Султан
Открыв глаза, она внимательно посмотрела вверх и увидела расчерченный на ровные квадраты потолок больничной палаты. Все тело будто одеревенело, видимо, она давно уже лежит без движения. Испугавшись, что осталась инвалидом, Султан подняла правую руку, поднесла дрожащую ладонь к глазам. Нет, все в порядке, — обрадовалась она. К левой руке тянулся провод от капельницы, стоявшей рядом с кроватью. Чуть привстав, она повернула голову: на соседней кровати спала, свернувшись калачиком, маленькая Элиф. Почувствовав легкую дурноту, Султан откинулась на подушки и вновь закрыла глаза. Это не сон, все было на самом деле. Султан затрясло, точно в лихорадке: а если… если узнают? Ее просто-напросто посадят в тюрьму, и она навсегда лишится своей дочери! После такого Азизе ни за что не отдаст ей Генюль. Да и от нее самой она избавится раз и навсегда, если ей станет известно, как Султан поступила с ее сыном. Элиф вздохнула во сне и перевернулась на другой бок, еле слышно всхлипнув при этом. Бедный ребенок! Она-то уж точно ни в чем не виновата, а теперь вот осиротела, бедняжка, лишилась разом и матери, и отца. Али… Султан было жаль его, он — единственный, с кем в этом семействе можно было нормально общаться. Али никогда не выказывал ей презрения, как его мамаша, и не вставал в любом случае на сторону своего психованного братца, как Мехмет. И уж конечно, не старался при каждом удобном случае подставить ей ножку, как его собственная женушка. Впрочем, теперь все их споры с Салихой также в прошлом. Да, Султан не жаловала эту женщину, но все ж таки не желала ей смерти. Единственный, кого ей не жаль ни капли — это ее драгоценный муженек. Во всем, что с ними случилось только его вина! И он получил по заслугам. — Султан ханым, как вы? — молоденькая медсестра вошла в палату, подошла к ней, наклонилась и заботливо поправила подушку. — Голова… кружится немного, — отозвалась Султан. — Ничего, скоро пройдет, — улыбнулась медсестра. — Доктор говорит, это от шока, что вы перенесли. А ушибы — заживут в скором времени. Сотрясения мозга у вас нет. — Элиф… моя племянница, — Султан вновь покосилась на соседнюю кровать, где лежала Элиф, — что с ней? — Девочке пришлось дать успокоительное, позже, если будет необходимо, ее посмотрит наш детский психолог. — А где… где мой деверь и его жена? То есть… они не дышали, я проверила, но вдруг… Куда их увезли? — Привезли к нам, насколько мне известно. В морг, я хочу сказать… Думаю, родственникам уже сообщили. — У них, у моего мужа и его брата, только мать. — Значит, ей и придется уладить все формальности, — вздохнула медсестра. — Но вы, — она подоткнула ей одеяло, — не думайте об этом, Султан ханым. Вам сейчас нужен покой. — Покой… — прошептала Султан, закрывая глаза. Если бы только эта девица знала всю правду, она поняла бы, что покоя теперь Султан не видать до конца дней.***
В три года Султан осталась круглой сиротой. Мать, как ей стало известно позже, наложила на себя руки, вскрыла вены, потому что отец Султан так и не сдержал клятву и женился не на ней, а на другой женщине. Тревогу подняла воспитательница детского сада, куда ходила малышка Султан. Тем вечером мать не забрала ее вовремя, и воспитательница, так не дозвонившись до нерадивой родительницы, решила сама отвезти девочку домой. Дверь никто не открывал, воспитательница подняла на ноги соседей, те взломали дверь… Все это Султан не запомнила, в памяти осталось только то, как она сидела, забившись в угол, в своей комнате, а по дому сновали туда-сюда чужие люди. Мать же навсегда осталась в ее памяти грустной, но невероятно прекрасной женщиной с заплаканными глазами. Она расчесывала Султан волосы, заплетала косички и называла «своей маленькой несчастной принцессой». После смерти матери органы опеки попытались разыскать ее отца, но он заявил, что ничего у него с «той проходимкой» не было, и ребенок вовсе не от него. А еще через полтора года он погиб в автокатастрофе. Аллах наказал мерзавца! — так повторяла милейшая тетушка Вахиде, родная сестра покойной бабушки Султан по матери, единственная оставшаяся у нее родственница. Тетушка забрала Султан из детского дома, куда ее поместили после смерти матери, и где ей пришлось провести полтора года. Султан опять-таки очень смутно помнила те времена; ей казалось, что она попала в новый детский сад, и она постоянно звала маму и спрашивала, почему та не приходит за ней… Тетушка Вахиде воспитывала Султан до семнадцати лет и держала ее в строгости. Она зорко следила, чтобы Султан вовремя приходила домой из школы и даже и не помышляла о том, чтобы «напялить на себя непотребные тряпки, в которых ходят одни только проститутки». Так тетушка называла джинсы, футболки ярких цветов и слишком, по ее мнению, короткие юбки. А уж о том, чтобы Султан взглянула в сторону любого представителя мужского пола, даже и речи не шло. Если тетушка отпускала ее одну, допустим, в продуктовую лавку, то обязательно заставляла надевать чадру. К восемнадцати годам она обещала выдать Султан замуж и даже присмотрела жениха — ближайшего их соседа, Азиз бея, даром, что он был старше Султан на целых двадцать лет и, само собой разумеется, совершенно ей не нравился. Кроме того, у него было две дочери и три сына от предыдущего брака. — Будешь за ним, как за каменной стеной! — повторяла довольная тетушка Вахиде. К счастью для Султан, свадьба не состоялась, поскольку Азиз бей передумал жениться на молоденькой и привел в дом вдовушку из соседней деревни. А вскоре после этого умерла тетушка Вахиде, оставив Султан свой дом и кое-какие сбережения. Дом тетушки Султан, недолго думая, продала, выбросила на помойку ненавистные юбки, подолом которых можно было пол подметать, платки, чадру и поехала покорять столицу. Первым делом она сняла комнату, накупила модных вещей, новые туфли, сделала короткую стрижку и повадилась вместе со своей соседкой, довольно бойкой и разбитной Фахрие, ходить вечерами в бар на соседней улице. С замиранием сердца она слушала рассказы новой подружки о ее многочисленных поклонниках и мечтала о блестящем будущем. Ей казалось тогда, что жизнь сама все преподнесет ей на золотом подносе… Вскоре, однако, Султан обнаружила, что деньги, которых, как ей казалось, у нее куры не клюют, заканчиваются. Ей пришлось искать работу, благодаря чему она рассорилась с Фахрие. Та предложила ей свою «работу», а именно — стать, как она выражалась, «дамой сердца» для разных состоятельных господ. — Да это же… бордель, Фахрие! Так ты, что, из этих… да? — шепотом спросила она у подружки. Слово, которым частенько величала Султан тетушка Вахиде, если та надевала короткую юбку, она произнести не решилась. — Ой, да брось ты! — скривилась Фахрие. — В нашем положении выбирать не приходится, милая моя. Эта работа не хуже других. Никаких тебе пьяных извращенцев и всего прочего… Богатые мужчины, обходительные, да тебе и делать-то ничего не придется, только сопровождать клиента на прием, или, скажем, съездить с ним на курорт. Даже спать с ними приходится не всегда, попадаются и такие, которым это вовсе не нужно! Просто жену, которая сидит дома, растит детей и ведет хозяйство, иностранным партнерам не покажешь. Во-первых, она может быть, так скажем, не очень привлекательной, а во-вторых, чтобы иностранцы зря глаза не пялили. В Америке это называется эскорт-услуги. И за это очень хорошо платят! Ты, конечно, несколько неотесанна, но это дело наживное! Если хочешь, я замолвлю за тебя словечко. — Ну уж нет! — возмущенно воскликнула Султан. — Я не такая! — Просто дура! — ехидно улыбнулась Фахрие. Султан пришлось снять другое, более дешевое, жилье, и она с превеликой радостью съехала со старой квартиры, разорвав тем самым все отношения с бесстыжей Фахрие. Ей вновь повезло: она встретила свою бывшую одноклассницу, которая тоже приехала на заработки, и они сняли комнату вскладчину, что значительно облегчало дело, так как теперь Султан могла сэкономить и отложить немного денег на черный день. Сначала Султан никуда не брали, поскольку у нее не было ни опыта, ни специального образования. Кое-как ей удалось устроиться горничной в небольшой отель, а вскоре хозяйка предложила ей пойти на курсы и выучиться на администратора. Ей пришлось выложить за курсы почти весь месячный заработок и потуже затянуть пояс, но зато через полгода у нее был документ, свидетельствующий о наличии профессии. Еще через полтора года она смогла устроиться на работу на ресепшн в пятизвездочном отеле. Заработок значительно вырос, и теперь Султан могла себе позволить съездить в отпуск к морю, купить дорогое, стильное пальто, но она предпочитала все же откладывать на черный день, боясь, как бы не остаться вновь на бобах. С ней не раз пытались заводить знакомства коллеги по работе, например, ее сменщик Орхан, довольно, стоит сказать, привлекательный молодой человек. Пару раз он приглашал ее в кино, а затем намекнул, что хотел бы большего. Однако, Султан не спешила соглашаться, и уже через неделю Орхан перестал ее замечать. Султан обрадовалась: выходит, она не зря ему отказала, иначе он получил бы свое и бросил ее. То же самое касалось и некоторых постояльцев, которые, случалось, заигрывали с ней. Тут уж и двух мнений быть