Одному Единому известно,
насколько ненавижу эти долбаные приступы. Просто всей душой. Всем своим существом. Энергии отнимают много и восстанавливаться приходится сутки минимум. И начинаются другие приступы — уже слабости, когда резко кончаются силы шевелиться и пульсируют красные пятна, сменяясь иногда пляшущими чёрными точками. Становится тяжело дышать, в глазах темнеет, а сознание нихрена не теряю — и от этого тяжелее.
Короче говоря, то же, чем накрыло в «Арене». Только теперь не успеваю даже добраться до дома. Ведёт в сторону уже на лестнице — приходится схватиться за перила. Хотя, наверное, если бы не Мартен, уже бы летела с этой самой лестницы на свидание с полом. Ему приходится чуть ли не тащить меня до двери и держать, пока открываю её. Спустя несколько мучительных попыток наконец захожу в блок — точнее, заваливаюсь, хватаясь за стену.
На мгновение становится легче, и красные пятна перестают мелькать. В то же мгновение чувствую, как Мартен осторожно сжимает локоть. Тяжело дыша, поворачиваюсь, упираюсь в стену спиной, смотрю в сторону. Стараюсь успокоить дыхание и бешено колотящееся сердце. Стою так с минуту, ожидая следующего прихода в любой момент. Однако, кажется, проносит. Голова по-тихому проясняется. Риск упасть стремится к нулю. Облегчённо выдыхаю.
Опуская глаза, обнаруживаю, что сама хватаюсь за руку Мартена, как утопающий за соломинку. Снова приходит мысль, что без него вряд ли бы добралась до дома. Расслабляю пальцы, отпускаю его предплечье, малость отодвигаюсь. Смотрю на него, и сталкиваемся взглядами — вымученный и невозмутимый. Ну, почти невозмутимый. С удивлением замечаю чуть нахмуренные брови — но совсем чуть, даже не увидеть, если не приглядеться.
То есть я приглядываюсь? Нихрена себе.
Интересно, он всегда такой спокойный, аки айсберг? Надо как-нибудь спросить, что помогает. Лекарства какие или оры в подушку. Мало ли, вдруг и мне пойдёт.
Зачем вообще об этом думаю? От приступа в башке помутилось? Хотя бывает…
— Спасибо, — хрипло произношу. Окончательно отпускаю руку Мартена, отталкиваюсь от стены, обхожу его и неторопливыми шагами бреду к кухонному блоку. Убойная доза кофе не помешает. Прокашливаюсь и спрашиваю: — Кофе будете? Или чай?
Почти нажимаю на кнопку, когда доходит, что ответ на вопрос так и не следует. Недоумённо хмурясь, поворачиваюсь и смотрю на него. Понимаю, что всё это время не сводит с меня взгляд. Глядит пристально, изучающе, вопросительно — и с удивлением. Впрочем, за последнее не ручаюсь. Чтобы научиться читать его, понадобится больше времени. Потому что крепкий орешек, умеющий отлично прятать эмоции, скрывая их за непробиваемой маской абсолютного покоя.
Так что, да, удивление ли это — вопрос. Может и показаться. Особенно сейчас, пока отголоски приступа уходят.
Вдруг осознаю, что так и стою с замершим у кнопки пальцем.
— Кофе? — вновь спрашиваю. — Чай?
Хотя со мной ему понадобятся только успокоительные.
— Вы только что…
— Я знаю, — тут же перебиваю. Отворачиваюсь, вздыхаю, наливаю две чашки кофе. Не понравится — просто не будет пить, вот и всё. А то не дождусь, пока родит. Следом продолжаю: — Пальто можете на стул кинуть. — Бросаю взгляд через плечо. Удерживаясь от фырканья, беру чашки и иду к столу. — Не стойте, ну.
Наконец отмирает и сдвигается с места. Сняв пальто, аккуратно вешает на спинку и садится на соседний стул. Наблюдает, как ставлю кофе на стол, плюхаюсь напротив и закидываю ноги на другой свободный. Лицо вновь разглаживается, становится спокойным. Едва заметная складка между бровей исчезает.
Блин, он же даже во время боя так выглядел. И если б рядом что-то взорвалось — отряхнулся бы и дальше пошёл. Жутко тянет спросить: «Вы человек вообще?»
Делаю большой глоток кофе, впервые внезапно задаваясь вопросом, нафига мне одной столько стульев. Хотя раньше ребята часто приходили, так что лишняя мебель не мешала, а теперь в гости никого не зову, и кажется, что она не сдалась уже. Ладно. Как-нибудь потом ещё об этом подумаю. Щас бы сосредоточиться на другом, а не на том, что практически отрезала себя от всех и закоксовалась в боях и дома.
Да блин.
— Если вы от шока отошли, то поговорим о деле, — после ещё одного глотка кофе заговариваю. — Ну, или от подобия шока. Ваши эмоции сложно определить. Короче. О чём хотели поговорить? Или я могу первая позадавать вопросы. У меня скопились.
Откидывается на спинку, внимательно смотрит на меня. Некоторое время молчит, словно прикидывает в мыслях что-то. В конечном итоге кивает, что можно расценить как согласие на мои последние слова.
Вдруг доходит, что до сих пор сижу в кожанке. Стягиваю её, закидываю на кровать. Правда, в ту же секунду хочется шлёпнуть себя по лбу: сигареты с зажигалкой лежат в карманах, а вставать теперь за ними влом. Досадливо вздыхая, мирюсь с несправедливостью. Возвращаю внимание на Мартена.
