик бегает по квартире, играя с многочисленными юными ещё дядьками и младшими племянниками, кузенами и кузинами. И потому не замечает, как это случается. На самом деле, его троюродная сестра резко открыла дверь из ванной комнаты, вдарив ему по виску. Но сам Джемин помнит щелчок, темноту и резко свалившуюся на него тишину. В черноте Подсознания он слышит странный шорох, но уверенно идёт вперёд: слишком долго ждал встречи со своей Сущностью, чтобы сейчас бежать и прятаться. Шагая наощупь, прислушиваясь, Джемин шаркает ногами по невидимому полу и на пробу зовёт: — Привет? Голос пролетает эхом в пустоте. И возвращает ответ. — Мряу?! Удивительно громко, гораздо ближе, жалобно. Джемин оборачивается в нужную сторону и идёт увереннее, повторяя: кс-кс-кс. Он замирает, когда в этот мир проникает белый свет округлых очертаний, будто Луна осветила мир. Под ногами лежит большой кот с белым пузом и нетипичной мордочкой. Присев перед ним на корточки, Джемин проводит пальцем по шерсти. Испугавшись, Сущность подскочила на лапы и выгнулась дугой. Тогда-то мальчишка и разглядел огненный окрас в полосах и длинный хвост с черной кисточкой на хвосте. Его Сущностью оказался Тигр. Пока это был маленький тигрёнок, напуганный. Но в будущем он может стать большим и опасным хищником. Будучи котом, тигр ведёт уединенный образ жизни, являясь хозяином выбранной себе территории; он любит добычу покрупнее орды невзрачных зайцев, ленивых кролей, и полностью игнорирует более слабых противников. Джемин тянет руки и пытается погладить Сущность по голове, ничего не понимая в повадках дикого животного. Однако тигрёнок идёт с ним на контакт и всё же поддаётся под ласку, даже, будто урчит. Когда Джемин переводит взгляд на Луну, то понимает, что сидит на диване в гостиной. Мама гладит его по голове, кто-то ревет, в дальней комнате родственники спорят: кто виноват, что именинник травмировался. Много шума. — Голова болит, — заявляет Джемин, разворачиваясь в руках мамы, чтобы самому ровно сидеть. Он подносит ладонь к ушибленному месту, оглядывается и замирает под ожидающим взглядом отца. Мужчина сидит чуть поодаль ото всех, устроив локти на коленях и скрестив запястья, смотрит в душу, понимающе моргает. Будто знает, но молчит. Может, с ним было также. — Я видел это, — Джемин оборачивается к маме, — Это Тигр. Глаза женщины моментально округляются. В комнату входят другие родственники ее линии, дед-омега садится за спиной и игриво ударяет по плечу: — Это был полосатый кот. Ах, этот мальчик — весь в отца! — Нет. Это точно был тигр, — оборачивается к нему мальчик. — Детям свойственно приукрашивать, — кивает один из дядюшек, — Я тоже всё говорил, что у меня — ласка. А как увидел живого кролик, то понял. Такой он, желтенький. — Нет! — Джемин подскакивает на ноги. — Милый, твой кот полосатый? — спрашивает мама у мужа. — Нет. В один бежевый цвет с черными лапами, — он выпрямляется, — И тигров ни у кого прежде не было. — Как же так: 'не было'? — передразнивает тот же дедушка, — Ты не знаешь! Не знаешь! И родня твоя могла тебя обмануть! Где твои родители в этот важный день их единственного внука? Вместо ответа мужчина поднимается на ноги и просто уходит на кухню курить дальше. А шум в гостиной нарастает и нарастает. Вот тогда-то Джемин и понял, что все взрослые — лицемеры и обманщики. Каждый в это утро повторял, что мальчик может стать, кем хочет, что любая его Сущность будет принята, и что это вообще никак не влияет. Но как только выяснилось, что у Джемина 'аномальное' животное, так все заверения рухнули небесным замком, завалив несчастного ребенка. И хотя Джемин не был принят родственниками мамы, родители отца были куда снисходительнее, объясняясь: — Тигр — та же кошка. Только большая. Собственно, с этого возраста по мере занятости родителей, Джемин всё своё время проводил у них. Бабушка и дедушка всё молчали и лишь изредка улыбались, когда внучок умолял их рассказать о сущностях. Он бился в истериках, ревел и сломал дверь, однако так и не добился ответа. Как ни странно, но отдушину он нашёл в самом своём Тигре. Тот был ещё маленьким, пушистым, игривым. Джемину нравилось проводить время в своём Подсознании, изучая, как то работает. Постепенно комнатка его сущности стала заполняться… Определенной фурнитурой, декором. Тут появилось озеро, и уходящее до Луны в черном небе вечно зелёное дерево. Несколько диванов и мягких мячей, погремушки и блестяшки, которыми котёнок игрался, как заведённый. … Обычно это Джемин навещал свою сущность. И вырвалась та в первый раз наружу лишь спустя два года. Это классический случай, банальный. Узнав, что одна из одноклассниц — Мышка, другие стали её постоянно задирать, обижать и пугать. Бедная девочка дрожала и боялась шаг ступить за дверь кабинета, или лишний раз подняться со своего стула. Дошло до крайности, и Джемин вступился. Он рыкнул на других одноклассников, прикрыв Мышку спиной, и рыкнул второй раз, чтобы наверняка. Конечно, вызвали родителей, долго беседовали, предлагали какую-то помощь, а на протесты самого мальчишки: — Они обижали её! Почему мне нельзя было просто заступиться? Все взрослые закатывали глаза. Мама и вовсе — заплакала. Вечером на кухне женщина, выпив валерианы для непростого разговора, стала поучать сына, что характер свой надо держать в узде. Что рычать на других не надо. И что заступаться за других деток — не всегда хорошо. Как оказалось позже, та девочка перевелась в другую школу, а вот Джемин остался, вынужденный расхлёбывать за двоих. Что самое забавное, получалось у него это даже слишком хорошо: другие ученики больше не лезли, предпочитая обходить странного На за метр, и вообще не попадаться на глаза. Однако для Джемина тут не стояло точки. Возвращаясь в джунгли своего Подсознания, он, играясь однажды с Тигром, ощутил остроту его когтей. Выдуманная кровь стекала по руке, шершавый язык слизывал её, а в глазах большой кошки горел азарт напополам с виной. Джемин впервые ударил свою Сущность. Наотмашь, по морде. И Тигр, низко опустив голову, сбежал. Однако тоска по хозяину, желание снова быть во вне влияли на сущность. На крупное животное, смелое, сильное. И Тигр прорвался на физкультуре, когда Джемин сцепился ногами за мяч с одноклассником. Какое-то время они вели войну в гляделки, пока противник не пнул На пяткой в колено. А это больно, угрожает переломом и дальнейшей качественной жизни. Разъяренного Джемина оттаскивали два учителя. Снова родители, снова мама качает головой на кухне, сбегает в свой клан, оставляя мужчин самих как-то разбираться с проблемами. Отец курит в открытое окно, никак не помогая, а его родители только пожимают плечами на проблему. Джемин решает это сам. Плотно сжав челюсти, ныряет в Подсознание, вызывает свою Сущность и долго смотрит Тигру в глаза, чтобы спросить: — Зачем? Животное вдруг раскрывает пасть, издавая предупреждающий рык, а потом ещё раз, громче и опаснее. Джемин разглядывает огромные верхние клыки, оценивает остроту других зубов, вспоминает про когти, и не решается в этот раз. Он делает шаг назад, ещё один, но не может покинуть рамки подсознательного: чёртов Тигр держит его. Обернувшись, мальчишка приказывает: — Отпусти. Урчание. Мягкая поступь. — Не смей. Тигр замирает, становится боком, начинает обходить. — Замри и слушайся меня. Безуспешно. Животное становится прямо перед Джемином, делает ещё шаг вперёд. И мальчишка идёт навстречу, чтобы только снова ударить по морде одной рукой, второй, захватить челюсти ладонями, заглянуть в глаза: — Ты будешь слушаться меня. Животное мотает головой из стороны в сторону, будто несогласно кивая, а Джемина выкидывает в реальность, на его кровать. И вернуться обратно уже не выходит. … Свою сущность надо дрессировать. К этому выводу приходит Джемин. Разглядывая себя в зеркале, он не может сдержать слез. Дрессировка — это жёсткий контроль, это боль. Как он может вредить живому существу, такому красивому. Как он может вредить самому себе? Взгляд падает на папину бритву. Джемин помнит, что отец иногда меняет лезвия, и выламывает одно из пластиковой упаковки, долго рассматривает свои руки и кривится от банальности. А потому касается металлом мягкой кожи внутренней стороны бедра. Проводит вверх-вниз ребром, но не лезвием. Там тоже будет больно. Везде будет больно. Вертя лезвие пальцами, продолжая мысленно искать подходящее место, юноша случайно режет подушечку и шипит. А потом давит на фалангу, чтобы из ранки капало больше крови. Будто заворожённый, Джемин наблюдает за этим, не может не. Теперь он делает иначе: берёт в другую руку лезвие и, играючись, плотно закрыв глаза, тут и там касается любых доступных участков своего тела. Иногда лезвие падает плашмя, приходится брать иначе и ставить под правильным углом, а иногда все же прорезает кожу. Тигр нападет резко, с оглушительным: — Ур-нАу! Он шипит, вдавливая Джемина в мягкий травяной покров своими лапами. Щерится, и из пасти капает слюна. — Тебе больно?! — также рычит на Сущность Джемин. Он резко садится, и растерявшееся животное отскакивает от него, становится боком и с опаской наблюдает. — Мне тоже больно! И если ты не научишься вести себя, нам обоим будет ещё больнее!!! На кричит, разбивая костяшки пальцев в кровь, снова и снова ударяя по земле. Тигр начинает кружить, а Джемин становится злее. Захваченное сюда из реальности лезвие превращается в хлыст с острым, металлическим концом. Парень строит клетку вокруг них, наглым образом выкидывает отсюда дерево с корнем. Он видит, как бесится его сущность, как Тигр мечется и жалобно мяучет, утапливая лапы в озере. Джемину тоже нравился этот пейзаж. Но если он не разберётся с этим, то будет и дальше быть отщепенцем даже в своей собственной семье, а достигнув совершеннолетия, рискует навсегда оказался в лечебнице. Лучше же сейчас быть немного жестоким. И озеро исчезает. Обойдя некогда его грани, Тигр решительно кидается на Джемина, но отскакивает, едва хлыст свистит в воздухе в первый раз, на пробу. — Ты не хотел по-хорошему. Не заставляй меня. Но кто бы слушал Джемина. И ему приходится нанести этот болезненный удар. Дернувшись в сторону, Тигр болезненно вскрикивает, осматривает пораненное плечо и будто одним только взглядом спрашивает: «Зачем?». Сущность пытается сбежать, но больше