Этот район заберёт тебя.

Чонгук летел вниз, боясь опоздать. Паника и тревога не дают дышать, воздух застревает в горле. Открыв дверь камеры, его взору открылась поистине ужасная картина. Тэхён, скрючившись, лежал на полу в луже собственной крови. Лицо больше походило на кровавое месиво. Нос и губы разбиты, под глазом разлился фиолетовый синяк. Он был без сознания и еле-еле дышал. Гука мелко затрясло. Сдавленно застонав, окончательно осознал, что натворил. Он опустился перед ним на колени, пачкая брюки в уже почерневшей густой, как клей, крови. — Прости меня, Тэхён! Прости, я так виноват перед тобой! Я последняя мразь, ублюдок! Как я мог не поверить тебе? — шептал он, стирая кровь с лица Тэ собственной футболкой. — Почему ты не ушёл, когда я предлагал? Ничего бы этого не случилось! Как мне теперь оправдаться?! Как?! — он аккуратно поднял его на руки и понёс наверх. **** Сознание к Тэхёну возвращалось очень медленно. С жуткой болью во всём теле и тошнотой. Но, самое главное, с осознанием того, что произошло. Он помнил всё и горькая обида разливалась, как полноводная река, по всему телу. В носу больно щипало, в глазах невыносимая резь. Ему холодно, как будто промозглый ветер обдувает со всех сторон. Окончательно придя в себя, он понял, что находится в комнате Чонгука. Тот о чём-то тихо переговаривался с седовласым мужчиной, явно врачом. Договорив, мужчина ушёл. Тэ попытался подняться, но не смог, голова тут же закружилась, перед глазами поплыли чёрные круги. Тело не слушалось, и каждое движение отдавалось жуткой болью. Чонгук заметив, что Тэ пришел в сознание, бросился к нему и уложил обратно, поправив подушку. — Не вставай, тебе нельзя! — Гук виновато смотрел на него покрасневшими и опухшими глазами. — Откуда вдруг такая забота к предателю? — с сарказмом спросил Тэ и тут же закашлялся. Прижав ладонь к губам, почувствовал что-то липкое на ладонях. Опустив глаза, он разглядел на пальцах кровавые сгустки. Чонгук, сдерживая слёзы, вытер салфеткой сначала губы, потом руки, стирая с них кровь. Бросил окровавленные салфетки на пол, налил в стакан воды и поднёс его к губам Кима. — Прости меня, я ошибся! Мы нашли того, кто сдал нас! Это был Ёджин! — слабое оправдание жестокости. Сам знает, как виноват, и губы дрожат, ведь понимает, что не простит. Тэхён с отвращением оттолкнул руку, стакан с треском отлетел на пол, расплёскивая воду. — Ошибся? Ты ошибся? Ты даже не захотел меня слушать, Чонгук! Как ты мог усомниться в моих чувствах? Ты без суда и следствия сделал меня виновным! Ты уничтожил меня, Чонгук! Ты уничтожил нас! — откинулся на подушку, тяжело дыша. Сил не осталось, закрыл глаза. Чонгука видеть не мог, не хотел. Но и в темноте перед глазами стоит его перекошенное от ярости лицо. Тэхён поднял руку, приложил к векам, выдавливая его образ из памяти. Давит сильно, до белых бликов. Хотелось бы верить, что всё произошедшее — предательские игры разума, но пульсирующая невыносимая боль во всём теле только подтверждает, что это реальность, надежды нет, всё разрушено. Гук хватает его за руку, тянет на себя, сжимая в отчаянии. В чёрных мокрых глазах море сожаления. — Я знаю, что мне нет прощения! И всё-таки прошу, даже нет, не прошу, умоляю, прости меня! Прости меня за то, за что я сам не могу себя простить. Я так виноват перед тобой. Я знаю, я урод! Я дурак, что не поверил тебе! Я сделаю, что угодно, лишь бы ты простил меня! Тэхён смотрит в потолок немигающим взглядом. Брезгливо выдёргивает руку, тихо равнодушно проговорив хриплым голосом: — Тогда сделай, Гук! Оставь меня в покое и больше не приближайся ко мне! Никогда! Слышишь? Невыносимая тяжесть вины ложится на плечи, придавливая к земле. Он понимает — она останется висеть на нём