don't protect.

      Гарри не знал, что сказать, что делать, и нужно ли это вообще. Этот день окончательно его вымотал даже несмотря на то, что еще не закончился. Иногда он забывал, что находился на войне, и такие моменты возвращали в реальность до ужаса быстро и болезненно.       — Я шел сюда убить его, — после недолгого молчания признался Том. Гарри слушал, все еще не зная стоит ли что-то говорить вообще, — узнал о нем все, и это единственное, что было в моей голове. Но встал перед ним и застыл — он оскорблял меня, а я… стоял и смотрел, словно заколдованный, мы настолько похожи, что даже больно. Я не смог бы убить — он выстрелил бы в меня в доли секунды, а у меня не хватило бы духа даже на то, чтобы отойти, — он снова замолчал, пытаясь успокоиться, — спасибо тебе.       — Ты невероятно сильный, Том, — Гарри успокаивающе гладил парня по спине, действительно веря в то, что говорит, но при этом чувствовал, как сам неизбежно проваливался в глубины отчаяния. Он убил человека. Дерьмового, но человека.       Убил, убил, убил…       Он убил человека ради Тома Реддла.       Хотелось сбежать, хотелось вернуться в свое время и больше никогда не возвращаться. Хотелось исправить свои ошибки, но все, что у него было — парень в его объятиях и мертвый мужчина в паре метров от них.       Мертвый, мертвый, мертвый…       — Нам нужно уходить, — он отстранился сразу же, как только Том перестал всхлипывать, мысленно давая себе пощечину, — нас не должно здесь быть, и лучше будет, если никто не узнал бы о происходящем. Посмотри на меня, я сейчас починю твою одежду, — он начал делать взмах палочки и в тот же момент заметил главное — в его ужасно дрожащей руке была чужая палочка.       В момент опасности, в момент, когда нужно было действовать решительно, он просто достал из кармана не ту палочку. В его руке покоилась палочка Морфина Гонта.       — Это наш шанс, — Гарри задвинул свои страдания как можно дальше и лихорадочно придумывал план, пытаясь убедиться в том, что это имеет неплохую вероятность сработать, — мы возвращаемся к твоему дяде.       — Зачем нам это?       — Не спорь, сейчас нужно быстро собраться и сделать все, чтобы выйти из этого без риска для нас.       Парень кивнул, после чего Гарри в который раз за сегодня накинул на них дезиллюминационные чары, слегка вздрагивая после того, как Том сам взял его за руку. Они шли молча и очень быстро — каждый понимал, что времени могло быть мало — неизвестно сколько еще смогут продержаться отталкивающие чары, поэтому на счету была каждая секунда.       — Стой здесь, я смогу убедить его в помощи, — он снял с себя чары, как только они подошли к дому, оставляя Тома на улице. Тот, по всей видимости, был в большем шоке, чем показывал, поэтому даже не думал спорить или возмущаться, — сейчас у нас нет другого варианта.       На этот раз он не стучался — открыл дверь, тут же находя глазами Морфина. Тот недовольно смотрел на него, однако подходить опасался — знал, что без палочки не было даже минимального шанса.       — Том Реддл, убивший твою сестру, мертв, — Гарри не стал ходить вокруг да около, — я убил его чуть меньше получаса назад. Он понес наказание за то, что ставил себя выше чистой крови и за то, что осквернил её. Меропа отомщена, а славный род Гонтов продолжится в твоем племяннике. Через пару поколений Гонты снова будут с чистой кровью, и только Том сможет привести род в былую славу. Он молод и силен, он — твоя единственная надежда.       Он не врал — слава Тома действительно дала бы Гонтам право на жизнь, а наследники со временем могли стать чистокровными. Это все было бы реально, реши он пойти по этому пути, а не превратиться в безумного маньяка. Осталось убедить в этом волшебника напротив, чей разум, скорее всего, был ближе животному, чем человеку.       Нужно было всколыхнуть в мужчине ту самую гордую фразу «все для рода», потому что без памяти о ней не получилось бы ровным счетом ничего. Ведь не просто так все чистокровные вдалбливают в детей эту фразу с самых малых лет. Сириус говорил, что выучил эту фразу еще до того, как начал ходить, а отвращение к ней не смог изгнать до последних дней.       Все для рода, все для семьи. Любой член — маленькая частица, обязанная жить по этим законам. У них нет личных целей, только стремление принести фамилии больше известности, сделать род сильнейшим, богатейшим и мудрейшим.       