Арена

      — Стой, Стоун, тварь!       — Берегись!       Не успеваю обернуться, как мужская рука хватает за плечо и резко тянет вниз. Над головой в тот же момент со свистом пролетает что-то, врезается в стену дома и с лёгким звоном падает рядом — нож, очень напоминающий метательный. На то, чтобы охренеть от жизни, времени тоже нет: парень крепко сжимает ладонь, срывается с места и тащит за собой в переулок. Останавливается, только когда круто сворачивает за угол, по-прежнему не отпуская, пробегает ещё какое-то расстояние и ныряет за огромный широкий бак — до сих пор со мной! Падает на корточки, заставляет сделать то же самое, прижимается к баку спиной, мельком выглядывает, возвращается в изначальное положение — и наконец-то смотрит на меня.       Даже не знаю, почему на его лице вдруг появляется чувство вины! Потому что схватил и похерачил за собой какую-то незнакомую девчонку, очевидно подвергая опасности, или потому что видит в глазах злость, непонимание и маньячное желание убить?! Ведь и правда близка! Идёшь спокойно, никого не трогаешь, думаешь о том, чтоб завалиться спать после полупьянки с друзьями, а потом вечер переворачивается на сто восемьдесят градусов, твою мать! Ибо какому-то мудаку взбрело в тупую башку потащить за собой хер пойми от кого хер пойми куда!       — Прости! Прости, пожалуйста, — предельно тихо и предельно виновато проговаривает. — Хочешь — можешь мне врезать. Злишься справедливо. Просто ты оказалась в неудачное время в неудачном месте. Эта маньячина и тебя убьёт, потому что на глаза попалась.       — Какого хера?! — шиплю, стараясь, впрочем, особо голос не повышать. Инстинкт самосохранения чуть-чуть работает. — Ты так типа спасаешь?! А там чё за хрен?! А ты кто?!       Вдруг осознаю, что руку мою так и не отпускает. Сжимает даже малость покрепче, когда снова выглядывает из-за бака. Тяжело дышит, поворачивается обратно. Хмурится, смотрит вдаль, следом — на меня.       — Я из Корпуса Содействия, — делая голос ещё ниже и тише, поясняет. Вновь смотрит куда-то далеко мне за спину, судорожно размышляя. — Я на задании. Ловлю поехавшего псионика. Он телекинетик. Очень пристрастился к ножам. Очень ненавидит меня. Я его разозлил, теперь он за мной бежит. Пытаюсь увести его в пустое место, где смогу схватить. Хотя бы обезвредить. — Резко опускает взгляд на наши руки. Становится чуть спокойнее, невольно скользит по костяшке большим пальцем. Замирает на мгновение, медленно поднимает глаза, встречается с моими. — Прости, что втянул тебя. Боялся, он в тебя нож метнёт. Совсем же сумасшедший, а ты просто мимо шла. Он агрессивный очень. Мог так сделать, только потому что на глаза попалась. — Вздыхает, произносит: — Я Кей.       Мрачно бросаю:       — Лу.       Почти что отчаянно просит, стискивая ладонь ещё крепче:       — Поможешь, Лу? Ты же местная, да? Ориентируешься? Может, знаешь, куда его можно увести, чтоб не задело никого?       Какое-то время сверлю взглядом. Очень хочется послать в самую глубокую задницу, какая только может быть, — и пусть сам разбирается со своей проблемой, в которую нихрена не просила втягивать. Уже готова даже так и сказать, но что-то какого-то хрена останавливает. До боли сцепляю челюсти, с силой и раздражением выдыхаю.       Вот почему долбаная пятая точка вечно ищет приключения?!       — Тьфу ты! — Закатываю глаза. Поднимаюсь, тяну Кея за собой. — Пошли. Есть одна идея.       Закрываю дверь ванной, прислоняюсь спиной и прижимаю ладони к мокрому лицу. Провожу ими вниз, потом вверх, запускаю пальцы в волосы, делая влажными. Вдыхаю, выдыхаю, отлипаю от двери, делаю несколько шагов вперёд, возвращаюсь ко входу. Боковым зрением замечаю, как Кей возится у кухонного блока. Скидываю ботинки, о которых со злости забыла, неторопливо подхожу к нему.       