нет прежних дебрей джунглей. Они в комнате, под решёткой. — Только я решаю, когда ты приходишь, — заявляет Джемин и прямо перед собой рисует ещё стальные прутья, не позволяя сущности прорваться к собственному горлу, — И я не хочу, чтобы ты мешал мне. На этих словах парень уходит. Он возвращается в реальность и находит себя на полу ванной. Лезвие отброшено далеко, но по плечу густо льётся кровь. Не ожидавший подобного, Джемин задирает рукав футболки и в ужасе смотрит на глубокую рваную рану, пытается коснуться той пальцами, но дрожащая рука падает на бёдра. И пока никто из родителей не увидел, парень подскакивает на ноги, принимаясь отмываться. Он запер свою Сущность в четырнадцать, пряча ото всех уродливый шрам на плече. Для родителей он улыбался мягко, и в школе стал прилежнее. Джемин редко навещал Тигра, просто проверяя, что тот жив и всё такой же злой. Потому что единственная пора, когда тот прорывался наружу, вне контроля сознательного, были гоны. И это родители смогли терпеть, смогли простить. … Иссушенный вечной борьбой, постоянным сокрытием своего Тигра, Джемин перешагнул возраст совершеннолетия и радостно влетел во взрослый мир. Он держался поодаль от других людей. Сохранил пару друзей, но всё ещё не был с ними близок. Для На ничего не стоило строить кому-то глазки и даже поцелуи за углами тут и там стали нормой, второй рутиной после учёбы, никогда не переходя рамки более тесной физической близости. … Обычно Джемин легко относится к происходящему вокруг себя. Он научился прикрывать глаза на обидчиков и жертв, игнорировал мольбы о помощи и просьбы присоединиться, одинаково ненавидя и тех, и других участников конфликта. Но единственной вещью, на которую парень даже в свои девятнадцать остался падок, были слезы. Джемин замирает в коридоре и шумно выдыхает, чтобы этот кто-то услышал и что-то сделал. Но неизвестный плачущий лишь притих. На пожал плечами и дошёл до лестницы. Он пропустил мимо себя несколько других студентов, а потом на носочках вернулся на прежнее место, чтобы прислушаться. Этот кто-то по-прежнему тихо, тая в себе и скрываясь от других, плакал. Вот так просто. Оглядевшись, Джемин сделал лишь несколько шагов вперёд, когда за кадкой фикуса в углу увидел незнакомого парнишку. Тот прижимал колени к груди, и выглядел помято. Это не только про пыльную одежду, но и про щёки, которые были чище в тех местах, по которым соизволили прокатиться слёзы. На поскреб шею, и всё же присел на корточки: — Тебе нужна помощь? Неизвестный шарахнулся от него ещё теснее в угол, моментально накрывая голову локтями. Он готовился к удару, это было слишком заметно. Джемин какое-то время так и сидел, просто рассматривая парнишку, а потом вздохнул. Вроде хотел успокоить себя, но, потянув воздух резким движением, случайно распознал в плаксе омегу. Очень слабую, болезную омегу, которая боялась его. За секунду альфа разозлился. Он подскочил на ноги и дёрнул на себя цветок, под вскрик поднял на себя неизвестного и встряхнул: — Мы даже не знакомы, почему ты боишься меня?! Омега дергал головой и глотал слёзы, не размыкая глаз. Может мышь, может ещё какая 'мелочь' трусливая. Ему тяжело будет и дальше идти по жизни, если уже сейчас вот так. — Смотри на меня, — Джемин дёргает его за плечи, и неизвестный всё же раскрывает глаза. Он смотрит как-то долго, уязвленно, и холодное сердце альфы дрогает. Возможно, наступил момент, когда молодому человеку была пора влюбиться, или он сам впечатлился глазами перед собой, или это его Сущность рвалась к кому-то слабому по неизвестной пока причине. — Имя. Назови своё имя. — Ли Джено, — и тут же жмурится, задерживает дыхание. Будто его имя что-то значило в жизни Джемина прежде, чтобы тот почему-то мог ударить. На кивает: — На Джемин. Я не сделаю тебе больно. Пойдем, умоешься? Я прослежу. Джено ниже опускает голову и отрицательно машет: — Нельзя. — Кому какое дело? — вскидывает брови и разворачивает под себя, чтобы было удобнее толкать в сторону туалетов. Слабый омега сопротивляется только в дверях, но всё же оказывается впихнут вовнутрь, нагнут самым жестоким образом и умыт. Может, Джемин был резок и жесток в своем оказании помощи, был пугающим, но парень не мог поверить, чтобы настолько. Отряхивая светлые джинсы нового знакомого, На вскидывает голову и спрашивает: — Я тебе настолько не нравлюсь? Утираясь рукавом рубашки, Джено снова отрицательно машет головой, и жмется ближе к подоконнику, когда ладони Джемина пытаются развернуть на 180 градусов, чтобы отряхнуть везде. — Ну же, — ворчит альфа, когда с какой-то попытки у него получается сделать задуманное. Ему так-то плевать, как плохо сидят растянутые джинсы на чужой заднице, как дрожат колени Джено под его резкими касаниями. Ему плевать до тех пор, пока омега не шипит болезненно. Накрыв ладонью подозрительное место, Джемин резко закатывает штанину и всё же падает на кафель. На икре Джено лежали косые алые полосы. Касаясь их пальцами, альфа просто не верит. Он закатывает вторую штанину, находя продолжения и начала этих следов. Это не просто 'обкосился об траву' — это намеренные удары. Недавние, но не свежие. А Джемин слишком хорошо разбирается в этом, изредка поглаживая через слои ткани своё плечо. — Кто? — он спускает джинсы на прежнее место и поднимается на ноги. Однако ответа не следует, и это злит. — Кто, я тебя спрашиваю? — Джемин разворачивает Джено к себе. Однако тот лишь отрицательно качает головой. — Ладно. За что? Омега жмурится и сглатывает, что На расценивает готовностью к ответу. Которого снова не следует. — Окей. Тогда домой сам дойдешь, — отмахивается Джемин. Он уходит и не оборачивается. Кто знает этого Ли Джено: вдруг парень крысятничал и получил по заслугам, или предал семью, спутавшись с кем-то, или ему нравятся БДСМ-игры. Хотя, если человек плачет в потаённом углу, то вряд ли, да? … Мысли о новом знакомом не покидают голову Джемина. Парень носится по своей комнате и решается спросить у Сущности: это она делает его опасным, злым, и она же должна уметь исправлять. — Ты! Джемин стремительно идёт к клетке, потряхивая указательным пальцем. Тигр протяжно урчит и кидается на стальные прутья, тут же отпрыгивает и демонстративно поворачивается спиной, нервно размахивая большим, невероятно пушистым хвостом. На так любит красоту своей сущности, ему трепетно от ощущения ее властности и силы. И он ненавидит ее за все то же. — Что не так с этим омегой? Он Косуля? Или Тигр? Его Тигр лишь ходит по клетке кругами, будто насмехается. — Почему он вообще? Вместо ответа Сущность поднимает голову и вглядывается в глаза. Там горит опасный янтарный блеск и насмешка: «Угадай сам, почему он». Джемин вцепляется в решетку и безуспешно пытается трясти ту, только сам то приближается, то отдаляется от клетки всем своим телом: — Я не хочу с ним связываться! Не смей! Тигр опускает голову и предупреждающе рычит, снова поворачиваясь спиной. — Чёрт возьми! — парень пинает ногой переплетение прутьев, — Однажды я войду к тебе и наступлю на хвост! Он выпрыгивает из Подсознательного, чтобы в следующие дни вести относительно спокойную жизнь. … Однако такой больше нет. Целуя очаровательно мягкую Кошечку на своих коленях, Джемин на периферии замечает Джено в компании других студентов. Они идут неупорядоченной группой, стихийно. Кто-то задаёт шаг, кто-то плетется в центре, а рядом с Джено скачет высокая девушка, что-то втолковывая громким голосом. Похоже на объяснение пропущенной темы последнему двоечнику, так что На возвращает своё внимание на центр этой компании, когда стопорится и поднимается на ноги, роняя Кошечку на пол. Девушка недовольно пищит, но На уже не помнит о ней. Ведомый предчувствием и логикой, он идёт следом за большой компанией, когда те сворачивают к лестницам. Спускается первый, второй, центральных толкает кто-то, девушка хватает Джено за локоть. Чтобы в следующую секунду прижать к стене и поцеловать. Она целует с напором, с силой сжимая его ладони, поднимает колено и проталкивает меж его ног. Рядом возникает ещё один парень. Он отталкивает девушку и занимает ее место, но действует куда жёстче, больно щипая бока и бедра. И нет, это вовсе не Джемин орёт на весь коридор: — Алё!!! Парочка подхватывает Джено за руки, тащит на лестницу, и На приходится бежать следом. Ему приходится дать волю своей сильной Сущности, которая легко справляется не только с этими двумя, но и другими пятью, спуская одного по лестнице самым жестоким образом. Прежняя девушка повисает на плечах Джемина, возвращая тому собственное, а не животное сознание: — Не лезь к нам. Это дело только нашей стаи. Прямо сейчас На узнаёт в ней альфу и невольно слушается, отступает. Он оборачивается на прижавшегося к стене Джено и вопросительно поднимает брови: — Волки? — Да, — резко выдыхает альфа. Она обходит Джемина и тянется уже к Ли, когда На перехватывает за запястье: — Ну хватит с него. — Он наш, — парирует девушка. — Тогда какого черта его насиловать?! — вскипает парень, по-тигриному тряхнув головой и рыкнув. — Он наш омега, — важно кивает Волчица, — И его Волк — тоже омега. Он — 'отстающий', низший в иерархии, внутри семьи. Ему не дозволено было тут учиться, но семья Ли решила иначе. Совсем скоро я получу статус Вожака, и эти богачи не откупятся от меня так легко, как от моего отца. На краткий миг Джемин отводит взгляд, чтобы оценить, как другие парни поднимаются на ноги, как они стоят, покорно опустив головы перед девушкой, будто сейчас уже зализывают раны. А на вторую секунду парень дёргает зрачками в противоположную сторону, чтобы увидеть сжавшегося Джено. И чёрт, Джемин не должен сюда лезть, но: — Это так важно? — Важно, — на него рычит Сущность девушки. Это похоже на вызов. Сегодня Тигр нагуляется в волю. Может, если бы Джено сказал, что все в порядке, выдал бы клишированное 'не надо', или сбежал бы отсюда прямо сейчас, история повернулась бы другим ходом, но так как омега стоял на прежнем месте, сотрясаясь от любых громких звуков, лишь крепче обнимая себя за плечи, то Джемин выдал: — Отдай. Будто готовая к такому, девушка отрицательно качает головой, морща нос, снова рычит. — Я тебе говорю: отдай мне. Отдай, и разойдемся. Раз он мозолит глаза. Раз всё равно ничего не стоит в вашем клане. Отдай, — он приподнимается на