don't protect.

      Они провели на поляне еще какое-то время, Том наслаждался отдыхом, а сам Гарри до сих пор держал крестраж у себя, не желая расставаться с ним. Это было глупостью, но он не хотел лишать себя минутной слабости. Кольцо казалось знакомым, чем-то родным и понятным, душа Тома без опаски лежала у него в руках — так приятно, так неожиданно, так… правильно? Он слегка поглаживал камень, находя в этом столько спокойствия и тепла, словно в кольце было спрятано настоящее солнце. Словно камень был олицетворением всего хорошего и идеального.       Голова казалась тяжелой — слишком много эмоций, слишком много событий, калейдоскопом меняющихся вокруг. На самом деле пора было бы и привыкнуть к этому, его жизнь никогда не напоминала тихую гавань, но отчего-то хаос, создаваемый Томом, был чем-то таким, к чему привыкнуть было невозможно.       — Пора идти, — время до полуночи стремительно исчезало, поэтому, несмотря на желание остаться в этом моменте, пришлось вставать. Том выглядел не слишком хорошо и явно нуждался в Укрепляющем, но флакончики остались в его комнате. Им нужно было дойти до входной двери, а там уже можно было перенестись порталом. Но казалось, что и этот путь слишком длинный для Тома. Неимоверно бледный, израненный изнутри — он цеплялся за Гарри как за единственный шанс жить, а он просто позволял ему это.       — Да, секунду, — парень попытался встать, но ноги явно не хотели слушаться. Гарри хотелось не помогать, хотелось заставить его самостоятельно решать проблемы, проучить за дурацкие идеи, но он не мог.       — Мерлин с тобой, — он глубоко вздохнул, приобнимая Тома за талию, а затем помог ему перекинуть руку через себя, чувствуя вздох облегчения от парня, — оставить бы тебя тут в лесу замерзать, но жалко же.       — Ты так не поступил бы! — театрально вздохнул парень, удобнее опираясь на Гарри, но что-то в его голосе заставляло сомневаться в его уверенности, — я же тебе нравлюсь!       — Твое счастье, Том, — он пошел медленно, стараясь делать небольшие шаги, чтобы не причинить лишний дискомфорт, — твое счастье…       Дальше шли молча: Тому явно хватало сил лишь на ходьбу, а Гарри думал о последних словах.       Ему действительно нравится Реддл? Неужели он и правда считает его другом или же настолько вжился в роль, что не понимает, где её границы? Ему правда хотелось проводить со слизеринцем больше времени или это в нем кричало одиночество? Он правда переживал и заботился или это просто желание сделать свою работу хорошо? Да, он решил, что будет считать его другом, но что он чувствовал на самом деле?       Он был просто хорошим актером или и правда привязался к Тому Реддлу?       У него были лишь эти глупые вопросы, но честных ответов он дать себе не мог. Могло ли случиться так, что он, сам того не подозревая, привязался к единственному человеку рядом? Ведь уже почти два года Том был рядом чаще, чем кто-либо, у него не было вокруг ни друзей, ни однокурсников, ни профессоров, ни даже врагов. Только он, книги, бесконечные тренировки и Том.       Было ли правильно думать о таком? Можно ли было по-настоящему чувствовать что-то хорошее к этому человеку? И имел ли он на это моральное право?       Гарри бросил незаметный взгляд на Тома, до жути бледного и слабого, и едва сдержал вздох отчаяния. Он не знал правдивых ответов!       Он не хотел думать об этом сейчас, но мысли раз за разом возвращались к этому. Ведь ему все равно придется рано или поздно разобраться, но, на самом деле все эти приятельские чувства не были особой проблемой. Он знал, что уничтожит крестражи, умрет сам и убьет Волан-де-Морта. И даже сейчас, придерживая того, кого предстояло предать, он знал, что сделает это без капли сомнений. Он знал, что настанет день, когда мир избавится от зла и боли, что принесет ему Том Марволо Реддл.       — Выпей половину, — они оказались в его комнатах достаточно быстро, учитывая, что нормально идти мог только Гарри. Поэтому, как только Том был усажен в кресло, ему тут же был вручен флакончик с Укрепляющим зельем, — а через пять минут контрастный душ. Выйдешь — выпьешь вторую половину, проведем ритуал, и можем поужинать.       — Отличный план, — парень не спорил, быстро выпивая положенную дозу и откидываясь на спинку, — а после мы просто обязаны лечь спать.       Гарри кивнул, нехотя подходя к Тому, а затем протянул ему кольцо. Отдавать крестраж с каждой минутой хотелось все меньше, но и поступить иначе он не мог.       — Магия души удивительная, — он протянул кольцо парню и с некой жадностью во взгляде проследил за тем, как крестраж украсил палец Тома вновь, — но будь добр, остановись на этом.       Казалось, что нужно добавить что-то еще, подобрать такие слова, которые помогут достучаться до парня, дадут ему понять какую ошибку он совершает, разрывая свою душу, и от чего он добровольно отказывается и что ценного теряет. Но он не знал, не знал, что сказать, не знал зачем вообще что-то говорить, зачем так жаждать спасения для того, кто вскоре станет монстром.       Том уже был в душе, шум воды, доносящейся из соседней комнаты, странным образом успокаивал, давал время собраться и сконцентрироваться на предстоящем ритуале. В нем не было ничего сложного, это скорее стало бы некой финальной точкой, простым и незамысловатым действом, но тем не менее хотелось сделать все идеально.       Гарри медленно ходил по комнате, думая обо всем, что происходило за этот год. Он вырос, он стал взрослее не только в цифрах, но и морально. Он начал это все как человек без выбора, как смертник, что просто оттягивает свою казнь, но чем дольше это продолжалось, тем чаще он задумывался о том, что здесь, в прошлом, выбора у него было гораздо больше, чем где-либо.       Здесь не было войны, здесь не было никаких обязательств, только он и Том, только их общение и ничего кроме.       — Где мы проведем ритуал? — после душа и Укрепляющего зелья Том выглядел в разы лучше, теперь он был скорее уставшим, чем больным, и это не могло не радовать.       — Здесь, — он достал палочку, переставляя мебель так, чтобы в центре было достаточно свободного места, — на самом деле это намного легче, чем тот ритуал, который ты делал сегодня. Садись передо мной, мы как раз успеваем начать до полуночи.       Том кивнул, выполняя сказанное без лишних слов. Гарри достал травы, что приготовил ранее, и начал объяснение.       — Суть ритуала в очищении, тут не так важны действия и слова, главное — твое желание оставить все плохое в прошлом, — Том внимательно наблюдал за тем, как Гарри собирает из кучи травы два букета, — здесь много трав, они помогают войти в контакт с магией и являются символом этого ритуала. Второй символ — огонь.       — Будем палить траву?       — Магия сделает это за нас, — усмехнулся Гарри, услышав тот же вопрос, что и сам задавал Дамблдору, — каждый из нас должен четко произнести, что тяготит его сердце, какие действия и слова были неправильными в этом году. Для этого хватит лишь мыслей, но они должны быть искренними. Если это будет так, то твои травы загорятся, — он замолчал, обдумывая как объяснить следующую часть ритуала, — этим огнем ты подожжешь себя.       — Умереть вздумал? — Том в ужасе отшатнулся, явно намереваясь отказаться. В его глазах был практически животный ужас, — и ты еще сомневался, что мне может понадобиться крестраж?       — Успокойся и выслушай, — Гарри положил перед парнем его связку трав, — огонь не навредит. Если ты сможешь раскаяться в своих действиях, то огонь очистит тебя, дарует тебе в новом году жизнь с чистого листа. Если же твои мысли будут неискренними, то огонь просто потухнет, либо и вовсе не зажжется.       — Ты не меньший сумасшедший, чем я, — Том все еще выглядел напуганным и явно сомневался необходимо ли ему что-то делать.       — Я не настаиваю, — Гарри взял свои травы в руку, готовясь к ритуалу, — ты можешь этого не делать, но если решился, то пора начинать.       — Ладно, — Том нервно взялся за свой пучок и прикрыл глаза, видимо приступая к ритуалу. Гарри тоже хотел закрыть глаза, но отчего-то не мог перестать смотреть на парня напротив.       