не могло: им нужна доступная девушка на пару ночей. Но Султан хотелось большего, она мечтала выйти замуж за приличного человека, стать хозяйкой в его доме, растить детей и заботиться о семье. Собственно, именно об этом талдычила ей всю жизнь покойная тетушка. Вот только довольствоваться таким же, как и она сама, человеком без гроша в кармане, все ж таки не хотелось. Лучше, чтобы ее избранник был человеком достаточно обеспеченным… В остальном жизнь, казалось, вошла в свою колею, и Султан была вполне довольна своей судьбой, но вдруг все полетело кувырком. Началось же все в тот злополучный момент, когда Султан познакомилась с Ахметом Асланбеем. В один прекрасный день он заселился в самый дорогой сьюит; несколько раз к нему в номер приходили женщины, причем, каждый раз разные. И вот однажды он вдруг задержался у стойки, внимательно разглядывал Султан, а потом улыбнулся и спросил, не скучно ли ей сидеть день-деньской за этой стойкой. — Это моя работа, эфенди! — ответила Султан. — Значит, я должна безукоризненно исполнять все свои обязанности. Он рассмеялся, отчего в его темных глазах будто искры зажглись: — Вы прямо как моя мать рассуждаете! Слово за слово, они разговорились, и уже на следующий день (благо, у Султан был выходной) он пригласил ее в ресторан. Она узнала, что он приехал по делу, от отца ему досталась строительная фирма, он вынужден заниматься всеми делами сам, поскольку отец умер, а у братьев «много других дел». Потом уж Султан поняла, что он несколько приукрасил действительность, в том смысле, что всеми делами занималась его маменька, а он лишь выполнял ее поручения. Султан казалось, что она вытянула счастливый билет: Ахмет молод, красив, сказочно богат и холост. Разве же можно упускать этакое счастье? Кроме того, с ним было легко и весело. Ахмет умел развлечь ее, они ходили в дорогие ночные клубы, где он снимал целый танцевальный зал только для них двоих, возил ее кататься по городу в своем упопомрачительном кабриолете, угощал изысканными блюдами в самых лучших ресторанах. Султан бросилась в этот роман, точно в омут с головой, и уже через полторы недели оказалась в его постели. После танцев он привез ее к себе в номер, сказал, мол, надо «продолжить праздник», предложил поднять тост за самую красивую девушку на свете, налил ей бокал шампанского, потом еще один… А потом она сама, первая его поцеловала. Утром он предложил остаться у него, и Султан почувствовала себя на седьмом небе: — Ты любишь меня, да? — спросила она, прижавшись к нему. — Разумеется! — улыбнулся он, целуя ее в шею. На другой день он оплатил еще три недели пребывания в отеле, и заявил, что Султан теперь от себя не отпустит: — Никогда еще такой, как ты, у меня не было! — прошептал он ей на ухо. — Не хочу с тобой расставаться! — прибавил он, прижимая ее к себе и лаская спину и бедра. — Это ты самый лучший! — обвивая руками его шею, проговорила Султан. Красивая сказка закончилась одним солнечным утром, когда у них в номере раздался телефонный звонок: — Алло! — сняв трубку и приоткрыв спросонья один глаз, проговорил Ахмет. — Кто? — мгновенно подскочил он. — Да, конечно, соедините… Здравствуй, мама! — спокойно, но, как показалось Султан, стараясь скрыть неловкость, будто на том конце провода могли видеть, что он сейчас не один, сказал Ахмет. — Ну, да, я же телеграмму дал… Знаю! Я все понимаю, мама, но… — покачав головой, он закатил глаза. — Что поделать, я же объяснил, тут возникли сложности… Мама!.. Да не кричи ты, Аллаха ради!.. Не переживай, небо на землю не упадет, если я не приеду на эту свадьбу… Я знаю, что он — мой брат, но… Мама, да пойми же, за два дня я это не улажу!.. Да, я виноват… Да, я бестолочь, всегда халатно отношусь к работе, и от меня никакого проку. Я ничего не упустил?.. Мам… Мехмет меня простит, я уверен. Я отправлю им подарок… Хорошо, я понял!.. Да, конечно. Целую тебя!.. Пошла ты… — раздраженно воскликнул он, бросив трубку. — Что-нибудь случилось? — робко спросила Султан. — Моя мать вечно всем недовольна! — поморщился он. — Сама же отправила меня сюда, а теперь, видите ли, я должен все бросить только потому, что ее драгоценному Мехмету приспичило жениться! Вот если бы я был на его месте, она бы пела по-другому, я уверен, но любимому сыночку можно все! — Ты не в ладах с братом? — удивленно воззрилась на него Султан. — Мои братья, — усмехнулся он, — их у меня двое, хоть и бездари и в семейном бизнесе ничего не понимают, но все же неплохие ребята. Я люблю и обязан заботиться о них. Как и о маме. Просто… скажем так, у нее довольно сложный характер. Отсюда все проблемы. — Понятно… — пробормотала Султан. — Ладно, ну их всех! — Ахмет сдернул с Султан одеяло, принялся целовать ее, а затем снял с нее ночную сорочку. — Иди-ка лучше ко мне, — хмыкнул он. — Займемся кое-чем более приятным! — Ай, Ахмет! — засмеялась она, отвечая на его поцелуи. Ей было страшно, что все может закончиться одним махом, ведь рано или поздно отпуск у Ахмета закончится, и он будет вынужден вернуться домой. И что ей тогда делать? Она уже успела привязаться к нему! Какова же была радость, когда Ахмет предложил ей поехать с ним. Значит, обрадовалась Султан, она нужна ему, он полюбил ее, и теперь они всегда будут вместе. — Мы будем жить у тебя? — спросила она, когда они уже подъезжали к Мидьяту. — Ну, — протянул Ахмет, — видишь ли, Султан, тут такое дело… Тебе придется немного потерпеть. — О чем ты? — не поняла она. — На первых порах ты поживешь в отеле. А потом я сниму тебе квартиру. — Но я думала… — Понимаешь, — перебил ее Ахмет, — все дело в моей матери. Она до ужаса старомодна, у нее понятия ну прямо как в средние века: знакомиться с девушкой на улице — неприлично, женщине посмотреть на мужчину и первой заговорить с ним — позор, а уж о том, чтобы до свадьбы… это… ну, ты поняла… Об этом даже и речи нет! Полное ку-ку, одним словом! — он покрутил пальцем у виска. — У стариков, сама знаешь, полно причуд! Короче говоря, мне нужно время, чтобы подготовить мою мать и братьев, а потом я им все расскажу, и им придется принять мой выбор. Ну, не грусти, — он чмокнул ее в кончик носа, — обойдется как-нибудь! Само собой, пришлось Султан, сцепить зубы и терпеть. Ахмет действительно снял ей роскошную квартиру, где они и встречались. Время шло, но дело с мертвой точки так и не сдвинулось. На все намеки, что, мол, пора бы им определиться, Ахмет либо отмалчивался, либо говорил, что «еще слишком рано и нужно подождать еще». Вскоре он стал приходить к Султан все реже и реже, а если она звонила, то сухо бросал, что у него «слишком много дел» и заканчивал разговор. Султан поняла, что, судя по всему, она ему наскучила. Что ж, это больно ударило по самолюбию, но навязываться ему также не хотелось. Султан решила серьезно поговорить с Ахметом, и если он надумал порвать с ней, то пусть хотя бы даст денег на обратную дорогу, не век же ей сидеть в Мидьяте. Хуже всего, что она бросила работу и сдала комнату, и таким образом, ей пришлось бы все начинать заново. Она позвонила Ахмету, сказала, мол, им необходимо объясниться, он пообещал приехать через неделю, поскольку ему срочно нужно уехать по делам. — Но учти, — Султан страшно разозлилась и решила припугнуть его, — если ты решил меня вот так бросить, я… не позволю так с собой обращаться! Если уж на то пошло, то отправляюсь к твоей матери и… — Слушай-ка, дорогуша, — перебил он ее, — замолчи, пока я не разозлился! И не смей мне угрожать, ясно, иначе пожалеешь! — Это мы еще посмотрим, кто сильнее пожалеет! — отозвалась Султан и положила трубку. Через неделю Ахмет не приехал, а Султан с ужасом поняла, что, как бы сказала все та же незабвенная тетушка Вахиде, допрыгалась окончательно. Она давно подозревала, а теперь не осталось никаких сомнений: она беременна. Осознав, что ее ребенку уготована участь незаконнорожденного, которого только ленивый не попрекнет, а ей — жить в полной нищете и терпеть косые взгляды каждого встречного и поперечного, Султан решилась идти ва-банк. Окольными путями ей удалось выяснить, что мать Ахмета, Азизе Асланбей, глава одной из самых богатых и влиятельных семей в Мидьяте. После смерти мужа она практически единолично распоряжается полученным от него состоянием и ведет все дела. Что ж, кажется, Ахмет несколько покривил душой, рассказывая о своей матушке, которую Султан представляла себе сестрой-близнецом своей покойной тетушки. В любом случае, если она и впрямь столь строга и бескомпромиссна, то наверняка сможет повлиять на своего беспутного сына. Пусть хотя бы содержание определит своему будущему сыну или дочери. Все ж таки, родная кровь, а это для «старомодных и консервативных» особ далеко не последний аргумент. Азизе Асланбей, к вящему удивлению Султан, оказалась не такой уж и старой (Ахмет опять несколько преувеличил). Она была довольно-таки видной женщиной, а в юности наверняка слыла красавицей, способной сводить с ума. Даже сейчас, в ее возрасте, она все равно сохранила остатки былой красоты. Впрочем, будь у Султан столько же денег, она бы тоже любую красотку за пояс заткнула бы. Одета Азизе ханым была в строгий деловой костюм, а не, как напредставляла себе с подачи Ахмета Султан, закутана в бесформенные черные