КЕЙ
— Я переживаю за тебя, Лу. Это странно? А ведёшь себя так, будто чужие. Даже не нужна эмпатия, не нужно касаться, чтобы понять, в каком Лу состоянии. Какие метания в душе. Явно хочет сказать что-то, но лишь смотрит в глаза и молчит. Спустя несколько минут мучений привычным движением целует в щёку и стремительно уходит, оставляя в раздевалке одного. Короткое касание только подтверждает то, что видел глазами. Смятение, боль, злость… любовь. Осознание последнего болезненно отдаётся в груди, вызывая желание метнуться следом и схватить Лу, не дать уйти, заставить остаться рядом. Но поступить с ней так не могу. Предлагал ведь разобраться вместе. Неоднократно. Отказывалась. Каждый раз. Не принуждать же. Надо вернуться в кабинет, где ждёт куча дел, но с места сдвинуться не получается. Рассеянность после разговора с Лу сменяется возвращающейся злостью, которой накрыло, когда она пересказала диалог с Жен. Даже не злостью — бешенством. Мгновенно возникает желание схватить всегда верный «ультиматум» и всадить ей всю обойму в голову. Тогда длинный язык точно не будет усложнять жизнь. Нечего станет усложнять. Вместо этого сажусь на скамейку, опускаю голову и запускаю пальцы в волосы. Смотрю в пол, стараясь взять себя в руки. Не шевелюсь, даже дышу поверхностно. Некоторое время спустя удаётся мало-мальски успокоиться, но бешеный огонь всё равно горит глубоко в груди. По крайней мере, теперь я в состоянии думать и не сделаю ничего глупого. А холодная голова всегда помогает. К тому же стоит только сделать что-то на эмоциях — последствия потом совсем не нравятся. Особенно разгребать их. Это у Лу получается действовать на эмоциях. Талант. — Босс? — раздаётся со стороны двери, и киваю, разрешая продолжить. — Мадемуазель Рид ушла с месье в чёрном пальто, с которым дралась недавно. — Спасибо, Марсель, — коротко бросаю в ответ. — Свободен. После звука удаляющихся шагов поднимаю голову, сплетаю пальцы и упираюсь в них подбородком. В голове жужжит рой мыслей, незаконченные дела раздражают, но не могу перестать думать про приступ Лу и её подавленный вид, когда говорила про диалог с Жен. Чувствую, как вновь подкатывает злость, но забиваю её обратно. Обойму потом куда-нибудь выпущу, а с людьми по-другому надо. Чтобы не видно было, что бил. Без движения проходит где-то полчаса. Шумно вздыхая, упираюсь ладонями в колени и встаю. Уже знаю, что делать, поэтому спокойно выхожу из раздевалки, преодолеваю небольшой коридор, бросаю взгляд в сторону кабинета и неторопливо спускаюсь по лестнице. Ступенька за ступенькой, наблюдая за боем на ринге. Среди толпы выцепляю рыжую шевелюру Марка, внимательно наблюдающего за раундом. Не выпускаю из поля зрения, ступаю на пол, направляюсь к нему. — Нормально у вас? — спрашивает, когда останавливаюсь рядом. — Лу как ураган вылетела. Тяжело вздыхаю, не особо желая вдаваться в подробности. Собственно, как и во все последние шесть месяцев. Слишком уж сложными стали отношения с Лу. Тяжёлыми. Чувствует же одно, а действия другие. Считываю, что уходить не хочет, а вижу, как делает именно это. Понимаю, что ей больно, но всё равно как-то… — Не спрашивай, — отзываюсь, цепляю большими пальцами карманы джинсов и смотрю на ринг. Под радостные крики зрителей один парень валит на лопатки другого и добивает коротким ударом по лицу. Вдруг слабо и с хитрецой улыбаюсь и возвращаю взгляд на Марка. — Сам бы вышел размяться. Давно тебя никто в бою не видел. Фанатки с ума сойдут сейчас. Указываю подбородком на компанию девчонок, стоящую по ту сторону ринга. Они, вместо того чтобы смотреть на бой, горящими от восхищения глазами откровенно пялятся на Марка. Он бросает взгляд туда же, замечая их только сейчас. Тут же его отводит, слегка хмурится, скрещивает руки. Ну да, такое пристальное внимание никогда не любил. Особенно от девчонок, которым вряд ли есть даже восемнадцать. Мгновенно хмурюсь сам. Как их охрана пропустила? По-моему, пора заняться увольнениями. Впрочем, насколько заметил, Марк, кроме Тины, ни на кого не смотрит. Но ему об этом, конечно же, не скажу. — Не хочу драться, — возвращается к изначальной теме. — Хватило. Ведущим больше нравится. Изначально и так был ведущим, потом — несколько месяцев участником боёв, имея ошеломительный успех. Стал таким же крутым и непобедимым, как Лу. В какой-то момент надоело, перестал. Завсегдатаи наши пережили такое горе с огромным трудом. Время от времени просят даже вернуться, но он непреклонен. Ответ всегда один: «Спасибо, но любуйтесь Лу. Она лучшая». На это людям ответить нечего, потому что так и есть. Понимающе киваю. — Но не удивлюсь, если снова увижу тебя на ринге, — проговариваю. — Лу говорила, ломать начинает, когда привыкаешь к боям, а потом перестаёшь драться. — Ага, знаю, — кивает. — Потом с самоконтролем траблы. Помню, Лу ходила с костылями и сигаретой во рту — раз в пару часов. На первом бою Одноглазого чуть без второго глаза не оставила. Хмыкаю. — Заслужил. — Не спорю. Ладно, поболтали — и хватит. Дела есть. — Слушай, приглядишь за всем? Съездить надо кое-куда. С подозрением щурится. Слишком этот лис хорошо меня знает. На мой спокойный взгляд щурится ещё сильнее и подозрительнее, долго молчит. Скрещивает руки, вздыхает. — Кого бить? — коротко спрашивает. — Ты даже не эмпатик. Каждый раз удивляюсь. Фыркает. — Ты не настолько нечитаем, как считаешь. Уровень бешенства можно понять по уровню спокойствия. А ты как-то слишком. Сокрушённо качаю головой и не могу сдержать улыбку. Всегда кажется, что меня не так-то просто раскусить, а оказывается — на раз-два. Поражает, с какой лёгкостью Марк видит эмоции — причём всех людей, не только близких. А ведь даже не эмпатик. Вообще не псионик. В такие моменты думаю: какое чудо, что я его нашёл. Было, конечно, время, когда ревновал к нему Лу… Чересчур близкими стали. Потом понял, что они просто друг другу как брат и сестра. Так что ревность быстро прошла. — Так присмотришь? — спрашиваю, уходя от ответа. — Что за вопросы-то, Кей, ну? — закатывает глаза, приподнимая уголок губ. — Присмотрю. Мотай. Улыбаюсь, хлопаю его по плечу, разворачиваюсь и иду к выходу. Стараюсь никого не касаться, чтобы ненароком чужие эмоции не считать. Не хочется, чтобы сбило хоть мало-мальское вмешательство. Тем более снова начинаю злиться.***