ступень, также урчит, заглядывая в глаза. — Он мой. Это было сильным заявлением. И после такого редко далеко уходят. Только Сущность Джемина рассекает клетку одним движением, выскакивает наружу. Зачем-то Тигру понадобился слабый Волк. На закуску — не иначе. Но вот Джемин сталкивает противницу в подставленные руки других парней, вот он хватает Джено и тащит того за собой, рычит на проходящего мимо преподавателя и всё же бьёт одного из Волков. Когда тот отступает, когда в коридор выходят другие студенты, На прижимает к себе омегу, двумя руками обхватив за талию и плечи, осторожно влечет прочь. Они идут против потока, и люди расходятся в две волны от одного только взгляда альфы. Джемин страшен во гневе, а его Сущность — и того опаснее. Он дотаскивает Джено до столовой на первом этаже, прячет их в углу на скамье со спинкой, обнимает ещё крепче, ощущая, как сильно дрожит омега. — Теперь ты мой, — довольно урчит Джемин. — Дома… Все равно… — сквозь слезы напоминает о здравом смысле. И ведь правда, Джено вернётся домой. Наверняка это многоквартирный дом, где на всех этажах живут представители Клана — совсем как у семьи мамы самого Джемина. Только если Кролики осторожны и покладисты, беззащитны в большинстве своем, то Волки — опасны, жестоки, строго соблюдают свою иерархию. Джемин не спас Джено. Он добавил ему проблем. Чёрт, чёрт, чёрт! Внутренняя Сущность рвется предложить своё гениальное решение — выкрасть омегу, спрятать в своём доме, не показывать больше Волкам. Но умом парень понимает, что нельзя вечно прятать живого человека, который, видимо, вопреки всему, решился учиться. — На кого ты учишься? — спрашивает Джемин, ослабляя хватку на чужих плечах. Только Джено все равно тесно-тесно к нему, и жмется ближе, и сам обнимает легонько, робко: — Экономист. На информационном факультете. — О, значит, ты очень умный! — удивляется Джемин. — Не очень. Но я стараюсь, — спокойнее отвечает Джено. Когда омега совсем приходит в себя, то выглядит лучше. Так он кажется живее, интереснее. И На разглядывает его. Пытается украдкой, но выходит в открытую, чтобы убедиться в наличии родинки под глазом, чтобы отметить, как мило трепещут пушистые ресницы, чтобы уловить чувственный, встревоженный аромат, который никак не намекает на псину, чтобы выдать волка. Альфа оглядывает скромный прикид Джено, всё закрытое: длинные рукава и ворот под горло. По самое горло. Джемин скорее, чем успевает подумать, кто из них двух — он или Тигр — тянется руками и выкидывает пуговицы с петель, чтобы обнажить шею Джено, найти ту белой и нетронутой. Ли вжимается в спинку лавки, задерживает дыхание и сжимает пальцами джинсы на бёдрах. Опустив голову, считав этот жест, На спрашивает: — Всегда так делаешь? — К-как? — распахнув глаза. — Принимаешь боль, — Джемину не нужен ответ, он понимает, — Мог бы дать им по яйцам, хотя бы парням. Хотя бы раз. — Мне нельзя, — отрицательно машет головой. — А что тебе вообще можно? Тебе хоть что-то можно в своём клане, раз ты уродился омегой, раз твоя сущность тоже… Омега. Альфа хмурится. Ему сложно разобраться во внутреннем устройстве Волчьего Клана — прежде не сталкивался с ними так тесно. На почти невозможно понять, что Сущности тоже делятся на какие-то подвиды. И ладно, если бы это касалось породы, окраса, повадок, но чтобы даже так соблюдалась иерархия. Джено молчит. Конечно, ему ничего нельзя. Или что-то всё-таки можно, но ему запрещено. Вот такими типами, или чтобы лишний раз с этими же не сталкиваться. — Ты можешь уйти оттуда? Джемин — своего рода Кот, и ему легко вот так рассуждать. И совсем иначе обстоят дела с Джено. Для него клановость, семейность значат много. Конечно, омега замирает и тихо скулит. На дворе, слава Богу, не пятнадцатый век, но двадцать первый. Люди знают многое о домашнем насилии, существуют центры помощи, открытые для разных сущностей и полов. И Джено точно знает, что не сбежав, не вдохнет никогда больше свободно. А этот Джемин поставил вопрос ребром, в один миг изменив жизнь, подставляя под выбор. — Мне страшно, — омега оборачивается на альфу, стыдливо опускает взгляд. У Джемина нет страхов. Но ему иногда бывает больно. Наверное, это одно и то же. И ему приятно знать, что они отличаются. — Я не боюсь. — Тогда сбежим? — неожиданно спрашивает Джено. И На не может отказать. Он хватает его за ладонь и ведёт за собой. Омега не успевает, заплетается в своих длинных ногах, но теперь альфа не торопит, не дёргает больно, только тянет, держит крепко и почти рычит на любого, кто держит на них взгляд дольше мимолётного интереса. Они ныряют в подвал кинотеатра, где расположен боулинг-клуб. Тут ярко, пахнет чипсами и плесенью. Джемин заказывает дорожку и упорно объясняет Джено правила, ставит того в нужную позу, подбадривает: — Кидай сильнее! О! Представь там головы своих врагов! Администратор недоверчиво косится на эту парочку, когда омега заливается на это смехом, кидая увереннее и выбивая большую часть кегль. Альфа сменяет его на своё время, чтобы ловко выбить страйк и вызывающе вскинуть брови. Когда время заканчивается, когда Джемин берёт им по паре слабоалкогольных коктейлей, то Джено неожиданно спрашивает: — Это же свидание? — А ты как хочешь? Ли как-то путается. Он запускает ладонь в челку, но потом поднимет голову и довольно кивает: — Я хочу с тобой свидание. Ты вкусно пахнешь. — Разве? А не потому, что я заступился? — Ты смелый. И сильный. И ещё… — будто не слышит Джено, он только водит пальцем по столу, им же гладит нижнюю губу, а потом почти прикусывает, но На вовремя перехватывает и оттягивает запястье, — Ты вкусно пахнешь. Джемин снисходительно фыркает. Ли совсем поплыл от алкоголя, несёт всякий бред, и не забыл упомянуть, что ему только насильно мастурбировали, и что Джемин, если захочет, будет первым-первым. У омеги вялые ноги, шумное дыхание и полный вагон уверенности, чтобы сбрасывать звонки родителей. Волоча его на себе, альфа совсем немного начинает жалеть, что связался, но бросить уже не выйдет, и он увереннее тащит Джено домой. Его встречает удивлённая мама. Она странно косится, когда сын сажает незнакомца на тумбу, стягивает обувь и мило улыбается. Мило, чёрт возьми. Джемину так плевать на это. Прямо сейчас для него нет никого важнее украденного Джено. И он пытается привести того в порядок в ванне, огребает по ушам за попытку снять рубашку, а потом ещё и коленом по бёдрам, под бурчание: — Меня утром парень научил бить по яйцам. Не трога-ай меня! На накрывает лицо ладонями и хохочет, всё же переодевая омегу в чистые, домашние вещи. А заодно рассматривает все его шрамы. Пока Джено продолжает дуть губы и что-то лепетать, Джемин, дергая подбородком от злобы, от бессилия, касается всех отметин. Проводит нежно по светлой полосе шрама на боку, почти не касается гематом на рёбрах, не сдерживается — целует разбитые коленки, грязные болячки с которых так и не сошли. В свою комнату Джено он вносит. Омега цепляется и умоляет не оставлять одного, потому что: — Мне так не будет больно. Джемин успокаивающе проводит по его волосам и поясняет: — Скажу родителям и выключу свет. Однако вернувшись в комнату, он застаёт уже спящего омегу. Тот свернулся калачиком, обнимая руками и ногами одеяло На. Так что альфа не решился отнимать, просто взял плед из тумбочки и лёг рядом, укрываясь. Во сне ему является Тигр. Тот ходит по всему пространству, рычит-смеется на поломанные прутья клетки, а Джемин сильнее сжимает свой хлыст в руках. Он бы хотел замахнуться, но сегодня помощь его внутренней Сущности была важной и полезной. Более того, Тигр ходит довольным и не нападает. Джемин просыпается резко, когда его кто-то тормошит. Кое-как раскрыв веки, он узнает перед собой круглые глаза Джено. У омеги взгляд дикий, а губы мокрые: — Где я? — У меня дома, — хрипит На. — Скажи адрес. Родители заберут меня, — снова трясёт Ли. Альфа подскакивает на месте. Он замечает в руках Джено включенный телефон и просто выхватывает тот: — Я Джемин. И Джено не вернётся. — Сраный ублюдок, я хочу знать, где мой сын! — слышно рык в трубке. И ох, это отец, это альфа, не иначе. — Я могу скинуть адрес эсэмской, но не забирайте его. Джемин вздрагивает, когда Джено вцепляется в его руку и скулит. Только вот На дёргает локтем и в пару прыжков оказывается за дверью, закрывает и держит спиной. Он слышит, как Ли по ту сторону скребётся, просит его вернуться, что-то ещё говорит и почти что воет. Но у альфы тут есть дело. — Господин Ли, да? Пожалуйста, это ради жизни самого Джено. Вы хоть знаете, как он страдает? — Знаю. Но если он не вернётся, то будет ещё хуже. Ты хоть кто? Ты хоть знаешь, как тяжело омегам, особенно брошенным? — Не знаю. И знать не хочу. Не допущу этого, — Джемин вскидывает брови, когда в коридор выходит отец, — Не хочу торопить события, но если не я, то Джено убьют ваши же волки. Отпустите его. Отдайте его мне. — Ты не заменишь ему Клан. — Зачем ему такой Клан? Господин На закуривает прямо тут, и Джемин недовольно морщится, однако продолжает вести дискуссию. Переспорить его невозможно, а отсутствие знаний о внутреннем устройстве делает вообще не пробиваемым. Альфа слышит, как за дверью Джено сдался и только хныкал. Парень скидывает звонок и отправляет адрес. Он возвращается в комнату и встаёт над омегой: — Я не знаю почему, но ты нравишься моей Сущности, ты заинтересовал меня. И я бы не хотел, чтобы ты возвращался туда. Чтобы на твоём теле появлялись новые шрамы. Джено накрывает голову локтями: — Я тоже не хочу. Но я должен быть там. — Почему? Потому что ты — часть Клана? — садится рядом, лезет своим лицом в чужое. — Я их омега. Если не будет меня, то будут трогать других омег. Тех, у кого омежья сущность. Лучше уж пусть трогают меня, — отворачивается. — Какое благородство, — шипит Джемин. Он хочет выбить эти глупости из головы омеги самым грубым методом, и его Тигр рычит от одной только мысли о дальнейшем, о случайно пролетевшем 'мне только насильно мастурбировали'. — То есть, ты должен всегда там оставаться, быть козлом отпущения, и умереть в одиночестве? — хмурится альфа. Он читает ужасный ответ в глазах и не находит ничего лучше, чем спросить: — А как они могут выгнать тебя из клана? За какой проступок? Если ты свяжешься с Тигром? Если я тебя обесчещу? Джено крупно вздрагивает