Dreaming of the Places You've Been

Так продолжалось в течение многих лет. Стоило ему уснуть, как на него обрушивались яркие сны с непонятными звуками и ощущениями, и вскоре Лавкрафт стал бояться спать почти так же сильно, как и бодрствовать. Как долго ещё придется терпеть эту атаку на разум, когда верхний мир настигает его даже здесь, на глубине океана? Как давно он не спал пустым сном без сновидений, сном, наполненным тьмой и покоем, а не хаосом и светом? Лавкрафт ворчал, хватая за хвост ближайшую акулу, затаскивая её в пещеру и перекусывая пополам. Он был созданием страха, хаоса и кошмара, и всё же его мучили те самые вещи, которыми должен был мучать он сам. Это было неправильно. Всё было не так, как должно было быть. Ещё один вызов, ещё один контракт. Лавкрафт быстро выполнил его, в считанные минуты разрушив необходимый город, а затем погрузился в океан, чтобы уснуть. Годы тянулись, Лавкрафт не знал ни минуты покоя, ни минуты отдыха. Однако постепенно он привык к этим снам. Чем больше проходило времени, тем больше он начинал понимать, разбираться. Потом, может, через дюжину лет после начала, а может, и больше, он начал понимать их. Свет больше не был таким ослепляющим — напротив, он был приятным и тёплым. Звуки больше не давили — они казались музыкой, прекрасной, как звуки океана, хотя и совсем иной. Он начал обрабатывать сны, начал осознавать происходящее. Он стоял в лесу, над головой ярко светило солнце, птицы мелодично пели. В его руке был лопатка, а в шее — странное ощущение. Боль, понял он. Лавкрафт не часто чувствовал боль. Мало что могло причинить ему настоящий вред, а встречи с подобным оружием и людьми, достаточно умными, чтобы владеть им должным образом, случались нечасто. Лавкрафт прислонился спиной к дереву, не по своей воле, и уставился на листву. Ничто в этих снах не происходило по его воле. Он был просто зрителем, просто смотрел, наблюдал и ничего больше. Боль в шее усилилась, и внезапно его тело пронзила дюжина новых ощущений. Он поморщился и задумался, что же только что произошло, но тут же увидел, как из земли начали прорастать лозы и обвиваться вокруг деревьев, окружавших его. Ветки задрожали, и яблоки начали падать с деревьев в корзины, стоящие внизу. Несколько яблок упали на землю, разлетевшись, но большинство упало туда, куда нужно. — Есть! — воскликнул голос Лавкрафта, вернее, человека, через которого он, казалось, наблюдал за всем этим. Голос был юный, очень юный, и у Лавкрафта мелькнула мысль, что это мог быть ребёнок. Человек встал и помчался вперёд, чтобы взять корзины, подпрыгивая на каждом шаге. — Теперь собирать яблоки будет так легко! Не могу дождаться, когда расскажу маме и папе! — воскликнул он, обхватив корзины руками, и помчался через лес. Лавкрафт почувствовал укол грусти при этих словах, и на миг у него возник вопрос, почему он один, единственный в своём роде, единственное настолько древнее и странное существо? Была ли у него семья, давным-давно ушедшая в небытие? Или он просто всегда был таким, каким его помнили, существовал не благодаря другим существам, а просто потому, что существовал? Лавкрафт постарался отогнать эти мысли, вернув свое внимание к происходящему. Человек добрался до своего дома — скромного маленького здания на фермерском участке. Он подбежал к двери, толкнул её и вбежал внутрь. — Ма! Па! Мне надо вам кое-что показать! — раздался его голос. — Что такое, Джон? — отозвался женский голос. Джон. Вот как его зовут, подумал про себя Лавкрафт. Как посредственно и скучно. — Смотрите, смотрите! — воскликнул Джон, подпрыгивая. В комнату вошли мужчина и женщина средних лет, на руках у женщины был младенец. Они в замешательстве уставились на Джона. Мальчик достал из кармана лопатку, затем протянул руку и проткнул её. Лавкрафт поморщился от резкой боли, задаваясь вопросом, зачем мальчик это сделал, а его родители ужаснулись. — Джон! Что ты делаешь? — потребовала его мать, шагнув вперёд. Его отец потянулся за лопаткой, но мальчик быстро отскочил в сторону. — Просто смотрите! — воскликнул он, засунул лопатку обратно в карман, достал семечко и вложил его в порез на руке. Острая боль заполнила рану, и Лавкрафт снова поморщился, но с интересом наблюдал, как из пореза прорастает лоза. Люди не должны были уметь такое, не так ли? Очевидно, нет, поскольку глаза родителей мальчика расширились от удивления и ужаса. — Что за чертовщина? — воскликнул мужчина, который, казалось, вот-вот упадёт в обморок. И он, и женщина, казалось, терялись в словах. Затем, наконец, женщина потянулась вниз и выдернула лозу из руки Джона, заставив его вскрикнуть от боли. — Никогда больше так не делай! — воскликнула она, в её голосе слышался страх. — Хорошо! Хорошо! Прости! — голос Джона дрогнул, и всё расплылось, когда глаза мальчика наполнились слезами. А потом Лавкрафт проснулся от зова.