тряпки; волосы уложены в идеальную прическу. При взгляде же на ее новенькие импортные «лодочки» у Султан закружилась от зависти голова. Она бы душу продала за такие туфли, но ей прекрасно было известно, что стоили они примерно два ее месячных оклада. Новость о беременности Султан Азизе Асланбей, как ни странно, восприняла спокойно, казалось, она даже обрадовалась. Она пыталась было ввести Султан в замешательство и припугнуть ее, мол, велит сделать экспертизу и узнать, действительно ли Ахмет является отцом ребенка. Но Султан нечего было скрывать, поэтому она сказала прямо, что никаких анализов не боится, и готова сдать их хоть сию секунду. — Ты окончательно спятила, да? — на другой день с утра пораньше Ахмет ворвался к ней и принялся кричать, точно помешанный. — Зачем ты поперлась к матери, совсем страх потеряла? — Ахмет, — Султан с трудом сдерживала слезы, — прости, но у меня не было выхода! Сам посуди, я совсем одна, ты… тебя нет, а у меня ребенок! — Привязать меня захотела, да? — прищурившись, он схватил ее за грудки. — Думаешь, перехитрила? — Я только не хочу потерять тебя, Ахмет… — всхлипнула Султан. От оттолкнул ее, так что она еле удержалась на ногах, и ушел, хлопнув дверью. На следующий день он вернулся, пряча глаза, попросил прощения, что вчера слишком вспылил и… предложил выйти за него замуж. — Если подумать, так даже лучше, — пожал он плечами. — А если мальчик будет, то… кое-кто поймет, что и я тоже чего-то стою! Султан вздохнула с облегчением и крепко обняла его. Через месяц они с Ахметом зарегистрировали свои отношения, и Султан вошла в семью Асланбеев. Если бы можно было повернуть время вспять, она бы не сделала такой глупости, а уехала бы из Мидьята если не после того, как Амхет перестал регулярно навещать ее, то после самой первой их ссоры. Она не оказалась бы замурованной в стенах фамильного «склепа» Асланбеев, будь он трижды неладен. Распоряжалась в доме свекровь, она командовала абсолютно всеми, начиная со слуг и заканчивая собственными детьми. Ахмет с братьями смотрели ей в рот, не решаясь ни слова поперек сказать. Султан не понимала, почему они не могут окоротить свою мамашу, в конце концов они — взрослые мужчины, а до сих пор не могут отлепиться от материной юбки. Пусть бы она передала им все дела, а место хозяйки дома по праву должно принадлежать Султан и жене брата Мехмета. Сама же Азизе ханым могла бы просто жить в свое, как говорится, удовольствие. Но кто бы стал интересоваться мнением Султан? Ахмет и его братья и слушать бы не стали, а что до жены Мехмета, то поначалу Султан показалось, что та немая. Вскоре после своего переезда в дом мужа Султан попыталась сблизиться с невесткой Дильшах, но за несколько дней та не сказала и двух слов. Все свое время она проводила в комнате или возилась с ребенком, которого недавно родила. Сам же Мехмет тоже, как Султан показалось, не блистал умом, как, впрочем, и вкусом. Хотя бы потому, что человек в здравом уме вряд ли бы польстился на эту серую мышь — Дильшах! Он постоянно таскался за Ахметом, словно тот маленький ребенок и нуждался в няньке. Когда же Султан намекнула мужу, что он может справляться с делами и без своего братца, тот в грубой форме оборвал ее и велел не совать нос туда, куда ее не просят. Вообще, после свадьбы Ахмет разительно переменился и сделался совершенно невыносимым. Если Султан заговаривала с ним, то он раздражался, обижался на любую мелочь, а потом начинал кричать и обвинять ее во всех грехах. Правда, вскоре он остывал, извинялся, но потом ему вновь могло что-то не понравиться в словах или поступках жены, и все повторялось сначала. Однако, самый ад начался после рождения Генюль. Появление на свет дочери для Султан стало самым радостным событием, а вот Ахмет почему-то посчитал это чуть ли не разочарованием века. Он, видите ли, ждал сына, а жена не оправдала его надежд. Надо же быть таким кретином! Султан обожала свою девочку, и когда кормила, купала, переодевала ее, пела колыбельные и рассказывала сказки, то чувствовала, что именно в этом смысл ее жизни. И ради дочери она сможет вытерпеть что угодно. Лишь бы только у Генюль было все самое лучшее! Еще бы свекровь не лезла к ней со своими замечаниями, но та будто с цепи сорвалась. Ни дня не проходило, чтобы Азизе ханым не являлась и не начинала читать ей лекции на тему того, как правильно ухаживать за младенцем. Впрочем, справедливости ради стоило признать, что иногда помощь ее была весьма кстати. Особенно, когда Генюль никак не могла уснуть ночью и плакала, а Ахмету именно в ту самую минуту приспичило исполнять супружеский долг. Он решительно требовал «заткнуть эту девку», потому что терпеть нет никакой возможности. И хотя спальня свекрови находилась в другом крыле дома, Султан бросалась к ней и, переступив через свою гордость, просила помочь. Ахмет, правда, возмущался, почему Султан не предоставит дочку заботам Эсмы, в конце концов, она иногда помогала Дильшах с Мираном, почему бы ей не позаботиться и о Генюль. Но Султан была непреклонна: доверить дочь прислуге — никогда! Во всяком случае, пока Генюль еще совсем маленькая и беззащитная. А Азизе ханым по крайней мере не чужая, все-таки Генюль — ее родная внучка, и она ее, как там ни крути, действительно любит. Азизе ханым ни разу не отказала Султан, она неизменно подчеркивала, что прекрасно справится с малышкой, как-никак родила, вырастила и воспитала троих сыновей. Да и Генюль на удивление быстро успокаивалась и засыпала, стоило только бабушке взять ее на руки. Тот злополучный день Султан запомнила, как начало всех своих мытарств. Генюль было тогда всего-то несколько месяцев. С утра пораньше муж попросил ее привести в порядок его костюм. Султан велела прислуге погладить рубашку и брюки, а пиджак почистила сама, надеясь, что Ахмет оценит ее труды. Во внутреннем кармане она нашла небольшую старую фотографию: высокий темноволосый мужчина, как две капли воды похожий на Ахмета, и женщина в свободном летнем платье с длинными, до плеч, волосами, рассчесанными на прямой пробор. По огромным, выразительным глазам Султан узнала в ней свою свекровь, хотя она и изменилась с тех пор. А рядом с ними, держась за руки и смеясь, стояли два мальчика. Один из них был больше похож на мать, чем на отца, и он стоял как раз ближе к ней, а второй (и в нем Султан без труда смогла узнать мужа) чуть повернул голову и смотрел снизу вверх на своего отца. Тот, в свою очередь обнимал жену за плечи одной рукой, а вторая его рука лежала на ее талии, будто он случайно, невзначай легко коснулся ее. Если же хорошо присмотреться — то становилось понятно, что женщина в положении. — Ты чего? — Ахмет, заметив, что она засмотрелась на фото, выхватил его у нее из рук. — Ох, извини, Ахмет! — смутилась она. — Это случайно у тебя из кармана выпало. — Надо убрать в портмоне, а то помнется, — проговорил Ахмет. Он тепло улыбнулся и провел указательным пальцем по изображению. — Мы с братом тут совсем малыши. А Али еще не родился… Видишь, мать как раз беременная была им, — он вздохнул. — Отец нас отвез в парк аттракционов… Так весело было! И это у меня единственная фотография отца осталась. Ей не нужна, так пусть у меня будет! — У тебя хоть одно фото осталось, — Султан погладила его по плечу, — а у меня от моей мамы — ничего! Султан знала, что Ахмет безмерно любил и уважал своего отца, а вот мать его, неизвестно уж почему, после его трагической гибели практически не вспоминала о нем. Ахмета это обижало, но Азизе ханым, казалось, не замечала этого. Султан даже думала, что, возможно, у свекрови после смерти мужа появился кто-то еще, и она, влюбившись в другого, вычеркнула первого супруга из памяти. А может быть, кто знает, у нее кто-то был еще и при жизни отца Ахмета. Не такая уж она и святоша, какой хочет казаться! Хотя, с другой стороны, какой вменяемый человек, выдержит общество дорогой Азизе ханым больше, чем на полчаса?.. — Тогда она еще его любила… наверное! — тихо проговорил Ахмет. — Но ведь твой отец умер, Ахмет, — пожала плечами Султан, — и мать вполне могла… найти ему замену. Она же была еще совсем молодой. В ответ, не говоря ни слова, Ахмет резко развернулся и со всего размаха ударил ее по щеке: — Заткнись! — рявкнул он так, что у Султан чуть уши не заложило. — Думай, что ты мелешь, и не смей больше так говорить о моей матери, поняла?! Если твоя была шлюхой, это не значит, что все такие! Султан отвернулась и, спрятав лицо в ладонях, заплакала, однако, Ахмет даже не взглянул в ее сторону и ушел. Вечером же он вернулся домой сильно навеселе, Султан еще не доводилось видеть его таким. Он начал грубо лапать ее, говоря, что безумно соскучился, а когда она оттолкнула его, крикнув, чтобы он проспался и протрезвел, набросился на нее с кулаками. С того дня рукоприкладства продолжались чуть ли не каждый день. Во всяком случае, стоило Ахмету перебрать со спиртным, в него будто бес вселялся, и он превращался в неуправляемое чудовище. Поначалу Султан даже пыталась оправдать муженька, ей казалось, что во всем виноваты его мать и братья. Азизе ханым относилась к нему хуже, чем к Мехмету и Али, не доверяла ему вести семейный бизнес, вручив только управление отелями, как подачку. А вот с Мехметом, а