in pursuit of lust

Пробуждение было не таким сладким, как хотелось. Феликс открыл глаза из-за яркого солнца, которое явно испытывало терпение парня. На минуточку, спящего. Ну уже, конечно, нет, потому что Феликс вспомнил о своей любимой квартире, в которой тяжелые шторы висят на каждом окне, не пропуская раздражающий по утрам солнечный свет. И вот тут началась крошечная паника где-то в районе мозга, ведь обстоятельства слегка не складывались. Ли ничего не помнит и, если честно, не хочет. Его волнует только в чьей спальне он сейчас лежит, а так же, почему чувствует себя как половая тряпка, которую недавно выжимали. Пить хочется невыносимо, настолько же и кушать. Но ни того ни другого на горизонте не видно, поэтому стоит, может и с Божьей, может и с собственной силой, но подняться. Как получится, как жизнь случится, так сказать. Бог не помог, когда Феликс пытался вспомнить события недавнего прошлого. Осталась единственная надежда. Поэтому парень кое-как перекидывает ноги на край кровати, карабкаясь в сидячее положение. И когда уже наконец-то тело принимает долгожданную позу, Феликс чувствует себя живым. В глазах жутко потемнело, в ушах зазвенело, а голову словно топором разрубили, болит невыносимо. Собственно, все признаки жизни, хоть и не очень удачной. Как только приступы тяжелых последствий вчерашних событий, воспоминания которых до сих пор в голову не вернулись, чуть стихли, Феликс попытался встать. Руки не могли даже пальцы сжать, а ноги еле держали, но со святым дьяволом, Ли все же достиг своей великой цели. Он даже сделал два шага! Но после свалился на колени, больно ударяясь косточками об пол, создавая при этом еще и дикий грохот. Прошипев от боли в суставах и мышцах, Феликс расслышал посторонние звуки, которые напоминали приближающееся шаги. В груди что-то резко забилось. Действительно, что? А голова еще больше заболела под напором нервов. Впрочем, может и не так страшно, если бы Феликс помнил, как он оказался в этой некой комнате, причем значительно дорого и богато обставленной, и почему ему так дико хреново. Шаги стихли у самой двери, когда ручка с характерным звуком опустилась вниз, а преграда все же исчезла между Феликсом и... Хенджином?! — Я уж думал, пьяного в стельку меня увез из клуба какой-то извращенец и так поимел ночью, что теперь я не могу даже встать, — выносит все свои мысли Феликс охрипшим голосом. Хенджин сначала в ступоре стоит и переваривает все сказанное младшим, а потом громко смеется, понимая, что это недоразумение совершенно ничего не помнит. — И тебе доброе утро, — Феликс только сейчас замечает, насколько старший сонный и потрепанный. Темные волосы превратились в настоящее гнездышко, с торчащими в разные стороны ветками, а помятая темная пижама все еще пахла сном. Хенджин помог встать, притягивая в неожиданные для обоих объятия. — У меня тоже голова закружилась от слишком быстрых утренних телодвижений, — посмеивается старший, опираясь на Ли так, чтобы и тому была опора. Или же, они просто оба свалятся. — Давай постоим так чуть-чуть. Феликс в ступоре охватывает руками крепкую грудь перед собой, стараясь сосредосточится на равновесии, но выходит немного плохо. От старшего пахнет чем-то сладким и терпким, а ткань у пижамы его настолько мягкая, что почти не чувствуется. Вообще это все так странно. Они знакомы три дня, а уже обнимаются с утра в доме, судя по всему, Хвана. И да, что же было вчера? Хенджин прикрывает глаза, как бы снова возвращаясь в царство Морфея на некоторое время, но как только перед глазами вновь четкая видимость, то старший отстраняется от Феликса, подводя того к кровати. — У тебя сейчас мало сил, но тебе стоит разминать тело, — констатирует Хенджин, прикасаясь к бледным рукам парня. — Пока я буду в душе, массажируй себе ноги. Таким образом ты разогреешь мышцы и разомнешь руки. Хорошо? Феликс лишь кивает в ответ, ничего не понимая, но засматриваясь на след от подушки на лице старшего. С утра Хенджин выглядит иначе. Не так пафосно, что-ли. Человечно и нежно. По-домашнему. Глаза младшего опускаются на слегка покрасневший нос Хвана, после на распухшие ото сна губы. Так невинно, без единой мысли, что Хенджин даже разрешает немного рассмотреть себя в таком виде. Сам невольно подсчитывает веснушки на щеках парня, а потом отстраняется, молча выходя из комнаты. Феликсу остается только начать разминать свои затекшие или атрофированные мышцы. Он еще не понял в каком они состоянии. *** Спустя, наверное, минут пятнадцать Хенджин возвращается, выглядя немного иначе, чем до этого. Лицо свежее, следа от ткани уже нет, глаза словно ярче стали, а движения легче, элегантнее. Сам он слегка улыбается, разговаривая чуть живее утреннего и присаживается на край кровати. — Как ноги? — спрашивает, кивая на конечности младшего, отчего Феликс тоже опускает