Шумно выпускает носом воздух, когда обнимаю со спины, сцепляю руки на животе и прижимаюсь здоровой щекой меж лопаток. Замирает, упирается руками в столешницу, слегка горбится. Хмурится, наверное. Спустя долгие несколько минут почти расслабляется, выпрямляется, опускает свои ладони на мои, чуть сжимает, водит большим пальцем по тыльной стороне. Всё равно напряжён — и явно зол.       — Я в порядке, — тихо говорю.       Вру, конечно. От «в порядке» состояние так же далеко, как от Земли — Нептун. Морально — разбита и убита. Хочется побиться головой о стену и выкинуть все мысли, посетившие ненормальную голову в ванной. Сделать вид, что ничего не подумала, а главное — не почувствовала. Притвориться, что всё хорошо, просто замечательно. И никакой ураган внутри не бушует.       Я просто, вашу мать, в грёбаном порядке.       — Тебя душили, — глухо проговаривает. Так же угрожающе, как когда только заметил. Молчит, крепче сжимает мои ладони. Тише, с сожалением произносит: — Зря я тебя не остановил. Изначально. Знал же, что ничем хорошим не кончится.       Обнимаю сильнее.       — Ты бы не остановил, — негромко отвечаю. Утыкаюсь носом в спину, потом — лбом, закрываю глаза. — Нормально со мной всё, Кей. Жива же. Иво спас.       В тот же момент чувствую, как напрягается. Жалею, что сказала об этом. Надеюсь только, не считал ничего… такого. Самой бы разобраться. Не хватало, чтобы заподозрил что-то. Впрочем, наверняка уже знает, что в хреновом состоянии я не только физически, но и морально. Особенно морально. Касаться меня необязательно даже — на лице сразу всё написано.       А ведь если бы Иво вовремя не успел, я бы перебралась не в блок Кея, а в маленький, деревянный, продолговатый… с крышкой.       Тьфу ты, блин, какая дрянь в башку лезет, зараза.       Кей заставляет разомкнуть руки и медленно поворачивается. Внимательно смотрит в глаза, скользя взглядом с одного на другой. Неторопливо притягивает к себе, обвивая талию, прижимается губами ко лбу. Замирает.       Ладони опускаю на его предплечья, перестаю шевелиться. Обеспокоенно хмурюсь, упираясь взглядом в ключицу. Напрягаюсь жутко — не помню, чтобы видела Кея в таком странном состоянии. Нервничаю. Неужели считал что-то всё-таки? Идиоткой себя чувствую. Но каша в голове и душе. Осознание перемешивается с ужасом и яростным отрицанием. Сама нихрена не понимаю, не могу распутать, не хочу ничего испытывать. Он разве разберётся в этом дебильном клубке?       Напряжение, исходящее от Кея, на физическом уровне уже ощущается. Сказать что-то хочется умное, утешительное, успокаивающее, но на ум ни единой путной мысли не идёт. Остаётся стоять без движения и ждать. Пробовать успокоиться. Собираюсь даже так и поступить, когда вдруг приходит в голову абсолютная и неуместная глупость.       — Поцелуешь меня?       Не в курсе, конечно, как это поможет и чего хочу добиться поцелуем. Отвлечь его? Доказать себе, что дура, что нет ни к кому никаких левых чувств, что единственный человек, к которому их испытываю, — Кей? Доказать ему? Отключить мысли вообще и избежать серьёзного разговора?       Единый, я правда дура.       Отстраняюсь, наклоняюсь назад, упираясь спиной в руки Кея, чуть запрокидываю голову, смотрю в глаза. Пристально, внимательно, выжидающе. Руки скрещиваю. Уже готова к тому, что просто усмехнётся, покачает головой и уведёт к тому, что нам надо поговорить, но в следующий момент едва сдерживаю удивлённый вздох, когда резко подаётся вперёд и буквально впивается в мои губы своими. На мгновение даже кажется, что свалюсь, и, отвечая на неожиданный поцелуй, хватаюсь за его плечи.       Углубляя, обнимает сильнее. Сминает пальцами рубашку, забирается под неё ладонями, скользит одной по спине, другой задевает живот. Круто поворачивается, тянет за собой, вжимает в столешницу, резко задирает рубашку. Отрывается от губ, оставляет короткие поцелуи на подбородке, виске, лбу, левой щеке, замирает у раны на правой, целует кожу под ней — невесомо, ласково, осторожно. Возвращается к губам — сначала мягко, почти что целомудренно, но следом утягивая в прежний бешеный ритм. Вновь скользит руками по спине, животу, проводит пальцами под грудью, накрывает ладонью рёбра… и внезапно сжимает.       