Гонты явно потерпели крах в каждой из этих целей.       — Ты обязан делать все, чтобы твой род жил, — он продолжал давить так, как раньше давила на Сириуса его мать, на мгновение ощущая себя ужасным человеком. Морфин был не виновен в их бедах, но он единственный кто мог им помочь, — это единственная твоя цель в жизни. Ты давно утратил возможность получить наследника, поэтому вариантов у тебя и нет.       — Что тебе нужно от меня?       — Этот маггл убит твоей палочкой. Скоро здесь будут авроры — признайся в том, что это сделал ты, не дай им выйти на Тома. Они поверят тебе, смерть обычного маггла никому не интересна, дело даже особо рассматривать никто не будет. В тюрьме несовершеннолетний волшебник, еще и полукровка, сойдет с ума и лишится любой возможности сделать для рода хоть что-то…       Морфин молчал — на его лице были видны следы раздумий, и Гарри как никогда хотелось поторопить его. Но он молчал — все, что было нужно, он уже сказал. Взять на себя вину того, кто тебе отвратителен, кто косвенно виновен в смерти сестры — это сложное решение.       Но оно было правильным.       — Передай ему мой перстень, — мужчина любовно снял с себя украшение, украдкой огладив большой черный камень на нем, — это кольцо главы рода. Пусть наша семья процветает в веках.       — Ты сделал правильный выбор, Морфин, — Гарри аккуратно взял кольцо, взамен отдавая мужчине его палочку, — все во имя Слизерина.       Гарри двинулся к выходу, надеясь скорее убраться из этого места. Убраться до того, как совесть вновь поднимет голову и призовет к ответу. Он уже сейчас знал, что не сможет простить себе этого, что как бы он не пытался доказать себе правильность поступков — аргументы уступали одному единственному факту: он убийца.       — Я любил Меропу, — вдруг признался мужчина, скорее себе, а не кому-то, но Гарри остановился, слушая исповедь, — всегда хотел защитить, но не смог. Она была глуповатой, но что с бабы взять? Всегда хотела жить как эти магглы — в роскоши, имея красивые наряды, уважение и слуг. А наша семья её не устраивала. Всё говорила, пока отец не слышал: «Что толку от фамилии, когда жрать нечего». Не уберег её, моя вина. Не повтори моей ошибки — защити племянника. А собаке — собачья смерть, я жалею только о том, что не сделал этого сам.       Гарри только кивнул, последний раз бросая взгляд на мужчину, который без раздумий принял на себя чужое преступление. Не давая себе время на размышления, он быстро вышел из домика, тут же врезаясь в Тома.       — Хватайся за меня, я нас аппарирую, — он почувствовал, как парень взял его за локоть, и тут же перенес их к Хогсмиду. Грудь сдавило чувство ошибки, он знал, насколько сильно этот день утопил его в грязи, но назад пути просто не было. Он действительно был готов на что угодно ради их победы. Он был готов на все, лишь бы Том верил ему, верил в него.       Оказалось, что даже на убийство.       — Ты как? — было видно, что Тома снова начинает трусить — если Гарри до этого много раз видел смерть, то для обычного школьника такое было впервые. Оказывается, довольно трудно иметь обычные школьные будни. Усложняло все: и неудачная встреча с родными, которые были так нужны подростку, которых он так долго и буквально отчаянно искал; а теперь еще убийство на его глазах.       — Я не… я не знаю, Гарри, — он отвернулся, не желая вновь демонстрировать слабость, но им вновь нужно было двигаться вперед. Они могли быть в безопасности только в Хогвартсе, только там они могли расслабиться и наконец дать волю тем чувствам, что распирали изнутри.       — Ты справишься с этим, поверь мне, — рука легко легла на плечо парня, отчего тот дернулся, не ожидая контакта, — мы справимся с этим… вместе.       Гарри легко повел его за собой, чувствуя, что сил на сопротивление у Тома и не было. И при этом он чувствовал, насколько сильным был парень. Да, он плакал и не мог собраться, не мог решить проблему и сделать что-то невероятное, но он четко следовал инструкциям, не скатываясь в истерику и давая другим возможность делать все быстро и правильно.       Он был шестикурсником и, конечно же, не видел убивающее заклятье так близко.       Они были разными. Гарри не раз висел на волоске от смерти, он боролся и даже убивал, но впервые он чувствовал себя настолько грязным, настолько неправильным чудовищем. Он впервые чувствовал себя обычным безумцем, разбрасывающимся смертельными заклинаниями.       