don't protect.

      Работы оказалось действительно много — рассмотреть все значимые воспоминания, успеть обсудить их, составить правильную модель поведения для будущих встреч, а также проследить влияние этих событий на настоящее.       Главным открытием, по мнению Гарри, было то, что ни одно из его действий, даже поспешных, порою глупых или бесполезных, совершенно не повлияло на настоящее. Они тщательно сравнивали воспоминания Гарри об этом времени c тем, что было известно Дамблдору и Фламелю, и в итоге все их воспоминания о войне, Волан-де-Морте и его крестражах, оказались идентичны. Гарри был рад этому, но эта эмоция слегка омрачалась непониманием происходящего: ведь он слишком явно вмешивался в ход времени, помогая Тому, и при этом итог все-таки остался прежним.       — У меня есть теория, которую поддержал мистер Фламель, — Гарри все же решил спросить профессора Дамблдора о том, что он думает на этот счет, — но она нуждается в подкреплении. Думаю, её можно проверить в новом перемещении.       Гарри был согласен на любые проверки — ему было необходимо знать рамки своих действий, потому что страх ошибки преследовал его даже здесь, в его времени, когда он был абсолютно свободен. Парень часто ловил себя на мысли, что чересчур волнуется о том, стоит ли ему говорить что-то, идти куда-то или видеть тех или иных людей. Он не сразу осознавал, что это беспокойство излишнее, что его действия не приведут к ужасным последствиям, что реальность не сомкнется из-за того, что он выйдет из комнаты.       Теория Дамблдора была интересной, хоть Гарри и не понял пространственные рассуждения и расчеты, которые ему показали. Но это было и не нужно, главное он примерно представлял, что эта теория из себя представляет: все, что Гарри делал в прошлом уже было заложено в настоящем, то есть каждое его действие, решение, каждое слово или мысль уже были сделаны им. От этого взрывалась голова — его действия в будущем были уже сделаны в прошлом. Это сложно было понять, сложно осознать, а еще сложнее принять внутренне, но это знание дарило некое успокоение: он мог сосредоточиться на своей цели, не переживая за последствия.       — Как мы можем это проверить? — Гарри не сразу смог чувствовать себя комфортно при таких уважаемых и умных волшебников, но они всегда пытались общаться с ним на равных. — Я должен сделать что-то конкретное или…       — Нет, что-то делать специально не обязательно, — мистер Фламель на секунду задумался, словно решалась не судьба мира, а обычная загадка. Он был ученым, самым настоящим, увлекающимся, не способный думать ни о чем мирском, когда идея так ярко горела в его голове, — хотя нам было бы неплохо ближе изучить Черную Метку. Уникальная магия, хочу я тебе сказать… было бы жаль упустить такую возможность.       — В целом это возможно, — Дамблдор мог казаться слегка незаинтересованным, слишком большое внимание уделяя своему чаю, но все в комнате знали, что он предельно серьезен, — Гарри, возможно Министерство даст тебе особое задание?       Никто не знал бы особенности Черных Меток лучше, чем их создатель, поэтому они разработали небольшую легенду. Гарри предложит Тому работу над особым проектом для Отдела Тайн — создание заклинания, которым можно было бы соединить группу людей.       — Он быстро раскроет меня, — не согласился Гарри, — я о создании заклинаний совершенно ничего не знаю, это не может сработать.       — Думаю две недели хватит для основ, мы постараемся рассказать тебе о строении магии как можно подробнее, — начал Фламель, видя переживания подростка, — тем более тебе не нужно будет знать все особенности, мы ведь имеем уже реальный прототип. Это всего лишь предположения: на основе чего была создана Черная Метка, и поэтому сложности будут минимальны.       — Ты получишь список книг, которые помогут тебе при работе, — вмешался Дамблдор, успокаивая парня, — они все были написаны достаточно давно, поэтому их найти в библиотеке для тебя не составит труда. Мы подробно разберем Протеевы Чары, нам кажется, что именно это заклинание лежит в основе Метки. Поймешь их строение — сможешь поучаствовать в разработке.       