Все грехи, которые он совершил, были так или иначе связаны с Томом, его внутренняя тьма толкала людей на ошибки, заставляла делать то, что делать не хотелось. Все ради него, все для него, все во имя его и во имя его свержения.       Гарри было жаль, что он стал тем, кем является, что ему пришлось убивать. Он чувствовал, что ни один ритуал его не спасет, но все равно думал о своих грехах, не сводя взгляда со своего самого главного, самого темного греха.       Он думал о Роне и Гермионе, что оказались втянутыми в войну только из-за дружбы с ним, думал об аврорах и членах Ордена Феникса, что гибли во имя победы, думал о тех, кого уже не вернуть и о тех, кому только предстояло погибнуть в этой нелепой войне.       Их пучки загорелись практически в один момент, и Том тут же открыл глаза, отчего-то также даже не переводя взгляд на огонь. Они смотрели друг на друга, куда-то глубже, чем просто в глаза, куда-то в самую душу.       — Давай, — Том прошептал это, все еще завороженно наблюдая за Гарри, а он не мог пошевелиться, словно если он отведет взгляд, то его будет не спасти, — сделаем это вместе?       В какой момент они начали шевелиться? Кто первый сделал ошибку, кто первый поджог не себя, а другого?       Гарри смотрел на то, как огонь его трав перекидывается на Тома, и чувствовал, как и сам сгорает от трав парня. Это было удивительно, он не чувствовал жара, не чувствовал треска огня, не видел ничего, кроме горящего Тома, его голубых глаз, что горели сильнее, чем все вокруг.       Они потянулись друг к другу, переплетая пальцы, поднимая руки выше, словно в молитве. Том был так близко — Гарри чувствовал тепло его дыхания, казалось еще немного, и он сможет почувствовать его биение сердца. Они были единым целым, единым грехом и единым спасением, адом и раем, добром и злом. Они были Томом и Гарри, Темным Лордом и Избранным, они были всем. Он так устал от этих ярлыков, от предопределенности их судеб, но здесь и сейчас это было не так важно.       Это была чистая магия, чистый восторг, что-то неподдающееся описанию.       — Спасибо, Гарри, — они горели, но это было ясно и без огня. Они убивали друг друга, заставляли сгорать, оставаясь вместе. Это всегда было про них двоих, никого кроме.       Огонь медленно прогорал, но никто из них так и не отпустил руки другого, они цеплялись за это как за что-то стабильное, понятное и правильное. Израненная душа Тома и искалеченная душа Гарри, два парня, что не имели ничего кроме этих касаний.       Взгляд Тома тоже был направлен на него — между ними было достаточно пространства, но казалось, что стояли вплотную, ибо почему Гарри ощущает его обжигающее дыхание на своих губах?       Часы на Астрономической башне пробили полночь, вырывая их в реальность, возвращая им прежние маски и роли. Но в этот раз неловкости не было. Все, что было в ритуале казалось настолько правильным, что даже будь у него возможность что-то поменять, он бы все равно повторил это все до мелочей.       Они не говорили, казалось, слова могли нарушить ту атмосферу, что была между ними, но Гарри знал, что это не так. Он не мог объяснить, но все, что было за этот день казалось практически сакральным, чем-то личным.       Гарри надеялся, что не он один это ощущал, что для Тома это было чем-то настолько же важным, как и для него. И при этом эти чувства были несправедливыми, он не мог чувствовать такого единения с врагом.       И всё же, вопреки своим разумным мыслям, Гарри продолжал утопать в своих чувствах, снова и снова, снова и снова, что было неимоверно ужасно.       Он просто пропал.       — Ты можешь остаться, — прохрипел Гарри спустя какое-то время, а затем вызвал домовиков, чтобы те поменяли постель для Тома. Сам расстелил себе диван непослушными руками и с бешено колотящимся сердцем, стараясь не думать о том, что еще пару часов назад хотел побыть один.       Том молчал всё это время, и это было то, что действительно нужно в данный момент. Потому что и так было слишком всего. Гарри лёг на кровать, ощущая, как напряжение начало спадать, а тело становится ватным.       — Сохрани свою душу, Том, — он пробормотал это уже сквозь сон, даже не зная, достигнут ли эти слова адресата, — если не для себя, то хотя бы ради меня…