Стучу в дверь и на полшага отхожу. Держу спокойное выражение лица, сохраняю самообладание. Смотрю на дверь, прокручиваю в голове всё, что хочу сказать. Вспоминаю тревожные звоночки, на которые раньше, дурак, не обращал внимания. И очень зря. Очень. Обратил бы — давно уже её бы выкинул. И Лу не пришлось бы пережить стресс из-за этого дурацкого разговора. Кажется, чересчур сильно отстранился от боёв. Слишком застрял в кабинете, в бумагах, и забыл про первый этаж. Не вижу, что там творится. Надо исправляться, а то совсем не дело. Что будет в следующий раз? Убийство? Тогда с нападками Инквизиции и полиции придётся согласиться и закрыть «Арену». От одной только мысли плохо становится. И все старания в топку? Конечно, так я это и допустил. Надо как-то распределять время, чтобы нормально за порядком следить, а не как сейчас. Иначе точно плохи будут дела, а я себе этого не прощу. Слишком много сил вложил в «Арену», чтобы так бездарно и тупо её потерять. Наконец, вытаскивая из размышлений, открывается дверь. В следующий момент смотрю в глаза ошарашенной Жен. Слегка приподнимаю уголки губ, когда даже минуту спустя не шевелится и продолжает стоять, глядя на меня с каждой секундой шокированнее и не шевелясь. Одновременно с этим во взгляде плещется и страх. Кроха, но вполне заметная. — Привет, Жен, — здороваюсь, надеясь привести её в чувства. — Впустишь? — Да я… — заикается. Потом замолкает, промаргивается, усмехается. Улыбаясь и выглядя теперь спокойной, делает шаг назад и говорит: — Прости. Проходи, конечно. Киваю и переступаю порог. Окидываю прихожую равнодушным взглядом, потом иду за Жен в гостиную. Останавливаюсь на пороге, упираюсь плечом в дверной косяк, наблюдаю, как садится на кожаный диван. Откидывается на спинку, явно желая выглядеть расслабленно, чем лишь показывает нервозность. Крепко сцепленные пальцы тоже сдают с потрохами. А с Лу не такая дёрганая, да? — Сядешь? — вежливо интересуется. — Может, чай? Кофе бы предложила, но у меня нет. Не пью. Есть… — Спасибо, не надо ничего, — останавливаю бурный поток слов. Ещё один признак, что нервничает. И ей даже знать необязательно, по какой причине пришёл. Всегда так себя ведёт в моём присутствии. И дело не во влюблённости — ею даже не пахнет, какой там, — а в том, что просто боится. — Не чаи гонять пришёл, Жен. Поговорить. Глубоко вздыхает, явно нервничая ещё больше. Со стороны, наверное, мои слова звучат угрожающе. К тому же учитывая, что приехал к ней домой. А уже одно это выглядит жутко. Возможно, на её месте тоже бы занервничал. Хотя не то чтобы мне до сочувствия. Особенно ей. Взглядом нервно бегает по пространству. Останавливается снова на мне. — Поговорить? — переспрашивает. — О чём? — О твоём отстранении от боёв, — ледяным голосом отвечаю. Округляет глаза, вскакивает на ноги. Видно, что снова шокирована и даже хочет начать возникать и спорить, но сдерживается. Только смотрит ошалелым взглядом и открывает-закрывает рот. В конечном итоге, так и не вылив всё то, что прокрутилось в голове, садится обратно на диван. Сжимает побелевшими пальцами подлокотник. — Почему? — сквозь зубы спрашивает. Догадывается, гадина. — Нарушила одно негласное правило, — спокойно отвечаю. — Его все в «Арене» знают. — И какое? Выдерживаю короткую паузу. — Не трогать Лу. Замолкаю, и Жен замирает. Глаза вновь становятся огромными. Страх в них мешается со злостью и ненавистью. Она едва ли не подскакивает, с трудом заставляет себя оставаться на месте и, вероятно, не возникать. Боится нарваться на большие проблемы. Конечно, правильно делает, но как-то уже слишком поздно: на проблемы нарвалась в ту же секунду, как заговорила с Лу о том, о чём даже не должна знать. Отлипаю от стены, внимательно наблюдая за Жен. Приближаюсь, неторопливо стягиваю куртку, кидаю на кресло. Останавливаюсь в нескольких сантиметрах от неё, встаю между диваном и журнальным столиком, опускаюсь на деревянную поверхность. Всё ещё спокойно, но пристально смотрю в глаза. Упираясь локтями в колени, протягиваю ладони тыльной стороной вниз. — Дай руки. Вместо того, что пока прошу, отодвигается назад и прижимается к спинке дивана. Смотрит с опаской, и только сейчас осознаю, какой обладаю репутацией на самом деле. Человека, которому лишний раз лучше дорогу не переходить. Человека, близких которого желательно не трогать, если жить хочется. Человека, чей гнев на себя не стоит навлекать, даже самую крупицу. Не то чтобы жалуюсь — просто дошло только в этот момент. — Зачем тебе?.. — Руки. Живо. Наконец слушается. Тогда крепко сжимаю её ладони и мгновенно чувствую весь спектр эмоций. Страх, ненависть, недоумение. Желание выдрать пальцы из моей хватки, которая не на шутку пугает — даже хуже, чем взгляд и вообще факт того, что пришёл к ней, ещё и так поздно. Злость из-за того, что заступаюсь за Лу. Злость на саму себя из-за страха передо мной. — Лу рассказала про ваш диалог, — проговариваю, ощущая возрастающую