взгляд, только сейчас подмечая, что на нем не его одежда. — Немного сводит, — быстро отвечает Ли, сразу же собираясь задать интересующий вопрос. — Я тебя переодел, — опережает его Хван, поднимаясь и протягивая руки парню в помощь. — Не будешь же ты спать в рабочей одежде. — Спасибо, но не стоило, — Феликс протягивает руки в ответ, разрешая себя поднять. — Все хорошо, я могу идти. Младший отказывается от дальнейшей помощи, собираясь с только возникшими неоткуда силами, и бредет в ближайший туалет, даже не зная, где он находится. — Ванная прямо по коридору, вторая дверь с конца, — объясняет старший уже спускаясь по лестнице. — Потом придешь на кухню, я там. И совсем скрывается на первом этаже, оставляя Феликса в своих раздумьях и один на один со всеми преградами. Нет, Ли против, конечно, чтобы его сопровождали в туалет, но от помощи с лестницей не отказался бы. Остается лишь топать в направлении ванной, опираясь на стеночку, что увешана интересными картинами. Хенджин, наверное, любит искусство. Ванная комната богата своими прелестями, как и весь дом. Полотенце и одежда Ли, видимо, приготовленные заранее старшим, лежат на тумбочке. Хван даже зубную щетку одноразовую достал. Можно поблагодарить. Так сказать, есть за что. Встав под горячие струи воды душа, Феликс впервые выдохнул в облегчении за эти два дня. Или три? Может четыре? За всю жизнь? Он не помнит, что произошло вчера, но почему-то от этого так легко. Словно Ли позабыл вообще все, а не только события вчерашнего дня. Опустошение накрывает тонкой пеленой слез, перед глазами плывет и Феликс выключает воду, стирая с последними каплями дорожки такой же горячей соленой жидкости. Отчего они? Он не знает. Радуется тому, что еще может плакать. Это делает его живым. Дает прочувствовать жизнь, ее ценности. Выходит из обители ванной комнаты Феликс только через минут двадцать, чувствуя, что ногам намного легче стало передвигаться, а голова уже не кажется такой тяжелой. Поэтому помощь на лестнице становится не нужной, и Ли оказывается на первом этаже собственной силой. На кухне вертится Хенджин, метаясь то к холодильнику, то к досочке, то к плите. Почему-то такая картина чувствуется слишком правильной. В этом огромном доме стало уютнее. Запах вкусной еды сбивает все мысли, заставляя живот громко урчать. Феликсу невозможно сильно захотелось подойти к старшему и обнять, почувствовать тепло чужого тела, помочь приготовить еду и потом покушать вместе. Но останавливает только одно — они знакомы три дня. А ну и еще одно — они напарники. Даже не друзья. — Пахнет вкусно, — сообщает Феликс, все же подходя к месту творения Хвана. — Заморочился ради меня? Младший играет бровями, поддерживая шутку жестами. А Хенджин лишь фыркает на это, пробуя, готовы ли панкейки. — Естественно, — соглашается. — Я вчера тебя поломал, я и буду восстанавливать. — В смысле? — не понимает младший в каком значении слово «поломал». — В прямом, а, — Хенджин на секунду застывает. — Забыл, что ты не помнишь ничего. Расскажу за завтраком. Садись. И Феликс слушается, переваривая в голове все то, что успел накрутить себе. Вообще много вариантов того, что вчера было, но более адекватный — Хван тащил из него силы. Способности, то есть. Почему-то именно этот кажется самым логичным из всех. Не просто же так они находятся на окраине города. Да и сам старший говорил, что процесс не из приятных. Только вот речи об онемевших ногах не было. Да и про слабость тоже. И про боль головную. — Тебе джем или арахисовую пасту? — спрашивает Хенджин. — Есть что-то с шоколадом? — встречный вопрос. — Паста, подойдет? — Хенджин лениво плетется к холодильнику, выуживая оттуда небольшую баночку. Феликс лишь кивает, как маленький ребенок. Старший лишь мило усмехается на вид такого напарника. Побитый жизнью маленький котенок с растрепанными волосами. — Чтобы не тянуть, я начну рассказывать и делать кофе, а ты кушай, — командует старший отходя к кофемашине. Достает все необходимое, наконец собираясь с непослушными мыслями и вздыхает. — Итак, мы приехали вчера сюда для того, чтобы увеличить силу твоих способностей. Я предупреждал тебя, что процесс не из приятных, да и вообще не хотел, чтобы это все произошло так быстро, только вот ситуация с нападением на нас обоих меня побеспокоила. Мы ведь явно имеем дело с такими же людьми. И кто знает, какие у них способности. — Феликс продолжает жевать, следя большими глазами за передвижениями старшего, что почти весь свой монолог стоит к парню спиной. Так даже лучше. — Тебе с сахаром, молоком? Спрашивает вдруг Хенджин отходя от темы, отчего Ли сначала не понимает сути этого вопроса, а потом быстро проглатывает кусочек еды, чтобы сообщить. — Мне две ложки сахара и немного молока, — и продолжает жевать, на постоянной основе облизывая пухлые губы. Хван готовит вкусно. — Мы приехали