Коагуляция

      Вот что Барри имел на текущий момент, застыв на диване, как манекен с перекошенной мордой и отрешённо-бешеным взглядом, сверлящим точку в пространстве перед собой.       После «пятнадцати минут славы», продлившихся аж целых три ярких года, Стив, вероятно, надолго обосрался с карьерой по полной программе в самой дебильной из возможных манер, когда умудрился нарушить контракт и дорваться до иска от третьесортного клоуна из режиссёрского кресла, — раз.       Придурок Кимми, который только и грезил о крахе идеи с порно, сейчас заткнул жопу пальцем, хотя до этого успел не к месту подкинуть говна на лопате в общую кучу, дав согласие Шоне вписаться в рехаб, — это два.       Стивен №1 вышел на свет впервые с семьдесят пятого и, охренев от нового образа жизни, а точнее от того, во что она, эта некогда достаточно консервативная жизнь, превратилась (по его мнению, явно в полный пиздец), предпочёл свалить обратно в глубокие уровни подсознания и отсидеться там — три.       Стивен, и без того выходивший на свет чуть ли не реже Стивена №1, явил очередные переживания миру и тут же канул непонятно куда, то ли изгнанный, то ли подавленный, то ли съеденный...       «Мной, — раздалось внутри головы. — Отметь-ка это четвёртым пунктом, сраный любитель еженедельных итогов, и не забудь напомнить себе о вечерней прогулке по закоулкам того потрясающего квартальчика пиздоглазых мигрантов, особенно о том, как ты размозжил череп бедного парня, потому что он спросил, а не пидорок ли ты часом. Запишем это в дневничке под номером пять?»       Барри выплюнул пару ругательств. Значит, не показалось: он здесь. Только, судя по ахуевше-саркастично-надменному тону, это не простой паразит, а большой такой, отожравшийся бычий цепень там, например, или даже свиной. Солитёр, короче, блядь, чтоб его.       — Да пошёл ты, — прорычал Барри сквозь очертившийся злобный оскал. — Убийство — твоих рук дело.       «А реакция-то была не моя».       Барри сжал челюсти настолько сильно, что слегка выступающие из верхнего ряда клыки впились в нежную слизистую нижней губы, оттопыренной от гнева и ярости.       «Осторожно, — лукаво протянул Аллен, — этот ротик принадлежит не только тебе. Ты же знаешь, как наша знаменитая порно-блядь, ахуеть-какая-звезда по имени Стив любит сосать им члены боссов-продюсеров?»       — Что? — ошарашенно выпалил Барри и соскочил с дивана к окну.       «Ладно, ладно, не заводись. Неудачная шутка. Я пошутил. Только давай без вот этих твоих фирменных выбросов адреналина, а отчим тебя пиздец надрессировал, го-с-с-с-поди».       Барри прислонился горячим лбом к охладившемуся от дождя стеклу:       — Такое чувство, будто ты улыбаешься, — и, искренне недоумевая, прищурился.       «Улыбаюсь? Нет, что ты! Наоборот, мне даже немного жалко тебя, ну, пожалуй, самую малость, конечно. Ты ж сейчас буквально сходишь с ума в этих типа роскошных, а по факту безвкусных хоромах Стива, судорожно пытаешься понять, что к чему, пока жизнь идёт по пизде на самое днище. Да, я знаю, что объявился в неподходящее время, но извини, так хотелось насрать тебе в голову, вот, не сдержался. Сюрприз получился...»       — Нет, сука, ты издеваешься.       «Ладно, да, подловил. Это очень забавное зрелище».       Барри выдохнул лишь на мгновение, переключив всё внимание на плотный светлый туман, медленно наползающий на терракотовые крыши домов и так контрастно выделяющийся на фоне уже темнеющего беззвёздного неба. Немногочисленные маленькие люди-фигурки, несмотря на непогоду и вечернее время, хаотично спешили куда-то по Ломбард-стрит. Казалось, в их личной системе координат не было места для передышки, но, если бы кто-то из них вдруг беспричинно притормозил, откинул зонт и посмотрел на Барри, виднеющегося сквозь мелкий дождь в освещённом фонарями панорамном окне, словно безумец, запертый в кирпичной ловушке наедине со своими мрачными мыслями, он бы точно сказал что-то в духе: «Господи, приятель, сделай морду попроще, на тебе ж лица нет». И был бы прав.       