нервозность Жен и снова злость — но собственную. — Откуда ты узнала про нож? Молчит. Смотрит, бешено перебегая взглядом с одного моего глаза на другой. Против воли дёргает на себя руки, хоть и понимает, что бесполезно. Сжимает губы в тонкую полоску, очень сильно желая вывернуться из ситуации. Пусть попробует. — Давай ты не будешь придумывать враньё и злить меня, — низким голосом проговариваю. — Знаешь ведь, что почувствую. Ещё с минуту молчит, потом заговаривает: — Подслушала. Случайно, клянусь! Поговорить с тобой хотела, а дверь была открыта. Ну я и… увидела то, что увидела. И услышала. Напрягаюсь, но понимаю — не врёт. — Лу зачем сказала? До мозга не дошло, что она вряд ли хотела бы вспоминать? Или не до чего доходить? — Кей, я… — Замолчи. О сказанном не жалеешь, потому что Лу ненавидишь. А трясёшься, потому что меня боишься. Думаешь, есть смысл ещё говорить что-то? — На несколько секунд замолкаю, вглядываясь в глаза Жен. Крепче сжимаю её руки, когда снова пытается вытащить их и подальше отодвинуться. — Ты знаешь, что Лу трогать нельзя. И всё равно тронула. — Ты слишком с ней возишься! — не сумев сдержаться, шипит и в следующий же миг прикусывает губу. Её ошпаривает очередной волной страха. И всё равно говорит: — Она же просто… — Она самый близкий мне человек, — отвечаю, чувствуя, как всё бешенство резко схлынивает, цепляет за собой злость. По-настоящему успокаиваюсь, и теперь действительно остаётся только холодная голова. — Странно, что заступаюсь за неё? Сжимает челюсти, не отвечает. Всё ещё пытается высвободить ладони, но, как и в прошлые разы, не получается. Видимо, по моему лицу видны перемены в настроении, поэтому теперь не просто боится — она в ужасе. — Знаешь, — продолжаю, — у нас, эмпатиков, есть одно понятие. «Эмоциональный удар». Это ты сделала с Лу. Слова бьют хуже кулака. Но когда это делает эмпатик… Хотя что объяснять? Сейчас покажу. — Не н… В следующий момент Жен сгибает надвое, и сжимаю её руки ещё крепче. Рывками дышит, скрученная паникой, которую пускаю в неё. Пытается что-то сказать, но ничего не выходит. Вместо этого просто хрипит и дрожит. Хочет разогнуться, но издаёт только писк и сгибается хуже. Тело парализовывает и жутко трясёт. Слегка отпускаю, благодаря чему всё-таки может выпрямиться и обессиленно откинуться назад. Тяжело и часто дыша, смотрит на меня огромными от ужаса глазами. С новым рвением пытается высвободить ладони из моих пальцев, но не получается, как и прежде, ничего. Вижу, как в уголках глаз копятся слёзы, но ничего даже малость не ёкает. Взгляд остаётся по-прежнему спокойным — даже равнодушным. Жен всё ещё трясёт: полностью волну паники не прекращаю. К моей прибавляется её собственная, потому что вытащить руки и отодвинуться подальше не выходит — держу слишком крепко. Дышит так часто, что, кажется, сейчас воздухом захлебнётся. Но ситуацию контролирую. Волна ровно такая, чтобы сносила, но не вызывала сердечный приступ. А учитывая, что и так меня боится, этого вполне достаточно, чтоб она меня поняла. Так проходит несколько минут. На мгновение сжимая её пальцы ещё чуть крепче, наконец отпускаю, и в то же мгновение Жен отползает на другой конец дивана, впечатывается спиной в подлокотник, смотрит огроменными глазами. Поднимаюсь со столика, отворачиваюсь, обхожу его, останавливаюсь у кресла, поднимаю куртку. Накидываю, поправляю воротник, снова смотрю на Жен, всё ещё забивающуюся в угол дивана. Заслужила. — От боёв пока не отстраняю, — сообщаю после пары секунд размышлений. — Можешь приходить. Но тронешь Лу снова… Вспомни эту панику и подумай, так ли тебе оно надо. Вряд ли хочешь, чтобы опять так пришёл. Разворачиваюсь и иду к выходу из гостиной. Однако останавливаюсь, переступая порог, когда слышу за спиной сиплое: — Т-ты реально псих, Стоун. Л-лечись. Оглядываюсь через плечо. Приподнимаю уголок губ. — Зато доходчиво, правда? Ужас в глазах Жен ещё немного прибавляется, а я наконец ухожу. С чистой совестью.***
Возвращаюсь в «Арену». Преодолевая бар, киваю Тине, получаю улыбку в ответ и быстро скрываюсь в тёмной зоне. Подхожу к тайной двери, которую не увидишь, если о ней не знаешь, толкаю и переступаю порог. Оказываюсь в совершенно другой атмосфере, слышу шум, хлопки, звуки ударов. Глубоко вздыхаю, вполне удовлетворённый вечером. Прохожу позади рядов и направляюсь к лестнице. Вновь вылавливаю взглядом Марка — он, конечно, меня уже заметил, теперь приветственно кивает. Делаю то же самое, дохожу до лестницы, поднимаюсь. Вдруг вспоминаю, как с Лу придумывали планировку бара. Где-то были полностью солидарны, где-то жутко спорили. Например, насчёт тёмной зоны. Смысла в ней не видел, но Лу настаивала. Говорила, людям нужны уединённые места, где никто не будет докапываться, — и уединённые без пошлого контекста. В итоге сдался, поэтому теперь слева от входа находится зона, где даже свет приглушён, так что она погружена в полумрак, но не настолько, чтобы официанты спотыкались на каждом шагу. К тому же на всех столах стоят маленькие лампочки, которые тоже светят приглушённо. К слову, спустя время понял, что Лу была права, когда настояла на тёмной зоне. Иногда даже благодарности прилетают за то, что у нас такая фишка есть. Честно сказать, отказывался, потому что думал, что проблемы будут — всякие дела можно делать, прикрываясь темнотой, — но на деле меньше всего головной боли именно от неё. А напротив входа — барная стойка. Тоже настояла Лу. Круглая ей не понравилась. А справа — обычная, светлая, зона. Такая же, как тёмная, с теми же круглыми столами, но освещение яркое. И там постоянно шумно. Из таких сочетаний