на последнем вопросе и сжимается плотнее, прячась под руками и за коленями. Какое-то время он только скулит, раскачиваясь из стороны в сторону, прежде чем рассказать: — Меня выгонят с позором, если я спутаюсь не с Волком. Мою семью поселят отдельно, если такое случится. И родители откажутся, если ты… Если я… — Ты обязан присутствовать на этом моменте? — альфа приобнимает за плечи. — Я могу даже не знать. Но я потом не смогу их навещать, просить о помощи, — прикрывает глаза и расслабляется. — Ты кого-то хочешь навещать? Тебе там кто-то рад? — Нет. Джемин кивает. Он не парится с дальнейшим — опускает ладонь на щёку Джено, разворачивая к себе лицом, успевает шепнуть: «Прости, что так рано и некрасиво», а потом целует в губы. Не потому, что хочется, что момент хороший, а чтобы убедить омегу остаться. Джено сотни раз целовали. Его целовали против воли, грубо, больно, сдавливая щёки и вылизывая десны языком. Он не любит поцелуи. Ему противно. Парень каменеет и по щекам скатываются слёзы. Однако в этот раз что-то идёт не так. Потому что большие пальцы альфы стирают влагу, он постоянно шепчет извинения, легко касается губами щёк и переносицы, глаз и подбородка. — Ну что ты, что ты, — Джемин зачесывает челку Джено назад и оставляет на лбу особенно долгий поцелуй, — Прости, что напугал, я не хотел так сразу. Не возвращайся туда. Останься со мной. У альфы взгляд умоляющий, руки горячие. В квартире пахнет уютом, вокруг тепло и ощущается безопасность. Ли кивает. Он легко кивает и тянется обниматься. Неуверенно располагает предплечья за шеей На, жмется щекой к его, вздрагивает, ощущая ладони на лопатках. … Отец Джено приезжает с чемоданом. Он долго рассматривает Джемина, но потом кивает и входит в квартиру, ставит чемодан и легко кивает: — Я завтра утром ещё вещи привезу.Будь дома. — Отец? — Джено выглядывает из-за угла, а его родитель только шумно выдыхает, отмахивается и уходит. На втаскивает чемодан омеги в свою комнату, игнорирует вопросы разбуженной мамы, дёргает замок и ловит в руки сложенный пополам лист — передаёт тот в руки Ли, и ловит пакетик с деньгами, с круглой суммой денег. — Джемин, да ответь же! — вскрикивает женщина, бессильно повисая в руках мужа. И только теперь альфа обращает на неё внимание. Он кивает на Джено и поднимается на ноги: — Это Джено. Он будет жить с нами. Мы… Мы встречаемся. Отец уносит мать на кухню, они закрываются и долго спорят, по квартире неуловимо распространяется табачный дым, и Ли снова обнимает себя за плечи: — Мне надо уйти? — Они… — парень оборачивается на дверь и выдыхает, — Они свыкнутся. И ведь, действительно, даже меньше, чем за месяц, мама прикипает к Джено даже больше, чем к самому Джемину, отец иногда пропускает вечерние перекуры. На всё ещё неловко спать в одной кровати с омегой. Потому что руки тянутся, потому что тот сам льнёт, ластится. Он научился справляться в университете, хотя пару раз звонил Джемину, вовремя замечая слежку Волков. Это были напряжённые минуты, но так было надо. … Надо было догадаться, что по весне Тигр даст о себе знать. Выпущенный гулять, тешащий себя лаской с омегой, он теперь был уверен в своём положении. А Джемин ощущал, что будет тяжело. Он пытался договариваться с внутренним зверем обычным языком, строил клетки, но почему-то бамбуковые, игрушечные, временные: Тигр будто со смехом преодолевал их, кружил вокруг На и всё издавал эти свои опасные: — Ур-нАу! Ррр! Альфа прячет себя под ладонями, привыкая к белому свету ванны, когда различает сквозь пальцы светлые ноги с полосами шрамов. Джено чистит зубы перед сном, игнорируя усевшегося на дно душевой кабинки Джемина. И выглядит это так, будто они состоят в браке десять лет, воспитали одного ребенка и уже не беспокоятся о формальностях. — Джено, ты съедешь на время в зал, — заявляет На, поднимаясь на ноги. Он ловит удивлённый взгляд омеги, улыбается тому в ответ: нельзя не растянуть губы в стороны, когда у Ли такие круглые глаза, брови приподняты над веками, под носом почему-то зубная паста. — Так надо, малыш, — Джемин пропускает мимо и через себя это обращения, когда касается бёдер Джено ладонями. Он смотрит и смотрит на больные ноги того, желая исцелить мановением волшебной палочки, чтобы кожа там была чистая, чтобы была белая. — Джемин, а можно я спрошу? — Ли неожиданно сгибается в поясе, принимаясь полоскать зубы, так что На едва успевает отойти, чтобы не провоцировать себе ещё большего возбуждения. — Что угодно. — Твой шрам на плече: откуда? — омега оборачивается и утирается запястьями, машет часто длинными ресницами, — У меня все шрамы… У них нет хорошей истории, но что с тобой? Откуда? — Я же говорил тебе, что я — Тигр? — покружив на месте, Джемин разумно решает, что безопаснее всего вернуться на прежнее место, сесть на дно душевой кабины, так и делает, — Это его память. Точнее… Это напоминание, что я должен быть осторожнее со своими силами. Джено кивает и тянет руку. — Не надо. Стой там. Твоей же безопасности хочу, — отворачивается На, и повторяет, когда омега выходит уже, — Недельку поспишь в зале. Однако этой же ночью такая предосторожность даёт трещину. Потому что постель Джемина, вся его комната, вещи вокруг — всё, всё напоминает о Джено. И Тигр требует себе омегу. Он рычит на Джемина, он рвётся кусать его, и парню приходится снова сражаться с тем. Ночи напролёт На вглядывается в глаза Тигру, повторяя одно только: — Нельзя. Тебе нельзя. Нельзя. А днями срывается, замахиваясь прежним кнутом, пугает и иногда все же бьёт. Всегда больно, рваными полосами, рыча и срываясь на животный крик, когда вернувшись в реальность, физическая боль даёт о себе знать, как и новые раны на теле. Слез нет, давно нет страха, есть только установка: «Это надо пережить», и даже если вот так — через страдания, Джемин готов пережить. … Он задыхается, лёжа носом в подушку. Прошло больше десяти дней, и родители волнуются. Мама и вовсе упала в обморок, когда впервые увидела окровавленные простыни, отец отнёсся стойче. Джемин уверен, что скоро всё закончится, а потому уже не пытается обрабатывать порезы, не пытается пить таблеток. Просто лежит и ждёт. Альфа не ждал, был против, он зол — в комнату входит Джено. Сладкий омега, беззащитный. Он касается его лба осторожно ладонью, что-то шепчет, задирает футболку на спине и аккуратно, едва касаясь, втирает мазь. Та пахнет густой травой, забивая рецепторы. В следующую минуту Джено удивительно спокойно стягивает с Джемина длинные треники, всё также шмыгая носом, продолжает наносить лекарство. — Уйди, — в подушку, — Сейчас же. — Может, мне надо остаться? — сквозь скулеж. — Уходи, или не ручаюсь! — подскакивает альфа. Он в одно движение хватает Джено за плечо и под ребра, опрокидывает того на спину, вжимая в матрас, давит собой: телом, ароматом, Сущностью. Пытается поймать взгляд, но перед своими глазами только пятна: то лицо омеги, то занавешенное окно, то Луна в чёрном небе, то жёлтый пол с поломанными прутьями. Тут и там. И на миг Джемин путается, ударяет по своей щеке, подскакивает с Джено, и с силой опускает ладонь на бедро того, хватает за ногу и под болезненный стон тянет выше, тазом вверх, кусает ягодицу и - ребром ладони под ребра, когда омега дёргается. Альфа замирает, пытаясь осознать, резким, неаккуратным движением откидывает от себя тело и бросается на дверь, но снова возвращается к кровати, рассматривает напуганного Джено, и едва не роняет слюну. Джемин зол как чёрт, как сам Дьявол в Преисподней, и ненавидит Тигра, ненавидит себя, и… Джено всхлипывает. Он поворачивается на бок, прижимает колени к груди, обнимая те, и плачет. Совсем тихо. Как в их первую встречу. Джемин никогда не мог устоять перед слезами. Он аккуратно садится в ногах омеги, а потом агрессивно бьёт себя по ногам, по груди кулаками — как он мог, почему вообще подумал о таком. Как ни странно, но останавливает его Джено, обнимая со спины: — Не делай так! Альфа замирает, но гематомы уже растут на теле новыми ранами, новыми знаками проигрыша самому себе. Ли крепче обнимает, утыкается носом ему в плечо: — Перестань, пожалуйста, пожалуйста. Джемин оборачивается и сталкивается со лбом Джено своим. Прикрывает глаза. Он попадает в лес. Темный лес, тут нет Луны. Прямо перед собой На видит неуверенно шагающего вперёд Тигра. Тот скрывается в тенях, что почти и не видно. В мир врывается звук, тихий, сдерживаемый. И Джемину приходится бежать быстрее, чтобы всем собой упасть на Тигра, прижать того к земле, вдавить всем собой в лесное разнотравье. Сущность кусается и царапается, она вот-вот поглотит вовсе; убьёт тут — уничтожит в реальности. Пронзительный вой прерывает их. Однако Джемин давит на челюсти Тигра, не позволяя тому кусаться и бежать быстрее него. Это требует множества сил, но оно того стоит. Спустя какое-то время они оказываются у дерева, под корнями которого устроено логово-шалаш. На входе сидит и щерится тощий серый волк. Он пытается рычать, защищая своего человека, но такой беспомощный: рёбра наружу, больные глаза и ухо в ошмётки, задняя лапа выглядит обглоданной — поверх белой кости синие жилы и вены, будто кожи нет вовсе, чего уж говорить о шерсти. В ужасе Джемин едва не выпускает своего Тигра из рук, парень роняет собственную челюсть, чувствует мурашки страха по спине. Он в Подсознании Джено. И Сущность того — вот такой Волк, слабый омега, последний из последних, затравленный, больной. Поэтому у Ли в реальности не проходят шрамы, постоянно мёрзнут ноги — его внутренний Волк страдает. Джемин плавно отпускает морду своему Тигру, смотрит на того, готовый в любой миг лично свернуть шею зверю — лишь бы тот не бросился. На готов умереть меж челюстей этого Волка: если он подкрепится, то, верно, самому Джено станет лучше. Альфа отходит от своей Сущности, одним взглядом приказывая оставаться на месте. Он подходит к Волку, рычит не лучше зверя, слышит за спиной ещё более громкий, призывный рык Тигра. Хромая, омега отходит в сторону, прижимая хвост к больной ноге, всё также опасно поглядывая на нового человека. Джемин опускается на колени и вползает в логово, падает вниз, оказываясь в крохотной теплой комнате. Два на два, не больше, всё в коврах, мягких подушках нежных цветов, на некоторых лежат какие-то одежки, детские — различает альфа