заодно и с Али носилась, точно курица с яйцом! Их она преспокойно допустила до управления фирмой, ввела в курс всех дел. Но вскоре Султан поняла, что Азизе ханым, пожалуй, не так уж не права. Просто Ахмет — дурак дураком, да и простачок к тому же. Вот мать ему и не доверяет, потому что он запросто может все испортить, а исправлять придется его братьям и самой Азизе ханым. А уж если Ахмет залил за воротник, то тут он и вовсе лишался последних крох разума. Разве можно хоть в чем-то положиться на такого человека? А уж после того, что случилось накануне рождения ее мальчика, Султан возненавидела мужа лютой ненавистью и желала ему только одного — мучительной смерти. Когда Султан забеременела вторым ребенком, то, разумеется, обрадовалась. Хотя ей и было несколько тревожно: не станет ли Генюль чувствовать себя обделенной? Да и сама Султан — сможет ли она любить второго малыша так же сильно, как старшую дочь? Да, это были обычные глупые страхи молодой матери, но все равно, возвращаясь раз за разом к этой мысли, Султан начинала нервничать. — Выбрось ты раз и навсегда из головы эти глупости! — сказала свекровь, когда однажды Султан, не выдержав, призналась ей во всем. Это случилось, когда она пришла к Азизе ханым в очередной раз попросить посидеть с Генюль, пока она съездит к врачу на плановый осмотр. — Я смогу быть спокойна за Генюль, только если буду знать, что она под вашим присмотром, мама, — сказала Султан. И это была чистая правда: если бы ей пришлось доверить ребенка той же Эсме, то Султан попросту с ума бы сошла от беспокойства. А тут, по крайней мере, она могла быть спокойна: свекровь уж точно с внучки глаз не спустит. — Разумеется, дорогая моя, — отозвалась Азизе ханым. — Я же тебе столько раз повторяла, что тебе не о чем беспокоиться, я всегда помогу вам. Но… мне кажется, — внимательно вглядевшись в лицо Султан, спросила она, — или тебя тревожит что-то еще? Султан вздохнула и призналась ей в своих страхах. Больше она, увы, никому не могла довериться, не Дильшах же, в самом-то деле. Она, кажется, себе на уме, и сколько бы Султан не пыталась завести с ней дружбу, Дильшах лишь испуганно шарахалась от нее и всячески давала понять, что не желает идти на контакт. «Тоже мне, фифочка нашлась какая!» — обиженно думала Султан. Выслушав Султан, Азизе ханым неожиданно тепло улыбнулась и сказала, что все это — лишь глупые страхи, и второй ребенок будет так же любим, как и Генюль: — Ты же их мать, Султан, а для матери ее дети — это самое дорогое и самое важное, что только может быть. Да ты и сама это знаешь и понимаешь, достаточно только взглянуть на то, как ты относишься к своей дочери. Совершенно не важно, сколько у тебя детей, твое сердце будет биться для каждого, и в нем найдется достаточно любви для всех, уж поверь мне. — Вы так считаете? — тихо спросила Султан, вспомнив вдруг вечные жалобы Ахмета на то, что его мать больше любит Мехмета, а на него не обращает внимания. — Я просто уверена, — отозвалась Азизе ханым. — Понимаю, — еле заметно усмехнувшись, прибавила она, — о чем ты думаешь. Если твой муж тебе что-то такое наговорил, мол, я люблю его меньше, чем братьев, то… Во-первых и в-главных, он сильно заблуждается. Потому что мои дети — все, как один, для меня всегда были смыслом жизни. А во-вторых, однажды Ахмет поймет это. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Султан несколько смутилась, потому что свекровь, кажется, в первый и в последний раз в своей жизни была столь откровенна с ней. Султан, конечно, распирало от любопытства, ее так и подмывало расспросить Азизе ханым о ее покойном муже и узнать наконец, почему Ахмет говорит, мол, она «никогда его не любила». Однако, она побоялась, что это вновь разозлит свекровь, она назовет ее глупой, и тогда уже стену непонимания будет не преодолеть. Вместо этого Султан решила сделать Азизе ханым своей союзницей в одном очень важном деле: — Мама, — взглянув ей в глаза, проговорила Султан, — я бы хотела… Словом, у меня к вам есть один разговор. — В чем дело? — Ну, понимаете, если мальчик родится, то… вы же не будете против, если я его назову Асланом? — Аслан… — улыбнулась Азизе ханым. — Что ж, почему бы и нет? — Ну, тогда, если я предложу Ахмету, чтобы имя ребенку выбрали вы, то… Азизе ханым рассмеялась: — Я поняла, дорогая моя, у вас возникли разногласия в этом вопросе, и ты решила, так скажем, обзавестись союзником. — Мама! — покраснев, Султан опустила глаза. — Ладно, — миролюбиво проговорила Азизе ханым, — я вступаю в этот союз, Султан. И если уж ты так хочешь, то твой сын будет носить имя, которое тебе нравится. — Спасибо! — просияла Султан. Она давным-давно уже выбрала для своего сына это имя, ей оно казалось очень красивым и величественным. Кроме того, когда-то она прочитала статью о том, как имена влияют на судьбу, и если верить ей, то человек, носящий имя Аслан, мог стать по-настоящему выдающейся личностью с сильным и волевым характером, не чета своему папочке. Ахмет же был непреклонен: он твердил, как заведенный, что мальчика будут звать Нихатом и никак иначе. Султан же совершенно не нравилось ни имя, ни тем более манера мужа решать, не спросив ее мнения. А со своей матерью он спорить не посмеет, Султан давно поняла, что у него кишка тонка ей перечить. Настроение тем вечером у Султан было превосходное. Генюль спокойно заснула, после того, как Султан выкупала ее и немного поиграла с ней. Султан посидела еще некоторое время с дочкой, а после решила дошить рубашечку для будущего младенца. Закончив, она решила перегладить детские вещи и убрать их в шкаф, чтобы потом просто достать и упаковать в сумку перед тем, как отправиться в роддом. Было уже довольно поздно, когда Ахмет явился домой. Чуть раньше, за ужином, Азизе ханым поинтересовалась у Мехмета, куда пропал его брат, тот ответил, что у Ахмета «возникли неотложные дела». Азизе ханым покачала головой и сказала, что вынуждена будет серьезно с ним поговорить, поскольку ей уже стали надоедать эти его «дела», тем более, что никто больше не в состоянии приструнить его. Султан промолчала, потому что спорить просто бесполезно. Кроме того, она-то уж точно ничего не могла поделать с Ахметом, а если начинала его упрекать, то он еще больше выходил из себя. Ему не понравилось, что Султан, видите ли, не встретила его, как подобает послушной жене. — Ты занимаешься какой-то ерундой, вместо того, чтобы выйти, спросить, как у меня прошел день и как я себя чувствую! — принялся кричать Ахмет, стоило ему только переступить порог. — Я и так вижу, как ты себя чувствуешь! — огрызнулась Султан. — Нагрузился, как последняя скотина, еле на ногах стоишь, и после этого ты хочешь… Она не договорила, потому что он ударил ее кулаком по скуле, а после схватил за шиворот, продолжил бить по лицу и по груди, крича при этом, что «преподаст ей урок послушания». — Мало тебе было, что ты меня окрутила и женила на себе, — вопил он, — так ты еще теперь решила из себя корчить невесть кого! Думаешь, тебе все можно, да, паршивая ты тварь? Так вот, учти: ты здесь — никто! Здесь только я буду решать, что ты будешь делать, ты поняла меня?! Султан попыталась вырваться, пнула его по коленке, и в ответ получила очередной удар в бок. — Ахмет, — застонала она, почувствовав вдруг острую боль внизу живота, — хватит! Я… ребенок… ребенок… Мне больно! — Сейчас будет еще больнее, мерзавка! — прорычал Ахмет. — Ты запомнишь, что нужно в первую очередь думать о своем муже, а не о всякой чепухе! — прибавил он и схватил утюг, который Султан оставила на гладильной доске. Дальше она запомнила перекошенное яростью лицо мужа и раздирающую на части боль. Наверное, если бы она горела заживо, и то ей не было бы так больно. Потом уже ей стало известно, что на их крики сбежалась вся семья. Дильшах, увидев, лежащую на полу Султан, чуть в обморок не упала, и Мехмет тут же велел ей идти к себе. Вместе с братом он вытолкал Ахмета из комнаты, а Азизе ханым тут же позвонила врачу. Когда Султан пришла в себя, ей сказали, что прошло уже целых три дня, и все это время она была без сознания. Вернее, ее погрузили в медикаментозный сон, потому что состояние ее было критическим. — Где мой ребенок? — спросила она, превозмогая дурноту и пытаясь встать с постели. — Султан ханым… — вздохнул врач. — Где он?! — вскричала она, разумеется, прекрасно поняв, что сейчас услышит. Мальчика спасти не удалось, — так ей объяснил врач. Он долго что-то говорил, приводил какие-то медицинские термины… Султан поняла лишь одно: ее сын умер, и она больше никогда его не увидит. Она пыталась встать, кричала, что не поверит, пока не увидит сына, она хочет немедленно видеть своего ребенка, пусть ей принесут его живого или мертвого. Врач и медсестра успокаивали ее, но она рыдала, вырывалась, даже пыталась укусить сестру, повторяла, что убьет всех, если ей не отдадут ее маленького Аслана. Кончилось тем, что пришли еще два санитара, скрутили ее и вкололи успокоительное… После наступила апатия. Султан просто лежала и смотрела в потолок. Она хотела умереть, раз сына больше нет, то зачем ей оставаться в живых. — Султан, ты должна держаться. Вот увидишь, ты поправишься, — повторяла ей Азизе ханым. Она приходила к ней несколько