и состоит «Арена» — свет и темнота, шум и тишина. И просто барная стойка посередине, а от неё ко входу — свободное пространство. Красота. Вылезаю из размышлений, когда открываю дверь, захожу в кабинет и закрываю её. В тот же момент наступает тотальная тишина — чудеса звукоизоляции. До слуха не доносится вообще ничего, кроме собственного дыхания, и в очередной раз радуюсь прекрасной двери. Проблема только в том, что на место звуков вновь приходят размышления и заполняют мозг до отказа. Особенно тем, о чём думать не хочется. Через несколько шагов падаю в кресло. Сижу так какое-то время, выпрямляюсь, стаскиваю куртку, кладу на спинку, снова откидываюсь на неё. Вытаскиваю телефон из кармана джинсов. Вспоминая разговор с Лу и её состояние, открываю чат. Ушла с Иво… Только дошло. Ушла с Иво. Знаю, что он пришёл и сидел в тёмной зоне. Наверняка ждал её. Конечно, теперь ведь работают вместе. И очень надеюсь, что понадобилась ему именно Лу не потому, что внезапно решил меня позлить. Хотя совсем не в его характере. Но люди иногда способны на очень неожиданные поступки, особенно когда расходятся на не особо приятной ноте и выбешиваются из-за этого. С другой стороны, всё равно Иво не станет поступать так мелочно. Раз пришёл к Лу, значит, она действительно может помочь. Хотя всё равно подумываю о том, что зря вовремя не сказал, чтоб она отказалась. По крайней мере, не было бы недавнего приступа. Надеюсь, до дома добралась нормально. До дома… Если повела Иво туда… Нет, зачем ей это делать? Недавно терпеть его не могла из-за нападок Инквизиции на «Арену», а теперь к себе потащит? Ну да, конечно. Но другой вариант развития событий мне не особо виден. Шумно вздыхаю. Если что-то случится — сверну ему шею. Выбираясь из мыслей, наконец печатаю сообщение. Я: Как ты? Когда не отвечает — откладываю телефон, борясь с желанием доехать до неё прямо сейчас. Но, как и обычно, даю время. Если так и не появится — забью тревогу, рвану к ней сразу. Вновь вздыхая, пока берусь за бумажную работу. Буквы, правда, уже раздражают, но отложить на завтра не вариант. Откладывание обычно ничем хорошим не заканчивается. Как только ставлю последнюю подпись и убираю поевшие нервы документы в сторону, телефон уведомляет о сообщении. Стягиваю его со стола, откидываюсь на спинку кресла, поворачиваю его боком к столу, устало выпрямляю ноги. Слегка морщусь, чувствуя слабую боль в висках — последствия от встречи с Жен долетают только сейчас. Открываю чат снова. Лу: всё ок Невольно усмехаюсь и качаю головой. Такой ответ не то что не удивляет — он самый ожидаемый. Стал уже обычным, особенно последние полгода. При том, что за время отношений Лу вышла на максимальный уровень откровенности и честности и на вопрос «Как ты?» отвечала как есть. А после того приступа всё откатилось обратно. Точнее, всё стало хуже. Даже когда только познакомились, Лу была более открытой. Ставлю локти на подлокотники, печатаю ответ. Я: Может, ещё попытку? Когда уходила, была в состоянии, которое и отдалённо не напоминало самое маленькое «ок». Лу: слушай, я в курсе, ты переживаешь за меня. но иногда перегибаешь мне херово, ты это хотел узнать? Тяжело и протяжно вздыхаю, ещё раз перечитывая текст. Слегка наклоняю голову, на секунду сжимаю пальцами переносицу. Собираю мысли в кучу, чтобы соображать получше. Выпрямляюсь, продолжаю писать. Я: Да, это. Правду. У тебя же был приступ. И отходишь от него очень тяжело. Накрыть может когда угодно. А ушла ты не в самом лучшем состоянии Несколько сообщений приходят друг за другом, как будто у Лу открылись второе дыхание и новая скорость печатания. Лу: ага, как будто не знаешь, что меня проводил мартен иначе послал бы кого-то вместе со мной. или за мной на всякий случай Вообще-то, должна была возникнуть такая мысль… Послать кого-то следом за Лу. Чтобы присмотрели. На всякий случай, вот именно. Но даже ведь не подумал. Почему? Бред какой-то. Я: Это должно значить, что я не могу переживать? Ник как-то сказал: «Слушай, я без понятия, чё там между вами произошло. Но ты точно не ненавидишь его. Да и он тебя. Удивительно это говорить, но вы реально друзья. Даже могу сказать, что ты всё ещё ему доверяешь. Как раньше». Ответил тогда: «Вы тоже друзья. Что теперь? И знакомы дольше». Ник фыркнул с таким чувством… «Не сравнивай. Мы всё равно не настолько близки. Он мне доверяет, но на этом всё. А у вас другое. Вы прям сладкая парочка. Да тихо, тихо, не убивай взглядом, просто шучу. Я к тому, что разосраться-то вы разосрались, но ты даже щас под пулю бросишься, чтобы спасти ему жизнь. И всё равно ему доверяешь, несмотря на то, что там между вами произошло». Доверяю, значит… Всё ещё бред. Лу: переживать можешь. но контролить меня не надо. а ты совсем двинулся, когда мы расстались. в отношениях больше свободы было, чем без них. теперь следишь за мной 24/7. ой, пардон, присматриваешь успокойся, ок? я сама за собой присмотрю не пиши дальше. не буду отвечать. я в норме. буду. не сдохну Сначала тянет всё равно написать что-то, но сдерживаюсь, блокирую экран и кидаю телефон на стол. Сползаю вниз, вытягивая ноги ещё дальше, и таращусь в одну точку. Прокручиваю в голове последние сообщения и всплывший в памяти диалог с Ником, чувствуя, как волнами накатывает усталость. Контролирую Лу. Доверяю Иво. И то и другое по-прежнему звучит абсурдно, но думал об этом и сам. Правде в глаза смотреть, конечно, не особо хочется, но такое ощущение, что сейчас она влепилась мне в лицо со всей силы. Словно не выдержала, что в последнее время стал слишком уж часто от неё бегать. Контролирую Лу… Обязательно всё должно