Резко отстраняюсь, сквозь зубы шипя от боли, жмурюсь и наклоняю голову. Стискиваю пальцами футболку Кея, упираюсь ими ему в грудь. Открываю глаза, возвращаясь в реальность из-за противно тянущей боли, что распространяется по рёбрам и всему правому боку. Пытаясь дышать ровнее, медленно поднимаю голову, смотрю Кею в глаза — хмуро и почти со злостью, почти с обидой. Не в состоянии нормально разомкнуть челюсти, хрипло цежу:       — Ты специально.       Спокойно смотрит. Не отрицает — просто молчит. Двигает ладонь чуть выше, давит пальцами, заставляя дёрнуться. Отстраниться не даёт, да и некуда: позади только столешница, а держит крепко.       — А по-другому рассказала бы? — ровным голосом спрашивает, будто минуту назад не было никакого поцелуя.       — Про Анри же сказала! — раздражённо восклицаю.       — Потому что он порезал лицо. Видное место, — негромко отзывается. Убирает руки из-под рубашки, опускает на столешницу, окончательно отрезая пути отступления. — А это, — кивает на шею, — наверняка бы постаралась скрыть. Чтобы я не сорвался. — Недолго молчит, глядя в мои округлившиеся глаза. — Ты не представляешь, насколько в действительности стала скрытной. Больше ничем не делишься. Если делишься — вынужденно, потому что заставляю, потому что эмпатик. Не говоришь, когда больно. Переживаешь в одиночку. Врёшь, что в порядке.       — Так не любил бы меня! — не желая слушать, что собирается сказать дальше, перебиваю. Выпрямляюсь, с силой отталкиваю, выдыхая, когда между нами появляется хоть какое-то расстояние. — В чём проблема?!       — Я не могу тебя не любить.       Сжимаю кулаки. Разжимаю. Стараюсь взять себя в руки, отвожу взгляд. Медленно возвращаю обратно на Кея, резко отлипаю от столешницы, выпрямляясь. Смотрю пристально, тянусь к пуговицам.       — Скрытная, значит, — едва ли не шиплю, принимаясь яростно расстёгивать рубашку. Глаз при этом с него вообще не свожу. Слегка наклоняю голову вбок. — Ну посмотри. — Случайно срываю две последние пуговицы, стягиваю рубашку, сминаю и швыряю на стул. Развожу руки в стороны, открывая синяки и след на шее. — Я избита хуже боксёрской груши. Достаточно открыта?       — Лу…       Заправляю волосы за уши, кладу ладони на талию, опускаю взгляд. Чувствую, что несёт, и от этого до омерзения паршиво. Достало всё время на него срываться. Почему вообще около него постоянно злюсь? Просто как бешеная. Потому что он тоже такой же бешеный? Нашли друг друга два одиночества, блин. Ненормальная.       Отворачиваюсь, усиленно смотрю на окно.       — Я в Судвиле была. С Иво. Секретарь же типа, помощница, все дела, — принимаюсь быстро рассказывать. — А у него в сопровождении крыса. Его в воду кинул, меня в другую сторону швырнул. Вот я и пропахала пару метров всем телом. Отсюда синяки. И болит всё. — Смотрю на Кея, когда подходит ближе и возвращается на то же место, где стоял. Из-за этого вновь прижимаюсь к столешнице, и глядим друг другу в глаза. Понимаю — злится. — Ник Эвана увёз. Гада этого. В другое место, чтоб его не убили, как тех троих. Им, кстати, по паре пуль досталось. Я потом приехала к нему. К Нику, в смысле. С допросом помочь. Как увидела — у меня крышу сорвало, приступ жахнул. Вообще невменько была. Он же Йонаса убил. — Вздыхаю, когда пальцы Кея вновь скользят по коже, на этот раз касаясь синяков ласково, едва ощутимо. — У нас с допросом плохо выходило. Я телефон забрала у Эвана, чиркнула его жене, типа он написал, чтоб она приехала. Ну, она и приехала. Я её избила, а он и тогда говорить не начал.       — Ты… что сделала? — отрываясь от ушибленных рёбер, ошарашенно спрашивает.       — Что надо было, — без особого интереса отвечаю. Молча смотрю пару секунд в глаза, затем продолжаю: — Она сама не выдержала, сказала, слышала что-то, когда он по телефону болтал. Выдала имя, которое мелькало в его разговорах. И я практически уверена, что это имя — верное. Так что я знаю, кто крыса. Главная крыса. Знаю, кто хакнул камеры в Корпусе, чтобы убить тех троих. Знаю, кто группу нанял, чтоб они те взрывы устроили. Знаю, кто за мной следит постоянно, как тот аквакинетик сказал.       И тогда в кафе, когда Ник рассказал про группу. Ощущение было, что кто-то следит. Значит, не ошибалась. Твою мать…       — И ты тоже знаешь кто, — секундную паузу спустя говорю. — Инфу собрал. Доказательства. Компромат. Да? И пошёл к Иво, рассказал. Он не поверил. Слишком доверял. Не тебе только. Вы поругались, и ты ушёл. Скандал получился, и дальше слухи пошли. Только все подумали, что компромат ты собрал на Иво, и мне так сказал, а на самом деле… Охренеть. — Сжимаю переносицу пальцами, ощущая внезапно навалившуюся усталость. Стою так несколько секунд, выпрямляюсь. — Тебе помогал кто-нибудь?       Странная, какая-то ломаная улыбка кривит губы Кея. Упираясь ладонями в столешницу по обеим сторонам от меня, уводит взгляд в сторону. Какое-то время не шевелится, затем вновь на меня смотрит. Внимательно.       — Баретти, — коротко выдаёт.       Последние охерительные недели так выжали, что даже нет сил удивиться. Лишь приподнимаю бровь. Молчу, ожидая каких-то пояснений. Не получая их, скептически спрашиваю:       — С того света?       — Он жив, — невозмутимо отзывается. — Не знаю, как он там выжил. Не спрашивал. Но через время после того, как меня повысили, он притащился к нам в блок. Все подозрения свои выдал. Мы и стали рыть. Я собирал информацию, считывал… Потом — теракт. Тогда мне всё предельно понятно стало. Теперь доказательств у нас более чем достаточно, но пойти с ними к Иво мы не можем.       — Не поверит, — понимающе киваю, чем почему-то, кажется, вызываю недоумение. — Не может холодной головой думать. Не в этой ситуации. Даже его выдержки не хватает. Ему нужно что-то… ещё более весомое. Чтобы своими глазами увидел. Вопрос, конечно, чё это. Но ладно, разберёмся.       Неторопливо покачивает головой, сводит брови. Опускает глаза, поднимает. Окидывает взглядом моё лицо, застревает на порезанной щеке, напряжённо всматривается. Явно не весёлые мысли заполняют голову, заставляя с каждой секундой хмуриться сильнее. Скользит вниз, вновь смотрит на синяки. Застывает. Вдруг глухо проговаривает:       — Конечно… рано или поздно ты бы так или иначе вляпалась во всё это. Когда уходишь с такой работы — она потом за тобой тянется всё равно. И задевает всех, кого любишь. — Глубоко вздыхает, прежде чем совсем тихим голосом произнести: — Может, зря я тогда с тобой пошёл… Надо было отказаться.       Без понятия, сколько стою в полусогнутом положении, упираясь ладонями в колени. Не то чтобы очень удобно, конечно, да и глаза режет, но распрямиться сил нет. Оказывается, помогать хрену из Корпуса, который внезапно ворвался в обычный путь домой, — дело энергозатратное. Хотя где-то глубоко в душе даже рада, что подсобила в поимке больного дебила, ибо больше никого не убьёт. Однако неглубоко в мозгу неистово матерюсь.       Зажмуренные прежде глаза резко распахиваю, когда слышу остановившиеся рядом шаги. Вижу знакомые ботинки, медленно, с трудом выпрямляюсь, смотрю на Кея. Замечаю сочувствующий и виноватый взгляд и протянутый платок. Вытягиваю его из пальцев, стираю кровь с щёк.       — Разобрался? — коротко спрашиваю.       Убирает руки в карманы куртки. Слегка хмурится, не прекращая смотреть на меня.       — Да, — кивает. — Спасибо тебе. За помощь.       — Да ладно, — небрежно отмахиваюсь. — Считай, квиты. Ты мне жизнь спас — я мудака помогла поймать. Хотя охренительный вечерок, ничё не скажешь. — Выкидываю безнадёжно испачканный платок в ближайший бак. Возвращаюсь к Кею, скрещиваю руки. — Отметим, может?       