— Ник сказал, он двойной, — продолжаю, затем допиваю кофе и отставляю чашку в сторону. — Вы знали об этом, когда нанимали его в охрану? Может, это не совсем относится к делу, но всё-таки.
— Да, знал. — Некоторое время молчит, затем добавляет: — Он долго не хотел рассказывать, хотя я подозревал, что он не совсем обычный псионик. Но потом пришлось, когда эмпатия проявилась случайно.
— Так… — негромко тяну, бездумно постукивая ногтем по столу. Увожу взгляд, смотрю на кожанку, снова думаю о сигарете, но по-прежнему остаюсь на месте: подниматься со стула катастрофически лень. Возвращаю взгляд на Мартена и спрашиваю: — Он сказал, вы знакомы много лет. Сколько?
— Шесть. Будет семь.
Присвистываю.
— Прилично так. Ладно. Главный вопрос. — Подтягиваю правую ногу, сгибаю, упираюсь пяткой в край стула, на котором сижу. Ставлю локоть на колено, закидываю руку на левое плечо. — Ник может желать вам смерти?
Замолкаю, внимательно слежу за реакцией. Первые секунды ничего не замечаю, но в какой-то момент меж бровей залегает едва-едва заметная складка. Взгляд становится напряжённым, а черты лица — острее. Кажется, даже кожа малость бледнеет, хотя бледнее уже некуда. Ладони кладёт на стол, пальцы переплетает — сильнее нужного. Заметно, что любое проявление эмоций хочет скрыть, но выходит всё-таки не до конца. Значит, Ник по-настоящему ему дорог? И мысль о предательстве ранит.
С другой стороны, Мартен вообще не простой человек. По нему это сразу понятно. Конечно, может и прикидываться. Хотя… зачем? Сам нанял меня, а теперь за нос будет водить и всячески увиливать? Какой-то бред. Он не идиот, не станет так делать. Поэтому мысль откидываю и забываю. Вместо этого решаю дожать.
— Мне кажется, это возможно, — произношу и коротким движением приподнимаю-опускаю плечи. — Он двойной. Узнает кто-нибудь об этом — капзда ослику придёт. Загребут на опыты — и прощай, Ник. Вы Приор. Отправить его куда надо можете щелчком пальцев. Надо только сказать нужным людям нужную инфу. Рискованно. От страха за свою жизнь человек и убить может. Или пытаться, по крайней мере.
— Бред, — резко прерывает. Беззвучно вздыхает — это видно только по движению грудной клетки. Пальцы сжимает сильнее, затем расслабляет, расплетает. Убирает руки со стола. По взгляду понимаю, что план вывести его сработал. — Мы знакомы почти семь лет. Я до сих пор его никому не сдал. С чего мне делать это сейчас? К тому же я обещал, что никто об этом не узнает. А людей, которые могли бы изучить феномен и которым можно доверять, я ещё не нашёл. — Замолкает на минуту. Смотрит задумчиво, словно прикидывает, можно ли дальше говорить то, что крутится в голове. Возвращая руки на стол, складывает их и подаётся вперёд, опирается на локти. — Мы хорошие друзья. Нику незачем желать мне смерти. Напротив, он пообещал разобраться с теми, кто покушается на меня. В довольно агрессивной форме. Он точно непричастен.
— Это вы говорите как друг или как Приор и его начальник? — резко вскидываю бровь. От желания покурить противно ломает. Сверлящий взгляд Мартена вызывает только усмешку. — Не смотрите так. Вы сами меня наняли. Я просто делаю свою работу. И должна рассматривать все варианты. Даже самые… болезненные.
Хотя очень не хочется думать, что Ник может оказаться предателем. За день, что знакомы, успела проникнуться к нему, что удивительно. Привыкать к новым лицам в жизни тяжело, а с некоторых пор их появление пугает. А тут… Он правда кажется хорошим парнем. И помощь предложил.
На Мартена смотрю пристально, когда говорит:
— Как Приор и как друг. Я знаю его достаточно хорошо, поэтому уверен, что его можно не подозревать. И к тому же… — вновь откидывается на спинку стула, оставляя ладони на краю стола, — Ник не может быть причастен к покушениям на меня. Особенно к той бомбе. В тот день он был со мной на мероприятии, поэтому у него есть алиби.
Застываю и чувствую, как каждая мышца словно деревенеет. Ощущение, будто тело специально парализовывает, чтобы удержать меня от необдуманных поступков. Например, чтобы не бросилась на Мартена и не выдрала этой сволочи волосы. Приходится ограничиться уничтожающим взглядом и жалеть, что не могу убить глазами.
Стул с висящим на спинке пальто с грохотом падает на пол. Мелко вздрагивая, шумно выдыхаю и запрокидываю голову назад. Сижу так несколько секунд, возвращаюсь в исходное положение и вновь смотрю на Мартена.
Прикидывался. Всё это время. Так и знала!
— Почему сразу не сказали? — злобно цежу сквозь зубы. — Вы же поняли моментально, что подозреваю его. Почему не сказали сразу, что непричастен?