Его предупреждали, что темная магия вызывает привыкание, что нельзя бросаться в бой, не восстановившись, но он до этого не понимал важность таких слов. Тренировки с Грюмом всегда были не просто обучением, а реальным боем. Он никогда не тренировал его в классе, а выходил на реальные битвы, где итогом тренировки была либо смерть врага, либо его собственная.       Ему хотелось снять с себя кожу, закинуть себя в котел с очищающим зельем, раствориться в нем и больше не существовать.       Но он не мог. Он — солдат, что обязан был положить свою жизнь на алтарь во имя победы.       Что стоила против этого его совесть?       Три вдоха, а затем длинный выдох. В его руках был шанс спасти целый мир, он не мог дать этому шансу так просто раствориться. Он выгрызет счастье для всех, даже если сам в этой битве сгниет насквозь.       Совесть будущему покойнику не так уж и нужна.       — Кто-то из твоих друзей остался на каникулы? — они уже вошли в школу, когда Гарри вспомнил о том, что большинство студентов уехали праздновать к своим семьям. Том отрицательно кивнул головой, тускнея еще больше. Да, перспектива остаться после пережитого в одиночестве была не самой радужной. — Останешься у меня. Мне выделены неплохие комнаты, там даже есть диванчик. Мне отчего-то кажется, что он чрезвычайно удобный, всегда думал поспать там.       — Ты предлагаешь переночевать у тебя? — парень выглядел растерянно, совершенно не вписываясь в привычный образ. Хотелось его как-то поддержать и успокоить, даже если самому было не менее плохо.       — Ну если фраза «останешься у меня» может подразумевать что-то еще, то нет, не предлагаю.       — А это не будет слишком… я не знаю? Неправильно? Ты почти мой преподаватель и …       — И я убил только потому, что этот человек угрожал тебе. И убью еще раз, если будет нужно. Если тебе не страшно из-за этого, то мы можем уже пойти ко мне, выпить зелья и проспать столько, сколько захотим. Потому что мы уж явно не вписываемся в рамки «учитель-ученик», не находишь?       Том на это с готовностью кивнул, первым поворачивая в сторону комнат.       — Стой, — Гарри мысленно оценил, как далеко им нужно было бы пройти, тут же понимая, что это была бы слишком большая дорога. Явно большая, чем он бы хотел пройти. Да и пройти в покои через кабинет было невозможно. Наоборот — всегда, а войти можно было только через портал, — держись, сейчас перенесемся.       Он вытащил камень, взялся за Тома и назвал пароль, думая, как удивительно точно он подходил к их ситуации. Судьба — он выбрал идеальное слово, что уж говорить.       Они переместились мгновенно — не успел Гарри даже испугаться того, что портал мог быть рассчитан только на одного. Том с удивлением рассматривал комнату, которая стараниями домовиков и самого Гарри, не утопала в грязи, а создавала ощущение приличной и вполне уютной.       — У тебя тут очень уютно, — похвалил парень, по всему виду которого можно было понять, что он напряжен. Ему явно было дискомфортно, он скорее думал о том, зачем согласился на ночевку, чем хотел сделать хоть что-то. Он так и остался на том месте, куда их перенес портал, слишком ощутимо боясь двинуться с места.       — Иди в ванну, я попрошу домовиков принести тебе свежие полотенца и перенести твою одежду, — он подтолкнул парня к нужной двери, — можешь не торопиться, горячая вода должна немного расслабить, а завтра сможем спать хоть до вечера.       — Звучит как отличный план на самом деле, — парень неловко улыбнулся и постарался в одно мгновение скрыться за дверью.       Гарри тяжело выдохнул, ощущая как этот день тяжестью отдает в каждой клеточке тела. Вызвать эльфа, найти в своих запасах две дозы Умиротворяющего бальзама, не отвлекаться на мысли, что разрывают голову — он делал все практически автоматически, не задумываясь.       Он точно знал, что был в душе, он чувствовал, как горячие капли обжигающе бились о его кожу, он помнил холодок на языке после принятого зелья, он знал, что они говорили с Томом до тех пор, пока парень не заснул, он чувствовал, как воспоминания, что он старательно отодвигал, прорываются вперед, но было ли это?              Было ли это реальным?       Что из этого вечера было с ним, где остался тот огромный кусок времени, что прошел между тем, как они переместились в комнату и тем, как он все же заснул?

