For The Love of Roses

Томас медленно просыпается. Здесь тепло, и ему очень комфортно. Он прислоняется к чему-то твёрдому, и его щека покоится на чем-то мягком, и он окружен прекрасным запахом. Частично травяной, частично пряный. Это знакомый запах, но не тот, который он может вспомнить в данный момент. Он прижимается щекой к мягкости под ней. Он, должно быть, в постели. В этот момент он замечает тихий гулкий звук. Глубокий, гулкий тук-тук. Это очень похоже на сердцебиение, только оно слишком громкое, чтобы быть человеческим сердцем. Он может не только слышать это, но и чувствовать, как оно мягко пульсирует у него под щекой. Когда он приходит в себя и приближается к полному сознанию, он понимает, что его собственный пульс каким-то образом выровнялся с этим другим сердцебиением. Он может слышать их, своё сердце и этого другого... стучат в тандеме, как копыта пары выставочных лошадей, степенно скачущих галопом по полю на окружной ярмарке. Он тихо стонет и придвигается ещё ближе к теплу и успокаивающему биению этого огромного сердца. Он замечает, что его пальцы сжимают какой-то мягкий материал, и осмеливается приоткрыть глаза. Он видит полосу черного бархата, медленно движущуюся вверх и вниз под его щекой. Его руки сжимают лацканы чёрного вельветового пиджака. Он наполовину лежит, наполовину сидит на коленях у Крозье, его кулаки сжаты в лацканах пиджака Крозье, его щека прижата к массивной груди Крозье. Биение этого огромного сердца, которое бьется в одном ритме с его собственным – это сердце зверя. Со вздохом Томас резко просыпается и отталкивается от Крозье. Он быстро замечает, что они в библиотеке, на том самом диване, где сегодня утром лежал Крозье, чтобы послушать, как Томас читает. - Что? Что произошло?- он быстро вскакивает на ноги и смотрит вниз на зверя, который сидит, раскинув руки на спинке дивана. - Томас,- говорит Крозье.- Ты потерял сознание. У меня не было выбора, кроме как нести тебя сюда,- он говорит тихо, ласково, как будто с испуганным животным. Томас качает головой. - Вы… ты подобрал меня?- его разум изо всех сил пытается примириться с внезапной интимностью этого акта. Они никогда раньше не прикасались друг к другу. - Я не мог позволить тебе лежать на холодных каменных плитах, Томас. - Ты… ты обнял меня?- сердце Томаса учащенно бьется, во рту пересохло. - Клянусь, я этого не делал! Я пытался оставить тебя, но ты... ты цеплялся за меня. Ты бы не отпустил меня… Томас, ты должен мне поверить...- несмотря на умоляющий тон в его голосе, Крозье сидит неподвижно, его руки покоятся на спинке дивана. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы встать, потянуться к Томасу. - Я... я....- Томас в таком замешательстве.- Мне нужно побыть одному,- говорит он и, спотыкаясь, направляется в свою комнату. За ним следуют шепчущие голоса Эдварда и Гарри, которые зовут его по имени и задают раздраженные вопросы.- Я серьезно! Одному!- кричит Томас в воздух позади себя, и голоса затихают. Он чувствует себя ужасно, крича на своих компаньонов, но его голова кружится от противоречивых чувств. Приятный запах меха зверя всё ещё стоит в его ноздрях, тепло тела зверя, биение его сердца остаются с Томасом, когда он сломя голову мчится в свою комнату. Он заходит туда и закрывает за собой дверь. Там нет замков, но он знает, что Гарри и Эдвард будут держаться подальше. Они всегда уважали его частную жизнь, как и зверь. Он бросается на свою кровать и перекатывается на спину, глядя на балдахин над собой, гадая, какая из мешанины эмоций, которые он испытывает, является истинной, а какая – просто слепым страхом и замешательством. Шок от того, что он был так близко к зверю после того, как так тщательно избегал прикосновений к нему в течение нескольких месяцев, усугубляется чистым блаженством, которое он чувствовал, проснувшись, прижатым к нему. И блаженство это было. Томас не помнит, чтобы когда-либо чувствовал себя в такой безопасности, тепле и заботе. Как их сердца бились в тандеме. Как твёрдое тепло Крозье поддерживало и защищало его. Это казалось… правильным. Он перекатывается на бок и обхватывает себя руками, закрывает глаза и пытается выкинуть из головы мысли о твёрдом тепле и силе Крозье и его глубоком