— Интересно было увидеть вас в деле, — спокойно произносит, и мнимые эмоции мгновенно слетают с лица. Снова выглядит невозмутимым и даже расслабленным. — От Ника отчёт уже получил. Хотел увидеть своими глазами. И услышать. Но я был серьёзен во всём и говорил правду. Нику правда незачем желать мне смерти. А мне незачем сдавать его на опыты.
— Зашибись проверочка, — раздражённо всплёскиваю руками. Закатывая глаза, резко встаю из-за стола и быстро подхожу к кровати. Хватаю кожанку, вытаскиваю сигареты с зажигалкой, кидаю куртку обратно и возвращаюсь на место. Закуриваю. С облегчением выдыхаю, но на Мартена смотрю с прежним раздражением. — А про приступ Ник не сказал? Не предупредил, что выводить меня из себя нельзя?
— Вы же справились, — негромко отзывается.
— Не искушайте судьбу, месье Мартен. Следующий стул может полететь вам в башку.
Затягиваясь и выпуская тонкую струю дыма, отворачиваюсь. В голове не укладывается, как могла попасться на такое представление. Клоун, блин, а не Приор. Просто играл в эмоции. Профессионально, как жонглёр. Специально давал мне их увидеть, прочитать. А я и попалась. Ещё на боях поняла, что он как закрытая книга и угадать его эмоции невозможно, а тут, значит, внезапно смогла? Ха!
Мадемуазель наивная. Всерьёз попалась.
Да уж, Мартен реально не так прост.
Оставляю окурок в пепельнице, которая всегда стоит на столе, и берусь за вторую сигарету. Напряжение в груди понемногу уходит, и спустя время уже усмехаюсь. Тяну вверх уголок губ в кривой улыбке и сокрушённо качаю головой. Оставляю сигарету во рту, выдыхаю дым, прикладываю ладонь ко лбу и уже едва ли не смеюсь. Сижу так недолго, выпрямляюсь и перевожу взгляд на Мартена.
— С вами охренеть можно, — с хрипотцой комментирую. Вздыхаю, упираюсь обеими пятками в край стула. — Окей, ладно. Дальше. К людям, которым доверяете — или доверяли, — относится ещё и… ваш секретарь? Даниэль Вейсс?
— Верно, — подтверждает, кивая.
— Где она была? В момент взрыва. Возможно, в момент обоих. А то мне думается, что тот теракт, про который говорил Ник, всё же не был просто терактом.
— В здании Инквизиции. Чаще она находится со мной, когда я куда-то вылетаю. До взрыва был в одной из дальних деревень. Она летала со мной. А в обычное время остаётся на своём рабочем месте. Как и многие в здании. Всех будете проверять?
— Обязательно. Но сначала мне нужно понять ваш ближайший круг. — Отправляю докуренную сигарету в пепельницу. Машинально тянусь за третьей, но останавливаюсь и скрещиваю руки. — Получается, это Ник и Даниэль?
— Да.
— А семья у вас есть?
— Это относится к делу?
Поджимаю губы, развожу руки в стороны, останавливаю допрос. Прикидываю, что ещё нужно спросить, что может помочь. Но в голове застревает только одно. Ближайший круг. Два человека. Ник и Даниэль. Глава охраны и секретарь. Насыщенная же у него жизнь, раз друзьями получились собственные подчинённые.
Ник, конечно, в момент того взрыва находился рядом с Мартеном, но приказать кому-то взорвать кабинет можно и на расстоянии. Тем более если тогда он и не был целью, а хотелось просто припугнуть.
Зараза. Запуталась.
Убить надо Мартена, но реальных действий для этого нет. По сути. Кабинет взорвали,
зная, что его там нет, уверена. Вместо него погибли несколько инквизиторов и кто-то ещё. Но Вейсс, насколько поняла, осталась жива. Иначе вряд ли бы Ник про неё говорил. Значит, в тот момент на рабочем месте её тоже не было? Ведь работа секретаря предполагает, что чел находится в непосредственной близости от начальника. Не в его кабинете, конечно, но, не знаю, в приёмной? Или типа того. Так что, когда бомба рванула, её там точно не было. Иначе бы она просто сдохла.
— Рабочее место Даниэль где? — всё же уточняю. — Что-то типа приёмной?
— Да, — коротко кивает.
— Вы отправляли её куда-нибудь? В тот день, когда подорвали кабинет. Давали какие-то поручения или что-то вроде? — быстро проговариваю и выползаю из-за стола. Тяну пустую чашку за собой, иду к кухонному блоку, чтобы снова налить кофе. — Бомба же долбанула в кабинете. Если бы Даниэль была на месте — умерла бы.
— Да, она выполняла поручения, связанные с Обретением, — неторопливо отвечает.
А, ну конечно. Обретение. Оно было чуть больше двух недель назад, а я уже и забыла.
Шумно вздыхаю. Забираю чашку и замираю.
Всё равно чё-то не сходится. Бесит.
Возвращаюсь за стол, сажусь в прежнюю позу. Смотрю перед собой.
Ник и Даниэль, Ник и Даниэль…
— Значит, они — самые доверенные лица? — спрашиваю. Следом уточняю: — Ник и Даниэль. Больше никому не доверяете? Или доверяли.
Несколько секунд молчит, затем отвечает:
— Никому.
Задумчиво киваю. Хмурюсь, отпиваю кофе. Отвожу взгляд в сторону. Какая-то мысль долбится на периферии, но не получается её схватить. Виски противно просверливает боль, горло першит. Хочется завалиться спать, но такое ощущение, что если лягу, то сделаю себе ещё хуже.