ползунки, осторожно распинывает другие, когда в этом хаосе находит свернувшегося в дальнем углу Джено. Даже тут Джено плачет, беззащитный, жалкий, спрятавшись. Заметив Джемина, он хватает подушку и прикрывается. Но альфа садится на пол перед омегой, ждёт, пока тот успокоится. Спустя долгое, очень долгое время Ли отбрасывает свой мягкий щит, раскидывает ноги и впивается взглядом в На: — Как тебе? — Я у тебя? — глупо спрашивает парень, оглядываясь. — Я омега, я — слабак. Поэтому любой может сюда проникнуть, может калечить мою Сущность, может калечить меня, — выплёвывает Джено. Его крупно трясёт. И На бы хотел сейчас утешить, но он несколько минут назад сам сделал больно. — Зачем ты пришёл ко мне? Я полностью бесконтролен в эту пору, — Джемин усаживается поудобнее. — Мне стало жалко тебя. Я не хотел, чтобы твоё тело было в таких страшных шрамах. Больно, когда твоей Сущности больно, — омега утирает влагу с лица, такой естественный. — Прости, но… Этот Тигр. Никакого покоя от него нет. Ничего не могу с ним поделать… — Я хочу увидеть его, — глаза Ли распахиваются. — Нет, — становится на ноги. — Я должен увидеть его. Пусть он меня убьёт уже, раз так хочется! Пусть хоть кто-нибудь…! Не договаривает, Джемин не позволяет: хватает за руку и тянет на себя, заглядывает с угрозой в глаза, хмурится, тащит наружу. Они вновь у логова, смотрят на свернувшегося левее входа Волка, на лежащего в метре от него Тигра. Будто между ними возник договор, есть некая связь. Джено осторожно подходит к Тигру, тянет крупно дрожащую ладонь к его морде, постоянно облизывает нижнюю губу, боясь и решаясь. Его Волк подскакивает, стоит, пытается уверенно, хотя и чуть припадает на заднюю лапу. А Ли только ближе и ближе, улыбается на пробу, всё же касается кончиками пальцев лба животного, задерживает дыхание и со всхлипом выдыхает. Ещё шаг, садится на корточки: — Ешь меня. Напряжённо наблюдавший до этого Джемин сейчас оживает, срывается с места, встаёт рядом с Джено, готовясь хотя бы оттянуть омегу из когтистых лап. Только вот его Сущность делает что-то другое. Тигр, порычав какое-то время, тянет голову и бодает ей колено Ли. Омега падает на попу, а зверь приподнимается, чтобы в следующую секунду укрыть того своим телом. Джемин мысленно уже распрощался с собой, с Джено, но открыв глаза, видит только ошарашенно лицо Ли. Омега на пробу запускает пальцы в густую шерсть, начиная тихо смеяться, так невесомо тихо, будто вовсе нет. А потом поднимает голову на альфу: — Он большой. И тяжёлый. Мягкий и красивый. — Он опасный. Будь осторожнее, — Джемин на корточках садится ближе, чтобы с внутренним ужасом наблюдать это. — Он хороший, — кивает Джено, тянет руку к лапам и понимающе вскидывает брови, — Тут ваш шрам. Может, я смогу ему помочь? Когда Ли вскидывает голову, то На отворачивается. Только вот в поле зрения попадает тот самый Волк. Тощий, больной. — А почему ты ему не поможешь? — Я… Как могу, так и помогаю, только что мёртвому — припарки, — с горечью, — Это его ранили другие Волки, я ничего с этим не могу поделать. Если я ранился сам, то он лечил меня. Даже когда мне причиняли боль, он старался помочь. Но я ничего не могу для него сделать, особенно тут. Он так страдает. На задумывается. Он думает как-то глубже и иначе, покидает Подсознание омеги и рассматривает его расслабленное тело в собственной кровати. У Джено красивые ноги, длинные, светлые. Джемин влюблён в них. Не только в них, нет. Ему нравится форма губ омеги, и когда счастливо горят его глаза. Когда Ли тихо смеётся, накрывая ладонью рот, когда, задумавшись, грызет кончик ручки. Когда выгибается в коридоре, завязывая шнурки. Какой-то месяц с половинкой, чтобы Джемина так сильно перекрыло, чтобы он так крепко влюбился и многое узнал, переосмыслил. Он опускает ладонь на бедро Джено, ведёт выше, замирает на подвздошной косточке и ещё выше, на рёбрах, считает ровный ритм дыхания. Его Тигр оказался мудрым. Он нашёл себе самого слабого омегу, чтобы тот показал Джемину Страх, Боль, Невозможность исправить свои ошибки, нанесенные лично Раны. На — идиот. Но сейчас он не знает, как нырнуть обратно, как связаться с Джено, со своей Сущностью. Но ему и так спокойно сейчас, впервые за последние дни. Парень ложится рядом с омегой, обнимает его за талию, и засыпает. … Утром у Джемина в голове миллион идей, и все они — о Джено, для Джено, про Джено. Проснувшись гораздо раньше нужного будильника, альфа лёгкими касаниями будит омегу, трётся носом о плечо того: — Вставай, вставай, пора. Джено льнёт ближе и замирает. Он смотрит на парня перед собой, медленно моргает и спрашивает: — Я могу поцеловать тебя? Сперва Джемин не понимает, но потом вспоминает, и кивает: — Конечно. Да. — Я могу попросить об одолжении? — ещё тише. — Я уже разрешаю тебе, — улыбается альфа, укладываясь рядом, чтобы омеге было удобнее делать всё, что он задумал. — Тогда, закрой глаза и не трогай меня, хорошо? Можно сделать так? — приподнимается на локте. На кивает. Он закрывает глаза, видит темноту. Но даже так перед внутренним взором можно уловить черты лица Джено, его движения: как рассматривает альфу и нервно облизывает губы, поджимает их; как надувает щёки и приоткрывает рот, когда чёлка спадает на глаза; как приближается и легко касается поцелуем. У омеги губы излишне мокрые, мягкие, тягучие. А после первого касания идёт второе, дольше, увереннее. Кажется, Джено учится сейчас. Не только касаться первым, не только идти вперёд — учится что-то чувствовать, мечтать. Джемин сжимает простынь в кулаках, потому что очень хочется коснуться омеги, сжать его в объятиях, целовать в охотку глубже. Альфа приоткрывает губы, намекая, но Джено только играется, втягивая их по очереди, облизывая. — Если хочешь где-то коснуться, то сделай это, — успевает скороговоркой Джемин, немного пугая Ли. — В-везде могу коснуться? — Без дерзости, — вскидывает брови. Джено хихикает. Чёрт возьми, он хихикает. И альфа тает под ладонью в своих волосах. Джено играется его прядями: — Густые, как у Тигра. Вы так похожи. Полюби его. У На дёргается челюсть, но в следующую секунду Ли целует в висок, ниже, к уху, вторую ладонь на груди альфы устраивает, делает так, как сам хочет. Всё внутри Джемина кипит, ему хочется ещё больше, не только поцелуев. Но он держится. Пытка, самая настоящая. И Тигр его спит, будто одобряет. Точно, у На же была идея. — Джено, я хочу помочь твоему Волку исцелиться, пустишь меня? — Ты разве сам не входишь? Джемин скулит от двусмысленности, отрицательно машет головой, приоткрывает глаз, сразу находя румяное лицо омеги: — Я хочу получать твоё разрешение. Я должен научиться нежности. С тобой. Научишь? Снисходительно выдохнув, Джено прикрывает глаза и целует альфу в губы. Чтобы теперь они были в прежнем лесу. В паре метров у логова вальяжно лежит Тигр, и Джемин хмурится: — Какого черта ты тут делаешь? Не ты тут хозяин. Из логова выползает Волк и замирает. Он оглядывается и идёт к своему человеку, льнёт под протянутые ладони, превращаясь в самого обычного пса. На же кривит губы, поглядывая на Тигра, и опускается на колени перед Волком, выцепляет из рюкзака аптечку и наносит антисептик. Животное взвывает страшно, протяжно, Джено ловит его на руки, крепче держа, а Джемин, сведя брови у переносицы, продолжает делать свое дело. Он наматывает бинт, крутит тело волка, как надо, чтобы на животе нащупать гниющие раны и срезать шерсть, выковырять всю чернь. Пару раз парень сплевывает свой желудочный сок, радуясь, что не успел позавтракать. В конце его 'работы' Волк лежит на земле вымученный, перебинтованной вдоль и поперек. Джено сидит рядом, кормит животное с рук. — Тебе должно теперь стать легче? — Мне будет ужасно больно, — отрицательно машет головой омега, поднимает уже сейчас полные слез глаза на альфу, — Я же буду ощущать его боль, когда мы вернёмся. Мне страшно, Джемин. Он так кричал, и ты… Столько бинтов. Даже тут. Я и не знал, что тут… — опускает ладонь на живот и всхлипывает. — Я знал, где искать, — Джемин поднимается на ноги. Он оборачивается на равнодушно лежащего Тигра и рычит на того, получает в ответ никакой реакции, подходит ближе к Сущности: — Ты доволен? Я думал, ты сожрёшь его. Животное отворачивается, как если бы аристократ дёрнул носом на низкокачественную пищу. — Ладно, я был не прав. Ты умеешь быть спокойным, и бываешь полезным. Но не рассчитывай, что тебе многое будет позволено. Парень оборачивается на Джено, который так и не хочет расставаться со своим Волком. Так что альфа кричит: — Я поймаю тебя, чтобы тебе было не так больно. — Спасибо, — одними губами. — А ты, — к Тигру, задирая рукав футболки, — Это наш с тобой договор, наша кровавая подпись, напоминание. Сущность становится на лапы и обходит его. Нет. Проходит сквозь. И Джемин ощущает её возвращение, её силу, её мудрость и уверенность. Альфа подскакивает на кровати и хватает на руки бессознательного омегу. Он несёт его в ванну и садится на крышку унитаза, ожидая пробуждения. Под руками обезболивающие препараты, вода, бинты и всё прочее. — Ааааа! — Джено скручивается в руках, скребя себя пальцами под рёбрами, а Джемин едва не роняет его на ледяной кафель. — Я тут. Тише. Кричи, если больно, я рядом, всё в порядке, — На не мастер успокаивать, он из тех, кто заступится и пойдет дальше, но сейчас что-то надо делать, говорить. Он всё же ставит омегу на ноги, поддерживает со спины, целует плечи и спину, потягиваясь за препаратами. Когда Ли сгибается во второй раз, то Джемин кидает на пол полотенце, укладывает Джено на бок и устраивается рядом, гладит по голове, спине, бёдрам, говорит и говорит. — Воды? Сможешь выпить? Одну таблетку? Омегу крупно трясёт, но альфа оставляет его на это время. Срывает ящик с гвоздей, вытряхивая на пол пачки и блистеры, находит нужный и достаёт таблетку, пихает пальцем меж чужих губ, даже не напоминая глотать. Только теперь видит кровь по ногам. Старые раны были раскрыты, и, чёрт, ими надо заниматься. Дав себе пару пощёчин, парень приступает. После работы с Волком кажется проще, только Джено кричит болезненнее, цепляется и брыкается: с ним надо договариваться, успокаивать. И всё это дело растягивается на часы, которые для двоих летят незаметно. Спустя которые Ли часто дышит, мокрый, иногда почти хрипит, но