У старых грехов длинные тени

Насух

Насух Шадоглу пребывал в самом дурном расположении духа. В задумчивости он теребил кончик усов и исподлобья смотрел на переминавшегося с ноги на ногу, точно проштрафившийся школьник перед директором школы, управляющего фабрики. — И что они сказали в свое оправдание? — спросил Насух тоном, каким он обычно отчитывал своего младшего сына за дерзость и грубость. Управляющий тяжело вздохнул, втянул голову в плечи и тихо проговорил, глядя в пол: — Они ничего не объяснили, Насух Ага, просто поставили перед фактом: расторгают с нами все контракты. Ту партию товара, что мы уже отправили, распорядились вернуть, уже завтра мы ее получим и переправим обратно на склад. — Но должно же быть какое-то объяснение?! — Насух стукнул кулаком по столу. — Или они вообразили, что мы дети и в игрушки играемся? Месяц тому назад Насух решил заключить весьма выгодную сделку с владельцами крупной сети магазинов (они даже в столице пользуются большим спросом у покупателей) на поставку крупной партии товаров текстильной фабрики, которую он, в свою очередь, приобрел в прошлом году и приложил немало сил для того, чтобы возродить ее и поставить дело на поток. Насух остался доволен тем, что ему удалось провернуть это дело, и он, потирая руки, ожидал немалых барышей в самом ближайшем будущем. И вдруг ни с того ни с сего эти безответственные идиоты пошли на попятный, да где это видано?! — Видите ли, Насух Ага, — еще раз тяжко вздохнул управляющий, — тут все не так просто… Нам все же удалось кое-что узнать. — Что именно? — Да, в сущности, все просто, — развел руками управляющий, — их перекупили. Они, конечно, лепетали какие-то глупые оправдания про «изменившиеся обстоятельства», но мы выяснили одну интересную деталь: в тот же день, когда они объявили о расторжении контракта с нами, ими был подписан новый. С Асланбеями. — Я мог бы догадаться, откуда ветер дует! — невесело усмехнулся Насух. — Ладно уж, ступай, — махнул он рукой. — Переживем. Мы преспокойно обойдемся без этих недоумков и очень скоро найдем других покупателей. Управляющий ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Насух сел в кресло и вновь со всей силы ударил кулаком по столу. Опять эта ненормальная, и что ж ей неймется, всюду свой нос сует! Вот что значит допустить бабу к мужскому занятию! Вместо того, чтобы, как порядочный человек, прийти, ну, или хотя бы позвонить и договориться (ведь можно было бы, допустим, заключить совместный договор, раз уж ей там так приспичило), она вставляет палки в колеса и пакостит исподтишка. Уже не в первый раз Насух вынужден нести убытки из-за придурочной семейки Асланбеев. Сначала они переманили в свою компанию лучших менеджеров Насуха, и, судя по всему, те не постеснялись растрепать новым хозяевам все тонкости работы и планы прежних, потому что их компания существенно обошла Насуха и в привлечении нового капитала, и, соответственно, в прибылях. Затем они сорвали сделку с покупкой участка земли, где Насух намеревался поставить еще одну фабрику. Теперь эти недоумки строят там какой-то дурацкий отель, а Насух остался ни с чем. Он, конечно же, получил первый взнос обратно и присмотрел бы землю где-нибудь еще, но на это нужно время, а покуда он был вынужден спешно покрывать убытки и латать, как говорится, дыры, так что тут уж не до нового строительства. А теперь еще и это! Аллах свидетель: если бы Насух был хотя бы шапочно знаком с этой бессовестной женщиной, то подумал бы, что у нее какой-то личный счет к нему, иначе чего ради она прицепилась, точно клещ, и ей понадобилось чуть ли не выжить Насуха Шадоглу из бизнеса. Сколько еще весьма успешных предпринимателей в той же самой области, и ничего, никому не тесно, как-то уживаются, а этой нахалке почему-то именно Насух встал поперек дороги. Хотя она ему и даром не сдалась, он и не думал ни с кем конкурировать! Впрочем, у этих самых Алсанбеев, кажется, все с приветом, и всегда такими были. Помнится, покойный отец Насуха рассказывал, что в ранней молодости был очень дружен с Хамитом Асланбеем. Они познакомились еще в далекие-предалекие школьные годы, а когда стали взрослыми, то продолжали поддерживать отношения и сотрудничать. Потом Азат Ага, отец