Дильшах
Не в силах больше сидеть в четырех стенах, Дильшах решила спуститься во двор, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом. Перед тем как выйти из комнаты, она посмотрела на часы: Эсма должна вернуться примерно через час-полтора. Дай Аллах, подумала Дильшах, чтобы она принесла добрые вести, пускай Хазар ответит ей, что все улажено, и они наконец-то воссоединятся. И больше их никто не разлучит! Никто и никогда! Во дворе, к несчастью, обнаружилась Султан. Дильшах не то чтобы не любила жену Ахмета, но Султан бывала иной раз слишком уж шумной и многословной. Она постоянно пыталась вывести Дильшах на откровенный разговор, или хотя бы просто посплетничать. Дильшах же не хотелось заводить дружбу ни с кем в этом доме. Чем дальше, тем больше ей становились ненавистны и стены этого роскошного особняка, и все его обитатели, начиная с собственного мужа и заканчивая кухаркой Фидан, вечно сующей свой нос куда не следует. Ну, разве что Эсма производила впечатление сердечного и порядочного человека, но, если вдуматься, то и ей не стоит слишком уж доверять, в конце концов жалованье-то Эсме платит Азизе ханым. Нет, Дильшах никому не может доверять, кроме самой себя! — Неплохой денек сегодня, верно? — поприветствовала ее Султан. — Кофе будешь? — она кивнула на соседний стул, присоединяйся, мол. Дильшах пожала плечами и присела рядом: — А где все? — спросила она, положив себе в чашку ложку сахара. На лице Султан появилась ехидная усмешка: — Муженек мой, чтоб ему провалиться совсем, отправился, как он выразился, по очень важным делам. Если опять напьется, как скотина, — мгновенно помрачнела она, — то жди очередного концерта, который он непременно мне закатит. Без этого ж еще ни разу не обходилось! Дильшах опустила глаза: ей было известно, что Ахмет Асланбей со своей женой не церемонился, если что-то было не по нем — он устраивал отвратительные сцены и, особенно если бывал в подпитии, поднимал на Султан руку. А с недавних пор он, можно сказать, взял это за правило, что и привело в итоге к трагедии: без малого три года тому назад Султан по милости своего мужа потеряла ребенка. Ахмет устроил беременной жене скандал, сильно избил ее, в результате начались преждевременные роды, Султан еле спасли, а ребенок, к несчастью, погиб. Ахмет после этого несколько присмирел, он даже попытался наладить отношения со своей женой, просил у нее прощения, клялся, что больше не станет вести себя подобным образом, он стал более внимательным к супруге, больше времени проводил с ней и с дочкой. Но вот Султан, кажется, так его и не простила, что вовсе не удивительно. Тем не менее, некоторое время Ахмет вел себя как образцовый муж и отец, но время шло, боль и раскаяние, как видно, притупились, и все стало возвращаться на круги своя. Дильшах тяжело вздохнула: ей сейчас совершенно нет дела до семейных разборок Ахмета и Султан, поскольку и своих проблем по горло. — Твой благоверный, — продолжала тем временем Султан, — поехал с ним. Они же тут как ниточка с иголочкой! Если Ахмет решил прогуляться в кабак, твой Мехмет за ним, ни на шаг не отстанет. Али же вместо них поехал в контору, разгребать то, что они там, как я поняла, напортачили, дабы от мамочки не влетело по первое число. Эсма взяла детей и повела их на прогулку. Ну, а сама наша сиятельная валиде-султан повезла свою любимую и драгоценную невестку на осмотр. — На осмотр? — удивилась Дильшах. — А что с ней? Султан выразительно покрутила пальцем у виска: — Бзик, причем у обеих. Одной ненормальной втемяшилось, что «пора бы подумать о наследнике», и потому она хочет удостовериться, все ли с ней в порядке, а вторая тоже, кажется, окончательно рехнулась, раз тут же кинулась исполнять капризы несносной выскочки. Дильшах покачала головой и тихо вздохнула. Разумеется, ей было прекрасно известно, что у Султан, мягко говоря, не складывались отношения с молодой женой Али. Младший брат Мехмета и Ахмета недавно женился, Салиха вошла в семью и, по словам Султан, тут же возомнила себя хозяйкой. Султан отчего-то сразу невзлюбила новую невестку, а та, стоит сказать, платила ей той же монетой. Им обеим даже и повода не нужно было особого, чтобы поругаться. Они ссорились из-за всякой мелочи вроде передвинутой мебели на кухне и переставленных фарфоровых