***

      Последний раз он следил за влюбленными парочками еще во времена Турнира Трех Волшебников, когда Рон убедил его в необходимости ходить по пятам за Виктором Крамом и Гермионой. И хоть тот пытался объяснить это все обычным беспокойством за подругу и нежеланием, чтобы она выдала их планы сопернику, но Гарри знал, что это не так.       Рон, прячущийся под Мантией-невидимкой, отчаянно ревновал. Сжимал кулаки, краснел то ли от смущения, то ли от злости, но никогда не отводил взгляд. Они ходили за подругой по пятам, скрываясь, стараясь то ли узнать непонятно что, то ли защитить от неизвестной опасности. Тогда это казалось даже интересным, особенно в те моменты, когда удавалось отбросить смущение. Оказалось, что Гермиона и Виктор практически не разговаривают, они подолгу сидели в библиотеке, и, казалось, наслаждаются обществом друг друга.       С ними Гермиона казалась другой: яркой, активной, она много говорила и казалась сплошным комком энергии, с Виктором же все было иначе. Они впервые увидели у подруги кроткую и нежную улыбку, увидели, как её жесты из активных и несколько мальчишеских превращаются в аккуратные и выверенные. Изменилась даже внешность, не кардинально, это было чем-то неосязаемым, чем-то, что не сразу заметишь.       — Он точно что-то задумал, — Рон злился каждый раз, когда девушка выбирала провести время с Крамом, но раз за разом брал Гарри и мантию и по новой охранял подругу.       Когда Виктор впервые поцеловал Гермиону Рон едва сдержался. Гарри ожидал злости, думал, что парень сейчас выдаст их присутствие, но все оказалось иначе. Они молча ушли из библиотеки, бесцельно бродя по коридорам, пока не оказались на Астрономической башне.       Тогда же они впервые попробовали курить: Рон стащил у близнецов сигареты, которые с тех пор так и лежали в кармане, ожидая своего часа. От курева легче не становилось, они кашляли и плевались, не докурив и до середины.       Их переживания были различны, но ведь дружба и состояла из таких мелочей, из желания разделить боль вместе с другим, просто быть рядом, не говоря ни слова. Рон переживал из-за того, что Гермионе нравился другой, а Гарри в тот момент, кажется, впервые понял, что их трио будет таким не всегда. Что они найдут свою вторую половинку, женятся и заведут детей, после школы они пойдут своей дорогой и будут видеться все реже и реже. Что однажды они пойдут своими путями, и это было неизбежно.       У Гермионы с Виктором так и не получилось создать отношений, но даже после этого между ними осталась невероятная теплота и близость.       Но во взгляде Тома, направленном на Лесли, этой теплоты не было. Не было ничего похожего на влюбленность или симпатию, в его глазах было безразличие и отстраненность, и Гарри не понимал почему.       С тех ритуалов прошло уже три месяца, весна уже достигла своей середины, и Гарри все это время потратил на то, чтобы следовать за Лесли и Томом по пятам. Что-то в их паре вызывало неправильное чувство, словно что-то идет не так.       Он мог спросить у самого Тома, но, во-первых, не хотел так ярко демонстрировать свой интерес к этой теме, а во-вторых, их общение было достаточно натянутым. Создание крестража отдалило их, Гарри просто не мог притворяться, что между ними все так же как раньше, а Том на этом и не настаивал. Он приходил лишь в назначенные дни, они тренировались или думали над созданием Метки, но перестал оставаться дольше положенного, редко заговаривал первым и в целом давал Гарри свободу. Но он часто ловил на себе потерянный взгляд Тома, что никак не вязался с уверенной улыбкой, и это действительно расстраивало.       На самом деле была еще одна причина, по которой Гарри старался игнорировать Тома. Те ощущения, что он ощутил после ритуала, явно выходили за рамки нормального, все казалось таким размытым и неправильным, что он с трудом мог смотреть парню в глаза.       Это было странно.       