Насуха, женился и перебрался жить в поместье. Понятное дело, видеться часто со старым другом он уже не мог, но отношения они все равно поддерживали. Вскоре женился и Хамит Асланбей; его жена, следует заметить, оказалась весьма своеобразной особой. Она происходила из очень богатой семьи, почему, собственно, Асланбей и взял ее в жены. Ему просто необходимо было поправить свое материальное положение, так как внезапно он оказался на мели. Водился за Хамитом Асланбеем грешок: очень уж он любил азартные игры, мог ночи напролет за картами проводить. И вот, как только Гюнеш ханым переступила порог дома Асланбеев, тут же начала устанавливать свои порядки, а мужу вменялось безропотно ей подчиняться, что он и делал по доброте и мягкосердечию своему. Поговаривали даже, что сия вздорная особа частенько награждала мужа тумаками, если тот хоть слово произносил ей наперекор. Хамит Асланбей терпел, потому что жена железной рукой вела хозяйство и быстро сумела наладить дело так, что доходы семейства значительно возросли. Даже родив двоих детей, она все равно не остепенилась и большую часть своего времени занималась семейным бизнесом, предоставив бедных крошек заботам няньки. Этого Насух никак не мог понять: каждый ведь должен знать свое место и заниматься своим делом. Дело мужчины — заботиться о своих близких и добывать средства им на пропитание. А дело женщины — создавать уют и беречь домашний очаг. Когда же все перекручивают с ног на голову — добра не жди. Азат Ага с той поры и вовсе перестал общаться с другом детства, тем более что у него и своих забот хватало. Время шло, Хамит Асланбей успел овдоветь, и как раз в тот период времени они вновь возобновили отношения со старым приятелем. Правда, теперь о крепкой дружбе речи не шло, только лишь деловое сотрудничество, которое шло обоим семействам на пользу. Ну, а потом отец Насуха предстал перед Аллахом, буквально через год за ним последовал и Хамит Асланбей, а его единственный сын и наследник совсем не стремился поддерживать отношения с семьей Шадоглу. Он заявил, дескать, мало ли, с кем там отец его дружил и вел дела, его это не касается. Тем не менее, никакого соперничества меж ними все равно не было. Собственно, Насух лично никогда не встречался с Нихатом Асланбеем, ему не было до того никакого дела. Правда, ходили по Мидьяту слухи, что Нихат женился не пойми на ком. Кто его знает, где он подобрал эту женщину, но она, как уверяли в один голос все сплетники Мидьята, подобно своей покойной свекрови, быстренько прибрала к рукам и своего мужа, и все его состояние. После смерти супруга Асланбей ханым вовсе потеряла всякий стыд, и теперь, изволите видеть, решила чуть ли не в открытую вредить Насуху. Впрочем, тут же одернул он себя, хватит думать об этом, у него сейчас и без того хватает проблем. Насух достал из внутреннего кармана письмо Хазара и развернул его. Он уже выучил его наизусть, потому что успел перечитать несчетное количество раз. Хуже всего то, что на письмо нужно было ответить, а что именно написать Хазару, Насух не знал, у него просто опускались руки. Ведь если он напишет правду, то разобьет сыну сердце, а если станет лгать — Хазар никогда не простит его. Может быть, стоило уступить сыну, удовлетворить его просьбу, тогда не пришлось бы сейчас мучиться… Он должен придумать что-то, дабы его любимый сын не страдал от боли и предательства. Но как, как оградить его от этого? Если бы это было возможно, то Насух всю боль и все горести своего сына забрал себе. Когда-то давно он дал себе слово, что Хазар будет расти самым счастливым, и никакие печали его не коснутся. Достаточно уже и того, что он пережил, будучи совсем крошкой. Иногда Насух… отчаянно завидовал сыну, потому что тот ничего не помнит о том ужасном дне. А вот он сам — не забудет, наверное, и после своей смерти. Один раз, когда Хазару было лет тринадцать, он помогал Джихану делать уроки. Они что-то писали, обсуждали, кажется, даже спорили. Младший сын не отличался прилежанием, учителя вечно на него жаловались, Насух ругал его, тот огрызался, а Хазар обычно уговаривал их обоих успокоиться. После же он всякий раз помогал младшему брату сделать все задания, лично следил, чтобы тот готовил уроки как