рокочущем голосе. Он вспоминает слова Крозье, Крозье говорил ему, что он никогда не сможет вернуться домой. Никогда. Окончательность этого. Что он никогда не сможет сидеть у камина и говорить о книгах с Джоном и Генри. Никогда больше не увидеть их улыбающиеся лица. Он позволяет горячим слезам собираться в уголках его закрытых глаз и скатываться по щекам, и он рыдает из-за потери своей семьи. Как может Крозье, который утверждает, что заботится о нем, помешать ему уехать? Это убьёт меня, если я отпущу тебя. Я умру без тебя, Томас. Слова зверя эхом отдаются ему в памяти. Но как это может быть? Как его отъезд может положить конец жизни Крозье? Он живёт веками. Он наверняка преувеличивает. Однако, когда он думает об отъезде… когда он думает о том, чтобы просто сесть на Террора и уехать из земель зверя навсегда, он чувствует резкий рывок в своём сердце. Он понимает, что не может по-настоящему представить себе отъезд. Что даже несмотря на то, что он будет отчаянно скучать по своим дядям, мысль оставить Крозье, Эдварда и Гарри одних здесь и никогда не вернуться только усугубит боль внутри него, только заставит его слёзы течь быстрее. Он так сильно сбит с толку и противоречив. Он плачет, как ему кажется, очень долго, прежде чем у него иссякают силы и сон начинает окутывать его измученным туманом. Он слышит, как открывается дверь и приглушенные голоса Эдварда и Гарри. Чувствует, как нежные руки Гарри помогают ему сесть и помогают снять его теперь уже помятый пиджак, жилет и рубашку. Он бормочет извинения за то, что ужасно испортил их прекрасную одежду, но Гарри только шикает на него, убирает волосы со лба любящими кончиками пальцев и помогает ему надеть ночную рубашку. Он чувствует, как матрас рядом с ним немного прогибается, и думает, что Эдвард сидит с ним на кровати. Это подтверждается мгновением позже, когда он чувствует тёплую руку на своей спине, нежно потирающую круги между лопатками. - Вы оба так добры ко мне,- хрипло говорит Томас, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Это потому, что мы любим тебя. Это говорит Эдвард, и Томасу это кажется глубоко трогательным, потому что Эдвард не склонен к сентиментальности. Мы все тебя очень любим, говорит он, а затем Томасу помогают забраться под одеяло, и тихий шепот их пожеланий спокойной ночи – последнее, что он слышит, прежде чем его забирает сон. *** Он просыпается от солнечного света, льющегося из открытого окна, и запаха свежего кофе. Доброе утро, молодой господин!- жизнерадостный голос Гарри приветствует его, но, к удивлению, он звучит громче, его легче услышать. Он, наверное, ещё спросонья,- это от Эдварда. Я должен был бы так сказать. Все эти слёзы и метания из стороны в сторону. Это ничто по сравнению с бедным хозяином. (Снова Эдвард). Томас открывает рот, чтобы спросить, что Эдвард имеет в виду, но в последнюю минуту вспоминает, что он не должен их слышать, и снова закрывает его. О боже, да, - говорит Гарри.- Прошлой ночью он был в таком состоянии. Бушует повсюду и всё ломает. Не то чтобы ему когда-либо приходило в голову причинить боль юному Томасу. Только я рад, что мы были там, чтобы он не причинил себе вреда. Он чуть не порвал гобелен в западном крыле. Уши Томаса навостряются. Он до сих пор не слышал, чтобы они говорили о «западном крыле», и, по правде говоря, он имеет лишь поверхностное представление о том, где расположены несколько разных комнат в замке, из-за многократного использования. В библиотеке. Обеденный зал. Застеклённая веранда. Его собственная спальня. Он думает о словах Гарри и Эдварда и беспокоится за зверя. Разозлил ли он его? Господин Томас!- Гарри дёргает его за рукав, и Томас вырывается из своих мыслей, чтобы увидеть, что на столике у его кровати разложены несколько садовых инструментов и длинный фартук из мешковины.- Мы нашли то, что вы просили, господин Томас. Я надеюсь, они вам понравятся! - О, они идеальны!