***

      Лето после пятого курса оказалось самым тяжелым для него — смерть Сириуса, всеобщая травля в газетах вперемешку с требованиями выйти и сразить Тёмного Лорда прямо здесь и сейчас, и, как решающий удар — новость о том, что он — крестраж.       Гарри чувствовал, как тонул во всех этих эмоциях, и совершенно не справлялся даже с самыми простыми задачами: он не помнил, ел ли что-то сегодня или вообще на этой неделе, не знал, когда в последний раз был в душе, не понимал, зачем ему подниматься с кровати и говорить с кем-то.       Это бессмысленно.       Он написал какую-то глупую записку, в которой говорил о том, что он не знает, что делать дальше, и почему-то послал директору — видимо уставший от постоянного стресса мозг искал что-то стабильное и незыблемое в этом мире, искал помощи перед тем, как пасть в пучину окончательно.       Директора же он, несмотря ни на что, воспринимал, да и воспринимал сейчас, этим самым якорем, чем-то постоянным и правильным, знающим ответы на все вопросы и умеющего решать все проблемы.       Гарри не ждал ответа — продолжал проводить свои дни, смотря в потолок, даже не замечая смены дня и ночи. Дурсли не лезли — после пары попыток расшевелить парня они решили, что это не их дело, и просто оставляли еду под дверью несколько раз в день. Не то, что он мог заставить себя что-то съесть, но это казалось максимальным проявлением заботы, на которую его приёмная семья была способна.       «Собери вещи и жди завтра в полдень за Центральным парком, мы заберем тебя», — маленькая записка перевернула что-то в его душе — про него не забыли, он все еще был нужен и важен. Он не забирал вещи из Хогвартса, поэтому сборы не продлились долго. Но, пожалуй, впервые за лето у него была цель.       Буквы плыли перед глазами, Гарри даже не был уверен, что эти слова значили именно то, что он думал. Он просто делал единственное, на что был способен.       Вечером он спустился к дяде с тетей, предупредив их о том, что уедет и, скорее всего, уже не вернется до конца лета. Те лишь кивнули — не в их интересах было задерживать племянника у себя, они давно смирились, что он все равно их покинет. Он был скорее гостем в их доме, которого нужно было немного потерпеть, чем полноценным членом семьи. Это не было больно, это не ощущалось неправильно — просто всем известный факт.       Ночь он не помнил, как и не помнил огромное количество дней до этого — возможно спал, возможно время прошло самостоятельно, возможно сидел и смотрел в стену, но все это было не важно.       Он — крестраж, его задача — умереть, а не наслаждаться жизнью.       — Может случиться так, что у нас начнется война, — все же подумав, сказал Гарри перед уходом следующим утром, — надеюсь, что до такого не дойдет, но вам стоит обезопасить себя.       — Это нас не касается. Мы ведь здесь, в нормальном мире, который ты по глупости меняешь на… — возмутился дядя Вернон, но его остановила тетя, давая Гарри продолжить.       — Война в мире волшебников уже шла. Один человек хотел захватить власть и истребить всех, кто ему не нравился. Но до того, как я попал к вам, даже раньше, чем я родился, было произнесено пророчество, — он не был уверен, что им нужно было знать детали, но без них они вряд ли смогли бы понять, насколько серьезной была ситуация. Ему не спастись, но, может, хоть они смогут выжить, — в нем говорилось, что родится волшебник, который сможет сразить этого волшебника.       Было тяжело пересказывать собственную судьбу так кратко, так отстраненно, словно каждый из его дней не разрывал на части, не приносил горы боли, не топил в отчаянии. Словно он говорил о ком-то другом. Именно так ощущалось изучение истории: они смотрели на события в целом, даже не задумываясь о том, что за этими всеми именами стоит что-то большее, чем буквы и даты жизни.       — Этим ребенком стал я, — он не обратил внимания на то, как всхлипнула его тетушка, продолжая свою исповедь, — родители хотели защититься: они поставили самую мощную защиту, но доверили, так сказать, пульт от нее не тому человеку. И тот предал их, продав своих друзей врагу. Когда к нам в дом пришла смерть, никто не был готов. Мой отец пытался задержать врага, но его убили за секунду, словно надоедливую муху. Мама боролась — она закрыла меня собой, приняв смерть как возможность защитить меня. Именно поэтому я живу у вас — её защита работает на вашем доме.       