нужно. И вот они, покончив наконец с уроками, вдруг, как по команде, уставились на своего отца, и Хазар спросил (видимо, это как-то связано было с темой заданного Джихану сочинения): — Папа, а как ты познакомился с мамой? Насух оторопел, задумался на мгновение, и у него просто само собой вырвалось: — Ну, в один прекрасный день я пришел на кухню, а она была там и как раз доставала из печи хлеб. Положила его на стол, повернулась и… — Насух похолодел и тут же захлопнул рот, сообразив наконец, что именно ляпнул. — И?.. — Джихан посмотрел на него горящими от нетерпения глазами, предвкушая продолжение рассказа. Нечасто ведь Насух баловал их подобными историями. — Ничего, — смешался он. — Я… перепутал, это позже было. Да. Когда мы уже были женаты. Я вошел, увидел, какая она была красавица, ваша мама. А познакомились… Нас с ней родители познакомили. Как это всегда и бывает. Сыновья ушли разочарованные, так как явно ожидали продолжения романтической истории, а он еще долго не мог прийти в себя и в который раз задавал себе вопрос: прав ли он, скрывая правду. Хотя, по иронии судьбы, именно в тот момент Насух проговорился. Мать Хазара он действительно впервые увидел в поместье, когда она доставала из печи хлеб. А он, как вошел, так и замер на пороге, глядя, как она аккуратно кладет хлеб на стол и поправляет скатерть. А потом она повернула голову, Насух взглянул в ее огромные золотисто-карие глаза и в тот же миг понял: он, как любят говорить, пропал. Окончательно и бесповоротно. Другой такой он больше нигде не встретит. Просто потому, что нет ее в этом мире и быть не может! Насух оказался прав: вот уже много лет он не может ее забыть, и никто не сумел заменить ему ее. Безжалостный огонь забрал ее у Насуха, а взамен осталась лишь незаживающая сердечная рана да ворох дорогих сердцу воспоминаний. Те дни, что они провели в поместье, все рассветы и закаты, что встречали вместе, ее нежная ладонь на его щеке, ее волосы, развевавшиеся на ветру, их сплетенные вместе пальцы, слова, что Насух шептал ей на ухо. Он клялся, что они всегда будут вместе, до конца дней будут жить на земле, в доме, который выстроят своими руками, вместе вырастят своих детей. — Ты всю жизнь будешь любить меня, да, Насух? — Даже и не сомневайся, моя Айше, ты для меня — целый мир. Без твоей любви меня просто не будет! Теперь же ему осталось лишь вспоминать, как ярко засияли тогда ее глаза, и она склонила голову ему на плечо. Иногда ему снится, будто он идет по выжженному полю, озирается кругом и не может понять, что же произошло, почему кругом одно пепелище. Вдалеке Насух видит одиноко стоящее дерево, которое удивительным образом уцелело, оно зеленеет, точно только его одного поливали и ухаживали за ним. Рядом он замечает родную, такую знакомую фигуру в простом синем платье. Насух, сам не свой от охватившего его вдруг счастья, плачет от радости и со всех ног бежит к ней. «Айше, — кричит он, — Айше, постой, подожди меня! О, Аллах, как же хорошо, что ты не умерла!» Она оборачивается, и Насух замирает в нескольких шагах от нее. Он хочет подойти ближе, обнять ее, но ноги его не слушаются. Айше внимательно смотрит на него, чуть склонив голову набок, как она всегда делала, если глубоко задумывалась о чем-нибудь. Насух говорит ей, как сильно ее любит, уверяет, что прямо сейчас заберет ее с собой, они уедут далеко-далеко, и никто больше не сможет разлучить их. Айше ничего не отвечает, лишь молча качает головой, а потом Насух оглядывается кругом, и — он снова один посреди пустыни. Из последних сил он устремляется вперед, зовет Айше, но ее больше нет, она исчезла, и Насух понимает, что ему просто почудилось, будто она только что была рядом. Честно признаться, Насух даже радовался этим снам. Пусть хоть ненадолго, но он вновь видел ее. Видел такой, какой запомнил, и какой она навсегда осталась — юной и прекрасной. Время уже над ней не властно, оно не испещрит морщинами лицо Айше, седина не тронет ее темные волосы. Ее голос навсегда останется звонким и восторженным, а глаза навсегда сохранят свой необыкновенный блеск. Ее улыбка, ямочки на щеках, родинка над верхней губой, которую он обожал целовать украдкой, чтобы Айше ойкнула при этом от неожиданности и