раз, садилась рядом и гладила ее по волосам. — Не хочу, — помотала головой Султан. — Умереть хочу. Уйдите! Это он убил моего сына. И вы… вы тоже ничего не сделали, чтобы ему помешать! — Тшш!.. — Азизе ханым взяла ее за руку. — Если подумать, ты права, дочка, — кивнула она. — Наверное, мне действительно стоило вмешаться раньше. Я считала, что муж с женой смогут договориться и наладить отношения. Видимо, в этом и была ошибка… Я не оправдываю твоего мужа. Пусть он мой сын, но я… никоим образом не могу его оправдывать. — Вы специально так говорите! Вы просто хотите меня утешить, да? — всхлипнула Султан. — Конечно! — согласилась Азизе. — Но я говорю правду, чем хочешь поклянусь! — Я не хочу… не хочу больше жить! — простонала Султан. — Я не смогу без своего малыша! Азизе ханым сжала ее ладонь: — Сможешь, — твердо проговорила она. — Ты непременно сможешь, Султан! Султан покачала головой: Азизе ханым легко говорить, ей же не доводилось пережить подобного ужаса… — Я, как никто другой, могу тебя понять, — продолжала тем временем Азизе ханым. — Тебе сейчас очень больно, так, будто ты заживо сгораешь. И огонь этот все не гаснет… — она отвернулась и вытерла глаза. — Но у тебя осталась твоя дочка, Султан. Твоя Генюль! Неужели ты позабыла о ней? Ей так нужна мама, она не сможет без тебя, Султан! Она любит тебя, и ты ее очень любишь. Ты думаешь, я настолько бесчувственна, что ничего не замечаю? Я ведь вижу, что твоя дочь для тебя — единственный смысл в жизни. Так живи теперь ради нее, дочка. Она поможет тебе пережить это горе, любовь твоей дочери станет твоим лекарством. Султан кивнула, всхлипнула, пытаясь справиться с подступившими слезами и отвернулась от свекрови, сказав, что устала. Азизе еще раз провела ладонью по ее волосам и ушла. Да, в одном она права: ради Генюль нужно постараться и кое-как собрать осколки своей разбившейся вдребезги жизни. В остальном… Да что эта женщина может понять? Разве она испытала подобную боль, разве ее любимый некогда муж (ведь Султан когда-то действительно любила Ахмета) побоями и унижениями доводил ее до больничной койки? Разве она теряла своего ребенка, не успев даже подержать его на руках? Как бы не так! Она, как видно, родилась в семье, у которой было много денег, потом вышла замуж за такого же богача, жила в свое удовольствие, привыкла распоряжаться всеми… Так что пусть помалкивает, ничего ей не может быть известно о горе, которое испытывает Султан. После она была вынуждена долго лечиться, потому что ее неизменно мучили кошмары: Султан казалось, будто она слышит плач своего ребенка, и она просыпалась среди ночи, плакала, кричала, что жизнь ей невыносима… Врачи говорили что-то о нервном истощении, заставляли ее пить лекарства. Но кто знает, может быть, Султан действительно наложила бы на себя руки, но ей всякий раз вспоминалась Генюль и, глотая слезы, она давала себе слово справиться с собой ради дочери. Ахмет пытался с ней помириться, будто бы ничего и не произошло. Пристыженный и тихий он явился к ней, когда она еще лежала в больнице, взял за руку и попросил простить его, даже если и не сразу, то позже, как только она сможет. Он клялся, что никогда больше ее не обидит, и безумно раскаивается в том, что сделал. — Всему виной, что я… сильно перебрал, — избегая смотреть Султан в глаза, сказал он, — прости! Этого никогда не повторится, я больше ни капли в рот не возьму, обещаю. И у нас с тобой еще будет много сыновей, вот увидишь! — Но этого уже не вернуть! — ответила Султан. — Поэтому ничего не будет так, как прежде, Ахмет, учти это. И запомни, тебе непременно воздастся за нашего сына, ты будешь гореть, как горю сейчас я, попомни мои слова! В остальном… поживем — увидим, как ты сдержишь обещание. А теперь уйди, прошу тебя, я хочу побыть одна. Стоит сказать, что Ахмет и впрямь резко изменился после всего, что случилось. Первое время он и в самом деле пил только чай и воду, а кроме того, стал уделять время дочке, к вящей радости последней. Когда у него было излишне хорошее настроение, он играл с Генюль, возил их вместе с Мираном, с которым она сдружилась, на прогулки, называл «своей милой крошкой», напрочь позабыв прежнюю «эту несносную плаксу». Какое-то время в их семье действительно установилось некое подобие мира и гармонии. Султан не простила Ахмета, она не могла забыть, что из-за него умер их маленький Аслан, но ради Генюль она терпела его общество. Правда, быть с ним ей больше не хотелось, она с трудом преодолевала отвращение, когда ей приходилось исполнять свои супружеские обязанности. Кто бы мог подумать, что раньше она была без ума от него! Наверное, Ахмет понял, что с ней происходит, и, к чести его, не принуждал ее, очевидно решил дать ей время. Иногда Султан и сама думала, что время и впрямь сможет залечить эту страшную рану, вот только… сколько времени должно пройти, она не имела ни малейшего представления. Впрочем, те несколько лет, что прошли с той трагедии, оказались самыми спокойными и пожалуй, их можно было бы назвать счастливыми, особенно же, учитывая то, что потом вновь начался сущий кошмар.***
Как оказалось, у Мехмета с Дильшах жизнь тоже не сложилась. Мехмет, конечно, как его братец не зверствовал, но тем не менее, Дильшах также доставалось от него на орехи. У них была своя история, как выяснилось, Мехмет ревновал свою жену к какому-то прежнему ее поклоннику. Однажды Султан совершенно случайно услышала, как они ссорились. Она пришла забрать Генюль, которая слишком уж заигралась с Мираном, заметила, что дверь в комнату Мехмета приоткрыта, ну она и остановилась погреть, как говорится, уши. А если говорить о дружбе Мирана и Генюль, то честно признаться, Султан временами раздражал этот избалованный мальчишка, он постоянно верховодил в их с Генюль играх, подбивал ее на всяческие дурацкие проделки, вроде того, чтобы прыгать с качелей, кто дальше, залезть на крышу хозяйственных построек на заднем дворе (они чуть было не свалились оттуда и не покалечились!) и тому подобное. Пусть бы таскал за собой этого Фырата, так нет же, ему и Генюль была нужна. Мехмет же с Дильшах только и делали, что баловали его и все спускали с рук, а Азизе ханым самым удивительным образом потворствовала им в этом. А что касается Фырата, тут и вовсе нет слов: свекровь не иначе как повредилась рассудком, потому что иначе не объяснить, почему она позволяет ему на равных общаться со своими внуками, оплачивает обучение в престижной школе и усаживает этого голодранца за один стол со своей семьей. Он ведь сын прислуги, и только! Но стоит свекрови аккуратно намекнуть, чтобы соблюдала приличия, она тут же начинает злиться. Будь Султан хозяйкой дома, она бы уж точно такого бесстыдства не позволила. И ее дочь общалась бы лишь с достойными людьми! А так приходится терпеть выходки «мамы» и смириться с тем, что Генюль попала под влияние Мирана. Так вот, Дильшах (и кто бы мог ожидать подобного от этой тихони!) завела шашни на стороне. Султан своими ушами слышала, как Мехмет кричал, что жена на него всю жизнь «плевать хотела», а вот некоего Хазара «до сих пор из головы не выбросит». А на другой день Султан заметила, как жена Мехмета о чем-то шушукалась с Эсмой, а потом передала ей небольшой листок бумаги. Она рассказала обо всем Ахмету, но он лишь поморщился, сказав, что Мехмет «сам виноват», нечего было вводить в дом «эту проходимку». А незадолго до этого Султан своими глазами видела, как Дильшах встречалась со своей матерью, неподалеку от особняка. Странно, но ее мать почему-то не хотела приходить к ним в дом. Султан, мучимая любопытством, попыталась разговорить Дильшах, но ей вновь не удалось толком ничего узнать. — Просто мама… Мехмет говорил, чтобы она приехала, — пустилась в путанные объяснения Дильшах, — но Азизе ханым была очень недовольна этим. Они с моей мамой, понимаешь ли, не поладили. Это давняя история… — Ясно, — хмыкнула Султан, — наша повелительница не желает ни с кем делить власть в своих владениях! — Только я прошу тебя, Султан, — взмолилась Дильшах, — не говори ей, что мама приезжала! Я не хочу скандалов. — Ладно, не скажу, — пожала плечами Султан, — лишь бы прислуга не донесла, сама знаешь, языки-то без костей. Как выяснилось позже, тот самый Хазар оказался сыном главы семейства Шадоглу, Насуха Аги, с которым у Азизе ханым и без того были далеко не самые радужные отношения, поскольку эти самые Шадоглу были главными конкурентами Асланбеев в бизнесе. Дильшах, сговорившись с Хазаром, решила сбежать с ним, прихватив с собой Мирана. Честно говоря, Султан почти что восхищалась этакой смелостью, граничащей с глупостью. Если бы Дильшах была поумнее, она бы не попалась. Во всяком случае, будь Султан на ее месте, она не стала бы брать в сообщницы Эсму, ведь идиоту ясно, что та мигом доложит обо всем свекрови. Она же главная шпионка Азизе в этом доме! Нет, Султан была бы умнее, она бы уж точно не допустила, чтобы письма любовника попали к мужу. А потом вырвалась бы из этого дома, и только ее и видели. Но Дильшах не удалось сохранить тайну, Мехмет обо всем узнал, и разыгралась настоящая трагедия. Что уж там произошло — одному Аллаху ведомо, но кажется, между Хазаром Шадоглу и Мехметом завязалась драка, потом они схватились