- восклицает Томас, вставая, чтобы осмотреть маленькие ручные грабли, совки, ножницы и перчатки, на которые указывает Гарри. После того, как он переодевается в свою старую одежду, он просит, чтобы ему принесли завтрак в его комнаты. Он всё ещё не может набраться смелости встретиться лицом к лицу со зверем, и Эдвард бормочет, что Крозье, возможно, прячется в своих комнатах этим утром, что делает его ещё более счастливым из-за личного завтрака на подносе. Как только он поест, он отправляется в сад и приступает к работе. Он прочитал в библиотеке несколько книг о садоводстве, уходе за растениями и подкормке, и сначала он занимается тем, что выкапывает участок тёмной, богатой почвы в укромном месте на участке и привозит его в сад в маленькой тачке, которую он находит удобно расположенной поблизости. Гарри направил его к старому сараю садовника, и внутри он обнаружил множество семян цветов в бумажных пакетах и старую пыльную лейку. Он наполняет лейку из одного из фонтанов, которые периодически поливают территорию замка, и начинает сажать семена в ряд вдоль довольно простой и невдохновленной дорожки. Он надеется, что они расцветут, но даже если этого не произойдет, работа, которую он выполняет, успокаивает. Он радостно напевает, выкапывая ямки, бросает в них семена и снова засыпает их. Горе и замешательство прошлой ночи ускользают, и он позволяет золотому утреннему солнцу согревать его спину. После посадки рядов семян он приступает к обрезке живой изгороди. Кажется, что нужно подрезать бесконечные живые изгороди, но у него есть всё время в мире, и когда-то за этим местом ухаживал реальный человек или люди, прежде чем проклятие заставило их бежать, поэтому у него есть надежда, что в конечном итоге он добьется значительного прогресса. Он возвращается в свои комнаты, чтобы принять ванну, пообедать и переодеться, а затем решает, что ему давно пора отправиться на поиски этого гобелена в западном крыле, о котором он слышал. Он не объявляет о своих намерениях двум своим любопытным слугам и вместо этого просто направляется по многочисленным коридорам и кажущимся бесконечными комнатам замка. Некоторое время он блуждает, но в конце концов видит большую темную лестницу, ведущую наверх, которую, как он клянется, раньше не видел. Он поднимается по лестнице, и наверху оказывается длинный коридор, увешанный гобеленами. Он поздравляет себя с тем, что так легко нашёл его, и прогуливается по нему, разглядывая огромные изображения королей и королев, драконов, единорогов и всевозможных других зверей, которые украшают стены. На одном гобелене в конце зала изображен рыцарь. Он стоит высокий и гордый, и он носит свой шлем под мышкой. Его волосы рыже-золотистые. У него ярко-голубые глаза, и сквозь сильно выцветший гобелен Томас может сказать, что он очень красив. Он помнит, как зверь говорил ему, что когда-то он был рыцарем. Когда-то был мужчиной. Он думает, возможно, что это мог бы быть сэр Фрэнсис Крозье, на которого он смотрит, и он пристально смотрит на лихую фигуру, впитывая все детали, какие только может, любопытными глазами. В самом конце коридора находится дверь. Он нажимает на нее и удивляется, когда она распахивается. Внутри находится большая комната, заполненная призрачными очертаниями мебели, покрытой белыми простынями. Он понимает, что это, должно быть, какая-то кладовка, и поворачивается, чтобы уйти, но в этот момент его внимание привлекает необычное зрелище. В центре комнаты стоит небольшой столик, а на этом столе – стеклянный купол. Под куполом плавает роза, подвешенная в воздухе, защищенная стеклом. Томас подходит ближе. Возможно, когда-то роза была пышной и красивой, но теперь от нее осталось только два лепестка. Столешница под розой усеяна опавшими лепестками. Все они высохли и поблекли от времени, кроме одного. Лепесток на вершине горки все еще тёмно-красный и бархатистый, только начинает скручиваться и подсыхать по краям. Он явно не так давно сорвался со стебля. Пока он наблюдает, предпоследний лепесток отделяется и медленно плывёт, чтобы присоединиться к своим собратьям и сестре. Томас чувствует, как его охватывает необъяснимая и внезапная грусть, когда он смотрит на последний оставшийся лепесток, упрямо цепляющийся за кончик стебля розы. Он не знает значения этого умирающего цветка, но думает, что это может иметь какое-то отношение к зверю и его секретам. И это заставляет его грустить. Затем он отворачивается, не желая больше находиться здесь, в этом жутком месте, с этой умирающей розой, и спешит обратно в свою комнату.