радостно рассмеялась, — все это уже никогда не изменится. Это сам Насух стал другим, он не только постарел, лишился волос на голове, но и напрочь разучился улыбаться. Да и по возрасту он теперь в отцы бы Айше годился. Она же навеки останется восемнадцатилетней… Что ж, остается надеяться, что там, откуда нет возврата, она все-таки дождется его. Когда придет его час, Насух наконец-то воссоединится с ней, и больше никто и ничто не сможет отнять у него его возлюбленную Айше. Когда мать сообщила ему, что пожар не пощадил никого, и Айше вместе со своим братом и сестрами погибли, Насух почувствовал, что земля ушла у него из-под ног. Он практически не слышал, о чем говорила мать: чья-то неосторожность, пожар, никто не успел выбраться… — Хорошо, что я хотя бы внука смогла спасти! — вздохнула мать, украдкой смахнув слезу. Но для Насуха ничего уже не имело значения, потому что в память врезалась лишь одна фраза: «Айше не смогла выбраться, сынок, она… умерла. И она, и ее сестры, — все погибли». Поверить в это было невозможно, и он долго не мог понять: как это так. Она умерла… И никогда больше не улыбнется и не обнимет его. Он не увидит, как она нянчит сына, они не будут больше встречать закаты, взявшись за руки, стоя на дороге, ведущей к дому. Не проживут вдвоем всю жизнь. Не состарятся вместе. Ничего уже не будет! Потому что без Айше и жизнь Насуха тоже закончилась. Ему осталось только вспоминать тот последний день, когда они прощались перед его отъездом, ее печальный взгляд и слова, что она боится оставаться одна, у нее дурное предчувствие. Он уверял, что все будет хорошо, и… был не прав. Мать очень долго уговаривала его «взять себя в руки», как будто это так просто. Она уверяла, что ему нужно жить дальше ради сына, ведь он еще такой крошечный и беззащитный, матери он уже лишился, так неужели же Насух хочет оставить его и без отца. — Ну же, — настаивала на своем мать, протягивая ему малыша, — возьми ребенка на руки, Насух! — Не могу, мама, — вздохнул он. — Я просто не могу! Как я буду ему в глаза смотреть, как я объясню ему, что не сумел… Не уберег его мать! — Что за глупости! Ты же не виноват в этом. Никто не виноват, сынок! Да и потом, пойми же, Айше не хотела бы, чтобы вы оба страдали. Эти слова, стоит признать, задели его за живое, он взял у матери своего сына, взглянул на его, улыбнулся сквозь слезы. Наверное, слова матери — правда. Нужно взять себя в руки ради маленького Хазара, лишь затем, чтобы однажды он узнал, какой была Айше, как она любила их обоих, и чтобы он любил ее. Сын и в самом деле стал его спасением: всякий раз, когда Насух смотрел на Хазара, и тот улыбался ему мягкой, чуть застенчивой и оттого такой знакомой улыбкой, ему становилось легче. — Ты должен уехать отсюда, — в один прекрасный день вынесла свой вердикт мать, — и жениться. — Что? — Насух ушам своим не поверил. — Мама, да что ты такое говоришь? Я просто не могу! — Сможешь! — его мать умела быть жесткой и бескомпромиссной. — Ради сына, ты сделаешь это! Мой внук будет расти в семье, у него должны быть отец и мать. Словом, я уже нашла тебе невесту, она обо всем знает и согласна. Вы поживете какое-то время в Стамбуле, а потом вернетесь, и никто не будет сомневаться в том, что это ваш общий ребенок. Так нужно, сынок, так будет лучше. В конце концов Насуху ничего другого не осталось, и он покорился матери. Вот только… как там ни крути, жизнь его никоим образом нельзя было назвать счастливой. Назлы оказалась хорошей женщиной, доброй, понимающей, во всем покорной его воле. Она стала отличной хозяйкой, примерной женой и любящей матерью. Хазара она искренне любила, и даже когда родился Джихан, все равно не делала между детьми никаких различий. Казалось бы, Насух должен был радоваться, что ему так повезло в жизни, но… Он все равно не смог смириться с горечью потери своей единственной любви. Да, Назлы была замечательной, но увы, она не была Айше. И потому он так и не смог полюбить ее. Больше того, с годами ее слепая покорность стала его даже раздражать, а когда Назлы временами начинала упрекать его в холодности, срывался на нее и кричал, что ее обо всем предупреждали, а кроме того, он обеспечивает ее всем, так чего ей еще надо. Наверное, он