Барри жадно впился взглядом в дома напротив.       «Не думай, что ты один такой несчастный и загнанный в угол великий мученик, друг мой», — лениво протянул Аллен.       — Мы не друзья, — рявкнул Барри, — и я, блядь, не мученик.       «Ну-ну, меня не обманешь. Я вижу всё».       — Тогда увидь, как я шлю тебя в задницу.       Барри отошёл от окна и раздражённо оборвал играющую по второму кругу пластинку: Долтри задолбал подвывать. Вся большая квартира Стива погрузилась в едва уловимый мягкий стук стекающих с карниза капель и шум редко проезжающих снаружи машин.       «Посмотри на себя, ты же псих, — снисходительным тоном парировал Аллен, — только с виду пытаешься казаться спокойным и сдержанным, а на самом деле полон подавленной ярости. Малыш Стивен номер один, — последнее Аллен демонстративно подчеркнул интонацией, — единственный, кто заметил твою подноготную. Нарциссичную, злобную, закомплексованную».       — Ты можешь обратно исчезнуть? — процедил Барри сквозь зубы и едва не разломил пластинку в руках пополам.       «Ты бесишься, потому что не хочешь сливаться с другими, при этом осознавая горькую правду, — но Аллен, будто не слыша, продолжил: — О да, в глубине своей злобной душонки ты знаешь, какое ты на самом деле ничтожество и как трудно тебе будет справиться со всем дерьмом, которое обязательно нахлынет мощным потоком в случае объединения остальных альтер-эго».       — Да кто ты такой, провидец, блядь, что ли, а?       «Ты так и не понял, — Аллен расхохотался. — Вау, да уж, одно что умнее всех. Ладно, не буду разыгрывать интригу века и скажу прямым текстом: я — бессознательное».       — Бессознательное? — нахмурившись, повторил Барри.       «Ваши неосознанные мотивы, установки, чувства, страхи, пороки, интуиция, сны и так далее и тому подобное. Ну, по дядюшке Фрейду там. Помнишь? Кимми читал его в школе. Основатель психоанализа...»       — Да знаю я, блядь, кто такой Фрейд.       «Супер! Рад за тебя. И хватит материться. Тебе не идёт».       — Ага, хорошо, разбежался. А как понимать, что ты — бессознательное? В смысле чьё? Моё?       «Общее».       Барри убрал пластинку в картонный чехол с загадочно стоящими фигурами всей четвёрки The Who на обложке и поставил её обратно в настенный шкаф к остальным музыкальным альбомам Британского вторжения шестидесятых.       — Общее? — задумчиво протянул он, проведя пальцем по пыльной поверхности полки. — Значит, ты что-то вроде фундамента?       «Отчасти да. Я типа сборник для ненужного мусора, который вы, оболтусы, отправляли на утилизацию всю свою жизнь».       — Но в бессознательном всё прорабатывается и исчезает, а не материализуются потом в отдельную сущность.       «Да. У здоровых людей, но это вообще не про вас. В вашем случае нельзя набивать ведро бесконечно, когда-нибудь для дерьма таки не хватит места, и тогда оно бомбанёт через край».       Удивительно, но объяснение Аллена в какой-то степени успокоило Барри. Теперь он хотя бы осознавал масштаб пиздеца, пусть и слабо понимал, что с этим делать и с чего начинать разгребать завалы проблем последней недели.       «Ты же не думаешь, что всё случившееся — просто случайный набор потрясений, несправедливо подкинутый вам кем-то свыше? — словно уловив мыслесвязь в сознании Барри, протянул Аллен и хохотнул. — Приятель, разуй глаза. Наркозависимость, алкоголизм, инфантильно-деструктивное отношение к жизни, жестокое убийство и дальнейшее расчленение попавшего под горячую руку болтливого парня — всё это не хаотичное поведение вечно виноватых во всех бедах ебучих квантов, а результат. Закономерный, такой нехилый итог нежелания отрастить огромные яйца и порешать уже что-нибудь с тем многолетним дерьмом, которое вы только и делали, что прятали поглубже внутри, отрицая тот факт, что вы — лишь неполноценные осколки одного человека, а не несколько обособленных личностей».       — Хватит, — не сдержавшись, выпалил Барри и бросил на себя нерешительный взгляд через отражение в зеркале, висящем рядом со шкафом на ядрёно-оранжевой стене.       Побитый пёс, не иначе. Плечи опущены, спина сгорблена, руки обездвиженно висят по швам. Ещё это личико Стива, чуждое представлению Барри о своей истиной внешности, слишком слащавое и миловидное.       — Это не я, — прошипел он и отвёл взгляд.       «Ты, ты, — тут же отбрил его мысли Аллен, — я точно знаю, потому что объединяю вас».       — Да? И где же тогда ты обитал все эти годы, объединитель аки мусорное ведро, блядь?       «Эй, ну-ка заканчивай упражняться с дебильными прозвищами. Скажем так, я был везде и нигде».       — Это как?       «Да легко. Вспомни свои любимые идеи о других измерениях и представь, будто я не присутствовал физически в трёхмерном мире, но имел возможность ощущать вас всех так, словно между моим измерением и вашей плоскостью был просто прозрачный барьер, свёрнутый внутрь привычных вам высоты, ширины и длины».       — Значит, я прав.       «В том, что сознание берёт начало в других измерениях? Возможно, и так, я не знаю. Я просто провёл аналогию с тем, что понятно тебе, вот и всё. Ты — это я, а я — это ты. Не забывай».       — А за что ты так Стивена? — Барри взглянул на валяющийся у дивана дневник.       «Ах да, этот хлюпик... Он был самым слабым из вас. Я устроил тест-драйв своим возможностям контролировать нечто фундаментальное вроде вашего целого существования после успешного эксперимента с управлением тела через тебя, как тогда...»       — В азиатском квартале?       «Точно».       — Ну ты и мразь.       Барри сжал кулаки, готовый избить себя по голове, лишь бы вытравить этого скользкого гада из мыслей, и поклялся, что сейчас прошибёт сраным черепом большую дыру в стене прямо на улицу — настолько сильно его захлестнула агония ярости.       «Да тише ты, го-с-с-с-поди, — протянул Аллен, — подумаешь, избавил мир от проститута. У него сто процентов нет никого из родных».       — Зато есть чёртов хер по фамилии Уиттакер, который каждый день устраивает мне колоноскопию без особых прелюдий в поисках доказательств, улик, паролей и явок, и, знаешь, я, блядь, уверен, он их найдёт.       «Ну давай убьём и его».       Барри потерял дар речи и рассеянно поймал воздух ртом. Убить законника? А дальше что? Покушение на президента? Этот Аллен, похоже, больной.       — Нельзя замочить сержанта полиции, чтобы избежать наказания за убийство. Это так не работает.       «А мы попробуем».       — Нет! — выкрикнул Барри.       «Ёб твою мать, приятель, что нам терять?»       — Свободу, например.       «Тоже мне...»       Барри вцепился пальцами в волосы:       — Не верю, что это происходит со мной, — и застонал.       «Ничего, ты привыкнешь, как привык делить тело с другими субличностями».       — Привыкну к тебе? Никогда.       «У тебя особо нет выбора, — в голосе Аллена зазвенели холодные нотки, — контроль-то теперь у меня».       Барри хотел прорычать: «Не мечтай», но почувствовал распирающую изнутри головы внезапную тяжесть, а затем нарастающий звон в ушах. Всё пространство поплыло, словно в чёрной дыре, интерьер смешался в сплошное пятно, хаотично мелькающее оранжево-фиалковыми всполохами перед глазами. Барри почувствовал себя сраным Тотошкой, который вот-вот попадёт в страну Оз сквозь червоточину, разразившуюся прямо в его очумевшей от потрясений, налитой кровью бошке.       «Отдохни-ка пока в бессознательном, — раздалось напоследок на задворках сознания, — поброди по закоулкам воспоминаний, посмотри на прошлое со стороны. Я верну тебя, когда разберусь с назойливым копом и, возможно, с тем режиссёришкой, поднасравшим Стиву...»       Остальное Барри уже не услышал. Аллен выкинул его в небытие.