Беспрекословный

      Захотелось перевернуться. Впрочем, прежде чем проснуться окончательно и сделать это, он понял, что с его телом что-то происходило. Парень насторожился.       Открыв глаза, он заметил, что вокруг него снова собрались трое: прислужник и двое рабов. Последние чем-то методично натирали его порядком округлившийся живот. Франк в недоумении поморгал и установился молча на прислужника, пока тот случайно не столкнулся с ним взглядом. Помолчали. Затем человек в странной неземной одежде заговорил: – На этом с тобой пока что закончат. Тебе следует вернуться в комнату для отдыха. Не охлаждай и не травмируй живот, затычку не вытаскивай.       Франк не двигался. Он и вдохнуть-то полной грудью боялся, речи не шло про что-то большее. Он пошевелил слабо левой рукой и понял, что он больше не прикован к столу. Видимо, ему и впрямь разрешено было... – Вставай.       Жесткий приказ заставил Франка осторожно опереться на локти и приподняться. Не так плохо, как он думал: боли больше не было, осталась лишь плотная тяжесть в животе, будто он накануне хорошенько наелся чего-то неудобоваримого. Парень сел на край стола и тут же поморщился. Внутри все еще находилась пробка, и он это прекрасно ощутил. Франк несмело поднял взгляд, не зная, как вообще сообщить, что он вряд ли сможет подняться и куда-то пойти. – Давай. Туда, – с этими словами прислужник указал на дверь во вторую часть этого треклятого помещения и сложил руки на груди, не желая, очевидно, ничего слушать.       Парень повиновался и осторожно спустился со стола, встав на подрагивающие ноги. Стоять он мог, хотя внутри при этом все отдалось каким-то странным неприятным ощущением. Впрочем, он ожидал, что будет намного хуже, ведь парень рассчитывал на то, что после столь жестокой пытки все его тело будет нещадно ломить. Но никакой боли не было, и это было странно.       Дверь открылась. Франк поспешно кивнул и покорно потащился туда, куда ему было приказано идти. Прислужник лишь проводил его холодным взглядом. Как только парень оказался в комнатке, которую обозвали «комнатой для отдыха», дверь за ним сама собой закрылась.       Кровать. Наконец кровать с оставленной на ней когда-то им же земной одеждой, последним напоминанием о его прошлой жизни, которой он себя самого благополучно лишил. Франк взял свою белую рубашку и накинул на себя, не застегивая. Затем с тоской посмотрел на сиротливо лежащие на постели штаны. Нижнего белья его безвозвратно лишили в ту самую роковую минуту, когда началась его пытка.       «Что со мной…» – подумал он, опуская голову, – «так… нельзя с людьми».       Губы его задрожали. Он всхлипнул и спрятал лицо в ладонях. Плечи его задрожали. Думать о произошедшем было больно, до кома в горле противно и обидно, просто бесконечно обидно.       «Разве я заслужил такого? Это хуже, чем смерть. Я же не виноват, что из-за нас пострадали люди, я же никого сам не убивал. Это ведь не моих рук дело. Это... просто последствия. Случайность. Да пусть хоть попереворачиваются в гробах, их смерть – это еще легкая судьба»       Впрочем, несмотря на все свои сетования, сам умирать он не хотел и не планировал. Он, вдоволь проревевшись в голос, сидя на кровати, в конце концов утер кулаком сопли и судорожно вздохнул. В конце концов, он добился того, чего хотел, ведь он остался жив, пусть и такой чудовищной ценой.       «Я хотя бы живой. Меня не съели. Я уже… успешнее всех тех лузеров», – подумал он, рассеянно смотря в пол и шмыгая краснющим от плача носом. Очень в его духе – быть в столь незавидном положении, но все равно ухитряться думать, что он лучше других. Быть может, именно это и помогало ему оставаться на плаву. И парень бы наверняка почувствовал себя лучше, если бы узнал, что из всей его группы остался в живых лишь он один.       Франк, поколебавшись, решил сходить и принять душ, потому как он ощущал себя невероятно грязным после произошедшего. Воду специально сделал настолько горячей, насколько ему позволяла чувствительность его кожи, чтобы его не лишили последней возможности помыться из-за использования чрезмерно холодной воды. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что нельзя было вытаскивать пробку, потому как с желанием хорошенько вымыть себе там все внутри каким-либо образом было действительно трудно бороться.       Он взобрался на кровать с ногами, поджав их под себя. Он точно помнил, что, когда зашел сюда в первый раз, здесь было почти прохладно, однако теперь в комнате было удивительно тепло и комфортно. Одеяло, на котором он сидел, оказалось приятно мягким. В комнате умиротворяюще на фоне жужжала какая-то штука под потолком, назначение которой Франк пока что понять не мог. Посидел так немного, прислушиваясь к звукам извне. Ничего. Совсем. И никто его пока не беспокоил.       Прежде чем вновь одеться, он осмотрел внимательно свой живот. Что ж, было очевидно, что внутри него что-то находилось. Он осторожно, как только мог, ощупал себя, дабы случаем не навредить тому, что там было внутри, и не создать себе этим еще больше проблем. Вздохнул. «Видимо, я теперь вынашиваю этих тварей. Если повезет, то я даже не умру в конце», – заключил он.       