быть так сложно? Иногда хочется смастерить машину времени и отправиться туда, где было попроще. Особенно между нами. Чего точно не жду услышать, вернувшись домой, — всхлипов. Замираю даже, застреваю в прихожей, беспокойно хмурюсь. Стою пару секунд, прислушиваюсь, чтоб понять, не показалось ли. Когда слышу новый тихий всхлип — скидываю куртку и срываюсь с места. Через несколько секунд уже оказываюсь в спальне. Застаю на полу сидящую Лу. Округляю глаза, видя, как прижимает к себе и гладит… маленького щенка, пока он старательно тявкает и попеременно проходится языком по её лицу. Особенно его внимание привлекает нос. А моё всё ещё приковано к плачущей Лу, которая не перестаёт гладить щенка. Неторопливо опускаюсь рядом на корточки, судорожно пытаясь сообразить, что сказать. В тот же момент сталкиваюсь с Лу взглядами — покрасневшие глаза немного пугают. Тем более никогда её такой не видел. Разной была, но такой — ни разу. А думал, что ничего меня больше не удивит… — Йонас заходил, — первой заговаривает, когда ничего умного в голове у меня так и не появляется. — Сказал… нашёл его. — Поворачивается обратно к мелкому, снова гладит. — Сказал, не понял сначала. Глазам не поверил. Животных щас редко где найдёшь… А этот — в коробке в переулке. Недалеко от его дома. Точнее, эта. Девочка. Себе-то не может оставить, а всё равно жалко. Решил мне отдать. Я офигела сначала, а потом, когда Йонаса проводила… — судорожно вдыхает, — помыла её и… накормила… и села сюда, и гладить начала, а она лицо мне… а я… Не знаю, чё со мной такое. Просто разревелась и… не могу остановиться. Она же маленькая такая, понимаешь? Как можно было… Йонас отдаёт, а она трясётся… Головы бы поотрывать тварям, которые животных бросают. Она же… Зажмуривается, прижимает тыльную сторону ладони к губам, снова всхлипывает. Ушастая тут же коротким движением облизывает подушечки пальцев, топчет бедро. Как будто тянется к теплу, которого так и не смогла получить от других. А Лу за короткое время, пока меня не было, окутала её им с лихвой, и теперь та боится, что останется снова без него. Да уж, всё как у людей. Бедняга. Бесшумно вздыхаю. Не в силах больше наблюдать за раздирающей душу картиной, тянусь к Лу и обхватываю плечи руками, крепко обнимая и прижимаясь губами к макушке. Через прикосновения считываю все эмоции: от боли и обиды за ушастую до непривычной радости. Слабую улыбку сдержать не получается, и ещё крепче обнимаю. Поразительно, как один щеночек открыл в Лу маленькую хрупкую девочку. Никогда бы не подумал, что влюбиться в неё можно ещё сильнее. — Её зовут Стрела, — хрипло сообщает. — Потому что ты не против её оставить. Тихо смеюсь. — Конечно не против. Хорошая кличка. — Вот и супер. Видала, Стрела? Батя не против. Теперь улыбаюсь уже широко. Батя. Ладно… Тяжело вздыхаю, когда из приятного и одновременно болезненного воспоминания вырывает жужжащий телефон. Поворачиваю голову, упираясь макушкой в спинку кресла, и смотрю на него. Не двигаюсь, решаю, брать трубку или ну его. С одной стороны, там может быть что-то важное, а с другой — если смертельно срочно, то перезвонят. Разговаривать не хочется совсем. Настолько совсем, насколько вообще возможно. Диалог с Лу выбил из колеи. Хотя если это Ник… Телефон резко перестаёт вибрировать. Спустя минуту начинает снова. Через минуту — снова перестаёт. Через минуту — снова вибрирует. Это Ник. Всё-таки беру телефон и принимаю вызов. Куда деваться вот от этого… этого? Иначе вообще не оставит в покое. Как мы умудрились подружиться? — Здоро́во, большой босс, — доносится с того конца провода, и невольно приподнимаю уголки губ. Не могу не улыбнуться, когда появляется этот клоун. — Чё как? — Нормально, — коротко сообщаю. — Ты? — Да прекрасно, — беззаботно отвечает. — Радуюсь, что наконец-то смогу разобраться с делом, с которым застрял последние месяцы. И погодка зашибенная. А у тебя голос какой-то не очень. Случилось чего? Рассказывай. Приехать? Потирая пальцами лоб, качаю головой. — Не надо ехать. Всё нормально. Разберусь. — Так «нормально» или «разберусь»? — Тяжело и протяжно вздыхает. — Слушай, ты, загадочный мачо, может, хоть раз скажешь нормально, что не так? А то понимаю, конечно, что ты весь такой сильный и крутой, гроза района и всё такое, но друзья тебе нахрена? Валяй давай. Чё с тобой? — Ты закончил? — Дай подумать… — Некоторое время молчит, и даже могу представить, как постукивает указательным пальцем по подбородку. Мало того что клоун, так ещё и актёр. — Да, закончил. Усмехаюсь, почти фыркаю. Сажусь в кресле нормально, опускаю левую руку вдоль подлокотника, свешиваю кисть. — Всё нормально, — спустя небольшую паузу отвечаю. — Просто с Лу слегка цапнулись. Да и с кое-какой проблемой разбирался. Устал. — Ну вот! А то «разберусь» да «разберусь». Дурачина, — с чувством фыркает. — Свалил бы ты домой поспать. А то сто пудов выглядишь как зомби из доштормовых киношек. — Спасибо. Ценю поддержку. Смеётся. Слышу звук хлопка двери. Как будто в машину сел. Следом говорит: — Ну, ты же знаешь, я всегда рядом. А по поводу мадемуазель… — Голос вдруг становится серьёзным. Непривычно для такого шута, как Ник. Хотя на самом деле всегда становится серьёзным, когда дело касается чего-то важного. — Давно у неё? Ну. Приступы. Проблемы с гневом, с эмоциями? Настораживаюсь. Хмурюсь. — Тебе зачем? Откуда знаешь вообще? И тут резко всплывает: «В Ле Лож была. У матери». Лу была дома. Случился приступ. А Ник в курсе про приступ. Ещё сказал, что сможет разобраться с делом, с которым застрял… А о нём я в курсе. И оно касается преступной группы, засевшей… в Ле Лож. Когда