В левом глазу внезапно начинает пульсировать мелкое красное пятно. Голову простреливает. Опуская веки, прикладываю ладонь ко лбу. В горле першит сильнее.
— Вы в порядке, мадемуазель Рид? — словно из-под толщи воды, доносится голос Мартена.
Смотрю на него, убираю руку от лица. Машинально киваю, всё ещё размышляя, о чём спросить. Что-то вертится на языке, была какая-то мысль сегодня ещё во время боя… Что ж я такое?.. А. Точно.
Быстрым движением провожу языком по пересохшим губам. Гляжу на Мартена уже более осознанно и решительно.
— Помните, вы говорили про вознаграждение? — спрашиваю, постукивая подушечкой указательного пальца по ручке чашки. — В раздевалке ещё.
— Разумеется.
За пару глотков допиваю кофе. Чую, спать не светит сегодня.
— Мне нужны не деньги. — Недолго молчу, собираясь с мыслями. — Мне нужен иммунитет. Для «Арены». Я помогаю — а Инквизиция больше не трогает её. Никогда. Потому что, если нападки продолжатся… поверьте, ответ вам не понравится.
Молчит. Смотрит. Вглядывается. Внимательно и долго. Медленно скользит взглядом по моему лицу. Слегка сводит брови к переносице, но в этот раз, уверена, по-настоящему. Впрочем, понять реакцию на условие проблематично. Нахмуренные брови выдают только задумчивость, но не отношение к моим словам. Поэтому приходится просто ждать.
Возможно, Кею не понравится, что так рискую. В конце концов, Мартен всё ещё Приор, в чьих руках большая власть. Но и не попробовать не могла. От постоянного напряга и нападок со стороны Инквизиции порядком устали все. Особенно Кей. Про себя и Марка вообще молчу. Но каждый раз, когда инквизиторы или полиция приходят по наши души, заметно, как он едва сдерживается, чтобы не зарядить всем по пуле в лоб. Конечно, никогда этого не покажет, но всё равно вижу, насколько задолбался. Так что… появился шанс — я его хватаю. Не могу не рискнуть. Тем более если выгорит, пусть хоть благим матом на меня орёт. Зато до «Арены» доколёбываться больше не будут. Хотя бы Инквизиция. А с полицией решим вопрос.
Пока жду ответ, всё-таки тянусь за третьей сигаретой. Затягиваюсь так глубоко и резко, что от неожиданности закашливаюсь. Успокаиваясь, возвращаю сигарету в рот и вновь смотрю на Мартена, который так и не сводит с меня взгляд — и раздражает своей нечитаемостью. Хрен вот поймёшь, обдумывает условие или способ незаметно убить меня.
— Согласен, — неожиданно, точно гром среди ясного неба, выдаёт.
Мать моя женщина, неужели не ослышалась? Хотя он, конечно, не похож на человека с развитым чувством юмора. Наверное, даже если расскажу самый смешной анекдот в мире — в ответ получу прежнее каменное выражение лица. Ну, приподнимет бровку чуть-чуть.
Так, чё-то отвлеклась.
Вообще-то, приготовилась уже говорить, что условие — его единственный шанс на мою помощь, а бой был фигнёй, и если не согласится — откажусь работать и всё такое… А тут вон оно как. Охренеть. Даже танцы с бубном танцевать не надо.
— Серьёзно? — недоверчиво спрашиваю, впуская в лёгкие новую порцию дыма.
— Более чем, — невозмутимо отвечает.
— Ок… Отлично, — всё ещё не до конца веря, отвечаю. Супер, значит, сообщу завтра Кею с Марком хорошие новости. Не, вообще не могу поверить… А так сразу можно было? — Кстати, вот ещё вопрос. На Ника с Даниэль покушались?
На несколько секунд задумывается.
Хоть бы раз на меня смотреть перестал, что ли.
— Покушались, — произносит в конце концов. — Несколько раз. Теперь Даниэль без охраны не ходит.
Та-а-ак… Становится интереснее. Ладно. Подумаю об этом, когда смогу думать.
Вздрагиваю, слыша оповещение на телефоне. Большими глазами таращусь на кожанку, валяющуюся на кровати. Шумно выдыхаю.
— У вас какие-то вопросы вообще были? — отвлекаясь от куртки, задаю вопрос. — Или всё было ради «хотел увидеть вас в деле»?
На губах Мартена намечается слабая улыбка. Кажется, тоже настоящая. Но не уверена.
Проклятье, теперь научиться его читать — дело чести.
— У меня были вопросы, но личные, для самого себя, — неторопливо отвечает. — Все нужные ответы я получил. Благодарю за это, мадемуазель Рид. И прошу прощения, что заставил вас злиться.
Даже не знаю, что ответить, поэтому просто молча курю. Сама теперь не отрываю от него взгляд, но сквозь дым черты лица нечёткие. Да и всё ещё пульсирующее красное пятно чутка мешает.
— Тяжело это? Когда некому доверять? — неожиданно для самой себя спрашиваю.
— Как думаете? — вопросом на вопрос отзывается.
Криво усмехаюсь, затягиваюсь. Вдавливая сигарету в пепельницу, всерьёз задумываюсь. Медленно моргаю. Откидываюсь на спинку стула.