вазочек. Салиха однажды распорядилась убрать их с полки в гостиной и поставить в буфет, якобы там они смотрелись лучше. — Ты теперь будешь тут решать, что лучше, а что хуже, так что ли? — возмутилась Султан. Она сама выбирала этот фарфор вместе со своим мужем в подарок его матери. Так что возмущение ее вполне можно было понять. — Не много ли ты на себя берешь, дорогуша, ты пока что в этом доме живешь без году неделя, поэтому знай-ка свое место! — Как и ты свое! — жене Али, как оказалось, палец в рот не клади. — Во-первых, по какому праву ты на меня голос повышаешь, а во-вторых, я не сделала ничего плохого, вовсе даже наоборот. Любому же видно, что там, куда поставила я, фарфор лучше смотрится. — Сейчас же верни эти вещи туда, где они стояли! — прикрикнула на нее Султан. — Прошу вас, перестаньте, вас услышат! — попыталась воззвать к их благоразумию Дильшах, которая присутствовала при ссоре. Их действительно услышали Ахмет и Азизе ханым, которые как раз только-только вернулись домой. Узнав, в чем дело, свекровь тут же потребовала прекратить глупую перепалку, на что Султан заявила, что, разумеется, она замолчит, но ей хотелось бы знать, почему новая невестка с ней не считается. Салиха же в ответ опустила глаза и чуть дрогнувшим голосом проговорила, что вовсе не хотела никого обидеть, и если Султан ханым так будет спокойнее, она сделает все, что та скажет. — Простите меня, мама, — Салиха подняла полный раскаяния взгляд на Азизе ханым, — я, наверное, действительно проявила неуважение своим самоуправством. Но просто мне хотелось как лучше… чтобы было красивее! — она всхлипнула и быстро вытерла глаза. Азизе ханым вдруг неожиданно улыбнулась, погладила ее по плечу и сказала, что это, право, пустяки, из-за которых не стоит портить себе настроение. Что же до фарфора, то пусть уж его, стоит теперь в буфете, потому что там он и впрямь к месту. — И чтобы впредь в моем доме не было ссор по пустякам, ясно? — строго взглянула она на Султан. — Вот именно! — поддакнул матери Ахмет, а после схватил Султан за руку и увел к себе. Султан между тем налила себе еще кофе: — Попомни мои слова, — вновь вернулась она к своей излюбленной тебе, — эта девица еще себя покажет! Мало нам было тут одной Азизе ханым, так теперь их станет двое. Вот уж правду говорят, что иной раз мужчины выбирают себе жену, похожую на свою мать. И вот — полюбуйся — Али угораздило поступить именно так. Вот уж от кого бы не ждала подобного! Ведь ты знаешь, — Султан придвинулась ближе к Дильшах и продолжила, чуть понизив голос, — когда я на Али смотрю, то всегда думаю, что тут одно из двух: или его в свое время в роддоме подменили, или… Или наша дорогая Азизе ханым украсила голову своего почтенного супруга парочкой ветвистых рогов. — Султан! — испуганно вздрогнула Дильшах. — Ты что?! Тебя услышат, тут даже у стен уши есть, и ей непременно донесут обо всем. — Ой, — рассмеялась Султан, — да пускай, мне-то что! Если у них нет чувства юмора, то это их проблемы. А нам с тобой, между прочим, следует подумать о другом: как поставить выскочку на место. Пусть знает, что мы с тобой можем дать ей отпор, потому что наши права, как ни крути, не меньше! У нас с тобой есть дети, твой сын и моя дочь — наследники этой чертовой фамилии! А она покуда еще не сподобилась подарить Асланбеям наследника, кроме того, она жена младшего брата, так что тут ее номер шестнадцатый, пусть помалкивает и ведет себя с нами почтительно. Дильшах лишь покачала головой, потому как давно уже уяснила, что пытаться убедить Султан вести себя благоразумно — дело гиблое. Ей будто нравилось задирать жену Али и дерзить свекрови, которая всякий раз вставала на сторону Салихи. Что же касается Дильшах, то она мало общалась с Салихой, и, может быть, поэтому та к ней не цеплялась. — А иначе, — все никак не могла успокоиться Султан, — эти две ведьмы, старая и молодая, нас со свету сживут. Ты же сама видела эту лицемерку, Дильшах, она ведь только со мной такая смелая и наглая, а при мамочке строит из себя саму невинность! Глазки опустит, всплакнет ненароком: пожалейте ее, несчастную. — Так какой толк тебе с ней ругаться, Султан? — отозвалась Дильшах. — Она пытается вывести тебя из терпения, ты начинаешь с ней ссориться, а Азизе ханым неизменно встает на ее сторону. Это какой-то