пьёт теплую воду, когда На только умывается под краном на кухне. Ему ещё предстоит наводить порядок в ванне, и надо как-то потеплее укрыть Джено, покормить его чем-то, наверное. У самого руки дрожат, самого крутит, выворачивает. — Дже-Дже… — зовёт Джено, а Джемин оказывается рядом, сразу обнимает и готов нести куда угодно, делать, что скажут, — Спа-… — Я понял, выдохни, — сам же облегчённо выдыхает. — Лю-люблю тебя, — успевает сказать, а потом уже намекает на пустой стакан трясущимися руками. На наливает ещё воды, и ещё. Предлагает туалет, и помогает даже тут, полностью отрешенный от происходящего. Он возвращает Ли в свою комнату, в свою кровать, целует в лоб: — Отдохни. Я должен убрать. Уже поднимается, но вспоминает, возвращается и коротко лижет в губы: — Я влюбился в тебя с первого взгляда, Джено-я. Это давно взаимно. И я рад, что ты остался со мной. Что мы пережили эту боль. Отдыхай. Джено кивает и почти сразу вырубается. ... Едва объяснив родителям, Джемин срывается из их комнаты в свою на крик. Он замирает в дверях, когда Джено ставит в известность: — Больно! Болят ноги! Мне больно! Отец отталкивает его плечом, протягивает стакан воды и таблетки, ладонью мерит температуру и спрашивает: — Что насчёт больницы? — Джено, тебе стоит поехать, — оживает Джемин. И Джено кивает. … Машина скорой помощи летит по незаполненным ночным дорогам, врачи реанимации ставят капельницы, задают сотни разных вопросов, поддерживая пациента в сознании и уточняя диагноз. … Джемин мечется, кружится, под руками, под ногами, под дверью и вдоль коридора. Если бы он воплощался Тигром, то зверь бы бешено мотал хвостом, в нетерпении ожидая результатов, сушил бы клыки, готовясь защищать омегу и кусать самому себе лапы. Парень растирает лицо ладонями на новом круге и едва слышно рычит. Его останавливает отец, пытается усадить — домашнему коту, ведомому любопытством, не понять всей гаммы переживаемых чувств опасной тревоги, дикого страха и уровня ответственности, когда шаг в сторону сродни потере. Лишь спустя пару часов Джено оставляют спать в общей палате, вторая койка у входа, с капельницей и под прибором. Кто бы мог знать о растяжении реберных мышц, о… О другой боли, глубже, старее. Удивлённо моргая, врач методично зачитывает список старшему господину На, на его реплику «Мы же вовремя?» пожимает плечами и уходит отдыхать. Свернувшись у Джено в ногах, укрывая их своей курткой, Джемин так и засыпает тут. Он отслеживает, когда приходят дежурные, медперсонал, моргает на них, ловит каждое движение, отключается только когда они остаются вдвоём. ... В больнице пахнет медикаментами, совсем немного — чужими ароматами, изредка кофе из автомата. Но тут кажется безопаснее. Тут Джено долго молчит, сонно моргает, вяло улыбается на вопросы Джемина и его прикосновения — врачи говорят, что это от таблеток, а может, что и от шока, что нужно время. И через неделю, когда студент На соизволил появиться в университете, оформить прогулов на двоих, заполнить Академ за Ли Джено по полученной выписке от врача, вернувшись в больницу, парень ловит не себе более живой, осознанный взгляд омеги: улыбается робко, смотрит со своего прищура, тянет руки: — Джемин-а? Джемин закрывает дверь и скидывает все нужное и ненужное тут же на пол, устраивается на койку рядом осторожно, как к фарфоровому касается, будто никогда прежде нельзя было, проводит носом по щеке, чтобы услышать тихое хихиканье, то самое, чёрт возьми. Джено насквозь пропах химозой медикаментов, у него сухие губы с белым налетом, но тон лица румянее. — Ты лучше? — На скидывает обувку и подтягивается на руках, чтобы устроиться рядом, обнять; сейчас бы пригодился хвост его Сущности, чтобы согрел и коснулся там, где не хватает рук, где будет неприятно ногами. — Я живой, всё ещё, — промаргиваясь, отвечает так, будто не верит сам, улыбается тут же, отвернувшись. Теперь улыбка другая, новая. Впавшие щёки меняют её, делают не такой: альфа бы хотел вернуть прежнюю, он бы хотел видеть ту круглее. — Тебе на реабилитацию ещё месяц. Кто бы мог подумать… — Джемин трётся лбом об висок Джено, спускается ниже и протискивает руку под шею, чтобы полностью в свои объятия, — Неужели ты не чувствовал? Или … Как ты терпел? — Я не успевал осознать, — тускнеет, долго осматривает приевшееся пространство палаты, когда чуть дёргается после шумного выдоха, озарённый недавними важными новостями, — Но сейчас будет лучше. Я даже спросил кое-что. — Что? — Ничто не повлияло на мозг: я могу учиться дальше. И я могу… Я могу иметь детей, — поднимает глаза на альфу, краснеет скулами. Джемин на это свои глаза закатывает и улыбается легко и неловко, прокашливается под смешки, потом ещё раз и всё ищет, ищет тему, куда соскочить: — Ну, Ли Джено, понимаешь, я не то, чтобы не готов, но я бы хотел, чтобы мы хотя бы перестали кошмарить моих родителей. Да. Представь, что будет с мамой, когда она застукает нас. О, это будет… Сильно это будет. Да, Джено, я очень рад. И если это не к спеху, то мы могли бы отложить?... Поглощенный своими фантазиями, альфа не чувствует мурчания в собственной груди, не слышит сдерживаемого смеха омеги под боком, не видит, как вошёл дежурный врач и замер с ручкой в руках, не способный прервать молодого человека. … После выписки Джено долго не находит себе места. Ему тяжко сидеть взаперти и жить, подобно домашнему питомцу: ждать семью На от завтрака до ужина. Мама Джемина предлагает ему устроиться в свой офис на небольшую должность, малоприметную и не отягащающую. Подумав, парень согласился, и тем же вечером, обнимая со спины Джемина, пока тот готовил себя к завтрашнему дню у зеркала ванной, оповестил: — Я буду обеспечивать нас. — Хорошо, только не переусердствуй, и не забудь про учебу. Джено не забывает, проходит в свободное время курсы, читает, когда Джемин тут же рядом выполняет свои задания. Они идут почти нога в ногу, но в разные сферы и немного по разным тропам. И каждый хотел бы быть ближе. Не только в этой метафоре, хотелось быть физически ближе, когда желание падает на голову особенно тёмными ночами, когда на выходных хочется валяться дольше в кровати, когда сериал приедается со своими тупыми героями, которые никак не могут поговорить и просто жить вместе счастливо. Но омеге рекомендовали поберечься и тут, а сам На боялся даже ласкать его: только мучал, убивал медленно поцелуями по коже их обоих, сжимая до судорог ткани одежды или постельного белья. … — Пошли потанцуем? — как-то неожиданно спрашивает Джемин, сидя в кафетерии напротив Джено. — Прямо сейчас? — оглядывается омега. — Вечером пойдём на дискотеку. Пойдёшь? Всего пара часов. Думаю, что ты никогда не был в подобных местах. А ведь Джено не был. И он пялится на переодевшегося альфу, поражается: где тот хранил эту блестящую рубашку, и откуда у него есть вторая, не менее кричащая и более развратная, которую кинул в руки омеге: — Это твоя. Растерявшись, Ли без задней мысли прямо тут же и переоделся, запутался в завязочках и шнурках в кроссовках, потерялся в свете и ароматах клуба, едва не упустил Джемина, когда толпа каким-то образом решила всей массой сдвинуться к правой стене. К концу вечера, в начале второго ночи, подвыпивший На вдыхал Джено, зажимая того у лестницы на второй этаж здания, клацал зубами, сам же повторял: — Нельзя. Совсем нельзя. И сам же целовал, давил грудью на чужую, оглаживал бёдра и сдавливал талию. Омега был хоть и трезвым, но плыл сознанием, плыл от напора, от власти всего Джемина, от воли его Сущности. Охранник хлопает На по плечу и, дождавшись, пока тот обернется от объекта своего сумасшествия, кивает на дверь. Что же, им пора идти домой. Но дома продолжения не следует: то ли сам факт присутствия где-то тут родителей Джемина влияет, то ли оба трезвеют. … На день рождения Джемина Джено дарит тому серебряную цепочку тонкого плетения. Она немного 'женская', как отметила госпожа На, но на запястье альфы села идеально. — Вся твоя зарплата? — кивнул На, поглаживая подарок указательным пальцем, разглядывая кругляшки под 'лапу' на карабинчике — крошечная деталь, которая меняла целиком посыл подарка и описывала владельца. — Не вся. Да и куда мне ее тратить? Почему не тебе? — Ли сел рядом, устроив подбородок на чужом плече. — Это так… Трогательно? — парень ощущает кивок и улыбается, — Спасибо. Он поднимает руку, ощущает холод металла, который сползает ниже, касается ладонью челюсти омеги, поглаживает большим пальцем щёку и коротко чмокает: Джено падок на любые касания, отлетает за секунду от поцелуев — ему подобное, как лучшая благодарность и высшая признательность. … Перед возвращением в университет, Джено нервничает. Он хорошо знает программу, многое помнит, но больше прочего — боится. Он нервничает и уже дважды устроил сцены, умоляя Джемина не тащить 'туда', за собой. Альфа непреклонен, суров, психует и уходит в зал. Выражается матом, когда отец ночью курит прямо тут же на подоконнике: — Да сколько, блять, можно? Отец! Мужчина спокойно стряхивает пепел за окно и говорит то, зачем пришёл сюда: — Чего ты к нему привязался? Пусть поступит в колледж попроще, отучится на кого-нибудь. Или и дальше работает у жены в офисе, как у Христа за пазухой. — Он умный. Он может хорошо работать, может зарабатывать, — парень встаёт перед отцом, — Не будет же он вечно прятаться от других Волков? Мне взаперти его держать? Пусть перебарывает страх, учится заступаться за себя. Пока я рядом, пока я ещё учусь и могу его прикрыть, он должен справиться. — Он же омега. У него даже Сущность — омега. Он просто не может, отстань от него, — мужчина затягивается снова и сплевывает на улицу. Джемин выдирает сигарету из пальцев отца, кидает ту за окно и закрывает: — Надоел. И Джено справится. Пусть истерит, сколько влезет. Я себя сожру, но он должен справиться. И Джено вынужден справляться. Он носит в кармане ключи и перцовый баллончик, у него всегда заряжен телефон, на экстренном стоит номер Джемина, потом — его матери. У омеги теперь новая группа, новые одногруппники мало им интересуются, а спустя время даже тянутся за помощью: у Ли хорошо варит котелок, он объясняет просто и понятно, кратко — чтобы поскорее отстали, а ещё редко кому отказывает. У него заводится один близкий друг, Чжон Ченле, омега, «хорёк» — оценил