Он перевел дух, видя, как тетя тяжело переносит детали смерти своей сестры. Пусть они не были близки, пусть часто ссорились и редко общались, но кровные узы не так просто обмануть.       — Темный лорд направил палочку на меня, но я выжил, а он исчез. Все думали, что он умер, но у него был способ вернуться, и он это сделал. Теперь его цель — моя смерть. И он не остановится ни перед чем, чтобы найти меня. Если вас найдут — допросы будут ужаснее всех фильмов, которые только существуют, посланники того злого волшебника не будут считаться даже с тем, что вы не знаете ничего о том, где я. Вы для них — пустое место, поэтому ваша смерть не будет легкой.       Он знал, что это было слишком жестоко, но не мог иначе донести простую истину — нужно прятаться так быстро, как только возможно.       Видимо дядя хотел что-то сказать, но Гарри совершенно неуважительно перебил его, вручая им в руки конверт. Он все равно рано или поздно умрет, а содержимое его ячейки невозможно было бы потратить даже за сотни лет, а вот Дурсли, при всей их жестокости, все же заслуживали какой-никакой благодарности.       Они не заменили ему родителей, не подарили ему тепла и ласки, но он жил с ними слишком долго, чтобы просто уйти. Именно тетя Петунья научила его говорить, именно с ней он начал уверенно передвигаться по дому, она лечила его, когда он болел, хоть и не могла дать столько же любви, сколько давала родному сыну. И именно дядя Вернон научил его читать и писать перед тем, как отдать в школу — пусть в этом была и его выгода, пусть они были бы счастливы, если бы он не появился на их пороге, но при этом они из года в год разрешали ему возвращаться в свою семью.       — Тут семь сотен фунтов, — он внезапно смутился, словно делал что-то противоправное, — не знаю какие у вас расценки, но этого должно хватить на переезд и покупку нового дома. Этот не продавайте — после продажи на вас будет намного легче выйти. Когда это будет возможно, я найду вас, постарайтесь оставить тот же номер телефона. Приведу кого-то из наших, чтобы поставили вам хорошую защиту. Я знаю, что вы против всего магического, но обычные замки даже на секунду не остановят волшебника. Главное — не доверяйте никому кроме семьи, не повторяйте ошибок моих родителей. Медлить нельзя — уезжайте как можно скорее, кто знает, что им придет в голову.       Дядя кинул на него непередаваемый взгляд, и Гарри, боясь, что начнется спор, быстро попрощался и выбежал наружу — он чувствовал ужасную слабость, тело явно бросало сигналы о том, что ему нужна помощь, но он, опять же, ничего не мог поделать с этим.       Ему казалось, что он потратил на этот разговор все свои силы — ему до жути хотелось выглядеть взрослым, показать, что он вырос не таким уж бесполезным и неблагодарным мальчишкой, каким его считали все это время.       В парке никого не было — ничего удивительного для такого жаркого лета: все старались как можно скорее вернуться в прохладу домов, выходя на улицу уже ближе к вечеру. Его уже ждали — мужчина, которому было не меньше пятидесяти, радостно махал парню.       — Гарри, это и правда ты! — он не знал этого мужчину, но, похоже, того это не смущало. — Как я рад, ты не представляешь!       Это было не впервые — многие волшебники знали его, пусть не лично, но при этом вели себя как старые друзья.       — Мы знакомы? — он спросил это неуверенно, боясь обидеть таким не слишком приятным вопросом, — простите, я вас совсем не помню.       Он действительно не рассчитывал на собственную память сейчас, ведь он шел сюда исключительно на упорстве и желании умереть правильно, и мозг старательно блокировал большинство информации. Мужчина, казалось, стал меньше от этого вопроса, в глазах пропала вся радость, а поджатые губы плохо скрывали разочарование, сочившееся изнутри. Все же, по всей видимости, они были знакомы, потому что такие эмоции нельзя было сымитировать.       — Так ты еще не помнишь, верно, Говорящий? — мужчина подошел ближе, отчего инстинкты Гарри буквально закричали о том, что нужно убегать. Но не мог же директор прислать ненадежного человека, верно? Или директор решил облегчить его муки, убив сейчас, убив правильно? — Я думал, что ты узнал все, раз согласился уйти с нами.       