— Думаю, вы не можете спать, пытаясь понять, кто вас предал, — выдаю на одном дыхании. — Это сильно пожирает. Изнутри. И даже на близких смотрите как на врагов. А единственная, кому приходится доверять всецело, — едва знакомая девчонка-псионичка с подпольных боёв и раздолбанной менталкой. Так что, да, наверное, тяжело.
После короткой паузы спрашивает:
— Считаете, меня предали?
— Уверена. Кто-то из близкого круга. Самый близкий — двое человек. Ник и Даниэль. Есть круг побольше. Те, с кем работаете. Капеллан, может быть. Ещё кто-то. Пока не знаю. Это точно кто-то, кто знает вас. Очень хорошо или умеренно хорошо. Поэтому… в конце расследования вас ждут дерьмовые новости.
— Сами пережили подобный опыт?
— А кто не переживал?
Стараюсь сохранить спокойное лицо, но получается с трудом. Не выдерживая, отвожу взгляд. Сижу какое-то время без движения, возвращаю над собой контроль. Снова смотрю на Мартена.
— Короче, у вас завелась крыса, — резюмирую. — Но чтобы мне её вычислить, быть стажёром КС — мало. Слишком. Придумайте, как сделать так, чтобы я была к вам приближена. Типа… официально. Потому что если буду около вас, то и рядом с вашим кругом общения. Близким. И не очень.
Ё-моё. «Придумайте». Практически приказываю. Уже всерьёз начинаю надеяться, что меня не вздёрнут за фамильярность.
— Что-нибудь соображу, — проговаривает, вместо того чтобы казнить на месте. Бросает взгляд на чашку кофе, стоящую перед ним и давно, вероятно, остывшую. Вновь смотрит на меня. — Так и не выпил.
— Не парьтесь. Потом как-нибудь.
Да?!
Кивает и поднимается из-за стола. Наклоняется, ставит стул на место, снимает со спинки пальто, неторопливо натягивает. Опускает руки в карманы. Кажется, хочет что-то сказать, но вместо этого разворачивается и идёт к двери.
— Месье Мартен, — неожиданно останавливаю, вынуждая повернуться ко мне. В очередной раз встречаемся взглядами. Искренне и спокойно произношу: — Мне вы правда можете доверять.
Молчит, и я молчу. Не знаю, зачем решила это сказать. Может, из сочувствия, потому что прекрасно понимаю боль от предательства, а он, думается мне, догадывается, кто крысятничает за спиной. Просто верить не хочет. Поэтому нанял меня. Чтобы либо опровергнула подозрения, либо подтвердила. Тем более глаз реально может замылиться. Так что…
Да и Мартен почему-то не кажется таким же, как те, кто совершал облавы на «Арену». Несмотря на то что это его собственные подчинённые. А влиянию может подвергнуться любой человек. Даже такой, как он.
Зараза, я что, оправдываю его? Перекурила?
Он лишь кивает — и мгновение спустя блок пустеет. А я тяну на себя предназначенный ему кофе и в несколько глотков опустошаю чашку.
Сон для слабаков.
Встаю из-за стола, проползаю несколько шагов и падаю на кровать. Вытаскиваю телефон из кармана кожанки, откидываю её в сторону. Переворачиваясь на бок, через несколько нажатий уже смотрю на сообщение. Отвечать не хочется. И хочется.
Кей:
Как ты?
Ну как тебе сказать…
Словно выпотрошили и органы развесили на верёвочку. Теперь тянет выкурить всю оставшуюся пачку, чтобы драло горло и не переставать кашлять. Авось брошу. А то, бывает, подумываю об этом, но как только пытаюсь — сразу ломает, и сдаюсь без боя. От многих дурацких привычек получилось избавиться, но сигаретный дым как будто настолько въелся в лёгкие и весь организм, что, кажется, без него сдохну.
Первый порыв — заблокировать экран и кинуть телефон подальше. Не хочется, чтобы Кей вытянул на какой-нибудь задушевный разговор, каждый из которых последние полгода заканчивается одним: «
Стоун, иди на хер». Но следом думаю, что, если не отвечу, притащится прям щас и выломает дверь. Странно, что до сих пор не приехал. Хотя обычно какое-то время ждёт, и за пределы вроде не вышла.
Тяжко вздыхаю.
Я:
всё ок
Всё же блокирую экран — с твёрдым намерением больше не писать и заставить-таки себя заснуть. В конце концов, работы завтра море, а я, скорее всего, буду выглядеть как недобитая жизнью древняя мышь. Хотя не то чтобы мне щас есть до этого дело…
А вообще, если Йонас не спит, можно смотаться к нему. Как раз заберу Стрелу. Может, будет не так дерьмово.
Точно. Молодец, Лу. Гений.
Воодушевлённая, даже сажусь. Хватаю телефон, собираясь писать Йонасу, но от Кея прилетает новое сообщение. Закатываю глаза, впрочем не особо удивляясь.
Кей:
Может, ещё попытку?
Раздражённо печатаю ответ.
Я:
слушай, я в курсе, ты переживаешь за меня. но иногда перегибаешь
мне херово, ты это хотел узнать?
Даже, кажется, могу на расстоянии услышать, что тяжело вздыхает. Сжимает, наверное, переносицу на секунду, чтобы дать себе собраться с мыслями. Всегда так делает, прежде чем ответить.