Гарри все же сомневался: слишком сложные чары, слишком нереальным казалось разработка собственного заклинания, пусть и с кем-то. Он был школьником, хоть и имел слишком большую ответственность.       — В конце концов, даже если ты не справишься, то это не критично, — продолжил мистер Фламель, — это был бы приятный бонус к нашей основной задаче. Никто не будет винить тебя, если что-то не получится. Мы и так возложили огромный груз на твои плечи.       — Я постараюсь, правда, но все может пойти не так, как мы того хотим.       И он правда старался — усердно тренировался наносить Протеевы Чары, изучал из чего состоит это заклинание, почему были выбраны именно такие движения палочкой, какие компоненты были вложены в этот процесс. Также они много обсуждали чем же, предположительно, отличается Черная Метка от данных чар.       — Практически нет сомнений, что Метка создана на основе данного заклинания, — мистер Фламель учил его интересно, у него явно была предрасположенность к преподаванию, — ты уже понял в чем схожесть и, повторюсь, предполагаемые различия.       — Из схожести мы выделили связь главного предмета и группы подчиненных, то есть всегда существует первый человек или предмет, через который можно передавать сигналы различного рода, а вот с различиями все немного сложнее, — ответил Гарри, действительно заинтересовавшийся процессом, — по идее Протеевы Чары работают только на неодушевлённых предметах, даже на артефактах могут работать с перебоями, а вот Метка наносится на волшебника, то есть должна сливаться с его магией. Протеевы Чары не позволяют такого удовольствия, поэтому их наносят на одинаковые предметы и носят с собой. Так же из различий — предполагаемая двусторонняя связь Меток. Чары работают лишь в одну сторону: изменение главного предмета несет за собой изменения во всех подчиненных. Но мы знаем, что через Метки Пожиратели могут передавать сигналы Волан-де-Морту, то есть они работают в обе стороны.       — Верно, — Фламель кивнул, еще раз посмотрев в свои записи, — и хоть передаваемый сигнал с подчиненной Метки, по нашим наблюдениям, довольно примитивен, в отличии от сигнала с главной Метки, он имеет место быть. Все это не характерно для Протеевых Чар, уж поверь моему опыту.       — То есть это явно другое заклинание, — подытожил Гарри.       — Безусловно другое, на это, как минимум указывает одно из отличий нанесения заклинания, вспомнишь какое?       Гарри прикрыл глаза, вспоминая все, что он запомнил за последние дни. Информации было много, но она подавалась структурировано, отдельными блоками, которые перекликались между собой.       Протеевы Чары — удивительный вид магии, который требовал достаточно большого объема магического резерва. Для данного заклинания всегда использовали схожие объекты, зачаровывая их таким образом, что изменения в главном объекте меняли подчиненные объекты соответствующим образом.       — Заклинатель зачаровывает подчиненные объекты, давая им определенное количество магии, — неуверенно начал Гарри, — после того, как подчиненные объекты готовы, зачаровывается главный объект, на который необходимо в разы больше энергии. Рекомендуют даже не делать это за один раз, так как можно получить истощение.       — И что же здесь отлично от того, что мы имеем в Черной Метке? — Гарри нравилось работать с мистером Фламелем, ведь тот всегда давал ему возможность доходить до любых заключений самостоятельно, хоть это и затормаживало работу. Но, по мнению ученого, знания, к которым человек не приложил усилий, не стоили ничего, ведь они не оставались в голове. Но если знания добыты с трудом, то их ценность невозможно было описать.       — Но я пока не видел, как Волан-де-Морт наносит Метку. И её саму-то не видел ни разу, поэтому не могу сказать, как он это делает, — он попытался рассуждать, не боясь высказываться или показаться глупым, — но если я смогу увидеть, как Том накладывает Метку на кого-то, то будет легче. Не думаю, конечно, что он допустит меня до первых проб, но вот потом, с новичками…       Гарри резко встал, наконец поняв, что от него ожидают. Это было удивительное чувство, когда он самостоятельно дошел до вывода и теперь может его рассказать. В школе он ленился это делать, редко выражая свои мысли, оставляя это другим, кто был в этом заинтересован. Но сейчас, не имея никого рядом, ему приходилось думать. И это было приятно.       — Метки явно наносятся в обратном порядке, потому что в армию Пожирателей приходят новые члены и, в конце концов, многие из них получают знак на руку. Но это общая сеть, Волан-де-Морт не стал бы каждый раз наносить на себя новые и новые метки, то есть центральное звено создано первым.       — Верно, Гарри, — Фламель был доволен сделанными выводами, — а еще мы можем предположить, что центральное звено отличается от всех остальных и, возможно, подчинено Волан-де-Морту напрямую.       — Я постараюсь это выяснить, — пообещал Гарри, запоминая новое задание.       — Не старайся сделать и узнать все, это не твоя главная задача. Этот и следующий год используй для сближения с Волан-де-Мортом, это первоочередная цель. Его доверие к тебе — важнейший козырь, который позволяет нам проводить эту операцию.       Гарри лишь кивнул, устало прикрыв глаза. Несмотря на то, что он старался не думать о важности каждого его действия, организм давал о себе знать. Он мало спал, стараясь запомнить как можно больше материала и заклинаний, он тренировался в любое свободное время, а теперь должна была начаться неделя активной подготовки — куча зелий, тесты, анализы и прочее-прочее-прочее, чтобы его нахождение в прошлом прошло максимально комфортно.       — Думаю на сегодня мы закончили, завтра тебя ждёт профессор Дамблдор, начнете готовиться к перемещению, — он по-доброму улыбнулся, — а сегодня мы посоветовались и решили, что компания мисс Грейнджер и мистера Уизли будут полезнее любых других дел. Ты очень долго был в одиночестве, не стоит запирать себя и сейчас.       Гарри в шоке посмотрел на волшебника — это не шутка? Он так давно не видел друзей, на самом деле привыкнув, что они всегда рядом с ним. И теперь, когда у него был один вечер для встречи с ними, он почувствовал, как сильно скучал.       — Мы взяли на себя смелость рассказать им о том, чем мы занимаемся, но, конечно, достаточно размыто. Они знают про твои перемещения и куда именно, но большего им знать пока не стоит. Мы бы хотели, чтобы так и оставалось в дальнейшем.       — Спасибо вам! — Гарри с жаром поблагодарил наставника, желая скорее сбежать к друзьям, поэтому попрощавшись и узнав, что Рон и Гермиона будут ждать возле его комнаты, побежал туда.

***

      Встреча с друзьями — маленький, но такой необходимый глоток воздуха. Они проговорили обо всем на свете практически до утра, так и заснув в его комнате вместе, даже не заметив этого. Прощались еще дольше — для Рона и Гермионы разлука была небольшой, всего пару недель, но ему было снова необходимо пробыть в прошлом не один месяц.       Гарри чувствовал, что это было ему нужно — он не просто поговорил с кем-то, он смог разобраться в себе, найти новые, правильные ориентиры, смог сбросить тяжкий груз, не просто переложив его на плечи других, а именно оставить в прошлом.       Гермиона и Рон — те люди, за которых он был готов воевать, готов убивать, готов на все, что угодно. И он знал, что это взаимно. Видел в слезах подруги, что собирались в уголках глаз и вытирались быстро и практически незаметно. Видел в крепких объятиях друга, что прижимал к себе так сильно, отчего хрустели кости. Видел в их тревожных улыбках, видел в каждом их жесте и слове. И он не мог их подвести — такого права ему никто не давал. Он будет бороться, бороться до последнего, делая возможные и невозможные вещи, но выгрызет им счастливую жизнь. Поможет им найти счастье в новом мире, без войны, без смертей, без страха. И только одна мысль об этом затмевала всю усталость и различные сомнения.       Он обязательно справится.       