стопудовыми гирями. И остро ощущал, что навряд ли сможет скинуть их. Гук, понуро опустив голову, вышел из комнаты, без звука прикрыв массивную дверь. *** Каждый день Гук приходил к Тэхёну. Снова и снова просил прощения, плача и умоляя, совсем не стесняясь своих слёз. Но тот был холоден и непреклонен. Пару раз заглядывали Юнги и Чимин в попытках хоть как-то оправдать своего друга, но и это не помогало. В Тэхёне что-то умерло. То, что радовалось жизни, строило планы, мечтало. Наверное душа? Она оледенела, её раскололи, разделили надвое, и эти две частички раскрошились, снежной пылью развеялись. Единственный человек с кем он нормально разговаривал была Мина. Ей он поведал, что как только поправится и сможет встать, покинет этот дом. Прошла томительная неделя, Тэхён собирал свои вещи, когда в комнату, с грохотом распахнув дверь, влетел встревоженный Гук. — Я не позволю тебе уйти! Тэхён вопросительно посмотрел на него. Кривая ухмылка трогает бледные губы. — Не позволишь? Может будешь держать силой? Или опять изобьёшь и запрёшь в подвале? — слова бьют наотмашь. — Чонгук, я больше не могу и не хочу быть твоей игрушкой! Лучше сразу убей! Тебе ведь это раз плюнуть! Гук виновато опустил голову. Лихорадочно ищет слова, чтобы задержать, не отпустить. Как убедить, что нужен, что сожалеет. — Я не это имел в виду! Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходил! — на колени готов встать, только бы простил. Тэхён зло посмотрел на него. — Любишь? Посмотри на меня! — трясущимися от гнева пальцами он ухватил Чона за подбородок, заставляя поднять голову, ткнул пальцем в своё ещё не полностью зажившее лицо. — Смотри! Это, по-твоему, любовь или, может, от большой любви ты хотел убить меня? Что было бы, если бы Чимин и Юнги не нашли крысу? Что? Ответь себе, Чонгук! Ты убил бы меня, а потом плакал бы над могилой от великой любви? Эта жизнь, которой ты живёшь! Этот чёртов район забрал твою душу и превратил в монстра! Этот район никогда не отпустит тебя! Я не хочу больше этого испытывать! Я не хочу любить монстра, Чонгук! Захлопнув чемодан, он направился к выходу. Чонгук схватил его за руку. — Пожалуйста, Тэ, не уходи! — сделал он ещё одну попытку. Почти шепчет, горло сжимают спазмы. Смотрит сквозь слёзы, как единственная любовь покидает не только дом, но и его жизнь, оставляя ему только безнадёжность и безысходность. — Хватит, Чонгук! — губы непроизвольно кривятся, глаза потухли, из них как будто высосали все жизненные силы. — Отпусти меня! За мной уже приехали! Попрощайся со всеми от меня, — он без сожаления вырывает руку и уходит. Чонгук впитывает каждый его уходящий шаг. Звуки стихают. Звенящая тишина. Он не поверил, не прислушался. Теперь он брошенный. Тэхёном. Остаётся в одиночестве. Без Тэхёна. Чонгук впал в крайнее отчаяние. В сердце что-то с треском рвётся. Рыдания нещадно дерут лёгкие. Он их не сдерживает, не давит. Воет громко и протяжно. Вне себя от ярости крушит всё, что попадается ему под руку, и разбивает кулаки об стены, желая пробить в них дыры, такие же огромные, как и в его сердце. Обессиленный, падает на колени, вопль боли разрывает горло. На обречённые крики прибежали ещё пока полностью не оправившийся после ранения Хосок и Мина. Чонгук оцепенело сидел на полу среди разбросанных и сломанных вещей и осколков, и плакал, уже тихо поскуливая, прижав израненные руки к лицу, измазывая лицо и заляпывая одежду своей кровью. Хосок бережно обнимает его, пытаясь успокоить. — Я опять уничтожил того, кто мне дорог! Опять не проверил, как ту гребаную микроволновку! Я опять сделал это! Тэхён прав, я монстр! — Тише, — Хосок гладил Гука по голове. — Ты не монстр, все ошибаются! Он обязательно простит тебя, если любит. Просто дай ему время!