Режим дня ему налаживали, очевидно, извне. Свет в определенный час сам по себе выключился, а потому Франк, не зная, чем ему еще заняться в этом маленьком квадратике три на три, решил улечься спать. Когда он, вдоволь отоспавшись, открыл глаза и сел в постели, протирая лицо руками, свет включили, при этом порядком напугав парня.       Дверь внезапно открылась. Парень, не успевший толком проснуться, весь собрался в комок на кровати и во все глаза поглядел на вошедшего, замерев от ужаса. За те несколько секунд, пока он разбирал, кто вошел в его камеру, он успел перебрать в голое все самые плохие мысли и продумать наперед все самые гадкие исходы.       Очередной прислужник с какой-то тележкой. – Подойди.       Франк, покивав, слез с кровати, поправляя с неловкостью рубашку. Его «гость» деловито взял человеческое лицо в ладони и осмотрел его, проверив белки глаз, затем, хмыкнув, аккуратно ощупал живот руками, облаченными в перчатки, после чего измерил его специальной лентой. Спросил, болит ли что-нибудь и как самочувствие в целом, на что парень ответил негромко, что все в порядке и ничего, кроме небольшой тяжести, он не чувствует. Прислужник кивнул и начал что-то с усердием записывать, потеряв всякий интерес к подопытному. Франк в это время покорно стоял в готовности сделать все, что потребуется, и не смел даже лишнего движения совершать. – Твоя еда.       Ему выложили на столик несколько непонятных пакетиков, после чего оставили растерянного Франка в одиночестве. Он и думать не думал, что все на этом закончится, потому как ожидал каких-то новых изощренных пыток и издевательств над его бедным организмом. Впрочем, все оказалось вполне безобидным. По крайней мере пока что.       Внутри маленьких пакетиков, что напоминали по виду питание для детей, находилась какая-то непонятная жидкая дрянь очень странного вкуса. Впрочем, выбирать тут явно не приходилось – съел то, что дали. Решил, что это даже нормально, не тошнотворно. Консистенция, конечно, не супер, однако он не мог потребовать чего-то иного, не в том положении находился. Такой себе «корм» без излишеств.       Вечером его снова проверили. Повторили все, что было утром, и снова оставили его, несмотря на то что Франк вновь насторожился в ожидании чего-нибудь гадкого. Затем выключили свет, после чего парень наконец выдохнул с облегчением.       Франк чувствовал себя чем-то вроде домашнего питомца, у которого не было выбора, как жить. Ничего не менялось. Он в основном ел и спал, причем на последнее он тратил намного больше времени, чем раньше. Отчего так было? Он не мог понять, да и не хотел, но факт оставался фактом: фаза бодрствования у него заметно сократилась. Впрочем, не спать он не мог, потому как постоянно чувствовал желание прилечь, глаза неизменно слипались. Бороться с этим было тяжело.       Через неделю он вдруг к своему ужасу обнаружил, что живот его прилично увеличился, раздавшись в размерах. Уже было не похоже, что он просто чего-то переел. У Франка это открытие не вызвало внутри ничего, кроме чувства досады. Что ж, теперь он и вправду смахивал на беременного, и это его явно не восхищало. Он надеялся, что хуже не будет.       На вторую неделю стало хуже. Или лучше – это смотря с чьей стороны взглянуть. Со стороны Франка, например, то, что его живот заметно так разбух и в нем безо всякого труда через кожу ниже пупка прощупывались яйца, не было чем-то фантастическим, скорее закономерно мерзким и пугающим. Когда он переворачивался, лежа на кровати, он ощущал внутри какие-то перемещения, замирал тревожно и думал о том, что если они еще немного увеличатся, то его просто разорвет изнутри. Мысли эти его пугали и беспокоили, но поделиться этим он ни с кем не мог. Оставалось надеяться на чудо, то есть на то, что его организм выдержит такую нагрузку.       В одну из ежедневных «проверок», прислужник, обыкновенно хмуро молчавший и задававший сухо ровно два вопроса, внезапно заговорил: – В ближайшие дни родишь. Как только поймешь, что пора, переходи в первый отсек.       «Чего? Рожу? А они не будут сами из меня это вытаскивать какими-нибудь своими приспособлениями?» – мысли завертелись тревожным роем в его голове, однако ни одной сформированной фразы он так и не выдал, лишь уставился жалобно на прислужника, глупо хлопая глазами в немой надежде на то, что ему что-нибудь еще расскажут и объяснят. Впрочем, тот был явно не намерен, ибо, записав все необходимое в блокнот, он развернулся и направился к двери.       Опомнившись Франк поспешно крикнул вслед, прежде чем прислужник удалился: – А как я пойму?       Ответа, разумеется, не последовало. Франк бы, верно, в любой другой ситуации уже триста раз бы задохнулся от возмущения от такого игнорирования, если бы не… страх. Липкое чувство страха. Ничего хорошего ведь эта фраза не гарантировала.