заколдованный круг! — Хочешь знать, — усмехнулась Султан, — почему Азизе, как ты выражаешься, всегда встает на сторону жены своего младшенького? Я скажу тебе. Да потому, что она такая же лицемерка! Эта нахалка ей в рот смотрит, что ни попросит — исполняет, мамочкой ее зовет… Противно слушать! Сама-то Азизе, может, и не верит в искренность подхалимки, все же она, надо отдать ей должное, далеко не дура. Но у Салихи ведь есть родной дед, и у него, самое главное, есть деньги! А деньги — это единственная истинная любовь всех членов семейства Асланбей. Вот и весь секрет: мы-то с тобой нищие, а потому с нами можно не церемониться. — Ты… ты несправедлива, — неуверенно проговорила Дильшах. Честно говоря, ей был не о душе этот разговор, потому что он и без того уже зашел слишком далеко. — Вот уж нет! — фыркнула Султан. — И ты сама прекрасно понимаешь, что я права. Но… знаешь еще, что? Мы с тобой тоже виноваты! — В чем? — не поняла Дильшах. — В том, что позарились в свое время на их добро. Размечтались о том, что ухватили принца из сказки: богатого, красивого и на все ради тебя готового! — Я ни на что и ни на кого не зарилась, Султан! — гордо выпрямилась Дильшах. — Видишь ли, мне иной раз кажется, что ты и впрямь не всегда умеешь… выбирать нужные выражения. — Да уж передо мной-то не строй из себя святую! — хмыкнула Султан. — Наши истории похожи, хоть с какой стороны взгляни! Я вот, например, жила когда-то в небольшой квартирке, которую снимала вместе с подругой, работала от зари до зари и надеяться мне было не на кого. А потом вдруг встретила его! Все вроде бы при нем: и деньги, и положение, и сам далеко не урод… Он мне наплел с три короба, мол, весь мир под ноги кинет, на руках носить станет, вот я за ним и побежала, как собачонка. Думала, что ухватила удачу за хвост и решила, что теперь-то уж ни за что его, такого замечательного, из рук не выпущу. А потом я забеременела от него и попросила помощи у его матери, да еще радовалась, когда та вроде как протянула мне руку! Какой же дурой я была, Дильшах! Мне бы уже тогда понять, что раз он особо желанием не горит меня ни с кем в этом городе знакомить и совсем ко мне носа не кажет, то нужно просто забыть о нем и ехать домой. Но… я испугалась! Как я буду растить ребенка одна, без мужа, что за будущее ждет мою бедную крошку? Не надо было бояться, да, наверное, было бы трудно, но говорят, трудности человека лишь сильнее делают. Впрочем, теперь уже слишком поздно жалеть, и я уже никуда от него не денусь. Никуда! Потому что иначе они заберут у меня Генюль, и я никогда ее больше не увижу. А без дочери мне жизни нет и не будет. Вот так-то. И у тебя, — шмыгнув носом, прибавила Султан, — та же история. Или скажешь, что я не права? — Не права! — опустив глаза, тихо проговорила Дильшах. — Извини, Султан, я пойду к себе. Она не стала больше слушать рассуждения Султан, пусть та думает что хочет. Хотя, наверное, отчасти в ее словах есть правда. Во всяком случае в том, что найти выход из столь запутанной ситуации, очень трудно. В остальном же… Не стоит мерить всех по себе! Дильшах никогда не нужны были деньги Асланбеев. Ее бы воля, она к Мехмету и близко не подошла бы! Но ведь он же сам, первый не давал ей прохода…***
Может быть, если бы Хазар не уехал тогда, то Мехмет отступился бы от нее. Или же Хазар разъяснил бы ему все, как говорится, по-мужски. Но к сожалению, Хазар не посмел ослушаться своего отца и убедил Дильшах, что со свадьбой им стоит повременить. Она же была готова ради него на все, поэтому согласилась ждать. Стоило же Хазару уехать, Мехмет вновь принялся надоедать ей своими ухаживаниями. Когда в один прекрасный день он вместе со своей матерью и братьями приехал к ее маме, дабы попросить руки, у Дильшах, что называется, земля ушла из-под ног. Хорошо еще, что мама прекрасно поняла ее чувства и отказала. Стоило же Асланбеям выйти за порог, мама устроила ей допрос, почему, мол, этот молодой человек столь упрям и не желает отступать. Неужели Дильшах сама дала ему повод? — Мама, — вздохнула Дильшах, — как ты можешь так говорить? Я не давала никакого повода, просто он… сама видишь, что это за люди. Они избалованы сверх всякой меры, потому что привыкли получать что ни попросят по первому требованию. — Я боюсь, — нахмурилась мама, — как