был не прав, но поделать с собой ничего не мог. Насух хотел рассказать Хазару правду еще тогда, когда сын был ребенком. Он считал, что нужно объяснить: у Хазара когда-то была другая мама, которая родила его на свет, а потом она умерла, и теперь у него есть еще одна, которая его любит и будет любить всегда. Однако же, мать Насуха резко воспротивилась этому, когда узнала: — Ты с ума сошел?! — напустилась она на Насуха. — Неужели ты хочешь, чтобы твой сын чувствовал себя ущербным и обделенным? Ведь есть же еще Джихан, его брат. И у него есть родная мать, а у Хазара, как ему станет казаться, нет. И он подумает, будто мама его не любит. Так зачем все это? Неужели ты готов заставить собственного сына страдать ради памяти о женщине, которая давным-давно мертва? — Эта женщина была его матерью! — воскликнул Насух. — Но она для него ничего не значит, пойми ты это наконец! Он же никогда ее не видел и ничего не помнит. Даже не думай об этом, сынок, не причиняй лишней боли ни себе, ни своему сыну, ни Назлы. Ей ведь тоже делается больно всякий раз, когда ты вспоминаешь другую женщину. Назлы тоже была против, она вторила его матери, говоря, что та абсолютно права, зачем ранить мальчика, он же так расстроится: — Может быть, потом, когда он станет старше, — пожав плечами, сказала она. Но время шло, Хазар стал взрослым, скончались и Назлы, и мать Насуха, и теперь, пожалуй, уже слишком поздно. Хазар считал и считает Назлы своей матерью, и изменить это невозможно. Скорее всего, Хазар уже и не поверит, скажет, отец его спятил и несет ерунду. Что ж, получается, Насух так и останется единственным, кто до сих пор хранит память об Айше, значит, так тому и быть. Прошлое должно остаться в прошлом, как любила повторять его мать. Вот только оно, это прошлое, так и не хочет отпускать его… То, что время столь стремительно бежит вперед, Насух понял, когда его старший сын вдруг заявил, что хочет жениться. Разумеется, Насух прекрасно понимал, что его сын стал совсем взрослым, понемногу он уже вводил Хазара в семейный бизнес, и сын делал успехи. Насух полагал, что после того, как сын вернется из армии, настанет пора подыскать ему невесту. Он даже присмотрел подходящую: старшую дочку одного из его компаньонов. Но за пару недель до ухода в армию Хазар пришел к нему и огорошил новостью, что у него уже есть невеста. Девушку зовут Дильшах, она работает в школе, а родители ее жили где-то в деревне. Она тиха, скромна и, стоит сказать, довольно-таки миловидна. Хазар представил ее Насуху как свою невесту, и ему просто ничего другого не оставалось, как согласиться. В конце концов, если Хазар ее полюбил, то мешать им он не станет. В свое время мать противилась его отношениям с Айше, он старался изо всех сил переубедить ее, тянул время, и чем все закончилось? Впрочем, торопиться со свадьбой сына все-таки не стоит, решил Насух. Ведь за две недели они не успеют ровным счетом ничего подготовить, а кроме того, Хазару так и так придется расстаться с Дильшах. — Поэтому спешить не будем, сынок, чтобы не вызвать кривотолков. Ты же знаешь местную публику: мигом придумают и разнесут какую-нибудь сплетню, если вы столь скоропалительно поженитесь. А вот вернешься, и я вам такую свадьбу устрою, весь Мидьят долго помнить будет! — Раз ты так считаешь, папа, — вздохнул Хазар, — то пусть будет так. Хазар регулярно писал отцу и всякий раз просил передать привет его невесте, если он вдруг случайно встретит ее. Последние же два письма от сына, стоит признать, привели Насуха в замешательство. Хазар настойчиво просил узнать, не случилось ли с Дильшах чего-нибудь плохого, поскольку она обещала ему писать, а он до сих пор не получил от нее весточки. Насух хотел было навестить будущую невестку, вдруг и впрямь с ней беда какая, но тут на него, как из рога изобилия, посыпались неприятности с потерей земельного участка, и стало как-то не до Дильшах. А позавчера, когда он возвращался домой с фабрики, его вдруг окликнул чей-то голос: — Насух Ага! Он обернулся и увидел незнакомого молодого человека примерно одних лет с его собственным сыном: — Слушай меня внимательно, Насух Ага, — нахально заявил тот, приблизившись к нему, — скажи своему Хазару: пусть он отстанет от