Кей:
Да, это. Правду. У тебя же был приступ. И отходишь от него очень тяжело. Накрыть может когда угодно. А ушла ты не в самом лучшем состоянии
Я:
ага, как будто не знаешь, что меня проводил мартен
иначе послал бы кого-то вместе со мной. или за мной
на всякий случай
Кей:
Это должно значить, что я не могу переживать?
Я:
переживать можешь. но контролить меня не надо. а ты совсем двинулся, когда мы расстались. в отношениях больше свободы было, чем без них. теперь следишь за мной 24/7. ой, пардон, присматриваешь
успокойся, ок? я сама за собой присмотрю
не пиши дальше. не буду отвечать. я в норме. буду. не сдохну
Выхожу из чата, откидываю телефон. От досады и злости выть хочется. Запускаю пальцы в волосы, сжимаю до боли, жмурюсь. Вымученно вздыхаю, чувствуя очередное желание всё разнести. Но, слава Единому, до приступа дело не доходит. Голова только болит, но уже непонятно, от нервов или оттого, как сильно сжимаю волосы у корней. Когда становится совсем жесть, приходится отпустить.
Открывая глаза, выпрямляюсь. Вспоминаю, нафига вообще села. Поворачиваюсь туда, куда кинула телефон, несколько долгих секунд смотрю на него. Размышляю какое-то время, возвращаю его в руку, открываю чат с Йонасом. Палец замирает над «Написать сообщение». Ещё минуту сижу в сомнении, а потом думаю, что если не вылезу из дома — точно сдохну. Не ответит Йонас — просто так выползу.
Я:
хай. спишь?
Время, конечно, не то чтобы прям вообще позднее. Но он так заматывается в больнице, что может завалиться во сколько угодно. И спать до скольки угодно. А последние дни, насколько знаю, были вообще убийственные. Операция за операцией. И ещё вызвался со Стрелой повозиться…
Йонас говорит, даже с ним редко видишься.
Уже думаю, что ответа так и не получу и Йонас, вероятно, всё-таки лёг спать, когда внезапно приходит сообщение.
Йонас:
Хай. Нет
Пытался. Не получилось
Хотела чего?
Печатаю, но медленно. Всё ещё сомневаюсь. Может, сказать, что ничего? Не, не поверит. Промолчу — докапываться будет, точно поймёт, что со мной какая-то херня. Слишком хорошо меня знает. Окей, похрен, не пойду же на попятную.
Тут же приходит сообщение.
Йонас:
Лу?
Вздыхаю.
Я:
норм, если щас за стрелой приду?
Ни секунды промедления. За какое хорошее заслужила такого друга?
Йонас:
Норм. Приходи, жду
Я:
ок. скоро буду
Слезаю с кровати. Сначала хочу просто накинуть кожанку и топать, но всё же плетусь в гардеробную, чтобы переодеться. Видок какой-то совсем уж дохлый.
Сменив шмотки, натянув куртку и собрав волосы в коротенький хвостик снизу, вытаскиваюсь из блока.
***
Первый порыв, когда останавливаюсь у двери, — сделать лицо попроще. В ту же секунду намерение отбрасываю. Сколько раз пыталась прикинуться, что у меня всё ок, столько же раз Йонас это мгновенно просекал. Никогда, конечно, не давит и насильно не пытается выяснить, что не так и почему, например, притащилась к нему с ножевым, превратившись в кровяной водопад. Просто матерится, лечит и ждёт.
Нет, серьёзно, за что его заслужила? Впервые приходит мысль, что как-то несправедливо отстранилась и от него тоже. Естественно, страшно, что могу психануть, что будет очередной приступ, что из-за приступа могу навредить, но… это же Йонас. Он за меня сдохнет и не засомневается даже, а я страху на горло наступить не могу ради него? Хороша подруга. Закоксовалась в себе — и всё, блин, я в домике. Нечестно как-то. Но этот говнюк же никогда не скажет. В покое оставит и дождётся, пока сама приду.
Не помню, чтобы была когда-то в доску верующей, но щас готова благодарности Единому возносить без остановки за то, что у меня есть Йонас.
У меня есть.
Наконец-то стучу. Малость удивляюсь, когда дверь открывается практически мгновенно. Надеюсь, не стоял за дверью всё это время. А то стрёмно.
— Хай, — здороваюсь. — Ещё раз.
— Здоро́во, — отзывается и на шаг отходит, кивая в сторону. — Заходи. Эй, Стрела, ко мне! Глянь, кого принесло.
На весь блок раздаётся громкий лай, который определяю как радостно-матерный, и через пару секунд в прихожую заносит мою красавицу. Тут же опускаюсь на пол, упираясь в него коленями, и в объятия залетает доберман. Она лает, облизывает мне лицо и лапами топчет то бёдра, то живот, то плечи. Впервые за день улыбаюсь и даже почти смеюсь. Одновременно в горле встаёт комок, и хочется расплакаться.
Когда Стрела успокаивается, то просто оставляет лапы на плечах, на правое опускает морду и часто дышит. В ответ обхватываю её руками, неторопливо поглаживая бока.
Животные в наше время — редкость. Очень многие не пережили геншторм. Остались только самые крепкие. К таким относятся доберманы вот. Слышала ещё про овчарок и каких-то котов. Кажется, сиамских. Насколько знаю, есть ещё какие-то, но особо никогда не вдавалась. А после появления Стрелы в моей жизни стало особенно по барабану, какие там виды ещё выжили. У меня же есть
она. И пофиг на других.