бы они не навредили тебе, дочка. — Не переживай, — обняла ее Дильшах, — ничего они не сделают! Мама оказалась права, потому что Мехмет все равно не давал ей покоя, он приезжал, как и прежде, встречать ее с работы и всякий раз убеждал в том, что Хазар — не стоит ее внимания. — Он же просто посмеяться над вами хотел! — настаивал Мехмет. — Да вас Аллах отнес от этого бесчестного типа, поверьте, он недостоин пыль целовать под вашими ногами, Дильшах! А еще, — он взял ее за руку, — рядом с вами ведь есть человек, который никогда не бросит вас, который готов ради вас на все! Я жизнь свою отдам за тебя, Дильшах, клянусь! — Мехмет бей, — на глаза сами собой навернулись слезы, — умоляю вас, не мучайте меня! Вы же знаете, что я не могу… просто не могу ответить вам взаимностью. — Я все равно не отступлюсь, так и знай! — обиженно поджав губы, проговорил он. Несколько дней после этого разговора он не приезжал к Дильшах, и она уже было вздохнула с облегчением, как вдруг к ней явилась Азизе ханым. Она заявила, будто ею движет одно лишь желание помочь своему сыну и девушке, что стала так дорога ему. Дильшах попыталась преодолеть свою неприязнь, которую испытывала к этой женщине с самой первой встречи, дабы объяснить, что Мехмет ей просто-напросто не нужен. — Ну, — пожала плечами Азизе ханым, — я бы на твоем месте не стала делать столь поспешных выводов. Тебе стоит разобраться в себе, дорогая моя, а заодно оглянуться и посмотреть, кто по-настоящему думает и готов позаботиться о тебе. — Вы не знаете нашей истории, Азизе ханым, — отозвалась Дильшах. — Не знаете человека, которого я… — Зато я знаю жизнь, девочка, — усмехнулась она, — и знаю, что если бы тот, как ты выражаешься, человек любил тебя, он был бы сейчас с тобой. А где он? Он предпочел уехать и оставить тебя одну. Впрочем… тут нет ничего удивительного, так как семья, из которой он происходит, никогда не отличалась порядочностью. Проведи ты с ними больше времени, ты сама убедилась бы в этом. Почему, как ты думаешь, твой Хазар уехал, даже не сказав своим родным о тебе? Да потому что его отец запретил ему думать о тебе, а он подчинился, не знаю уж, из трусости, подлости, или того и другого вместе! Для самолюбия и эгоизма его папаши это оказался слишком тяжелый удар: смириться с тем, что сын выбрал девушку из простой, небогатой семьи. Насух Шадоглу всегда таким был, я знаю, что говорю, поверь мне, и сынок весь в него пошел! А теперь еще раз посмотри кругом и пойми наконец, что нельзя пренебрегать благом, которое само идет тебе в руки. Не разбрасывайся попусту людьми, которые готовы принять тебя, как родную. — Но я же не люблю вашего сына! — прошептала Дильшах. — Он любит тебя, — ответила Азизе ханым. — Значит, и ты сможешь отнестись к нему с теплотой. Как говорится, стерпится — слюбится. Во всяком случае, стерпится — так уж точно, это я тебе гарантирую, потому что, — прибавила она, отвернувшись от нее, — любовь и брак — это ведь далеко не одно и то же… — Я… — начала было Дильшах, но Азизе ханым ее перебила: — Ничего больше не говори, но обещай подумать над моими словами. И учти еще, что мой сын так просто не отступится, я его очень хорошо знаю! Дильшах была сбита с толку. С одной стороны, она не верила, что Хазар мог так просто от нее отказаться, а с другой стороны, матери Мехмета удалось все же посеять в ее душе зерна сомнения. Что если Хазар и впрямь отступится, не пойдет против воли отца. В полном смятении Дильшах решилась на отчаянный шаг: она попросила помощи у ювелира Габриэля, того самого, у которого Хазар купил то самое кольцо, что подарил ей перед отъездом. Хазар говорил, что добродушный пожилой грек давно уже дружит с его отцом, и потому ему можно доверять. Габриэль и впрямь оказался отзывчивым и добрым человеком, он выслушал Дильшах, заверил, что непременно поможет ей и сразу же послал за Насухом Агой. Однако же, когда тот явился, он даже и слушать никого не стал. — Раз ты такой добрый, — сказал он мастеру Габриэлю, — то и бери эту девицу в свой дом! Почему это, скажи мне, я должен брать к себе неизвестно чью дочь? А ты, — повернулся он к Дильшах, — раз сумела богатого подцепить, так беги к нему! Хазар же, когда вернется, женится на честной и достойной девушке, а о тебе он уже и думать забыл! А ты, — с возмущением