просил Ника присмотреть за Лу, как-то не рассчитывал… — Вы теперь вместе это дело ведёте? — в конце концов спрашиваю. Список дел: свернуть шею Иво и вдарить себе. Куда я её отпустил?! — Ле Лож? Да, — спокойно отвечает. — Не буду вдаваться в подробности. Работа Лу в секрете. Но официально — да. Теперь дело наше с ней. Уэйн сказал, её третья ступень поможет. И у нас есть одна теория… Короче, как-то слишком много я тебе рассказываю. Ты не злись только, но это тебя правда уже не касается. А про приступ спрашиваю, потому что застал его. Она из-за мамы расстроилась. Не знаю уж, что там между ними случилось, но она чуть гостиную не разнесла. А ты же знаешь, что я… — Резко замолкает. Судорожно вздыхает. — Короче, могу помочь. — Едва слышно добавляет: — Хотя бы кому-то. Первым порывом хочется сказать какие-то слова поддержки, но сдерживаюсь. Не любит такое и хуже себя чувствует. Да и рана ещё совсем свежая — с того дня, как потерял брата, всего несколько месяцев прошло. — Первый серьёзный приступ был полгода назад, — с трудом проговариваю. — Полгода? Но вы… — говорит, но запинается. Кажется, на расстоянии могу слышать, как у него шестерёнки в голове натужно и со скрипом крутятся. — Вы поэтому расстались, да? Чтоб тебя кошки драли, Стоун, научись языком пользоваться! Просто так тебе его Единый в рот всунул, что ли?! — Это было слишком личное. — Да ну тебя нахрен! Я поговорю с ней. Если согласится — будем работать с этим. А могли бы раньше! — Как ты себе это… — Цыц. Ничего не слышу. Всё, я глухой и тупой. — Вздыхает. Мгновение спустя произносит: — Ладно, уже неудобно говорить. Созвонимся потом или увидимся. Поеду. — Ага, — коротко отзываюсь, и следом отключается. Снова убираю телефон на стол. Виски болят сильнее, глаза слипаются. Прежде чем уползти на диван, в голове крутится только одно слово. Клоун…***
Просыпаюсь резко. Даже слишком. Стремительно сажусь, каждой клеткой тела чувствуя напряжение. Хмурюсь, настораживаюсь. С подозрением окидываю взглядом кабинет, но он пуст, как и тогда, когда вчера отключился на диване. Однако всё равно поднимаюсь и обхожу его, проверяя все полки, стены, мебель, углы, окно. Не нахожу ничего мало-мальски опасного, но чувство тревоги не отпускает ни на секунду. С ощущением, что в любой момент могут лопнуть нервные клетки, выхожу из кабинета, иду к лестнице. Окидываю взглядом пустой зал. Сначала хмурюсь, потом смотрю на наручные часы — девять утра. Бар и бои закрываются в восемь. В пять вечера открываются… Ладно, радует, что не проспал до самого открытия. Только тревожность стирает всю радость, поэтому, не обнаруживая ничего подозрительного или опасного и здесь, выхожу в бар. Тут становится совсем весело. Тело уже больно ломает. Останавливаюсь неподалёку от барной стойки, где протирает бокалы Тина и на стуле сидит Марк. Напряжённым взглядом сканирую пространство, но никак не могу выхватить то, что считываю. Кого считываю. Враждебность, агрессия… Что-то ещё, не пойму. Дыхание сбивается даже. — Кей, что? — соскакивая с высокого стула, спрашивает Марк. Подходит ближе, и встречаемся взглядами. Видя выражение лица, сводит брови к переносице. Задаёт другой вопрос: — Что делать? — Уведи Тину. Живо, — негромко отвечаю и обхожу его, через несколько шагов останавливаясь посередине. — Кто бы ни был — выходи прямо сейчас. Может быть, с миром отпущу. Хотя вряд ли. Кто с враждебными намерениями сюда приходит — своими ногами уже не уходит. Впрочем, ничего предпринять не успеваю. В гробовой тишине раздаётся щелчок пальцами — и за секунду до понимаю зачем. В тот же момент резко оборачиваюсь к Марку, сталкиваюсь с ним взглядами. Округляя глаза, перемахивает через барную стойку и тянет Тину за собой, а я срываюсь с места, но не успеваю добежать до укрытия — бар со стороны светлой зоны сотрясает оглушающий взрыв. Падаю на пол, закрываю голову. До слуха доносится ещё один взрыв, уже со стороны тёмной зоны, и момент спустя звуки пропадают совсем. Так и лежу несколько минут, пока плеча не касается ледяная ладонь и не трясёт меня. Тогда убираю руки, осторожно поднимаю голову. Щурюсь, когда глаза режет яркий свет огня. Тут же округляю их, когда доходит — бар горит. Но лишь в местах взрывов, дальше не распространяется. Собственные эмоции даже не могу понять. Смешиваются в одну кучу шок, испуг, боль, злость и ненависть. Тяжело дышу, глядя на огонь всё ещё огромными глазами и с трудом осознавая происходящее. Внезапно ощущаю боль по всему телу: тянет виски, режет в боку, щиплет тыльные стороны ладоней, ноет левое бедро, в некоторых местах саднит лицо. Опуская голову, вижу причины: бок и бедро кровоточат, ладони покрыты мелкими царапинами. Провожу пальцами по лицу, шиплю, вижу кровь на подушечках. Снова трясут за плечо. Оборачиваюсь — Марк рядом сидит на корточках. Целый и невредимый, слава Единому. Что-то говорит, но не могу разобрать слов. Показываю на ухо, безмолвно объясняя, что ничего не слышу. В ответ поджимает губы, и заметно, что закипает — а до такого состояния надо ещё постараться его довести. Поворачиваясь к барной стойке, кивает туда, хватает меня за плечи и оттаскивает к ней. Упираюсь в неё спиной и облегчённо выдыхаю — с опорой проще. Выпрямляю левую ногу, сгибаю правую, кладу руку на колено, свешиваю кисть. Смотрю в сторону светлой зоны — разбитые столы, разломанные стулья, стёкла от лампочек, языки пламени. Внезапно чувствую, как изнутри поднимается что-то, чего прежде никогда не испытывал, по крайней мере не настолько сильно, — животная ярость. Хочется найти тех, кто это сделал, и наказать так, чтобы никогда больше не смогли