Гарри хотел возразить — его должен был забрать Орден, для этого ничего знать было и не нужно, но мужчина не стал тратить время на разговоры — резко схватил его за руку и в ту же секунду аппарировал. Он почувствовал, как его тело прошло через ужасно узкий обруч, сдавивший его легкие, не оставляя и капли воздуха. Но секунда — и неприятные ощущения растворились, оставляя за собой легкую боль от слишком резкого вздоха. Волшебник кинул на Гарри быстрый взгляд с какой-то непонятной тоской и виной, но последний старательно проигнорировал это.       Они переместились в какой-то особняк — не слишком светлый, но отчего-то все равно уютный. В нем все непонятным образом тянулось к нему, совсем как в последние его визиты на Гриммо. Не переживай Гарри о своей жизни и о том, кто все-таки перед ним, то посчитал бы это место достаточно неплохим.       — Кто вы такой? Почему я тут? — он отскочил на пару метров от мужчины, но понимал, что далеко ему все равно не уйти. Он знал об аппарации лишь поверхностно, слушая наставления Гермионы, что готовила его непонятно к чему последние годы. В теории все было не слишком сложно, но рисковать он пока не был готов. Организм, и так слишком ослабленный последними событиями, слишком явно намекал на то, что делать необдуманных действий не стоило. Не факт, что теоретических знаний хватило бы для того, чтобы сбежать неизвестно откуда, еще и имея не лучшее состояние организма.       — Меня зовут Габриэль, — мужчина казался ужасно расстроенным, но Гарри не понимал из-за чего. Он не мог вспомнить его, вообще сомневаясь, что они хоть раз до этого встречались. Такое имя он не забыл бы. Да и выглядел он, откровенно говоря, слишком запоминающимся. Но Габриэлю его незнание совершенно не мешало — он видел, как мужчина хотел дотронуться до него, как обрывал себя в последний момент. — Ты все такой же, знаешь? Как будто мы виделись только вчера. Я узнал тебя за секунду, я надеялся, что ты тоже…       Мужчина смахнул слезы с глаз, тут же решительно продолжая говорить. На него было больно смотреть — почему-то Гарри стало стыдно, словно он должен был волшебным образом узнать человека перед собой, забрав тем самым его боль. Было видно, что он старался утешить сам себя, но выходило крайне плохо — в глазах все чаще собирались слёзы, которые уже было сложно игнорировать.       — Я позову Тома! Он не верил мне, называл меня дураком, который верит в какие-то сказки. Он думал ты умер, бросил нас, но я-то знал, что такого не будет! Говорил, что тебе больше нельзя верить, но я-то знал, что он тоже надеялся, что ты придешь к нему. Связь не работала, и он просто сошел с ума, ты видел бы это! Это было в разы хуже, чем тогда с Селвинами… Но сейчас все будет как раньше, правда? — мужчина улыбнулся сам себе, словно наконец нашел то, что так давно было потеряно. — Даже наша миссис Нотт тебя искала, а что уж говорить о Долохове или Малфое — они, кажется, перевернули каждый уголок мира, но ты всегда умел исчезать, верно?       Гарри все сильнее терялся в том, что происходило — от недостатка сна мозг не хотел складывать фрагменты в одну картину, но он уловил главное — фамилии принадлежали Пожирателям, а значит стоило убегать как можно скорее, и если к этому странному Габриэлю подтянется помощь, то живым он точно не уйдет.       Палочку у него не забрали — удивительная глупость, хотя человек перед ним выглядел достаточно умным, умеющим продумывать шаги наперед и знающим как вести себя в любой ситуации. Но это играло на руку — с палочкой он сможет спастись, сможет вырваться на волю, а дальше уже что-то придумается.       Недалеко от него был камин — если он сможет отвлечь мужчину, то у него будет шанс спастись.       — Ты прости, я так скучал, я всегда верил, что найду тебя, но шли дни, а ты все не появлялся. Даже наш Повелитель, — мужчина хмыкнул, отчего Гарри еще больше напрягся — так называли только одного человека, и теперь все опасения подтверждались, — хотя это уже вы сами выясните, верно? Нет, я знал, что мы не увидимся еще долго, но внутри с тех пор поселилась пустота — вся моя жизнь свернулась к одной точке, к одной причине жить. Я должен был найти тебя, должен был обнять или хотя бы поговорить как раньше.       