взглянул он на Габриэля, — поостерегись в следующий раз заниматься сводничеством! После этого он ушел, даже не взглянув на Дильшах, которая стояла в углу, сжавшись от стыда и страха. С той минуты ей стало понятно: все кончено, она осталась совсем одна, случилось то, чего она так боялась. Хазар для нее теперь потерян навсегда… Дильшах проплакала три дня, у нее даже не было сил выйти на работу, а на четвертый день к ней вновь приехал Мехмет. Он не стал, как это бывало прежде, говорить о своих чувствах, просто предложил ей прогуляться. Они поехали в парк, где долго бродили, и она покорно позволила ему взять себя за руку. А когда они прощались, то она взглянула ему в глаза и сказала, что согласна. — На все согласна, Мехмет бей! — прибавила она. Он улыбнулся и заключил ее в объятия. Сейчас, оглядываясь назад, Дильшах понимала, что действовала импульсивно, и в большей степени ею двигала обида на Хазара. Она, казалось, совсем голову потеряла, когда согласилась выйти замуж и переехать в дом Асланбеев, но отступать было слишком поздно. В доме будущего мужа ей было очень неуютно; прислуга относилась к ней настороженно, и вроде бы они говорили с ней почтительно, беспрекословно исполняли все приказы, но Дильшах чувствовала себя так, будто она всем в тягость. Братья Мехмета, казалось, и вовсе не обращали на нее никакого внимания. Ну, разве что Али старался быть любезным и доброжелательным, но от этого ей почему-то делалось еще более неловко. Что до Азизе ханым, то ее Дильшах боялась, как огня. Еще с самой первой их встречи, Дильшах показалось, что эта женщина ни к кому не питает добрых и нежных чувств. В ее взгляде было столько льда, что, казалось, им можно Сахару заморозить. Даже когда она разговаривала с матерью Дильшах, договариваясь о свадьбе, все равно в глазах ее не было ни капли участия или радости. Как будто она делала то, на что ее вынуждали люди или обстоятельства, но сама при этом была против. Одна только домоправительница Эсма была к Дильшах добра, она единственная в доме Асланбеев относилась к ней с материнской нежностью, и потому вполне естественно, что только ей Дильшах могла довериться. За несколько дней до свадьбы Дильшах все же не выдержала, собрала свои вещи и сбежала к матери. У нее сжималось сердце, стоило только представить себя женой Мехмета, а кроме того, она поняла вдруг, что у нее есть еще и более веская причина не допустить этой свадьбы. Мама, разумеется, обрадовалась, когда она приехала, даже и расспрашивать ни о чем не стала, просто сказала, что все образуется, и раз уж она решила не выходить за Мехмета, то быть посему. Дильшах хотела было признаться матери, открыть ей главную свою тайну, но так и не решилась… Мехмет приехал на другое утро, и он буквально силой вытащил Дильшах из дома и затолкал в машину. Она просила отпустить ее, но он и слушать не хотел. — Ты просто спятила! — накричал он на нее уже после того, как они вернулись в особняк Асланбеев. — Прости меня! — всхлипнула Дильшах. Наверное, нужно было тогда сказать ему всю правду, но она, в который раз, смертельно испугалась и промолчала, благодаря чему запуталась окончательно, так что до сих пор не может выбраться из западни. — Я тебе говорил, что все улажу, что мы будем вместе. Как же ты могла так поступить?! Неужели ты хотела ославить меня на весь Мидьят накануне свадьбы? Ну нет, этого я не позволю, ты поняла меня?! Делать было нечего, Дильшах тем же вечером, хотя вернее будет сказать глубокой ночью, отправилась к Азизе ханым и упала перед ней на колени: — Умоляю, пощадите меня, — взмолилась она, взяв ее за руки, — отмените все! Всю эту свадьбу, торжество… Я не могу, не могу, поймите же! — Ты сама согласилась на все, тебя никто не вынуждал! — Азизе ханым наклонилась, взяла ее за подбородок, заставила поднять голову и посмотреть ей в лицо. — Ты дала Мехмету слово. Если уж так тебе претила свадьба с ним, так отказалась бы сразу и наотрез, а не дурила ему голову! А сейчас уже слишком поздно, за два дня до свадьбы я не позволю тебе так опозорить нас перед всем светом! — Я беременна! — выпалила Дильшах, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. — От… от… Хазара Шадоглу. — Ах ты дрянь! — Азизе ханым дала ей пощечину, а после схватила за шиворот и заставила подняться на ноги. — Простите