Лучший друг подарил лучшего друга. Иногда даже ревную Стрелу к Йонасу. Или наоборот… Но в шутку, конечно.
Неделю не видела её, а ощущение, будто целая жизнь прошла.
— Еле домой затолкал её, — доносится сверху голос Йонаса. — Чуть к тебе не убежала. Никогда бы не подумал, что собака может так осуждающе смотреть. Дал ей сыр — осуждения стало поменьше.
Малость отстраняюсь от Стрелы, вскидываю голову, смотрю на него, улыбаюсь. Глаза печёт от хрен пойми откуда взявшихся слёз. Хочется вскочить и обнять его так крепко, чтоб рёбра треснули, но это настолько мне несвойственно, что продолжаю сидеть на месте. Но и взгляд оторвать от него не могу.
— Пожалуйста, — криво улыбается, безошибочно определив моё состояние. Садится на корточки, проходится ладонью по голове Стрелы, когда та убирает морду с плеча и глядит на Йонаса. — Пошли, чай налью. Выглядишь хреново.
— А ты, как обычно, дохрена честный, — слегка хрипя, комментирую.
— Ну, ты меня знаешь. Что на уме, то на языке. Идём.
Отпускаю Стрелу, и Йонас помогает подняться. Тянет на кухню и усаживает за стол. Насыпает Стреле корм в миску, принимается возиться с чаем. По кухне тут же разносится вкусный запах, и только сейчас напряжение понемногу уходит, расслабляя одеревеневшие мышцы. Как будто последнее время готовилась отбиваться от опасности, а теперь всё нормально.
Под звук хрустящего во рту Стрелы корма ставит кружки на стол и с шумным вздохом плюхается на стул. Закидывая согнутую в локте руку на спинку, смотрит на меня. Одновременно как друг и как хилер. Пытаясь понять, морально меня надо лечить или физически.
— Чё стряслось? Рассказывай. Я весь внимание.
Окей, походу, от Йонаса тоже много нахваталась.
— Так выглядишь, как будто час назад из мёртвых восстала.
Вздыхаю и делаю большой глоток чая. По всему телу тут же бежит тепло, и даже обмякаю. Слегка сползаю, вытягиваю ноги под столом и смотрю теперь снизу вверх. Откидываю голову, упираясь ею в спинку.
— В Ле Лож была. К матери ездила. Приступ был, теперь хожу вот. Дохлая. Отходняк.
— Блин, Лу. Сдурела? Ты знаешь, чё там творится?
— Ага. Знаю. Щас самое интересное расскажу.
Следующий час уходит на то, чтобы выдать последние события все как на духу. Проигранный бой, как следствие внезапная работа в КС и на Мартена, знакомство с Ником, дело, с которым должна помочь и которое может быть связано с моим, отказ мамы ехать в Нью-Пари, приступ, возвращение Марка, разговор с Мартеном, условие, которое выдвинула ему, почти ссора с Кеем перед приходом сюда. Короче говоря, рассказываю всё почти без остановки — прерываюсь только на чай.
Когда наконец замолкаю — чувствую усталость. Ощущение, будто заново пропустила через себя каждую ситуацию, произошедшую за последнее время. Параллельно вожу ладонью по голове Стрелы, когда, уже поев, подходит и кладёт морду мне на бедро. Смотрю на Йонаса, ожидая, что скажет.
Судя по взгляду, ничего хорошего в голове не крутится. Только желание привязать меня к батарее, чтобы приключения на задницу не искала.
Хотя даже прикованная найду. Тут ситуация безнадёжная.
Вместо ответа просто поднимает кружку и отпивает чай.
И хлюпает. А он, вообще-то, такое терпеть не может. Постоянно сам говорит: «Не хлюпай», а теперь… Во довела.
— Почему ты вообще жива до сих пор? — спрашивает, со стуком ставя кружку обратно на стол. Вздыхает, устало потирает длинными пальцами лоб. Смотрит на меня, подпирает ладонью подбородок. — Охереть веселуха. Хоть бы позвонила. А то со мной видится вон, — кивает на Стрелу, — только одна Рид.
Поджимаю губы, отпиваю чай. Стараюсь не хлюпать, хоть и очень тянет. Ставлю кружку, снова гляжу на Йонаса, скрещиваю руки. Несмотря на его фразу, не вижу во взгляде ни капли осуждения или недовольства, и это просто добивает. Дёрнув щекой и пройдясь языком по губам, негромко произношу:
— Прости.
Тут же перебивает, качая головой:
— Не надо, Лу. Не за что извиняться. Нормально всё. — Делает ещё глоток чая, откидывается на спинку стула. — Дерьмово тебе, понимаю. Но ты от меня и не такую херню терпела. Так что не парься. Просто не пропадай. Хочется видеться чаще, чем раз в две-три недели. А то и в месяц.
С готовностью киваю.
— Не буду пропадать. Обещаю.
Слабо улыбается. Следом спрашивает:
— Переночуешь или домой?
Застреваю, вопросительно вскидываю брови. Ибо чего уж точно не ждала, так это «переночуешь». В смысле, раньше бывало, что оставалась у него, когда совсем было невмоготу возвращаться домой или состояние тотально в заднице. Но блин…
Походу, совсем трешово выгляжу, раз предложил переночевать. Жуть, однако.