Гарри кивал, хотя и не понимал, о чем идет речь — как можно было скучать по тому, чего не было? Возможно, мужчина был обычным сумасшедшим, что придумал себе непонятный мир и окончательно утонул в нем, и возможно ему нужна была помощь. Но эту теорию разбивал один факт — мужчина был явно опасен, и недооценивать его не стоило. Он не просто это чувствовал — присмотревшись к Габриэлю было понятно, что мужчина не пренебрегал физическими тренировками, да и в магии был явно не новичком. Но он продолжал слушать, потому что в голове зрел идеальный план, единственный из всех возможных. Только бы хватило сил, только бы он смог!       — Тут все не так, но в нашем доме все как раньше, — мужчина внезапно замолчал, словно увидел что-то совершенно необычное, его лицо исказилось в еще большей гримасе боли, и он, отшатнувшись, с удивлением уставился в потолок.       Они молчали — Гарри с непониманием смотрел на мужчину, который каким-то неведомым образом смотрел именно в ту точку, куда минутой ранее планировал ударить он сам.       — Ах, вот оно как будет, Говорящий, — голос мужчины тоже изменился, словно он разом разочаровался в жизни, и теперь, как и сам Гарри, влачил жалкое существование в своей шкуре лишь для того, чтобы правильно умереть, — раньше ты был находчивее. Предупреждаю — не стоит этого делать.       Но ему нельзя было медлить дальше, у него был один шанс, который прямо сейчас таял на глазах. Он быстро выдохнул, тут же доставая волшебную палочку. Он выберется из этого дурдома — так он сможет сохранить свою жизнь.       — Импедимента, — первое заклинание ударило четко в мужчину, но он тут же пустил второе, вложив в него максимум силы, — Экспульсо!       Потолок с огромным грохотом развалился на части, буквально засыпая их с мужчиной. Он уклонился в последнюю секунду — камни пролетели мимо, и он наконец почувствовал необычайную легкость, которую не чувствовал уже давно. У него получилось — он смог отрезать себя от Габриэля и теперь мог искать пути отступления.       Но он, напротив, шел не к выходу, а к завалу, не замечая, как рука сама вычерчивала палочкой руны заклинаний, поднимая камни вверх, разбирая завал, что сам и создал.       Империус!       Он до последнего не понимал, что не так, действуя как по собственной воле, не чувствуя вмешательства. С лжеГрюмом все было иначе — он ярко ощущал постороннего в своей голове и понимал, что его слова выполнять не нужно. Здесь же была магия другого уровня — он делал все как раньше, словно заклинание не контролировало его работу.       И даже с осознанием этого факта он не мог что-то сделать — его мозг отказывался воспринимать не озвученные приказы чем-то посторонним, поэтому и отказывался бороться с ними. Он камень за камнем убирал препятствие, пока не увидел ужасающую картину, причиной которой стал сам.       Габриэль был в сознании — этот факт подтверждали открытые глаза и то, что на Гарри до сих пор лежало заклинание. Все остальное тело мужчины было похоже на какое-то месиво: руки изогнуты под неправильным углом, кости одной из ног торчали сквозь штаны, а грудь словно была облита краской — до того много было крови.       Он только порадовался, что под действием заклинания все воспринималось как факт, потому что такая картина легко довела бы его до истерики. Одно дело планировать побег, другое — видеть его последствия. Видеть, как неизвестный человек истекает кровью, как розовые кости (они не должны быть белыми?) виднеются в паре мест.       Видеть какую боль он может причинить.       — Убей, — голос мужчины звучал так, словно тот состарился в один миг. В нем не было эмоций и даже жизни — простой набор звуков. Но как он мог? Лишить жизни кого-то, пусть даже под заклинанием.       Это было неправильно — любая жизнь несла в себе ценность, любой человек мог жить, даже если он был злом во плоти. Кто он такой, чтобы судить других, решая, кто может жить, а кто должен умереть?       Гарри — обычный волшебник, не имеющий права лишать жизни хоть кого-то. Он — осколок от души Волан-де-Морта, держащий внутри себя лишь злость и разочарование.       — Убей меня, — мужчина уже умирал, ему не нужна была в этом помощь, — это лучшее, что можно было представить — ты все еще не хочешь меня убивать. Но… убей!       Он не мог.       Не мог!       Не мог ведь!       — Авада Кедавра, — последняя улыбка Габриэля говорила иначе: мог.