меня! — заплакала Дильшах, закрыв ладонями лицо. — Простите!.. — Теперь, — тихо проговорила Азизе ханым, — это ничего уже не изменит. Раз ты молчала до сих пор… — Я ничего не знала, я не была уверена! — перебила ее Дильшах. — Раз молчала до сих пор, — повысила голос Азизе ханым, — то будешь молчать и дальше, если хочешь жить! — прибавила она, взглянув на нее в упор. — И если хочешь, чтобы выжил этот твой… ребенок. Потому что иначе… В этом доме найдется немало людей, готовых разделаться и с тобой, и с ним, ясно? Дильшах до сих пор терялась в догадках, почему Азизе ханым по сути обманула своего сына и заставила его поверить в то, что именно он является отцом ребенка. Очевидно, эта женщина ведет какую-то игру, но в чем она заключается, Дильшах не могла понять. Мирана Азизе ханым поначалу будто и не замечала. Да, она называла его своим внуком и наследником, время от времени дарила ему подарки, но и только. А когда родилась Генюль, так и вовсе все свое внимание переключила на нее, что опять-таки можно понять, ведь девочка действительно ее родная внучка. Но позже, когда Миран немного подрос, она стала иногда уделять время и ему. Вместе с Генюль и сыном Эсмы, Фыратом, она иногда забирала Мирана к себе, приказывала кухарке готовить их любимые лакомства, позволяла им играть на верхней террасе и не ругалась, когда дети там все вверх дном переворачивали. Если она покупала Генюль новую куклу, которую та долго выпрашивала, то подарки неизменно получали и Миран с Фыратом. Дильшах больше всего на свете хотела полностью оградить своего сына от общения с этой женщиной, но увы, у нее не было такой возможности. Пока они живут под одной крышей, она не сможет никоим образом препятствовать общению Мирана с ней, с Генюль и с сыном Эсмы ханым. В конце концов в этом доме слово Дильшах ничего не стоит, она обязана подчиняться мужу и его матери. Да и потом, теперь ведь уже поздно, Дильшах никак не сможет ничего изменить, потому что сам Миран слишком уж привязался к своим так называемым кузине и бабушке. Как Дильшах ни старалась, сын все равно тянулся к ним. Без Генюль он, к примеру, и часа не мог провести, требовал, чтобы они постоянно играли и гуляли вместе. Визиты же Азизе ханым были для него сродни самому долгожданному празднику, а ее подарки он хранил чуть ли не как святыню. Мехмет тоже довольно-таки трогательно относился к Мирану, он частенько возился с ним, катал на своих плечах, помогал строить крепость из кубиков, обещал купить ему игрушечный мотоцикл… Миран неизменно смотрел на него с обожанием, а вот что касается отношений Мехмета и Дильшах, они, увы, с каждым днем становились все хуже и хуже. С одной стороны, Дильшах даже понимала и жалела мужа. Он требовал от нее исправного исполнения супружеских обязанностей, которыми она пренебрегала, используя для этого все возможные уловки. Но иначе Дильшах, увы, не могла. Она с трудом заставляла себя быть с Мехметом и всякий раз испытывала натуральное отвращение, стоило ему только притронуться к ней. Мехмет же злился и ревновал. Он не раз уже обвинял ее в том, что она «до сих пор не может забыть своего ненаглядного проходимца» и упрекал в неблагодарности. Он твердил, что спас ее от позора, когда Хазар бросил Дильшах и забыл даже ее имя. — Ты должна бы меня до конца дней своих благодарить! — кричал он на нее. — И меня, и всю мою семью! А ты… ты ведешь себя как самая настоящая лицемерка, у которой ни стыда, ни совести нет! — Мехмет, я прошу тебя, успокойся! — увещевала она его. — Я благодарна тебе, не кричи только! Но он не желал больше ничего слушать, и дальше, как правило, начинался настоящий кошмар. Впервые муж поднял на нее руку, когда Миран был еще совсем крошкой. С чего тогда началась ссора, Дильшах уже не помнила, кажется, Мехмет в очередной раз потребовал быть с ним поласковей, а она попыталась отговориться усталостью и необходимостью побыть с сыном, пока тот не уснет. Мехмет разозлился, ударил ее по щеке и ушел, хлопнув дверью. Три дня после этого он с ней не разговаривал, пока Дильшах не пришла к нему сама, не извинилась и не заявила, что готова быть ему примерной женой. Ей пришлось тогда пересилить себя и остаться с ним наедине, лишь бы он не сердился больше. На какое-то время между ними воцарился мир, но вскоре случилась