того На при первом знакомстве, тут же услышав в ответ: — Хорза! Ченле оказался с гонором и прытью, собачьей преданностью и хищными повадками, которые вторичный пол всё же смягчал. О, Джемину этот Хорза даже понравился, особенно после того, как альфа доглядел за тем заботу к своему Джено. Так Ли смог перевестись на второй курс, всё же обходя некоторые зоны и пробегая мимо аудиторий. … В каникулы Джемин решает наградить их обоих. Его терпение не резиновое, да и Джено уже не прежний трус, полностью здоров, как и внутренний Волк, ему теперь можно всё. И альфа снимает им номер отеля на пару дней. Так, на пробу. Ведёт омегу за собой, объясняет зачем это всё, почему на полу лепестки роз и выключен свет, только светодиодики под потолком дарят мягкий сиреневый. Джено хочет, но боится. Ему страшно до трясучки от любых касаний, от своих же стонов, когда джинсы съезжают по ногам, и когда ладони На разводят колени в стороны. — Можно не сегодня? Пожалуйста, не сегодня, — Ли падает затылком на подушку, пряча лицо под ладонями и едва не воет, когда Джемин не совсем слушается: целует низ живота, поднимаясь выше, давит пальцами на ягодицы. — Чуть-чуть, совсем не больно, — На заглядывает в глаза и ломает брови, умоляя. Получив отказ, едва не сходит с ума. Тигр рвется наружу, чувствуя себя обманутым. Животное рычит на Джемина и всё примеряется для опасного прыжка, но парень первым делает шаг и рычит громче: — Сел и успокоился. Тебе сказали 'нет'. Сидеть. Тигр недовольно рычит, обнажает клыки. А На возвращается в реальность с лёгким касанием к плечу: — Можно мне…? — не договаривает. — Что? — не может догадаться Джемин. — Можно я начну? Только не дергай меня, — Джено поджимает губы. — Давай попробуем. Я постараюсь, — кивает На. Он пытается расслабиться, закрывает глаза. У Джено горячие руки, дрожащие пальцы и шумное дыхание. Омега любопытно раздевает альфу, стопорится на ремне брюк. И На помогает, приподнимает таз, ноги, откидывает с себя рубашку куда-то, ложится обратно и предлагает снять боксёры, но Ли отнекивается. Он снова тормозит, касается ладонями, ощупывает так, будто не было этого года, будто не спят каждую ночь в обнимку, будто уже не видели друг друга обнаженными и слабыми. Джемин рычит, когда Джено проводит языком меж рёбер, когда ласкает через оставшуюся на теле ткань ладонью. Такой неуверенный, делает неаккуратно, даже больно, так что альфа подскакивает и перехватывает: — Давай я покажу, как лучше сделать? Джено кивает и, часто облизывая свои ставшие пухлее и алее губы, широко раскрытыми глазами наблюдает за работой Джемина, присоединяется, повторяет, спрашивая: — Так? Вот так? — Целовал бы ещё, — хрипит альфа, запрокидывая голову, и Ли прижимается к шее с поцелуем, втягивает кожу в небольшой засос. Он долго ещё наблюдает за изменениями на лице Джемина: от напряжённо сведенных бровей, от широко раскрытого рта и шумных выдохов, от частых-частых вдохов, от расслабления каждой мышцы и до блаженства по шее, что сходит, когда вена возвращается в прежнее, 'гладкое' состояние. Вытираясь, Джено делится этим опытом одним простым словом: — Красиво. Но следующим утром Джено не отказывает. Он начинает сам, будто проснулся заведённым, даже Джемин не сразу соображает, что надо делать, а потом уже меняет их местами. Перебивает омегу в поцелуе, когда светлые руки пытаются оттолкнуть от собственных эрогенных зон, касания к которым даже Волка сводят с ума: — Позволь мне сделать своё дело. — Так остро, — скулит Ли, вновь извиваясь в кровати, избегая. — Всё хорошо. Дай мне сделать тебе приятно. Будет щекотно, будет… Наверное, да, остро, — лижет шею, ставит метки, с трудом успевая до момента, когда Джено зажимается, — Но тебе будет хорошо потом. Обещаю. — Это всегда так? — подрывается и цепляется за плечи Джемина, останавливая. — Что? — Сначала больно, но потом становится легче? И жить становится хорошо? Неуместный вопрос, совсем не о близости. Но На кивает: — Нужно уметь пережидать это. Мы справимся. Мы столько всего прошли, сейчас не время отступать. — Да. Да не время, — Ли ложится снова на спину. Но весь зажимается, хохочет от касаний, от поцелуев, а потом всё же стонет. Джемин языком проводит по всей длине, больно держит за бедра и опускает подбородок до матраца, чтобы лизнуть ниже. И теперь хочется больше, любопытство берёт своё, Сущность внутри раздирает ему предплечья и ноги, заявляя о своих правах, о необходимости присутствия. Джемин кусается, уже не сдерживаясь, старается быть медленнее для Джено, старается сделать всё правильно, но омега такой красивый сейчас, уже единожды излился и снова вот-вот. Не хочется отставать от него. Альфа кое-как вспоминает о защите и раскатывает латекс по члену, укладывается с омегой на бок, держит под коленями и под шеей, предупреждает короткими частыми рыками перед проникновением. По комнате раздаётся тонкий скулеж, и Джено выгибается в позвоночнике, удивляясь новым ощущениям, цепляется за простыни, за руку На на своём поднятом колене, и всё равно дёргается на толчках. Он утыкается носом в матрац, немного переворачивается и на выдохах слишком громко делится своим блаженством. Ласкает этим слух Джемина, а альфа и без того готов кончить от этого голоса. Но сейчас звучит особенная симфония, и в мире есть только двое их, сплетение их ароматов и единение тел, что с каждой секундой всё теснее и горячее. — Дже-мин! — кулаком в матрас, как предупреждение. И утро плавно стало днём, перетекло в вечер. Под понимающим взглядом администратора, Джемин продлевает их время на ещё два дня, за которые заново знакомится с Джено, позволяет тому проводить над собой жестокие, но такие сладкие эксперименты. … На свои двадцать пять лет Джено получает в подарок предложение альфы стать новой семьёй. На делает это не романтично, и даже не за завтраком, а просто встретив омегу после работы, взяв за руку и кивнув на детскую площадку перед офисом: — Ты давно не задумывался о наших детях? — Иногда думаю, — кивнул Джено. — Тогда давай распишемся? На регистрации нет родственников, только они двое. И празднуют также: в своей квартире, после крепкого вина, всю ночь проведя в стараниях над созданием новой жизни. Которая радует своими первыми признаками только летом. В августе доктор, поправив очки, указал третий месяц и выдал два листа рекомендаций, прочитав которые, Джемин едва не поседел. Осенью альфа установил в зале новый телевизор и был активно занят разбором инструкции, а потому на первый зов омеги только отмахнулся, дав обещание подойти чуть позже. Это 'чуть' растянулось на час, за который мужчина успел написать матери, что всё в порядке, и даже глянул игровой ролик, после которого только вошёл в их спальню. — Иди, иди сюда, — машет ему Джено. Омега двигается выше по кровати и стучит указательным пальцем по виску: — Давно ты тут не был, да? — Там что-то изменилось? — Джемин целует в висок и прикрывает глаза. В Подсознании Джено прежний лес, то же логово-шалаш под деревом, которое сторожит окрепший Волк. Он дышит часто, высунув язык, чем удивляет и Джемина, и Тигра. Нырнув глубже, омега показывает Джемину изменившуюся комнату: тут стало совсем темно, но на потолке серебрился белый круг. Джено садится у стенки в мягких подушках, тянет альфу устроиться рядом и кивает на потолок: — Я кое-что заметил. — Стало темнее. Всё в порядке? — волнуется. — Да. Это… Это сначала пугало меня, а потом я понял. Думаю, что ты тоже поймёшь. Спустя какое-то время вокруг них возникают тени. Они кружат по комнате, переплетаясь и меняясь. В белом круге на потолке отражаются совсем иначе, будто семихвостыми чудовищами, но на самом деле, там лишь одна Сущность. Новая. Ещё не рождённая. Джемин становится на ноги и выпрямляется, тянется рукой к пятну света, обводит ладонью очертания тени и оборачивается на супруга: — Это наш ребенок? После кивка ноги дают слабину, альфа падает на пол, всё также разглядывая кого-то будущего. — Я гадаю: кто это? Как ты думаешь? — игриво спрашивает Джено. — Я не знаю, — оборачивается, но вновь поднимает голову и тянет руку, очерчивая нужные линии, рисует над головой зверей, — Вот так: Собака собакой, морда такая ещё. Но это может быть и Лис, и Медведь. Это точно хищник. Глянь, какие сильные задние лапы! Альфа перебегает и падает рядом со своим омегой, чтобы точно обрисовать тому своё видение. — Я надеюсь, что это не Волк, — выдаёт Джено, — Пусть будет Пёс, Рысь, кто угодно — но не Волк. — О, ты не сталкивался с Леммингами? — смеётся мужчина. — Джисон Пак — Мышь, о чём ты? — слегка бьёт мужа по плечу, ещё раз, — Как только они уживаются с Ченле? — Какое нам дело? — Джемин обнимает Джено за плечи, будто заворожённый, всё не отрывая взгляда от потолка. С месяцами тень не становится чётче, но оба На убеждены в хищной натуре будущего ребёнка. ... На выписке Джемин видит крошечный комочек, дёргает носом на сына, читает 'омега', и переводит взгляд на супруга. Джено выглядит не очень, но держится. Он стойко держится и позже, когда бытовуха и бессонные ночи убивают альфу. И впервые его Сущность прячется. Возвращаясь в прежние джунгли, вернув Тигру ими двумя любимое озеро, Джемин целенаправленно ищет зверя, откапывает того из-под веток и тянет со всей силы за хвост: — И почему ты прячешься? Ты?! Чёртов большой кот! Ты — трус! Мужчина подрывается с кровати на плач сына, качает кроватку Юнмина, напевая популярную на радио песенку. Он слышит, как по квартире шлёпает босыми ступнями Джено: — Может, голодный? Но альфа отрицательно качает головой, когда через несколько минут ребёнок засыпает. … Страх Сущности перед ребенком позволяет Джемину дышать спокойнее. Он игнорирует неприятные запахи в одолженной машине, отмахивается, когда Джено говорит про подгузники и предлагает купить освежитель. Альфа потом разберется: пусть его омеги сейчас займутся своими делами, пройдут всех врачей, потом они втроём прогуляются на набережной, и только после Джемин разберётся. Один. Так спокойнее. Мужчина равнодушно переносит планерку, подколы коллег, игнорирует звонки мамы, смс-ки супруга 'все пропало, что делать? ' — через полчаса получая следующие формата 'все решилось выдыхай'. Старший коллега даже спрашивает: — Ты на таблетках? — Нет. Я вроде как… Счастлив. Успокоился, — пожимает плечами. … Джемин