Время к новому перемещению подкралось незаметно, хоть он и считал дни, наполненные медитацией, зельями и ритуалами. В этот раз он переместится к середине октября — профессор Дамблдор считал, что эти полтора месяца помогут снизить негативный эффект перемещений. Гарри долго спорил: его здоровье было лишь ресурсом, а вот Том мог заволноваться или заподозрить что-то. Все же они договорились встретиться в сентябре, а за полтора месяца слизеринец мог надумать себе слишком много лишних мыслей, которые в последствии могут стать проблемами. Он наивно предполагал, что с его доводами согласятся, ведь не было ничего важнее их цели, но оба мужчины категорически отказались рисковать. Это оказалось странно, но, в какой-то мере даже приятно. В нем видели не только способ достижения высшей цели, но и живого человека.       В этот раз он также перемещался с большим количеством вещей: к палочке, Карте Мародеров и мантии-невидимки добавились десятки книг, пара нарядов, несколько артефактов и объемная аптечка с зельями, которые могли бы пригодиться, а также увесистый мешочек с галлеонами. Его наставники считали, что оставаться без денег в прошлом было совершенно неправильно, да и пара сотен галлеонов не могла особо повлиять на экономику прошлого. Также ему был дан четкий указ выходить на улицу хотя бы раз в неделю, потому что вынужденное заточение играло с его психикой, а также с физическим здоровьем. Он мог ходить в кафе, гулять в парках и посещать любые места, которые пожелает.       Но главным подарком стало удостоверение личности, которые носили служащие Министерства. У мистера Фламеля хватало знакомых во всем мире, и даже в Отделе Тайн, поэтому на свет появился Гарри Фаррел, девятнадцати лет. Ему объяснили, что эта фамилия принадлежала одному из родов волшебников, наследники которых умерли еще в конце 19 века. С тех пор Отдел Тайн и мракоборцы пользуются этой фамилией для всех тайных операций. Гарри на секунду почувствовал себя настоящим шпионом, держа в руках такую необычную вещь.       Второе перемещение прошло просто идеально: сыграли роль множество факторов, ведь теперь он перемещался не на ощупь, а имея за плечами определенный опыт. Так же легко прошла встреча с профессором Диппетом — стоило предупредить его о том, что он снова будет находиться в школе. Мужчина не был против — Гарри в прошлом году совершенно не влиял на работу школы, его никто не заметил, с ним не было никаких проблем.       Теперь же Гарри спокойно ожидает в своей комнате, когда Том придет к положенному времени: записка с датой и временем отправилась слизеринцу еще вчера вечером. Ему нравилось место, где он жил: просторная спальня в светлых оттенках, которая была соединена с теплой гостиной. Так же в его распоряжении был рабочий кабинет, в который можно было войти как с коридора, так и с его комнат. Это очень удобно, потому что они с Томом встречались именно там, иногда перебираясь в гостиную, если им хотелось просто поговорить.       Гарри с нетерпением ждал встречи: ему не нравилось томиться в ожидании, не хотелось сидеть без дела, когда каждая минута была важна. Да и хотелось увидеть Тома — как он изменился, что с ним произошло за это время. В этом был практически исследовательский интерес, Реддла хотелось изучить, рассмотреть, забраться в голову и перебрать там каждую деталь. Он был интересным волшебником, это невозможно не признать, поэтому не удивительно, что Гарри чувствовал все это. Иногда он даже задумывался, что было бы, если бы он не знал то, кем станет Том. Не знал, что именно ему предстояло сделать в будущем, сколько боли и страданий он должен был принести миру. Наверное, они могли бы общаться, конечно, он не был уверен, что они стали бы лучшими друзьями, но равнодушными друг к другу остаться вряд ли смогли бы.       — Здравствуй, Том, — ему почти не нужно притворяться — он рад видеть парня, — рад, что ты пришел.       Том молчит, лишь кивает головой в знак приветствия и, не сводя глаз, проходит в комнату. Он заговаривает лишь тогда, когда садится в своё кресло.       — Нам нужно прекратить общение, — он не смотрит ему в глаза, только на сложенные в замок руки. Гарри совершенно не понимает, что происходит, потому что в голосе Тома нет никакой уверенности или агрессии — только плохо скрытая боль, — я не хочу общаться с человеком, который мне постоянно врал.       — Врал? — Гарри не хочет показывать тревогу, но она все равно просачивается в голосе, отчего Том только усмехается, словно находя подтверждение своим мыслям.       — Я доверился тебе, был честен с тобой, показал свои мысли, — он замолкает на секунду, а Гарри старательно пытается найти причину, почему он так сильно беспокоится. Том не мог узнать ничего о том, что происходило на самом деле — об этом не знал никто, а его самого защищал артефакт. Значит, что-то должно было произойти за месяцы, в которые он отсутствовал, но ни одно из предполагаемых событий, даже граничащих с фантазией, не могли и близко подтолкнуть Тома к правде. Тогда… что происходило? — я подпустил тебя ближе, чем кого-либо, ты стал моим первым другом.       Гарри молчит — ему необходимо проанализировать каждое слово, любой жест как можно быстрее, чтобы получить хотя бы малейший намек на разгадку. Но этого нет — все лишь вокруг звенит от напряжения, буквально показывая недовольство Тома.       — Почему ты так поступил, Гарри?       И Гарри не знает, почему внезапно цепляется за этот вопрос, что выдает в Томе ложь, что подталкивает его к мысли о том, что все происходящее — фарс, но уверенность в этом растет с огромной силой. Он начинает подмечать, что Том только отыгрывает злость и разочарование — его глаза, на удивление, спокойны, а эмоции, которые заключаются в словах и жестах, не совсем своевременны и уместны. Гарри настолько хорошо изучил его личность, что знал, насколько порой Том мог быть эмоциональным. Он становился похожим на котел, готовый взорваться в любую секунду: яростью, непониманием, радостью, злостью или чем-то другим. Чувства просачивались наружу даже сквозь маски, даже через самые надежные замки, требуя выход.       И то, что он принимает за скрытую боль — это лишь скромная попытка показать её: ненавязчиво, аккуратно, но так, чтобы она не была пропущена.       — Мне было бы, конечно, весьма любопытно узнать, что произошло, — Гарри расслабленно откидывается на спинку кресла, замечая маленькую искру недовольства, проскакивающую в глазах Тома, — я ожидал от тебя большего, если честно. Каких-то доказательств, может даже более тонких упреков или чего-то такого. Давай начнем заново?       Мистер Фламель не только учил его теории и практики заклинаний, этот великий человек пережил столько поколений, что хорошо научился самой сложной науке — людях. Он учил его распознавать ложь, даже в самых простых жестах и фразах, делился знаниями, как подмечать важные детали, как анализировать их, сопоставлять с имеющимися фактами и искать то, чего не хватает. Он учил его быть хитрее и умнее, чем те, кто вокруг, учил угадывать следующие действия друзей и врагов, пытался помочь манипулировать и действовать в своих интересах. У Гарри не всегда все получалось — уроков слишком мало, а практики и того меньше, но он компенсировал это старательностью и усердием.       — Представим, что ты вошел и поздоровался со мной, и теперь, как настоящий слизеринец, спокойно объясняешь мне, что произошло, и мы разговариваем как взрослые люди, — он уверенно отпускает тревогу, позволяя себе взять ведущую роль в их разговоре, загоняя Тома в ловушку.       Том ничего не говорит, только смотрит на свои руки, видимо стараясь выкрутиться из той ямы, куда сам себя загнал. Гарри терпеливо ждет, не предпринимая никаких действий. В этой игре проиграет тот, кто первый заговорит.       И это будет Том.       — Ладно, я расскажу, — его голос звучит недовольно, — тебя не было очень долго, поэтому я забеспокоился. Я думал написать тебе письмо, чтобы узнать все ли в порядке, но не знал о тебе совершенно ничего, кроме имени и пары фактов. Это, на самом деле, удивило меня, ведь я и правда не задумывался об этом раньше.       Он рассказывает все медленно, тем самым давая Гарри возможность обдумать ситуацию. Том беспокоился о нём, поэтому начал поиск информации по тем крупицам, что у него были. Он вспомнил о всех мелочах, которые могли помочь ему выйти хотя бы на фамилию своего учителя или друга. Но неудачно.       — Ты точно учился в Хогвартсе, ты не теряешься в замке, говоришь о факультетах так, словно был их частью, а не сторонним наблюдателем. Поэтому я искал в архивах студентов. Сначала хотел найти тебя по имени, но я даже не знаю, сколько тебе лет и какой факультет был твоим Домом. Оказалось, что Гарри — не такое редкое имя, поэтому бывало, что даже в один год было несколько студентов с таким именем. Проверять каждого, кому меньше сорока было бы нереально. Поэтому я вспомнил о своем дне рождения.       Гарри кивает, тоже вспоминая о том дне. Они отлично провели время, веселясь и играя в квиддич. Но что же все-таки стало спусковым механизмом, который привел Тома к мысли о лжи?       — Тогда ты сказал, что тебя взяли в команду на первом курсе. Я поднял все списки команд факультетов, но не нашел ни одного упоминания ловца-первокурсника. И даже если ты был не ловцом, в чем я, если честно, сомневаюсь, то последний раз, когда первокурсник играл за сборную факультета, был в 1890 году. И даже при том, что волшебники стареют гораздо дольше маглов, то в любом случае тебе явно не больше шестидесяти лет.       Гарри с уважением глядит на парня, который провел такую работу только для того, чтобы написать ему. Его беспокойство кажется слегка странным, но не чувствуется фальшивым. И это немного приятно — быть интересным не потому, что ты знаменитый Мальчик-который-Выжил, а просто Гарри.       — И ты, несомненно, решил, что я тебе вру.       — Я считал тебя своим другом, да и сейчас не могу перестать считать так, но ты столько знаешь обо мне, и с каждым днём эти знания будут только увеличиваться… так что лучше прекратить наше общение сейчас, чем тянуть до того времени, когда будет слишком поздно.       — Ты иногда как ребенок, — не сдерживается Гарри, дергая уголком губ, — но ты все равно мой друг. Вместо того, чтобы обижаться и бояться, ты мог бы просто спросить то, что тебе интересно.       Лицо Тома определенно стоит того, чтобы возвращаться к этому воспоминанию снова и снова. Такого коктейля страха, непонимания и растерянности вряд ли он увидит когда-нибудь еще.       — Спросить?       — Ну да, друзья, да и просто люди, на самом деле, задают друг другу вопросы, когда хотят что-то узнать. Это нормально и не так сложно, как кажется.       — И ты расскажешь?       — Не всё, — Гарри тут же поспешно продолжает, не давая возможности Тому высказать упреки, — не забывай о моей работе. Большая часть информации никому не доступна, и дело здесь уже не в доверии к тебе, а в конкретных запретах. Я правда хочу рассказать тебе все, что мне дозволено, поэтому буду рад, если ты выслушаешь.       Том понятливо кивает, уже более спокойный и собранный, давая возможность Гарри продолжить. Эту легенду они придумали с директором еще перед первым перемещением, пытаясь предугадать как можно больше вариантов событий. И это действительно помогает ему сейчас, потому что рассказывая тщательно выверенную историю, он выглядит так, словно и правда речь идет о нем.       — Меня зовут Гарри Фаррел, но обо мне ты не найдешь ни одного упоминания. Меня не существует ни в одном списке, ни на одной фотографии. Это мера безопасности, которую применяет Министерство в отношении особых сотрудников Отдела Тайн. Я рассказывал уже, что каждый в нашем отделе — отдельное звено, но также у нас есть и рядовые сотрудники, которые помогают в выполнении задач Лидерам. Лидеров не больше десяти — точнее сказать не могу, это информация доступна только Главе Отдела Тайн и, возможно, Министру Магии. Лидер — уникальный специалист, незаменимый на своем посту, имеющий особые знания или умения. Получить данную должность просто так за долгие годы службы невозможно. Личность Лидера охраняется сильнее, чем исследования, которые ими проводятся. Подчиненные не знают, чьи приказы они выполняют; Лидеры не имеют понятия о количестве своих коллег; никто не пересекается друг с другом. И если есть необходимость совместных исследований, то используют либо подчиненных, либо переписку. И даже для этого нужно непосредственное разрешение, подписанное Министром.       Гарри встает с кресла, чтобы взять своё удостоверение. На нем практически нет информации: только имя, дата рождения, фотография и печать министерства. Том с искренним любопытством принимается рассматривать его, одновременно слушая историю Гарри.       — При всем этом, быть Лидером — огромный престиж, это открывает любые двери и даёт возможности, не доступные другим волшебникам. То, что мы сейчас обсуждаем — на грани дозволенного, так что эта информация не должна покинуть эту комнату. Я не буду требовать с тебя Обет, потому что ты оказал мне огромное доверие, раскрыв информацию о себе в прошлом году. Пусть это будет тебе страховкой или успокоением, что я не раскрою твоих тайн.       — Ты, — Том с сомнением кидает на Гарри быстрый взгляд, словно не уверенный в своих словах, — Лидер, верно?       — Молодец, Том, — хвалит он, продолжая рассказ, — единственное, что я знаю о других своих коллегах — они достаточно старше меня. Моя служба в этом отделе началась после сдачи СОВ, шестой и седьмой курс я закончил экстерном, и после сдачи ЖАБА официально стал Лидером. По словам Главного — я самый молодой специалист отдела и единственный, кто начал работу еще во время обучения.       — Тебе сейчас девятнадцать, правильно? — Том внимательно вглядывается в удостоверение, подсчитывая возраст. Вообще Гарри было чуть меньше восемнадцати, но такой возраст был не слишком правдоподобным, поэтому пришлось добавить пару лет. Гарри согласно моргает, — но почему ты занял эту должность?       — По словам Главного здесь сошлись множество факторов: мне хорошо давались заклинания, я быстро учил их и опережал однокурсников в некоторых областях, особенно в Чарах и Защите. Это, конечно, заинтересовало Министерство, поэтому за мной долго наблюдали. Плюс у Главного были свои причины, но этого я, прости, рассказать не могу — это не совсем моя тайна, — он дожидается понимающего кивка Тома, не в силах объяснить, почему все так повернулось. Невозможно даже вообразить: как ему сказать, что причина его действий — Том, убивший его родителей, Том, попытавшийся убить его самого, Том, превратившийся из интересного юноши в обычного садиста, держащего в страхе всю Магическую Англию, — в моём отделе я чаще всего занимаюсь заклинаниями, их разработкой, анализом, применением и тому подобному. Это, конечно, очень краткое описание, но другого у меня нет.       Том хранит молчание — пытается принять новую информацию, сопоставляет её с уже имеющейся, старается поверить или, напротив, найти ложь. Гарри не продолжает — он уже выдал основные факты о себе, поэтому можно спокойно ждать, когда Том начнет задавать вопросы.       — Расскажи мне о себе, — Том наконец расслабляется, видимо передумав уходить.       — Что, мы снова друзья? — Гарри смеётся, видя, как Том неловко качнул головой в знак согласия, и сдается, рассказывая действительно уже о себе, а не о придуманной личности.       И эта история простая: о Дурслях (конечно, не все, Гарри смягчает некоторые события, не желая ни признаваться в собственной слабости, ни топить собеседника в боли и страхе); о своем факультете и о друзьях — без имен, без подробностей, но этого и не требуется; о квиддиче, о смешных случаях во время обучения. История льется легко и просто, а Гарри все говорит, и говорит так много, как никогда до этого, и, замечая довольное лицо Тома, не может остановиться.       — Я никогда бы не подумал, что ты гриффиндорец, — Том впервые за встречу смеётся, превращаясь в себя прошлого, которого Гарри помнит, — думал ты тоже слизеринец, ну максимум — когтевранец.       — Шляпа предлагала мне Слизерин, — Гарри улыбается, видя шок в глазах напротив, — да и не только его. Но мы решили, что миру очень не повезет, если змейка внутри меня покажется всем.       Они болтают еще очень долго — Том рассказывает о поместье Малфоев, о павлинах, которые оказались до ужаса раздражающими, о приёмах, где каждый гость пытался продать себя как можно дороже, о тех ночах, которые они с Абракасом провели, планируя своё будущее, о надеждах на этот год, об ожидании новых встреч с ним, Гарри.       — У нас с тобой, кстати, есть задание, — вспоминает Гарри, когда они оба вдоволь наговорились, — ну точнее это задание было дано мне, но мне кажется, тебе понравится заняться им со мной.       Том пододвигается чуть ближе, заинтересовавшись: он знает, если Гарри говорит об интересном деле, то, значит, так оно и окажется.       — Ты же знаком с Протеевыми чарами?