за пистолеты, и в результате Мехмет с Дильшах погибли, а Хазар только чудом Аллаху душу не отдал. В доме все погрузилось в траур, Ахмет с Али, не говоря уж об их матери, не находили себе места, а после Азизе ханым словно помешалась. Во-первых, она теперь носила лишь траурные одежды, замоталась в жуткие черные платки, прямо как, светлая ей память, покойная тетушка Вахиде, а сверх того, вбила себе в голову, что дело всей ее жизни — погубить семейство Шадоглу. Впрочем, если подумать, с одной стороны, она была права. В конце концов Мехмет был ее любимым сыном, он умер, да к тому же не своей смертью, и во всей той истории было немало белых пятен. Но полиция выяснила, что скорее всего, стрелял кто-то еще, судя по всему, какие-то бандиты, коих в том заброшенном квартале водилось немало. Со временем страсти вроде бы слегка улеглись, но одно лишь упоминание фамилии Шадоглу вызывало у Азизе ханым нервные припадки. Правда, после рождения Элиф она, казалось, позабыла о своих прежних клятвах «отомстить за кровь бедного Мехмета». Ахмет же, как и его младший брат Али, целиком поддерживали свою мать и тоже из кожи вон лезли, но Хазар Шадоглу так и остался на свободе. Вообще же, что касается Али Асланбея, то глядя на него, Султан иной раз думала, что на беду свою встретила Ахмета слишком рано. Вот бы судьба распорядилась иначе, и столкнула ее с Али. Может быть, тогда ее жизнь сложилась бы так, как она того хотела: жила бы себе припеваючи в этом огромном доме, а муж угождал бы ей во всем, сдувал с нее пылинки, да и свекровь звала бы доченькой, а не придиралась без конца по пустякам. К слову, Салиху Султан невзлюбила еще и поэтому: в доме к жене Али относились с большим уважением, нежели к ней, не говоря уж о Дильшах. Может быть, думала иногда Султан, все дело именно в том, что Али ведет себя как образцовый сын, в отличие от Ахмета. Он не напивается почем зря, не пропадает в грязных притонах, не дерзит матери и превосходно справляется со своими обязанностями на фирме. После смерти Мехмета, он так и вовсе практически все прибрал к рукам, воспользовавшись тем, что Азизе была не в состоянии все держать под контролем, по своему обыкновению. А Ахмету и дела не было, что младший брат обскакал его по всем, как говорится, статьям. Что и взять с идиота? — злилась Султан. Помимо всего прочего, Али был еще и весьма привлекательным мужчиной, намного красивее своих братьев. А еще он свою Салиху и пальцем не трогал, ни разу даже голоса не повысил (по крайней мере, Султан не слышала подобного ни разу), а уж чтобы руку на нее поднять, такое и представить невозможно. Хотя, уж кого-кого, а Салиху не мешало бы иногда проучить! Султан думала, что она, как жена старшего брата, должна занимать главное место в этом доме, но Салиха почему-то возомнила главной себя и всячески третировала Султан. То переставляла мебель как ей заблагорассудится, то раздавала приказы кухарке и Эсме, что готовить на обед, а то и вовсе забирала детей и везла их на прогулку. Подобной наглости Султан стерпеть не могла и тут же пожаловалась мужу, но этот кретин лишь отмахнулся, мол, это все «бабские склоки». Свекровь тоже заявила, что ничего страшного не произошло, тем более, что Миран с Генюль очень хотели поехать в парк. — Если бы я это сделала, Азизе ханым, — раздраженно проговорила Султан, — вы бы меня потом еще лет пять пилили за самоуправство. Но ваша драгоценная Салиха… — Султан, ты хуже малого дитя! — перебила ее свекровь. — Ладно Генюль с Мираном ругаются по пустякам по сто раз на дню, они еще маленькие. Но ты-то! Хватит уже, я устала от ваших извечных разборок! — Скажите это своей ненаглядной Салихе ханым, — пробормотала Султан, но Азизе в ответ лишь смерила ее презрительным взглядом. После рождения дочери Салиха несколько присмирела, а вот все остальные члены семейства, в особенности же Азизе ханым, принялись порхать вокруг нее с утроенной силой. То же самое касалось и малышки Элиф, члены семейства точно соревновались, кто больше избалует ее. Лидировала, конечно, причем с большим отрывом, дорогая свекровь. Да, она и Генюль позволяла делать все, что угодно, исполняла ее капризы и заваливала подарками, но ведь Генюль всегда была такой послушной. После смерти Мехмета и Дильшах Азизе ханым полностью взяла на себя все заботы о воспитании Мирана, и вот тут как раз она временами проявляла излишнюю мягкость. С мальчишкой, как казалось Султан, следовало быть более жесткой. Когда он чуть подрос, то стал временами проявлять характер. Например, лет с десяти он повадился задирать Генюль, спорил с ней, подшучивал, прятал ее книги и игрушки, а когда она требовала прекратить идиотничать, лишь смеялся, что она, дескать, «плакса». Один раз они поспорили прямо за завтраком. Ссора разгорелась из-за того, прав ли был герой какого-то дурацкого мультфильма про короля львов, когда решил выгнать куда-то там убийцу своего брата (совершеннейший кретинизм!). Генюль настаивала, мол, раз он король, то волен поступать так, как считал правильным. А Миран чуть не хрипоты спорил, дескать, надо было прикончить братоубийцу и «не париться». Они чуть было тарелками не принялись друг в друга кидаться. Кончилось тем, что Генюль обозвала Мирана «ненормальным», он ее — «круглой дурой», и на этой радостной ноте Азизе ханым долбанула по столу кулаком и… выгнала обоих из столовой. — Вы слишком уж суровы к Генюль, мама, — заикнулась было Султан, но тут же осеклась под тяжелым и мрачным взглядом свекрови. Но Султан все равно не переубедить: Генюль была ни при чем! Это Миран спровоцировал ее, и за это мальчишку следовало бы выпороть как следует. Но Азизе ханым явно пренебрегала этим безотказным средством воспитания. Когда Мирану было лет двенадцать, однажды он и вовсе подбил Генюль прогулять школу. Ферхат довез их до ворот, они вышли из машины, дождались, пока он уедет и удрали в кафе-мороженое, которое располагалось через два квартала. Там их случайным образом застал воспитанник Ферхата, Махмут — тот самый мальчишка, которого Али зачем-то притащил в особняк вскоре после гибели Мехмета. Якобы мальчишка был чуть ли не свидетелем преступления, вернее, он слышал выстрелы в ту роковую ночь. Помогли ли его показания, нет ли, Султан не могла сказать определенно, но Махмут с того дня в особняке прописался. Ферхат взял его под свое крыло и возился с ним как с родным ребенком. Вот и в тот день он послал его на базар, и когда Махмут, исполнив поручение, возвращался домой, случайно заметил на веранде кафе Мирана и Генюль. Когда он прибежал с этой новостью домой, там уже начался переполох, потому что учителя успели позвонить Азизе ханым и Султан и сообщили, что дети не явились в школу. Султан уже вообразила себе похищение, требование выкупа и прочие ужасы, свекровь просила ее успокоиться, потому как она де уверена: ничего плохого не случилось. Но Султан прекрасно видела, как Азизе ханым побледнела, и как у нее дрожали руки. Тут как раз явился Махмут и сообщил, что видел Миран бея в кафе. Через полчаса Ферхат привез беглецов домой. Ахмет, проигнорировав умоляющие взгляды Султан схватил Генюль за ухо и потащил к ней комнату. Азизе ханым же в упор посмотрела на Мирана, отчего он сразу покраснел, как спелый помидор, съежился и уставился в пол. Потом она спокойно велела внуку идти к себе и не показываться ей на глаза до завтрашнего вечера. Шмыгнув носом, Миран робко поднял на нее глаза, попросил прощения и сказал, что «больше не будет». Но Азизе ханым даже бровью не повела и вновь велела ему идти к себе. Весь вечер Султан успокаивала Генюль, уверяя ее, что папа не хотел ее обидеть. Нет, Ахмет не бил дочь, он просто поставил ее в угол и сказал, что если подобное повторится еще раз, порки не избежать. Генюль же уверяла, что «ничего плохого они не делали»: — Просто мы хотели поесть мороженого, как будто взрослые… В кафе. — Ох, Генюль, доченька, — Султан погладила ее по голове, — в следующий раз мы пойдем в кафе вместе. А убегать из школы все-таки не нужно. — И Мирана возьмем, ладно? — попросила Генюль. Султан вздохнула и кивнула. Говорить Азизе ханым, что она излишне мягка с Мираном совершенно бесполезно. Хотя если бы она отвесила внучку хорошую оплеуху, а потом взяла хворостину и отходила его по мягкому месту, глядишь, в другой раз он зарекся бы грубить и хулиганить. Тем более, что с Ахметом, как он однажды обмолвился, она в свое время не церемонилась. И он в равной степени получал тумаки как от матери, так и от отца. Жаль, что не в коня корм пошел! Что касается Элиф, то на нее никто не сердился, даже когда она шалила или капризничала. Мать с отцом сдували с нее пылинки, Генюль с Мираном принимали во все свои игры и следили, чтобы она ненароком не упала и не поранилась. Если Элиф просила каких-нибудь вкусностей, то Эсма тут же приказывала кухарке принести малышке сладостей. Даже Ахмет, и тот никогда не отказывал племяннице, когда она просила «прокатить ее на машинке». Если отца не было дома, она, случалось, прибегала к дядюшке и просила свозить ее куда-нибудь, потому что любила кататься. Справедливости ради, Элиф была замечательным, смышленым и ласковым ребенком, и Султан неизменно умилялась, глядя на нее. Девочка была такой доброй и бесхитростной. Она делилась с Султан своими «важными тайнами», вроде того, что спрятала свои «очень ценные блестящие фантики» во дворе под качелями, а новую куклу, которую обещала ей подарить мама, она решила назвать Генюль, поскольку у той такие же «красивые золотистые волосы, как у сестры». А уж про Азизе ханым и говорить не приходится: она для Элиф достала бы с неба и солнце, и луну, стоило бы той лишь заикнуться. Султан иной раз приходила в замешательство, когда видела, как Элиф, Миран и Генюль ластились к Азизе ханым, а та в ответ улыбалась им, гладила по волосам, обнимала их. Ее взгляд при этом разом терял обычную холодность и надменность, и даже голос становился более мягким. Выходит, даже это ледяное сердце способно испытывать какие-никакие теплые чувства, — неизменно думала Султан.***