следующая ссора. Дильшах впервые тогда повысила на мужа голос и сказала ему, что безумно устала от его пустых упреков, а заодно потребовала, чтобы он прекратил ее попрекать знакомством с Хазаром. Тут уж Мехмет не сдерживался и побил ее так, что она потом неделю ходила вся в синяках. К счастью, по лицу Мехмет ее не бил, а потому ей удалось скрыть побои, надев закрытое платье с длинными рукавами. С тех пор так и пошло: любой мелочи было достаточно, чтобы Мехмет кинулся на нее с кулаками. Ни его братьям, ни уж тем более матери не было до них никакого дела, видимо, все они считали, что Мехмет со своей женой должны разбираться сами. Впрочем, Ахмет Асланбей, как оказалось, даже превзошел своего братца в жестокости. Жизнь казалась совершенно беспросветной, пока однажды Дильшах не увидела Хазара. Это случилось в тот день, когда они ездили в дом деда Салихи ханым, дабы попросить ее руки для Али. Ей показалось, что она сошла с ума, когда заметила Хазара на улице; он был живой и настоящий, ей не привиделось! Дильшах с трудом сдержалась, чтобы не броситься к нему, но рядом были муж, его братья и свекровь, поэтому пришлось взять себя в руки. На свой страх и риск Дильшах доверилась Эсме ханым и попросила ее сначала разузнать, действительно ли Хазар Шадоглу вернулся в Мидьят, и живет ли он по-прежнему в своем доме. Эсма жалела ее, несколько раз помогала увидеться с матерью, когда та приезжала из деревни. Мехмет настаивал, чтобы Шукран ханым, если решит навестить дочь, приезжала к ним домой и виделась с Дильшах лишь в его присутствии. Самой же Дильшах хотелось побыть с мамой вдвоем, вот и приходилось встречаться тайком. Ответ от Хазара Эсма передала ей через несколько дней. Он написал, что действительно вернулся, но совершенно не понимает, зачем Дильшах ворошит прошлое, ведь, насколько ему известно, она вышла замуж и наверняка счастлива. Впрочем, если он ошибается, то готов выслушать ее, собственно, ради этого он и приезжал к дому Асланбеев столько дней подряд. Дильшах перечитывала его письмо, наверное, тысячу раз, а потом вынуждена была порвать его, дабы не нашел кто-нибудь из домашних. Выбраться же на встречу к Хазару она, разумеется, не могла, во всяком случае, пришлось бы ждать подходящей возможности. Требовалось, чтобы никого из семьи не было дома, и чтобы кто-нибудь отвлек охрану, дабы Мехмету не донесли потом, что она выходила из дома одна. Подобное же совершенно не представлялось возможным, так как дома постоянно кто-то находился, и если уж не прислуга, так те же Султан или Салиха с радостью донесли бы сначала свекрови, а потом и Мехмету о тайных встречах Дильшах с бывшим возлюбленным. Но и сидеть сложа руки Дильшах тоже не могла. Она поняла, что только Хазар может помочь ей выбраться из этого ада, а еще она просто обязана рассказать ему о Миране. Он же имеет право знать, что это его сын! Правда, в письме о таком не напишешь, ей нужно видеть глаза Хазара и слышать его голос. Вскоре Дильшах попросила Эсму передать Хазару очередное послание, в котором настойчиво просила помочь ей сбежать. Не выдержав, она рассказала ему о своем несчастливом браке, о скандалах с Мехметом и о том, что ей просто необходимо вырваться из этого мрачного особняка на волю вместе с Мираном, пока Асланбеи окончательно не погубили их обоих. Эсма выполнила поручение, и вот уже несколько недель от Хазара нет ответа. Дильшах буквально извелась, гадая, сможет ли он помочь ей. Она верила в него, ведь если в его сердце осталась хоть капля любви к ней, хотя бы одно воспоминание обо всем, что они пережили вместе, он не останется в стороне. Он непременно поможет ей. Они уедут далеко-далеко, и будут счастливы. Аллах не может не услышать ее молитвы!***