Дильшах! — Ты вообще кто такой? — строго взглянул на него Насух. Что это, в самом деле за наглость такая: какой-то молокосос смеет подходить к нему вот так запросто и делать подобные заявления. И ради всего святого, почему лицо этого сопляка кажется Насуху знакомым, хотя он совершенно точно видит его впервые? Однако что-то такое… узнаваемое было в том, как мальчишка чуть прищурился, поджал губы и склонил голову набок. — Я Мехмет Асланбей — сын Асланбеев, ясно? — тем временем ответил тот. — И жених Дильшах! — Какой еще жених, что ты такое несешь? — возмутился Насух. — Дильшах любит Хазара, и она… — Ошибаешься, Насух Ага, — усмехнулся этот несносный сопляк, — мы с Дильшах обручились и скоро поженимся. Да, — с видом триумфатора прибавил он, — мы с ней… ну, это… Короче, ты понял, да? Дильшах теперь моя жена! — Слушай, ты, Асланбей, или как там тебя? — вышел из себя Насух. — Ты вообще думаешь, что мелешь?! Дильшах — чистая и невинная девушка! — В общем, я тебя предупредил, Насух Ага. Передай своему сыну, чтобы он к Дильшах и близко больше не подходил, теперь она моя. А если я увижу его рядом с ней — прольется кровь, ты меня понял? — Да кто ты такой, мерзавец, чтобы угрожать моему сыну? — Насух схватил нахала за грудки и как следует встряхнул. — Еще раз говорю: я тебя предупредил! — Мехмет Асланбей оттолкнул его, еще раз мерзко ухмыльнулся и поспешил удалиться. Насух не знал, что и думать. Стоит ли верить словам этого наглеца? Это же еще одна наглядная иллюстрация, что в семейке Асланбеев, кажется, ни одного вменяемого человека не осталось. Сначала чокнутая Азизе Асланбей покою Насуху не давала, и скорее всего, это еще не предел, она продолжит делать гадости, раз уж начала, а теперь и сынок под стать своей мамаше выискался. Может быть, этот сопляк все придумал, мало ли, ему могла приглянуться Дильшах, и он хочет устранить соперника, пользуясь тем, что Хазар далеко. Разумеется, лицом к лицу встретиться с противником у него кишка тонка, другого трудно было бы ожидать. Сомнения Насуха развеял его шофер, который во время разговора с Мехметом Асланбеем ждал у машины и все слышал. — Простите меня, Насух Ага, но если вы мне дозволите сказать… — В чем дело? — хмуро взглянул на него Насух. — Думаю, тот человек не соврал. Ну, насчет жениха… — Тебе откуда известно? — насторожился Насух. — У брата моего приятель есть, — пустился в объяснения шофер, — Ферхат, он у Асланбеев служит. И он тут на днях как раз брату рассказывал: Азизе Асланбей своему любимому сынку пышную свадьбу готовит. Чуть не половину Мидьята уже пригласила. — Вот оно значит как! — пробормотал Насух. Что ж… выходит, Хазару придется смириться с тем, что ветреная девица разбила ему сердце. Может быть, оно даже и к лучшему, что все открылось именно сейчас. Хазар увидит истинное лицо этой Дильшах да и махнет на нее рукой. А там Насух уж найдет ему подходящую невесту, чистую, честную и порядочную. Однако, какова же вертихвостка: с Хазаром гуляла, слово ему дала, а стоило только ему уехать, сразу же окрутила этого дурачка Асланбея. Вот пусть он с ней теперь и мается до конца дней! Пожалуй, решил Насух, пока не стоит огорчать Хазара, пусть он не отвлекается на посторонние дела. Когда же сын вернется, тогда они и поговорят по душам. Да, ему будет тяжело, но тут уж ничего не попишешь. А может быть, кто знает, к тому времени ведь много воды утечет, вдруг Хазар и думать забудет о Дильшах, мало ли, кто в его годы не увлекался смазливыми красотками. — Насух Ага, простите, — в кабинет заглянул секретарь, — тут вам принесли записку. — Записку? — удивленно приподнял брови Насух. — От кого, интересно знать? Ладно, давай сюда! Развернув послание, Насух увидел, что оно от мастера Габриэля, грека-ювелира, его хорошего знакомого, можно сказать, друга. Насух много раз заказывал и покупал у него украшения, а также просил оценить драгоценности, которые он желал приобрести. Кстати сказать, Хазар заказал у него кольцо в подарок своей непостоянной невесте. В письме Габриэль просил Насуха зайти к нему сегодня же вечером: «Дело очень срочное, не требующее отлагательств», — писал он. Любопытно, — подумал Насух, — что ему понадобилось, надо будет обязательно заглянуть к нему.