То, что поездка в Мардин закончится так трагически, разумеется, никто не мог предположить. Хотя, если искать виноватых, то вся ответственность лежит на Ахмете. Али собрался ехать в Мардин, чтобы провести очередные деловые переговоры, результатом которых могло стать «поражением ненавистных Шадоглу», как выразилась Азизе ханым. Она целиком и полностью доверяла Али, но Ахмет, видимо, в очередной раз почувствовал себя уязвленным и потому напросился поехать с братом. Султан тоже решила прокатиться, дабы ненадолго сменить обстановку. Салиха тоже поехала со своим мужем и даже взяла дочь. Генюль ехать отказалась, и сейчас Султан благодарила за это Аллаха. До места они доехали без приключений. Вечером Али с Салихой и Элиф отправились гулять, а Ахмет улегся на кровать и заявил, что будет весь вечер смотреть футбол. Султан пожала плечами сказала, что ляжет спать пораньше и ушла к себе. Утром они завтракали все вместе, Элиф весело щебетала, вспоминая, как вчера папа купил ей очень вкусное шоколадно-банановое мороженое. Встреча с деловыми партнерами была назначена после обеда, и Султан решила в это время съездить в торговый центр. Она пригласила Салиху вместе с Элиф присоединиться к ней, и они довольно-таки мило провели время. Салиха даже не действовала ей на нервы, может быть, благодаря все той же Элиф. Она была занята дочерью, и при девочке не могла и не хотела ссориться с Султан. Когда они вернулись в отель, то застали братьев ругающимися друг на друга на чем свет стоит: — Ты все испортил, Ахмет! — кричал Али. Султан никогда еще не видела его таким разъяренным. — Кто тебя просил, скажи мне, что на тебя нашло, ты совсем рассудок потерял?! — Да откуда я знал, что она такая недотрога! — развел руками Ахмет. — Идиот! — простонал Али. — Теперь все пропало, они не станут иметь с нами дело, а уж если переметнутся к Шадоглу… — Да и черт с ними! — воскликнул Ахмет. — Мне до смерти надоели эти Шадоглу, пусть они провалятся в преисподнюю! Вместе с нашей мамулей. — Заткнись! — рявкнул Али. — Это ты замолчи! Неужели не ясно, что Шадоглу эти, будь они трижды прокляты, вовсе ни при чем. Если кто и виноват, так это сам Мехмет и его потаскуха, нечего было на ней жениться. Не Шадоглу, так еще кого-нибудь завела бы! — Этот контракт был важен не только из-за Шадоглу, кретин! — воскликнул Али. — Хватит на меня орать, не забывайся! — схватил его за грудки Ахмет. — Перестаньте! — воскликнула Султан. — Папочка! — испуганная Элиф бросилась к отцу. — Что случилось? — растерянно проговорила Салиха, а Султан почувствовала, что у нее подгибаются колени. Ахмет был подшофе. О Аллах, — пронеслось у нее в голове, — и когда он только успел! Оказалось, что Ахмет и впрямь с утра пораньше наведался в бар, где пропустил «пару стаканчиков», как он выразился. В таком виде он явился на деловую встречу, опоздав на пятнадцать минут, несмотря на то, что Али не единожды звонил ему. Один из деловых партнеров пришел на переговоры с женой, они, кажется, прожили всю жизнь в Штатах, и потому посчитали подобное в порядке вещей. И все бы ничего, соглашение уже практически было достигнуто, но тут Ахмета потянуло на подвиги, и он принялся открыто приставать к той женщине. Сначала она сделала вид, что не заметила, как он положил руку ей на колено. Когда же он принялся гладить ее ногу и попытался залезть под юбку, она вспылила и отвесила ему пощечину. Али с трудом удалось оттащить от брата разъяренного супруга и заверить его, что Ахмет не хотел ничего плохого. Однако же, тот заявил, что отныне не желает иметь с Асланбеями никаких дел, и поспешил удалиться. — Лучше бы ты сидел дома! — воскликнул Али и, подхватив на руки Элиф, ушел из гостиничного номера вместе с Салихой. — Что ты на меня уставилась?! — разумеется, Ахмет тут же сорвал злость на Султан. Она ничего не ответила, поспешила удалиться, Ахмет же вновь спустился в бар. В номер он вернулся уже на бровях и… вновь начался давнишний кошмар. — Ты меня довела до того, что я сорвался! — кричал он, схватив Султан мертвой хваткой и прижав к себе. — Ты долго мне отказывала, — прошептал ей на ухо, — вот я и полез к той корове. — Пусти, Ахмет! — она попытался вырваться, но тут же получила пару увесистых пощечин. — Я твой муж, — закричал он чуть ли не на всю гостиницу, — и ты будешь меня слушаться! — со всей силы он рванул на ней платье, пуговицы посыпались на пол. Султан завизжала от испуга, оттолкнула мужа, и тут в комнату вбежали Али с Салихой. Хвала Аллаху, что их люкс был расположен напротив, и они услышали шум и крики. Али оттащил брата от Султан, а Салиха накинула ей на плечи плед и увела к себе. — На, выпей, — она протянула ей чашку чая. Султан кивнула и обхватила руками чашку. Ее трясло, как в лихорадке, зуб на зуб не попадал. — Султан, — Салиха осторожно погладила ее по плечу, — ты… в порядке? — Да, — кивнула она, чувствуя, как дрожь постепенно уходит, — спасибо. Где Элиф? — Спит. Хорошо, что мы не разбудили ее, видимо, она слишком устала сегодня. — Он… слишком много выпил, — сказала Султан. — Ему нельзя пить. Он становится невменяемым. — Султан… это ведь не в первый раз? Она махнула рукой: — Я привыкла, Салиха. Только не надо говорить мне, — раздраженно прибавила она, заметив, что Салиха хочет что-то сказать, — мол, надо его бросить! Это очень легко сказать, да только… Он заберет у меня дочь, и я никогда ее больше не увижу. Салиха вздохнула: — Да, ты права… Легко сказать: надо найти выход, но… Ты знаешь, — грустно улыбнулась она, — мой дед когда-то отобрал меня у моего отца. — Как это? — не поняла Султан. — Моя мать, — принялась рассказывать Салиха, — умерла родами. У меня должны были родиться два брата. Близнецы… Там было какое-то предлежание… Я не знаю. В общем, первый ребенок родился мертвым, а второй… Мать не смогла разродиться сама, врачи почему-то замешкались, ну и окончилось все печально. Дед очень любил ее, она была его единственной дочерью, и он обвинял во всем отца, хотя тот был, конечно же, ни при чем. Потом они, правда, несколько примирились, горе все же их сблизило. Я-то ничего этого не помню, мне было всего два года. Мне дед уже позже рассказывал… А когда мне было десять, отец решил жениться. И мой дед проклял его, выгнал и раз и навсегда запретил видеться со мной. Он по суду лишил отца прав и удочерил меня. О моем отце он с тех пор никогда не говорил, словно его и не существовало на свете. Я очень любила своего деда, он был для меня всем! Ты же знаешь, как я страдала, когда два года тому назад его не стало. Это была чистая правда. Когда Салихе сообщили о смерти Селима Аги, она проплакала весь день, и вся семья, как могла, утешала ее. Потом они с Али и Азизе ханым ездили на похороны, а после Салиха еще долго не могла оправиться от постигшей ее утраты. — Но я, — продолжила она свой рассказ, — все равно скучала и по отцу, мне его не хватало. Много позже, когда была уже взрослой, то узнала, что отец погиб через три года после свадьбы вместе со своей беременной женой, они попали в аварию, когда ехали отдыхать. — Мне жаль, — тихо проговорила Султан. — Вот видишь, — вздохнула она, — все дело в том, что, как говорят, с сильным не борись, с богатым не судись! Просто удивительно: во всем цивилизованном мире миллионы людей разводятся, и даже не по одному разу, заводят новые семьи. Знаешь, есть одна американская актриса, так она, говорят, шесть раз выходила замуж! И никого это не шокирует. А у нас до сих пор полно народу, которые живут по каким-то… пещерным понятиям! Вот взять хоть твоего деда. Ведь отец-то твой был свободным человеком, вдовцом, почему, скажи на милость, он должен был похоронить себя заживо? Но тем не менее, твой дед решил, что он не имеет права на счастье, отнял у отца его ребенка, а у тебя — единственного оставшегося в живых родителя. Разве ж это справедливо? — Просто у деда слишком болела его незаживающая рана, он не смирился со смертью своей дочери… Султан вздохнула. Замечание, что дедуля Салихи, этот столь рьяно радеющий за «чистоту устоев» старикан, не стесняясь, подбивал клинья к Азизе ханым, ей пришлось проглотить. Хотя она прекрасно помнила, какие взгляды тот тип бросал на свекровь, когда они приехали сватать Салиху за Али. Да и на свадьбе он не отходил от нее, так и старался украдкой взять за руку, отвести куда-нибудь в укромный уголок, дабы остаться с ней с глазу на глаз. К чести ее стоит сказать, Азизе ханым сделала