спокойно жить и до одури боялись любого шороха. Толчок кулаком в колено выводит из размышлений. Перед глазами появляется стакан с коричневой жидкостью. М-да, дела правда плохи, раз Марк достал виски, который оставил под барной стойкой на всякий случай. — Пей. Надо. Одним глотком давай, — проговаривает, и неожиданно осознаю, что слух вернулся. Не полностью, голос Марка звучит как из-под воды, но тем не менее. — Не смотри. Пей. Полегчает. Слабыми пальцами сжимаю стакан и опрокидываю в себя виски полностью. Жмурюсь на секунду и откидываю голову назад, упираясь макушкой в стойку. Сознание действительно проясняется, но ярость не девается никуда — наоборот, загорается лишь хуже. А вместе с ней расползается и боль. Тупая, глухая, но зверская. Столько сил вложил сюда. Любил и люблю «Арену», как собственного ребёнка. А теперь всё в огне. Почти. Хотя бы зал с боями не тронут. Наверное, те, кто напал, не в курсе про них. Но даже этого достаточно, чтобы порвать их на куски. Для себя строил, для Лу, для людей, как мы. Теперь пришли какие-то твари и всё сломали. Даже от стойки кусок отлетел с той стороны, которая смотрит на светлую зону. Вдруг вид на неё перекрывает Тина. Встречаемся глазами, когда поднимаю голову. И такое искреннее сочувствие во взгляде, что в груди ещё хуже щемит. Она осторожно приближается, шажок за шажком, медленно опускается рядом, упираясь коленями в пол, наклоняется вперёд, тянет меня на себя и обнимает. Шокированно замираю: Тина по-всякому чудит — то кулаком в плечо стукнет, то толкнёт по-дружески, то пальцем в щёку потычет, просто потому что захотелось, то с детским «бип» нажмёт на нос, проверяя стрессоустойчивость, — но так… никогда. Она открытая и смелая, но бывает стеснительной, и, несмотря на то что за те месяцы, что работает здесь, крепко сдружились, всё равно ни разу не приближалась настолько. А теперь… Судорожно вздыхая, закрываю глаза и упираюсь лбом ей в плечо. Слабо обнимаю в ответ — сил нет вообще. Тина крепче прижимает к себе. — В интернате ещё… у нас было одно место, — тихо заговаривает, сжимая пальцы на моём плече. — Что-то типа малюсенького сарайчика. Ну, это слово тоже не подходит. Не знаю, как назвать. Короче, он был старый, чутка шатался, но летом там мы торчали постоянно. Особым таким местом стал. Прятались там, когда плохо было. Или когда хотелось побыть вдали от всех. — На мгновение голос дрожит, когда произносит: — Доган всё дёргался, что нас застанут тут всех. А Лу и Йонас говорили: «Да расслабься, не паникуй». — Дальше говорит спокойно: — А как-то раз припёрлись какие-то дядьки в костюмах. Проверка или чё там. Приказали снести, и так мы остались без любимого места. — Отстраняется, оставляя ладони на моих плечах, и приходится открыть глаза. Снова встречаемся взглядами. — Только вот сарайчик наш уже не восстановишь. А «Арену» — можно. И получится. Так что нос не вешай. Тебе ещё ублюдков этих натягивать. Не могу сдержать слабой улыбки. Хватаю её ладони, когда убирает их с плеч, и крепко сжимаю. Знаю, что каждое слово — самое искреннее, и испытываю такую благодарность, какую словами не опишешь. Поэтому только тихо говорю: — Спасибо, Тина. Кивает и улыбается. Сжимая напоследок мои пальцы, отпускает их и поднимается. Отходит на несколько шагов, поворачивается к светлой зоне, бегает по ней взглядом. Глубоко-глубоко вздыхает, спустя пару секунд промедления поднимает руки, направляя в сторону огня. Сначала хочется спросить, что делает, даже подаюсь вперёд, но следом… Тина рисует ладонями две зеркальные дуги и резко соединяет ладони. Сразу после хлопка пламя стихает. Просто исчезает, оставляя после себя лишь дым и въедливый запах гари. Округляя глаза, оборачивается ко мне и Марку. Рвано дышит. — Ты… — заговаривает он и впервые на моей памяти заикается, — ты всё-таки… Тина кивает. — Вчера подтвердила. Четвёртая ступень теперь. Немного чувствую себя третьим лишним, замечая, как эти двое переглядываются. Ощущение усиливается, когда с непривычно для него радостным возгласом Марк срывается с места, подбегает к Тине, обнимает её, поднимая над полом, и разок крутится. Год знакомы, но таким эмоциональным вижу его впервые. Когда опускает её обратно на пол, беззвучно усмехаюсь, едва сдерживая комментарии, хватаюсь за стул и встаю. Облокачиваюсь на стойку и тяжело выдыхаю. Наблюдаю, как, неловко отвернувшись от Марка, Тина останавливает огонь и в тёмной зоне. — Дальше что, Кей? — возвращается к делу Марк. — Это не полиция, не Инквизиция. — Естественно, — коротко отзываюсь. — Левый кто-то. Разберёмся. Сначала разгрести всё это надо. Оценить вообще масштаб бедствия. А то как бы новый ремонт делать не пришлось… — Протяжно вздыхаю, устало потираю лоб. Снова шиплю — задел царапину. Поворачиваюсь и иду вперёд, хватаясь за стойку и стулья. — Звони команде, которая с баром помогла. Скажи, у нас ЧП. Заплачу, сколько скажут. Одни не разгребёмся. Ненужный кто-то придёт — знаешь, куда послать. Тина, ты домой. — Нет. Не дождёшься, — летит в спину твёрдый ответ. — Напишу Лу. Спорить нет сил — и желания. Поэтому, ничего больше не добавляя, плетусь к потайной двери. Толкая её, слышу, как Марк предлагает вызвать врача, но молчу и ухожу. Иногда держусь за стену, когда ведёт в сторону, потом изо всех сил хватаюсь за перила, поднимаясь по лестнице. Радуюсь виду целого и невредимого зала. Но ещё больше радуюсь, осознавая, что никого нет и никто не погиб. Этого бы себе точно не простил. Заваливаюсь в кабинет, морщась из-за боли по всему телу. Добираюсь до стола, падаю в кресло, тянусь к нижнему ящику. Вытаскиваю оттуда аптечку, открываю. Вымученно