— Миран, ради всего святого, сынок, я прошу тебя, перестань, почему ты не слушаешься свою маму? Давай переоденемся, а после ты выпьешь теплого молока и ляжешь спать. А я тебе сказку расскажу, хорошо? — у Дильшах просто руки опускались. Отчего-то сын весь вечер капризничал и не желал слушаться ее. — Не хочу спать! — в который раз повторил он, шмыгнув носом. — Я хочу еще поиграть с Генюль! — Милый, но ты же слышал, как Султан ханым сказала, что и Генюль уже пора идти к себе и готовиться ко сну. Завтра вы вновь будете играть вместе, а чтобы завтра наступило поскорее, нужно лечь спать! Ну, не упрямься, Миран, пойдем! — она ласково погладила сынишку по голове, но Миран, насупившись, молчал. — Не пойду! — вновь ответил он. — Я к папе хочу. Можно, я его подожду? Дильшах вздохнула: — Он приедет очень поздно, милый. — Ну и что, — глаза сына заблестели от слез, — я все равно хочу его подождать, мама, ну пожалуйста! Наконец Дильшах все же удалось уговорить сына отправиться к себе в комнату в обмен на обещание завтра отпустить его с Генюль и Фыратом в парк, купить им засахаренных орехов и лимонаду. Правда, в детской сын вновь принялся капризничать, потому что ни в какую не хотел укладываться в постель без своего плюшевого львенка. Эта игрушка была у него одной из самых любимых, и он неизменно укладывал ее рядом с собой на подушку. Дильшах, правда, время от времени убирала львенка подальше в надежде избавить сына от этой глупой привычки, но Миран всякий раз замечал отсутствие своего любимца, а заснуть без него мог только если слишком устал или же плохо себя чувствовал. — Наверное, ты оставил его во дворе, сынок, — сказала Дильшах сыну, — завтра утром мы пойдем и заберем, никуда он не денется. — Я не брал его во двор, мама, он всегда был здесь! — жалобно взглянул на нее сын. — Сыночек, — улыбнулась она, — а давай я принесу тебе другую игрушку, хочешь? У тебя же так много разных… — Нет, — помотал головой Миран, — мне нужен мой львенок с синим бантом. Хочу его! Это же бабушка подарила! — О Аллах! — всплеснула руками Дильшах и направилась к себе в спальню. Придется достать плюшевое недоразумение из шкафа и отдать сыну, эту битву она, кажется, проиграла. Стоит, наверное, подождать, когда Мирану надоест, и он сам забросит эту дурацкую игрушку подальше. Кроме того, если все получится, они сумеют навеки оставить этот ненавистный дом и заживут счастливо вместе с Хазаром, Миран быстро все забудет. Мехмет, Азизе ханым, Генюль и все остальные останутся в прошлом, они станут для Мирана не более чем сном, который рассеялся с первым лучом солнца. Маленькие дети ведь быстро обо всем забывают и привыкают к новой обстановке. Наконец львенок был «найден», и Миран, счастливый, улегся в кровать. Дильшах посидела с ним, пока он не задремал, после чего погасила свет и пошла к себе. Эсма ждала в коридоре, она оглянулась по сторонам и поманила Дильшах к себе. — Я днем никак не могла выбрать время, Дильшах ханым, — прошептала она и достала из кармана аккуратно сложенный листок. — Вот. Он просил отдать вам как можно скорее. — Спасибо вам, Эсма ханым! — дрогнувшим голосом проговорила она. В свою спальню Дильшах летела как на крыльях. Наконец-то! Пусть только новости окажутся хорошими, молилась она про себя, дрожащими руками разворачивая письмо. Дильшах! — писал Хазар. Я получил твое письмо и, разумеется, во всем тебе помогу. Доверься мне, я непременно придумаю, как все устроить. Как только все будет готово, я дам тебе знать. Не грусти, потому что недолго тебе осталось томиться в тоске и одиночестве в этом доме. Мне очень многое нужно тебе сказать, но думаю, что лучше это будет сделать при встрече. Через пару дней, даст Аллах, ты будешь свободна, и тогда мы с тобой непременно поговорим обо всем, о чем молчали и не могли сказать в течение стольких лет. Не грусти! Все образуется, верь только в лучшее. Х.Ш. — Аллах, благодарю тебя! — воскликнула она, прочитав записку Хазара. — Ты услышал мои молитвы, спасибо Тебе! Осталось немного, и все наконец-то закончится! Я освобожусь… — От чего? — раздался позади нее недовольный голос мужа. Дильшах вздрогнула, скомкала записку в кулаке, быстро сунула ее в карман кофты и обернулась: — Мехмет, ты уже вернулся? — стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал, проговорила она. — Как видишь, — муж закрыл за собой дверь и приблизился к ней. — Ты, что, сама с собой разговариваешь? — пристально взглянул он на Дильшах и положил руку ей на плечо. — И что должно закончиться? — Я просто очень устала сегодня, — виновато улыбнулась она. — Миран никак не хотел ложиться спать до твоего прихода. Вот ты вернулся, и я подумала, что теперь его капризам придет конец. — А, — протянул Мехмет, — ну-ну… Он еще раз вгляделся ей в глаза, будто хотел прочитать ее мысли, а после, не прибавив ни единого слова, резко развернулся и вышел из комнаты.