сюда, поговорили о самом процессе, где я тебе повторно сообщил, что будет крайне неприятно. Тебя это не остановило, — помешивает ложкой кофе с характерным звуком Хенджин. — Поэтому мы начали. Было больно тебе и мне. Тебе физически, потому что я буквально вытягивал из тебя все силы через вены и кровотоки, а мне было больно смотреть на то, как ты бьешься в конвульсиях и как тебя выворачивало наизнанку. — Приятного аппетита мне, — слегка давится Феликс, слушая такие подробности. Хван ставит перед ним кофе, на что младший кивает в знак благодарности. — Кстати, да, приятного, — издевается. — Продолжим. Процесс не из легких, не из самых подчищенных. Все происходит по мере возможностей. Я ставлю для тебя преграду, при этом вытягивая все возможные силы, но так как преграда не дает им выйти, чтобы я их забрал, то твое тело ломит примерно так, как ломают кости. Хенджин оголяет руку из-под рубашки, показывая свое запястье, усыпанное огромными синяками. Феликс хлопает глазами, стараясь сильно себя не накручивать, но получается откровенно плохо. — Это я... сделал? — Спрашивает, желая получить отрицательный ответ, но не судьба. — Да, ты вцепился в мои руки настолько сильно, что оставил следы, — Феликс шепчет тихое «прости», на что старший лишь улыбается. — Не извиняйся. Я сделал тебе больнее. Ли сидит тише воды, ниже травы, просто медленно пережевывая пищу, которая почему-то уже лезет обратно. Возможно из-за подробностей. А может из-за самобичевания по поводу и без. Все же Хенджин прав — он сделал Феликсу больнее. Хоть Ли этого и не помнит. — Почему я потерял память вчерашнего дня? — интересуется наконец-то младший. — Вот тут я не знаю, — признается Хван. — Но есть вариант, который достаточно правдиво звучит. После всей процедуры ты уснул, но через несколько часов вновь очнулся. Да, ты был в состоянии, которое называется конкретно — «овощ». Но это не мешало тебе подавать хоть какие-то сигналы того, что ты помнишь произошедшее. А после ты вырубился, буквально через двадцать минут после пробуждения. В моем опыте, могу сказать, не было такого, что бы я просыпался через четыре часа после этого. Я спал сутками, набирался сил. Поэтому можно сделать вывод, что твой организм «перегрелся», когда ты так внезапно очнулся через короткий промежуток времени. И вот итог: у тебя нет памяти вчерашнего дня. Возможно, так даже лучше. — Ты прав, — озвучивает мысль Феликс. — Я хотя-бы не чувствую себя сломанным. Хенджин на это лишь молчит, подхватывая вилкой кусочек панкейка, что измазан в малиновом джеме. Вкусно, но в горле почему-то комом остается. Возможно потому, что именно Хенджин помнит все. Помнит неудачные попытки этих процедур на себе. Как лежал на полу сутками, потому что сил встать не было, чтобы хоть на диван перебраться. Как блевал в каждый угол кровью, ругался на самого себя в промежутках. Насколько сильно кости ломало и громко сердце стучало тоже помнит. Такое не забыть. Когда тебя буквально катает по полу от судорог. Как ты ломаешься в разные стороны. Как картинки и сны разные перед глазами. Невозможно забыть — казалось Хвану. Но Феликс смог. — Нам нужно съездить в отдел, — сообщает Хван, прекрасно понимая, что нужно продолжить работу. — Подать в розыск на Уильямс и наконец-то приступить к поискам дальше. Нам нужно выследить ее. И я думаю, что экспертиза готова. — Если те грязные следы на шкафчике от ее ботинок, то считай у нас есть зацепка, — старший на это лишь кивает. — Спасибо за еду, Хенджин. Феликс кланяется, вставая из-за стола, обозначая, что он все-таки кореец и должен показывать свое уважение к старшим. Хван на это улыбается. Приятно видеть к себе вежливость, даже когда в самом начале отказался от нее.

***

Этот осенний день выдался, как ни странно, теплым. Феликс даже снял пальто, потому что градусы на улице явно превышали отметку пятнадцать по Цельсию. Хван же изначально взял с собой только пиджак, имея возможность в своем доме выбрать. Дорога до обители Феликса составила чуть больше часа, отчего младший еще немного поспал. Ноги уже не ломило, но вот голова болела нещадно, поэтому отдохнуть еще бы денек ему не помешало бы, но работа важнее. От этой работы зависят жизни других людей. Не то, чтобы Феликс за кого-то свою жизнь подарит, он просто за справедливость и равноправие. Каждый имеет право на жизнь, не в зависимости от статуса и грехов на его душе. Грехов — это образно. — Господин детектив Ли, просыпайтесь, или я вас спихну сейчас, — Феликс наконец-то разлепляет глаза, сталкиваясь с чужими, что смотрят немного раздраженно. — Я пытаюсь разбудить тебя уже минут десять, ну ты и соня. — Прости, у меня просто не было желания и сил вставать, — чистую правду говорит младший, отстегивая ремень. — Встретимся на работе. И выходит из машины, оставляя Хвана в четких раздумьях, ведь, а встретятся ли?