— Домой уж, — отзываюсь. — Кровать у тебя одна, если что.
Усмехается.
— Всё равно спать не буду. Не могу.
— Операция тяжёлая была?
Всегда так. Не может спать, когда операция совсем кошмарная. Обязательно будет сниться всякая херь, поэтому организм просто не хочет выключаться, чтоб ещё хуже не стрессовать.
— Мягко сказано, — устало отвечает. Отпивая чай, говорит: — Оставайся. Реально хреново выглядишь. Свалишься по дороге где-нибудь.
— Можем кино посмотреть, — предлагаю.
— Ценю поддержку, но давай ты поспишь, — чуть шире улыбается. — Отдохни, Лу. Ты за последние дни столько дерьма собрала, что хрен пойми, как вывозишь вообще.
— А ты не собрал?
— Я врач. Я привык. А ты спи.
Очень хочется продолжить спорить. Мозг лихорадочно пытается подобрать аргументы, но в итоге сдаётся. Остаётся только кивнуть, потому что переупрямить Йонаса — легче дом сдвинуть мизинцем ноги. Особенно когда ему что-то надо прям оч сильно. Поэтому развожу руки в стороны и поднимаюсь.
Разворачиваюсь, собираясь топать к кровати, когда Йонас тоже встаёт. Делая шаг, останавливаюсь. Несколько секунд не двигаюсь, затем поворачиваюсь обратно и всё-таки не выдерживаю — приближаюсь к нему и крепко обнимаю, прижимаясь щекой к груди и сцепляя руки за спиной. Сначала кажется, что так и будет стоять и не реагировать, но потом обнимает в ответ, обхватывая плечи и прижимая к себе.
— Ты не одна, Лу, — неожиданно произносит.
Силы есть только кивнуть. Потом отпускаю и всё-таки ухожу к кровати. Стрела бредёт за мной.
Поначалу думаю, что один хрен не усну, но, стоит только голове коснуться подушки, а Стреле — лечь со мной, как вырубаюсь мгновенно.
***
Просыпаюсь из-за того, что Стрела активно и даже с лёгкой агрессией облизывает мне нос. Открываю глаза, и в ту же секунду прекращает. Садится ровно, наклоняет голову. Издаёт тихое «гав». Улыбаясь, тяну ладонь и глажу её. Помогаю себе руками и медленно сажусь.
Вчерашние события кусок за куском всплывают в мозгу. Хмурюсь.
— Йонас?
— Тут, — мгновенно раздаётся со стороны кухни. Спустя несколько секунд появляется в поле зрения. — Выходной сегодня. Есть будешь?
— Надо, наверное…
— Я просто так спросил. Будешь.
Тут же исчезает, а мне остаётся только охреневать. Смотрю на Стрелу, и та снова лает, потом встаёт и плетётся к кухне. Гляжу вслед с ещё больше охреневшим лицом.
Обалдеть. Вот спелись.
Встаю с кровати, иду на запах кофе. Останавливаюсь в дверях, застаю то, как Йонас ставит две чашки на стол и уже, похоже, привычно насыпает Стреле корм. Наблюдаю за всем этим всё ещё сонно, никак не могу собрать мозг в кучу и проснуться.
— Кстати, насчёт приступов, — заговаривает, почти вытаскивая из сонливости. — Ты пока спала, я поговорил с одним знакомым. Хороший парень. И в твоей теме шарит. Может помочь. Тем более он мне должен.
— Нет, — просыпаясь в ту же секунду и округляя глаза, резко произношу. — Не думай даже. Уже ходила к врачу. Помнишь, чем закончилось? Ещё хуже стало.
Вздыхает, скрещивает руки.
— Он нормальный. Ручаюсь. Поговори с ним хотя бы. Да не смотри так. Стал бы дерьмового рекомендовать? Ты же так откинуться можешь, понимаешь, нет? Лопнет чё-нибудь в башке — и до свидания. Этого хочешь?
Уверена, вспоминает сейчас Догана, как и я. Тот так и умер. Перенапрягся на работе. Слишком. Больше, чем просто «слишком». Попал тогда сразу в больницу — как раз в смену Йонаса. Сделали всё, что могли, но повреждения были несовместимы с жизнью, а остановившееся сердце не в состоянии запустить даже хилер — даже такой крутой, как Йонас. А на нём ведь держалась и держится вся больница.
Со мной дела обстоят ещё хуже. С этими приступами всё время по краю хожу.
— Не хочу. Не заводись, — негромко отвечаю. — Зайду на днях в больницу. Познакомишь.
— Окей.
Открывает рот, чтобы продолжить говорить, но перебивает звякнувший телефон. Хмурится, кивает в ту сторону.
Разворачиваюсь, топаю к креслу, на которое вчера кинула кожанку. Достаю из кармана телефон, возвращаюсь к кухне. Нажимаю на кнопку блокировки.
— Кто?
— Малая.
Открываю сообщение — и застываю. Внутри всё холодеет, мысли останавливаются, пошатываюсь. Сердце бешено колотится, дыхание сбивается, делаю шаг назад, уже готовая бежать.
— Лу? Чё случилось?
Поднимаю на Йонаса огромные глаза. Горло так сдавливает, что могу только прохрипеть:
— На «Арену» напали…