вид, будто не замечает его безобразного поведения, а потом, видимо, нашла время поговорить с ним и разъяснить правила приличия, потому что Селим Ага с тех пор практически позабыл к ним дорогу. Он лишь изредка навещал Салиху, пока ему позволяло здоровье. Ахмет тогда сказал, что этот нахал просто пытался наложить лапу на состояние Асланбеев, надеясь охмурить глупую и наивную женщину, да не на ту напал. — Но если твой дед, — сказала Султан, — осуждал твоего отца, мужчину, который был не женат и мог делать что заблагорассудится, то что уж говорить о женщине, которая решит уйти от мужа. Или вдруг если родит незамужней. Да все местные кумушки во главе с нашей свекровью ее затопчут! Если бы я только заикнулась об этом, она бы меня убила! Салиха забрала у нее пустую чашку и поставила ее на стол: — Я понимаю, ты не ладишь с Азизе ханым, у нее не самый простой характер, верно. Но ты знаешь, она ведь очень неплохой человек. Султан недоверчиво хмыкнула. — Да, — уверенно кивнула Салиха, — каким бы странным тебе это не показалось. У нее большое сердце, вот только… Что-то ее ранило и очень сильно. Она до сих пор страдает от этой раны. — Кажется, ты перечитала всяких там любовных романов или пересмотрела сериалов, — усмехнулась Султан. — Может быть, — пожала плечами Салиха, — да только она иногда… проговаривается. — Как это? — Ну, скажем, когда она случайно упоминает о том, что «безумно тяжело потерять свою любовь и разочароваться в том, кто был тебе безумно дорог», или «можно научиться жить с разбитым сердцем, но смириться с предательством попросту невозможно». Все это было сказано в каком-то ничего не значащем разговоре, просто к слову. Но мне показалось, она говорила о себе… — Так ты спросила бы, — сказала Султан, — у вас ведь неплохие отношения. — Она очень гордая, — покачала головой Салиха, — а когда ей больно, то она никому вида не подаст, даже если боль очень сильная. Али, кстати сказать, точно такой же, — прибавила она, улыбнувшись. — Ну, как вы тут? — заглянул в комнату Али. — Все хорошо, — отозвалась Салиха, поднявшись со своего места. — Что там с Ахметом? — Он уснул. Что б ему!.. Говорил же, чтобы оставался дома! Теперь по его милости все придется начинать с нуля! Утром Ахмет долго извинялся, просил прощения у Султан и Али, на что тот ответил, мол, теперь будет действовать один, без его помощи. После завтрака Али позвонил Азизе ханым и сказал ей, что они выезжают домой. Перед отъездом они заглянули в кондитерскую, купили для Элиф жевательного мармелада в виде черепашек. Султан прихватила коробочку засахаренных орехов для Генюль и Мирана, после чего тронулись в обратный путь. Али вдруг предложил остаться еще на день, потому что он всю ночь не мог уснуть, и теперь у него адски разболелась голова, а в таком состоянии ему тяжело будет вести машину. А Ахмета тем более не стоит пускать за руль после вчерашнего. Салиха дала мужу таблетку, а Ахмет, видимо, желая загладить вину за вчерашнее, заявил, что сядет за руль и прекрасно справится сам. Во-первых, сюда-то он всех довез без приключений, а что до вчерашнего, то — было и прошло. Благо, он хорошо выспался, да и не сказать, что выпил слишком много… Они только-только выехали из города; Элиф задремала, прижавшись к матери, Салиха, улыбнувшись, сказала, что вечером девочку с трудом удастся уложить спать, но ничего страшного, пусть поспит немного, раз уж ее так разморило. Али, который сидел впереди, рядом с Ахметом, обернулся к дочери и жене, сказал им, что они у него «самые лучшие на земле». — Ты бы лучше подумал, что матери скажешь! — воскликнул вдруг Ахмет. — А с мамой ты объясняться будешь сам, — повернулся к нему Али. — Я твою пятую точку прикрывать не намерен, ты кашу заварил, тебе ее и расхлебывать. — Ты мог бы меня остановить, — дернул плечом Ахмет. — Тебе же известно, что я… могу потерять контроль. — Замечательно! — всплеснул руками Али. — Ты, значит, будешь напиваться, распускать руки, а виноват я? Мило! — Я не говорю, что ты виноват, — вновь повернулся Ахмет к брату, — я только хочу сказать… — Ты лучше за дорогой следи, — перебил его Али, — потом поговорим! Дальше все происходило точно в кино, и Султан будто наблюдала за всем со стороны… Откуда-то на совершенно пустой дороге возникла еще одна машина, которая почему-то выскочила им навстречу. Свет фар на миг ослепил Султан, она услышала визг тормозов, а заодно ругательство, вырвавшееся у мужа. Ахмет резко дернул руль, громко закричала Салиха, зовя своего мужа и дочь, а потом — резкий удар, и на Султан сверху посыпалось битое стекло… Она стерла со лба и с щеки кровь и с трудом выбралась из машины. Они, как оказалось, съехали с шоссе и перевернулись несколько раз. Машина лежала на боку. Султан помнила, что когда машину резко повело в сторону, она, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, схватила сидевшую в середине, между нею и Салихой, Элиф и прижала к себе. Султан поднялась на ноги и огляделась. Элиф стояла чуть поодаль и молча смотрела куда-то вниз широко раскрытыми от ужаса глазами. Подойдя ближе, Султан заметила Али и чуть поодаль от него — Салиху. Видимо, от удара их выбросило из машины и… — Али! — позвала Султан и потрясла его за плечо. На виске у него была всего лишь одна небольшая рана, но… он не дышал. — Элиф… девочка, не смотри туда! — Она загородила Элиф собой, чтобы та не видела мать и отца. — Салиха, ты слышишь? Салиха! — Она заметила на левой стороне лица у Салихи кроводтек и тонкую струйку крови в уголке рта… Султан приложила палец к сонной артерии и жалобно всхлипнула: пульса не было. — Не надо, Элиф, — повторила она, — не смотри, не смотри! Давай, иди ко мне! — она подхватила девочку на руку и пошла к дороге. — Султан! — раздался вдруг за спиной голос мужа. Она замерла и медленно обернулась к искореженной машине. Надо же: она совсем забыла об Ахмете. Его зажало между сидением и дверью, он изо всех сил пытался выбраться, но недоставало сил. — Султан, помоги, прошу тебя! — крикнул он, протянув руку. — Вытащи меня отсюда, Султан! — Я тебе говорила, Ахмет, — уверенно произнесла она, — что ты будешь гореть так же, как и я. Этот день настал! Он звал ее, заклинал Аллахом, их любимой дочерью, но она не обернулась. Крепко прижимая к себе Элиф, Султан шептала ей на ухо, что все прошло, и скоро им помогут. Когда они уже подошли к проезжей части, раздался оглушительный взрыв, в котором потонули крики и мольбы Ахмета. Султан застонала, еще крепче прижала к себе племянницу и опустилась на колени. Потом, кажется, рядом с ними остановилась какая-то машина, кто-то кричал, что случилась авария… Затем завыли сирены, Султан помогли подняться и повели к машине скорой помощи.***
— Мама! — позвала вдруг Элиф. Она открыла глаза и привстала на постели. Султан встала, не обращая внимания на головокружение, подошла к кровати Элиф и села рядом с девочкой: — Тихо, миленькая, тихо, — еле сдерживая слезы, проговорила она и погладила Элиф по голове, — все хорошо… Элиф посмотрела на нее, помотала головой, затем попыталась что-то сказать, но у нее перехватило дыхание. Она закашлялась, и Султан, придвинувшись ближе, обняла ее и прижала к себе. Султан укаичивала Элиф и та, успокоившись и перестав дрожать, немного расслабилась и вновь закрыла глаза. Надо бы позвать врача, подумала Султан, девочке, судя по всему, нужна помощь. Она, кажется, серьезно напугана… Неожиданно по спине пробежал холодок, и в горле встал ком: Элиф же могла все видеть! Она же держала племянницу на руках, когда Ахмет принялся умолять о помощи. Элиф видела и слышала все, что произошло, что если она расскажет?.. Да нет, тут же отмахнулась от глупой мысли Султан, девочка еще совсем маленькая, где ей понять, что случилось на самом деле. Кроме того, она пережила такой шок, что скорее всего напрочь позабудет обо всем. Жива бы осталась… В дверь тихонько постучали, и следом в палату заглянул Фырат: — Султан ханым! — обрадованно воскликнул он. — Элиф… Слава Аллаху, я нашел вас! Как вы? — Что ты здесь делаешь? — спросила она, продолжая укачивать вновь уснувшую Элиф. — Я приехал с Азизе ханым. Ей позвонили, сказали про аварию, и что она должна… опознать… — он отвел взгляд в сторону. — Она здесь? — отчего-то сердце вдруг забилось слишком часто. Фырат кивнул: — Ей стало плохо после того, как… — он запнулся. — Понимаете, Султан ханым, — понизив голос, чтобы не разбудить Элиф, проговорил он, — там же машина ваша полностью выгорела, а Ахмет бей… он был внутри. Ей не дали его увидеть, сказали, там… ну, вы понимаете, опознать его невозможно. Бабушке отдали его часы, перстень и обручальное кольцо. Она увидела и потеряла сознание. Султан зажмурилась: — Все, Фырат, хватит! — воскликнула она, сжав виски ладонями. — Врач сказал, — вздохнул Фырат, — что у нее давление, стресс… Надо немного полежать. Дал какие-то лекарства. А меня она отправила проверить, как вы. Он присел рядом и, удрученно покачав головой, погладил Элиф по плечу: — Какая ужасная трагедия! — прошептал он. — И что же теперь будет?.. Султан вздрогнула и закусила губу; по щекам потекли слезы, которые она так и не сумела сдержать. Да, Фырат абсолютно прав: что будет дальше, сейчас, наверное, и сам Аллах сказать не сможет.