Ему явно было необходимо поговорить с кем-то об этом, но его перемещение запланировано на май, и до этого он не мог ничего предпринять.       Он сильнее закутался в мантию, надеясь, что никто во время завтрака не столкнется с ним, а затем принялся наблюдать. Он не знал, почему казалось важным выяснить, что происходило между Томом и Лесли, но он настолько привык доверять своей интуиции, что посвятил этому все свободное время.       Сначала он наблюдал за парой вместе, но весь прошлый месяц он посвятил слежке за Томом: был шанс, что он расскажет о девушке своим последователям, но этот план также ничего не дал. Именно поэтому он уже неделю следовал по пятам за Лесли, все больше погружаясь в слежку.       Девушка была общительной, она много с кем общалась, обсуждая буквально что угодно, кроме Тома. Но её взгляд был другой. Она смотрела на парня как на самое ценное, то, что она бы ни за что не хотела потерять, чему была рада как самой большой награде.       Взгляды Тома были другими, он словно смотрел сквозь девушку: мило улыбался, делал комплименты, подавал руку и провожал до классов, но это была ложь. Гарри бы и не заметил, если бы не потратил свой четвертый курс за наблюдением за настоящей влюбленностью.       Это невозможно было подделать, этот блеск в глазах мог быть только тогда, когда смотришь на того, в кого влюблен как никогда раньше. Том всегда смотрел на всех одинаково: стойкое равнодушие так и сквозило в его глазах. Это касалось и Лесли. Даже казалось странно — и Гарри с необычайной для него внимательностью пытался найти хотя бы малейший огонёк интереса к ней, но ничего. Пустота. Темнеющая бездна, которая за собой несла ровным счётом ничего.       Лишь только Гарри удостаивался другого взгляда.       Мурашки пробежались по коже, когда он вспомнил тот самый момент: притягательный взгляд тёмных глаз очаровывал, гипнотизировал, и тогда Поттер даже и не понял, насколько был опьянен им, беззастенчиво пялясь целую вечность в этот взгляд. Но сейчас, когда он остро ощутил разницу, внутри всё перевернулось от осознания, что могло вообще это означать, а сердце сделало двойной кульбит.       Гарри ещё раз взглянул на Тома, и тот внезапно посмотрел на него в ответ, словно прочёл его мысли, словно мог увидеть его сквозь мантию, словно действительно знал, что он был тут, следил за парнем и все так же не мог, не смел, отвести взгляд.       — Я тебя провожу, — из оцепенения его вывел голос Малфоя, что неожиданно обращался к Лесли. Обычно они мало говорили, хоть и были однокурсниками, между ними явно был личный конфликт, но сегодня что-то поменялось. Видимо им было уже пора идти на занятия, но обычно Лесли шла в компании подруг. Абракас выглядел как-то неправильно, не так идеально, как обычно — это настораживало. Девушка попыталась отказаться, но он, улыбнувшись, настоял, — это не совсем предложение, пошли.       Лесли, к удивлению Гарри, лишь нервно посмотрела на Тома, но увидев его усмешку, кивнула и пошла за Малфоем. Реддл знал, о чем Абракасу нужно было поговорить с Лесли? Видимо так, при чем у парня явно было его молчаливое согласие.       Гарри постарался двинуться за парой как можно быстрее, что было достаточно сложно, учитывая сколько студентов было в Большом Зале. Но годы игры в квиддич и путешествий под Мантией-невидимкой явно помогало в этом деле: он добрался до выхода ни на кого не наткнувшись и даже не сильно отстав от Лесли и Абракаса.       На урок они, ожидаемо, не пошли, они шли не слишком долго и остановились лишь у входа в пустующий класс. Дверь была приоткрыта, и Гарри тут же зашел в неё, не желая остаться в неведении. Однако ни парень, ни девушка заходить не спешили.       — Нас ждут на Травологии, — Лесли выглядела незаинтересованной, но при этом явно не желала оставаться с однокурсником слишком долго.       — Ты освобождена от неё уже как полторы недели, а я предупредил профессора, что плохо себя чувствую, — Малфой все же открыл дверь сильнее и жестом пригласил девушку внутрь, — а нам давно нужно поговорить.       — Нам не о чем разговаривать, — брови парня насмешливо приподнялись, Гарри уже подумал, что девушка уйдет, но этого не происходило.       — Если не поговорим сейчас, то будем разговаривать при всей гостиной, и уверяю, может случиться такое, что мои Заглушающие чары будут слишком слабы, чтобы удержать напор любопытства.       — Мордред с тобой, — девушка зашла в класс с такой скоростью, что чуть не сбила Гарри с ног, Абракас же зашел за ней, выглядя словно кот, поймавший мышь в клетку.       Они оба молчали, смотря друг на друга в упор, словно играли в какую-то ведомую только им двоим игру. И Гарри ощутил неловкость этих взглядов, что-то в них было такое, что больше всех этих ссор и придирок, игнорирования и дуэлей.       Что-то настоящее.       — Начинай уже, что молчишь, — девушка сдалась первой, подходя к одной из парт и опираясь на неё, — то, что я не должна идти на занятия не значит, что у меня есть желание оставаться тут.       — Правда? — парень напротив, облокотился об стену и пристально посмотрел на девушку. — Я почему-то подумал, что ты захочешь объяснить. почему я узнаю от отца, что ты хочешь разорвать помолвку. Ну как минимум я согласие могу и не дать.       — А ты до сих пор не понял? Я думала это очевидно, Абракас.       Гарри застыл, пораженный этой новостью. Лесли и Абракас были помолвлены? Но тогда почему девушка встречается с Томом. Это из-за него она разорвала помолвку или были еще какие-то причины?       — Очевидно? — парень ощутимо закипал, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, — очевидно, что ты моя невеста. Мы помолвлены с самого рождения, наши семьи связали нас этим, как только стало известно, что это возможно. Моя мать консультировалась с лучшими специалистами, этот брак должен был стать надеждой наших родов.       — Мерлин, послушай себя, — девушка откровенно усмехалась, — «с самого рождения», «надежда родов», ты хоть что-то, кроме этого, знаешь? Мне надоело жить по этим законам, пусть мои братья женятся на выгодной партии, а я выйду замуж по любви.       — По любви значит? За Тома-то?       — Ну не за тебя же, Абракас, — её голос оставался насмешливым, но Гарри заметил, как она едва заметно отвернулась, явно смущенная этим предположением.       — Ты ведешь себя эгоистично! Ты ведь понимаешь, что даже если разорвешь помолвку, и то только при том случае если я тоже на это соглашусь, то никогда и ни за что твоя семья не даст тебе выйти замуж за полукровку.       — Не смей так говорить о нем! — девушка вскочила, тут же придвигаясь к однокурснику, казалось еще мгновение, и она достанет палочку, — он сильнее тебя и любого из нас в разы! И он наследник Слизерина, не забывай!       — И это все равно не меняет тот факт, что он полукровка.       — И что же ты по пятам следуешь за этим полукровкой, раз такой правильный?       — Он мой друг, Лесли, — парень прикрыл глаза, останавливаясь. Казалось, что он не хочет продолжать, но спустя мгновение он начал говорить, все еще не открывая глаз, — он мой лучший друг и только из уважения к нему я терплю ваши отношения. Твое счастье, что наша помолвка пока не является достоянием всей школы, потому что ты выставляешь каждого из нас не в самом лучшем свете. Хорош наследник Малфоев, что даже свою невесту не может удержать. Это не просто игра, Лесли, это влияет на наш семейный бизнес, на нашу репутацию, буквально на каждую сферу жизни. Что будет, если об этом узнает пресса? — он открыл глаза, подходя к девушке как можно ближе, — да Мордред с ней, с прессой, ты хоть можешь представить какого это смотреть на вас? Смотреть на то, как Том просто нашел удобный вариант, чтобы играть в отношения, а ты бегаешь за ним по пятам, как какой-то домовой эльф, а не приличная ведьма.       Том играл? То есть он не ошибся, и между Томом и Лесли действительно все было не так просто? Это странным образом принесло облегчение: играющий в чувства Том Реддл был понятнее и логичнее, чем вариант с внезапной влюбленностью.       — Можно подумать, тебя это тревожит, Малфой, — девушка сделала шаг назад, но парень тут же придержал её за руку, не давая отодвинуться.       — Я очень долго злился, что моей невестой стала именно ты, нам ведь даже выбора не дали. Идеальный союз составили без нас, а это до ужаса бесит. Но ты знаешь, что это давно не так, что ты мне правда нравишься, — парень смотрел Лесли прямо в глаза, а та не смела отвести взгляд, — что я влюбился в тебя как первокурсник, что вижу тебя везде: во снах, в коридорах, да даже на уроках только на тебя и смотрю, — он бережно обнял девушку, а та, к удивлению Гарри и не сопротивлялась. — Давай не будем торопиться, прошу.       Они стояли молча, словно вели какой-то только им доступный диалог. Гарри не должен был находиться здесь, но он не мог уйти. Дверь была закрыта, да и получить информацию было слишком необходимо.       — Он правда мне нравится, Абракас, — из её голоса пропала вся напускная наглость, и она прижалась к парню так, словно делала так слишком много раз, — он предложил встречаться, сказал, что ценит меня и что если мы будем вместе, то его перестанут доставать с предложениями встречаться. И я согласилась, мне было бы достаточно просто быть рядом, он может полюбить меня тоже, я знаю. Он не такой, как раньше. Ты видел его на дне рождении? Он ведь улыбался, у него даже взгляд был другим.       Гарри не знал, помнил ли это Абракас, но он сам помнил слишком многое.       Их смех, их улыбки и близость, их взгляды, когда ни один не мог отвести глаз от другого. Помнил магию крестража и освобождение в огне.       Он слишком хорошо это помнил.       — Я не прошу тебя отказаться от этого, — он прижался своим лбом к её, уговаривая то ли её, то ли себя, — я просто не хочу, чтобы тебе было больно. Не отменяй помолвку, прошу, дай нам закончить Хогвартс, если ничего в твоих чувствах не изменится, то я отпущу…       — Я не могу так, — девушка всхлипнула, вжимаясь в него еще сильнее, — мне больно, но это того стоит.       — У нас же было все так хорошо. Летом ты говорила…       — Это было летом, — девушка перебила его, не давая продолжить, — я чувствую себя хорошо рядом с ним, я им дышу, Абракас. С тобой мне было хорошо, ты моя тихая гавань, но он — это шторм, это что-то большее. Он делает меня живой, он показывает мне то, что я не видела раньше.       — Дай нам шанс, умоляю, — парень достал палочку, тут же открывая двери, — если ты уверена, что я тебе не нужен — уходи. Я дам согласие, что угодно, уговорю отца, что это по нашему согласию, но если есть хоть малейшее сомнение, если у тебя есть хоть что-то ко мне, то останься, прошу.       Гарри был уверен, что она уйдет. Он и сам подошел к двери, ожидая этого: ему много о чем нужно было подумать — слишком важным оказался этот разговор, слишком личным, но слишком необходимым.       Но девушка не уходила, даже когда Абракас разорвал объятия, когда отошел от нее, когда всем видом показывал ужасное смирение. Он тоже не верил в то, что она останется.       Слишком зависимая от Тома, слишком сильно желающая быть с ним, слишком сильная, чтобы отступить в том, чего хочет.       Но она стояла, сжимала кулаки, плакала, не открывая глаз, не вытирая слез, наверное, даже не дыша. Словно это решение было самым сложным в её жизни, словно если сейчас она допустит ошибку, то все в мире рухнет.       — Не заставляй себя, умоляю, — Абракас не выдержал первым, — ненавижу себя за то, что ты плачешь.       — Прости меня, — девушка распахнула глаза, её голос был тихим и сломленным, — прости меня, прости…       Она подошла к Малфою ужасно быстро, словно боясь передумать, все её движения разом лишились грации и величественности. Была только она сама, она сама, целующая того, кого не любила.       — Ты?.. — Абракас прервал поцелуй, громко выдыхая, вновь заключая девушку в объятия, еще более аккуратные и нежные.       — Просто замолчи, — она тут же вновь потянулась к губам парня, — я до ужаса запуталась.        Гарри и сам чувствовал себя так, запутавшимся от такого количества информации, от такого количества эмоций и боли, от того, что Том отравлял жизнь каждого, к кому прикасался.       Он выскользнул из кабинета незамеченным, желая скорее оказаться дома.       Он устал.