смотрит на годовалого сына в колыбели и сворачивает в ванную. Прямо в центре стоит надувная ванна, в виде бочки — самая лучшая их покупка после квартиры. У Джено закрыты глаза, в воздухе стоит пар, аромат взрослого омеги, смешанный с солью и какой-то травой, ветви которой плавают по поверхности воды. Джемин черпает ковшом и сливает несколько раз в раковину, раздевается под прищур супруга и садится напротив, передергивая плечами: — Иди ко мне. — Я не хочу, — отрицательно машет одним только указательным пальцем, — И не заставишь. — Просто хочу обнять тебя, — утопает по шею и снова протягивает руки. Омега перебирается к нему на колени, обнимает крепко, и сам же ластится первым, целуется. Извернувшись, укладывается на грудь альфы, цепляется за хилые бортики и шире раскидывает колени, позволяя чуть больше простых объятий. Джемин дорвался. Ему давно уже хочется. Носясь с Юнмином, Джено стал сильнее, его ноги и руки стали крепче, жёстче. Теперь он был мягким там, где положено, и стал упругим, там где хотелось На. — Ты совершенен, — Джемин прикусывает мочку уха супруга, проводя ладонями по внутренним сторонам бедер того, раззадоривает. Получив достаточно, альфа первым выбирается, помогает омеге, забывает вытереться и тащит того на руках в их спальню. Падение выходит шумным, но Юнмин спит богатырским сном, не иначе, лишь под утро вспоминая о родителях. … Джено возвращается на работу и не справляется. Ему всё кажется, что Юнмину будет трудно в садике, что сам он устарел для этих программ, и новые сотрудники лучше знают. С каждым днём нагрузки всё больше и больше. Джено даже не сразу замечает, что это Джемин ему готовит, что собирает обеды, что забирает ребёнка с садика вечером и по выходным устраивает дни глажки. Некогда бешеный Тигр превратился в тихого домашнего кота, абсолютно бесполезного при том, так что альфа справлялся сам, как умел, как считал нужным, как ему подсказывала логика. Но Джено плачет. Он омега, по всем параметрам, и он хочет сдаться. Он делает это тихо, чтобы ни сын, ни муж не слышали. Сворачивается в углу кухни, под тумбочкой, пытается успокоиться. Джемин всегда был падок на слезы, всегда ломался, предчувствовал. И видеть мужа вот тут странно. Мужчина оглядывается на коридор: их сыну три, это возраст, когда уже многое видишь, две трети запоминаешь, но не осознаешь — это придёт позже; а значит, сейчас нужно быть осторожнее в словах. И Джемин вытаскивает Джено из квартиры на руках, несёт на лавку под подъездом, падает и растирает бицепсы, хмурится: — Ну что это было? — Я хочу уволиться, — с блеском слез в глазах. — Нет, — как отрезал, — Не прошло и квартала. У тебя адаптация, Джено. — Я не справляюсь там с прежними обязанностями, — начинает оправдываться. И Тигр все же рычит. — Нет, — мужчина сжимает колено супруга, не позволяя говорить больше, — Ты привыкаешь. Тебе нужно просто вернуться в прежний ритм. Ты можешь, я знаю, — оборачивается и усмехается с их совсем не прогулочного внешнего вида: сам сидит в семейках, а омега так — в теплых потёртых трениках и майке, поэтому альфа обнимает-укрывает, — Мы справляемся. Тебе просто нужно привыкнуть. Не сдавайся сейчас. У тебя хорошая работа. Престижная. И зарплата. Джено в его руках дрожит. Он вынужден принимать эту правду и соглашаться. Но омега ощущает себя ветхим, ненужным и ещё: — Будто я мало делаю для тебя с Юнмин-и. — Ты думаешь, играя с детьми в садике, ему сейчас до этого есть дело? Он учится миру, жизни. И твоей любви утром, книжек перед сном ему хватает, — целует щёку, — Между прочим, я тоже хочу участвовать в его воспитании. И Джено изворачивается, чтобы касаться губами губ напротив, лизать челюсть и обнимать руками за плечи, перебраться на колени и обнаглеть до криков бабки с первого этажа: — Молодежь! А ну перестали! Вам тут не публичный дом! Джемину не стыдно, ему с Джено весело. И с таким настроем омега держится не только полгода, но целый год, и второй. Да, он не продвигается по карьерной лестнице, не рискует и избегает по понятным причинам корпоративов, по мере необходимости берёт больничные на Юнмина и не замечает, что ему уже тридцать пять. … Омега видит зрелость в Джемине. Он замечает это как-то внезапно, вечером в ванной, когда альфа чистит зубы, слушая о тяжёлом дне супруга. Джено заикается на полуслове, склоняет голову к плечу и тянется ладонью к волосам Джемина, приподнимает пряди тут и там, чтобы убедиться: — У тебя появились седые волосы. Альфа сперва пропускает мимо, а потом осознает. Он ловит взгляд мужа в отражении и теряется. Там не испуг, но любопытство, удивление. Осторожными движениями Джено возвращает прическу в прежнее положение, но потом ерошит — они все равно идут спать. Только Джемин не оставляет эти жесты без внимания. Он с трудом дожидается выходных, отправляя Юнмина к родителям, и уединяется с мужем. Это не скука, не горячее желание. Происходящее в этот вечер — новое открытие, другой вид касаний, возвращение к их первым игривым кинкам, а спокойный Джемин — то ли заленившийся, то ли просто ласковый — делает секс безопасным, балансируя их на грани. … Юнмин делится шёпотом, что видел белого щенка во сне: — Пушистого! — трясёт ручками. Джемин трёт подбородок и открывает энциклопедию по породам собак, чтобы вместе с сыном найти нужную. Не веря своим глазам, читает громко: — Самоед? Самоед, серьезно? Сынишка смеётся, а Джено перегибается через диван, чтобы облегчённо выдохнуть и тыкнуть пальцем в нос иллюстрированного животного: — Он большой. Думаю, что ты будешь в безопасности с ним. — Да, малыш. Только это — щенок, с ним надо играть, и его надо дрессировать, — добавляет альфа. А его муж дёргается: с плеча Джемина так и не сошёл шрам. И слова его, хоть и верные, но отдают холодом пережитого. Тем же вечером, пропуская его серебряные пряди сквозь пальцы, Джено просит: — Научи его дрессировать собак. Только не больно, не жестоко. Мужчина хмурится: — Ты волнуешься? Что он будет жестоким? — Да. — Воспитание Сущности воспитывает и характер. Даже если через боль, — Джемин садится, оказывается моментально обнят со спины, горячий шёпот в ухо: — Я понимаю, но… Исправь в нём свои ошибки. И не повторяй. Наверняка, можно что-то придумать. Юнмин — омега, он мягче, он сможет делать иначе. В словах супруга альфа находит мудрость. Он не смеет проникать в Подсознание сына, даже не пытается, и осторожничает, чтобы не попасть случайно. Но объясняет ребенку простые команды, учит быть начеку, учит быть осторожнее. Юнмин послушный, внимательный. Он чем-то напоминает Джено внешне, и чем-то характером — в отца. Ловко избегает драк, но не может выучить тупой стих который час, доводя Джемина до ручки, а Джено — до слёз. Сложно воспитывать детей. Даже госпожа На не помогает, запивая таблетки от давления. Решение находит отец Джемина, резко став любимым дедушкой у мальчика. Спокойный старик с белой головой слушал его часами, рассказывал о своём детстве, дразнился, делясь секретами сына, легко вкладывал хорошо прожеванные знания Юнмину и продолжал курить, забравшись на подоконник. — И как ты только это делаешь? — рядом усаживается Джемин. — Я просто позволяю ему делать то, что он хочет. Я говорю ему: не учи стих, расскажи мне о нём. И он запоминает, пересказывая, пока гоняет машинки по полу. Он не замечает, и ему нравится, — шмыгает носом и закрывает окно, — А ещё он рассказал о своём щенке, дал ему имя и теперь воспитывает. Джемин скребёт подборок, но кивает. Он оставляет Юнмина у родителей на необходимое время, уделяя всего себя супругу. Раскачиваясь в руках альфы, Джено вдруг спрашивает: — А что, если мы пойдём за вторым? — Я уже седой, — смеётся и останавливает движения, крепко сжимая ягодицы омеги, — Тебе так сильно хочется? Мы разве справляемся? — Я не знаю, — отрицательно машет головой, — Я бы хотел, но… Меня пугает, что будет дальше… — Так, всё, кончай тут, и кончай там, — Джемин со смешком прерывает этот эпизод. О разговоре больше ничего не напоминает, оба На списывают на жар течки, и приглядывают за Юнмином. ... Казалось, будто вчера Юнмину только семь, а сегодня — десять, но нет, омеге уже четырнадцать, он впервые бунтует и запирается в комнате. Юнмин каким-то чудом достаёт даже зверя внутри отца, и тот выламывает дверь, обещает сорвать плакаты со стен и повесить на окна решетки, чтобы: — Никаких 'я сбегу с Дэджуном' в этом доме!!! Альфа носится по коридору, руки чешутся, он наблюдает из-за угла, как Джено пытается говорить с сыном. А Джемин себя не узнаёт в этом возрасте: да, был злым и жестоким, но чтобы лететь за каким-то, кем-то, чем-то… Но единственная его слабость — это всё ещё слезы. Стоит услышать, и отпускает, гнев сходит на нет. И мужчина садится под кроватью сына, неловко начинает объяснять про первую любовь, про глупости, про ошибки. Он говорит ровно и уверенно, порыкивая, когда Юнмин собирается сказать. Это Джено теперь находит в супруге мудрость: видит силу своего альфы, поражается его выдержке даже после устроенной сцены, и восхищается смирением. Рассматривая притихшего сына, омега протягивает руку и поглаживает супруга по голове, подбадривая. Потому что Юнмин как-то резко вырос, стал другим, становится самостоятельным человеком со своим характером, своей Сущностью. И его родителям надо заново с ними двумя знакомиться. — Я не ожидал, что ты вернёшься, — шепчет Джено перед сном. Джемин зло дёргает подбородком и выключает видео на телефоне: — А как иначе? У него — преданность. Разрушив это однажды, больше вряд ли что получишь. Зачем ему терять такое замечательное качество сейчас? В четырнадцать? Кидает телефон на тумбу и оборачивается к Джено: — Я хочу, чтобы он видел все свои грани и умел ими пользоваться, чтобы был осторожен. Конечно, он наворотит и без нас, но пока есть хоть капля влияния, я должен постараться. Омега завороженно моргает, глядя ему прямо в глаза. — Чего? — Такой сексуальный, когда говоришь так серьёзно, — выдаёт Джено. И ещё тысячу комплиментов Джемину до самой свадьбы их единственного ребёнка, получает миллион крохотных ответов в словах и жестах до совершеннолетия внука. … Сильный нуждается в слабом, чтобы проявить свою силу. Но чтобы сохранить в себе человечность, необходимо научиться терпению. Оно придёт через боль, и следом за любовью.