вздыхаю. Через несколько издевательских минут, шипя и ругаясь под нос, обрабатываю последнюю рану и наконец заталкиваю треклятую аптечку обратно в ящик. Сжимая челюсти, откидываюсь на спинку и опускаю руки на подлокотники. Жутко болит голова, но слух, кажется, приходит в норму. Напрягаясь, вытягиваю раненую ногу. Меня как будто даже выключает, но понимаю это, лишь когда дверь резко открывается. Просыпаюсь мгновенно и оборачиваюсь. В груди в ту же секунду всё обрывается — на пороге стоит Лу и так смотрит. Взгляд цепляется за то, как сижу, за каждую царапинку на лице, за кровавое пятно на белой футболке, за растрёпанные волосы, на которые ещё после взрыва осела пыль. Наконец смотрит прямо в глаза и застывает, словно парализовало. Ей ведь не надо быть эмпатиком, необязательно меня касаться, чтобы понять, что со мной творится. Всегда говорила: «По глазам уже всё понятно. Так что сюда смотри». И теперь она по одному взгляду будто читает всё. Поддаваясь порыву, упираюсь ладонями в стол и подлокотник и встаю. Делаю шаг, и в тот же момент Лу срывается с места, за несколько больших шагов преодолевает кабинет и впечатывается в меня, обнимая так крепко, что весь воздух из лёгких выбивается. До мозга доходит происходящее очень медленно, но, когда наконец понимаю, что Лу обнимает меня, прижимается всем телом, судорожно вздыхаю и обхватываю её руками изо всех сил. — Тихо, тихо, — неестественно для неё ласково шепчет, — успокойся, дыши, я здесь. — Проводит ладонью по волосам. — Я здесь. Ногу резко простреливает болью, поэтому приходится присесть на стол и потянуть за собой Лу. Она не отпускает, продолжает обнимать, а я прижимаюсь щекой к её плечу и закрываю глаза. Ощущение, будто откатился дальше чем на полгода назад и всё до сих пор нормально. Но, поднимая веки, возвращаюсь в реальность и понимаю, что это ненадолго. В итоге она всё равно отпустит, а я опять останусь один. — Сильно ранен? — спрашивает, отстраняясь и обхватывая холодными ладонями лицо. Снова смотрит на красное пятно на футболке, сжимает челюсти. Чувствую, как подкатывает злость, но сдерживается. По крайней мере, пока. — Глубоко? — Не смертельно, — хрипло отвечаю. — Жить буду. Спокойно, Лу. Резко поднимает взгляд, вновь смотрит в глаза, словно впивается в зрачки. — Спокойно? — рычит. — Бар разнесли, ты ранен, Малую там накрыло, сидит трясётся. Мне как спокойной быть?! — Резко замолкает и шумно вздыхает. Опускает голову, смотрит на свои ладони, лежащие на моих щеках, на мои ладони, лежащие на её талии. Цедит маты сквозь зубы, делает шаг назад, явно собираясь отстраниться, но крепче сжимаю пальцы, не позволяя уйти. — Пусти. — Не хочу, — честно признаюсь, спокойно и устало глядя в глаза. — Не уходи. Хотя бы сейчас. — Ты эмпатик, — продолжает спорить. — Я в бешенстве. Каково тебе это считывать? Мало того что самому херово, так ещё и меня считываешь. — Каково тебе это чувствовать? — парирую. — Мало того что эмоции шкалят, так ещё и контролировать себя надо, чтобы приступ не допустить. Сжимает губы, нервно сгибает пальцы. — Ты меня бесишь. — Ты меня любишь. Жду возмущённый ответ и резкое отрицание, даже несмотря на то что чувствует абсолютно другое… но молчит. Бесшумно вздыхает, и взгляд становится невыносимо грустным — моё сердце болезненно ёкает. Проведя ладонью по щеке, снова обнимает, и мягко утыкаюсь лбом в её плечо. Прижимаю к себе так сильно, что самому тяжело дышать становится. Не получается у нас друзьями быть. И не получится никогда. Замираю, когда внезапно запускает пальцы в волосы, зарывается в них носом и шумно выдыхает. Не хочется даже шевелиться, чтобы не спугнуть момент — и Лу. Ей и так никогда такая близость не давалась легко, а уж после расставания она отошла настолько далеко, насколько возможно, и единственным касанием стал короткий поцелуй в щёку. Как будто полгода не дышал, а теперь внезапно обнаружил, что могу. — Прости, — шепчет вдруг. Хмурюсь. — За что? Считываю море эмоций после этого вопроса. Словно есть много чего сказать, целый список того, что крутится на уме, но отвечает только: — Наговорила вчера. Не хотела срываться, просто… — Нет, это… — перебиваю, отлипаю от плеча и поднимаю голову, глядя на Лу, — это ты прости. Я правда немного… двинулся. Не хочу душить опекой. — Ты не душишь. — Замолкает. Вздыхает в очередной раз. Чувствуется, что эти объятия для неё одновременно самые естественные… и самые тяжёлые. Уводит взгляд, что-то думает, потом пытается натянуть улыбку и говорит: — Кстати, я Стрелу забрала. Наконец-то. Сначала не отвечаю, обескураженный сменой темы. Затем приподнимаю уголки губ. — Здорово. Рад, что с ней всё нормально. — Могу… могу… — нервно сглатывает, — к тебе её привести… если хочешь. Она же не только моя. Вместе её… вырастили. Скучает иногда. Ты про Стрелу или себя, маленькая? — Может, и мы бы поговорили. — Хочу, — резко вылетает изо рта, пока мозг не успевает даже сообразить услышанное. — Хочу. Приводи. Я по ней тоже соскучился. И поговорить не против. Телефон на столе коротко вибрирует, и поворачиваюсь в его сторону. Тянусь, открываю сообщение. Вздыхаю, убираю в карман джинсов. — Только сначала разберёмся с проблемой. С готовностью кивает. Отпускает меня, делает шаг назад, прячет руки в карманах кожанки. Сразу хочется вернуть всё как было, но вместо этого приходится встать, перемещая вес на здоровую ногу. — И нога тоже? — шипит, мгновенно возвращаясь в состояние лютой злости. — Я поубиваю этих тварей. — Поубиваем вдвоём. Пошли. Беру Лу за руку и, прихрамывая, тяну к выходу. Она только гневно дышит и без комментариев идёт следом. Моя злая девочка.