Не знаю, конечно, насколько хорошая мысль снова тащиться в бар… но домой щас точно не хочется. В блоке выпить нечего, сна ни в одном глазу, а башка снова трезвая. После такого-то приключения. Поэтому не прочь закинуться опять чем-то крепким. Нервы, может, успокою.       Да и Кей ничё. Симпатичный. И не такой уж мудак вроде бы.       Впервые улыбается. Слабо, едва приподняв уголок губ, но улыбается.       — Насчёт спасения жизни поспорил бы, — почти весело отзывается. — Я её опасности и подверг.       — Или я бы померла там с ножиком в виске, — возражаю, пожимая плечами. Подхожу ближе, с вызовом смотрю в глаза, улыбаюсь. Походу, состояние шока ещё. Не осознаю, что реально могла бы сдохнуть. Если не в тот момент, то здесь, пока помогала. — Да ну, не ломайся. Обещаю не приставать.       Усмехается, покачивает головой. Запрокидывает голову, смотрит в тёмное небо, словно зажатое между двумя высотками. Опускает, смотрит на меня.       — Ты всегда такая прямая?       Медленно отхожу, шагая спиной вперёд. Тяну уголок губ вверх в хитрой ухмылке.       — Любопытно? Идём, проверь.       Видно, что сомневается. Однако сдаётся как-то даже быстро — и мгновение спустя уже направляется следом.       Чувствую себя так, будто получила удар под дых, будто оглушило, будто отключились лёгкие и больше не могу дышать. Округляю глаза, шокированная тем, что сказал Кей. Таращусь на него, как сумасшедшая, бешено бегая взглядом по его лицу. Застываю — и правда не получается вдохнуть.       Зря. Отказаться.       — Жалеешь? — слетает с языка, прежде чем успеваю сообразить.       В груди всё сдавливает так, что болит по-настоящему. Словно правда ударил. Дышать вроде понемногу получается, но пока хреново. Нос и горло дерёт от подступающих слёз, но глаза ещё сухие. Обида впивается в рёбра стальными когтями, ломая, превращая их в крошку.       — Честно? Иногда бывает, — тихо признаётся. Убирает руки со столешницы, выпрямляется. — Но не вообще об отношениях с тобой. Я люблю тебя. Всегда буду. Просто, может быть, твоя жизнь была бы в большей безопасности, откажись я тогда.       Нижняя губа предательски дёргается, и тут же прикусываю её. До тянущей боли. Почти даже беру себя в руки. Хотя одновременно хочется кричать и скулить. Забиться в угол и не вылезать оттуда никогда. Чтобы никто меня не трогал. Никто не знал и не видел. Никто не любил.       Чтобы не признаваться потом, что жалеет. Что лучше бы ушёл. Похер, по какой причине. Похер, что типа во имя защиты. Похер, что, возможно, моя жизнь была бы спокойнее — не факт вообще. Похер. Жалеет. Жалеет, твою мать.       О чём тогда вообще были эти грёбаные четыре года? О чём тогда вот это время, в которое снова сошлись?       — Ясно, — сухо отвечаю.       Отворачиваюсь, отлипаю от столешницы. Останавливаюсь у стула, куда кинула рубашку, беру её, резкими, ломаными движениями натягиваю, быстро застёгиваю пуговицы. Привычно тянусь к последним двум, но хватаю пустоту — забыла, что случайно оторвала их. Замираю на пару секунд, следом поворачиваюсь и иду в сторону входной двери.       Точнее, пытаюсь. Приходится затормозить, когда Кей хватает за локоть и тянет к себе. Дёргаюсь, но хватка, как всегда, слишком сильная, поэтому попытка проваливается.       — Пусти, — резко бросаю. — Я поеду домой.       — Лу, пожалуйста, выслушай.       — Нет! Знаешь, мне вот щас даже начхать, если веду себя как истеричка. Ты сказал, что жалеешь. Жалеешь! — Сжимаю челюсти, сдерживая слёзы. Чувствую, как горло болит сильнее. — Да даже если бы я знала, что после появления в моей жизни ты сдохнешь, я бы не жалела! Точнее, после появления меня в твоей! Да, я бы боялась, переживала и старалась защитить! Но не жалела! А ты!.. Иногда бывает, грёбаный в рот! Иногда бывает!       Наконец удаётся выдрать руку из пальцев Кея. Отворачиваясь, стремительно отхожу. В режиме турбо натягиваю ботинки, срываю плащ с крючка, резко накидываю. Морщусь из-за разнывшихся висков, но стараюсь не обращать внимания. Хватаюсь за дверную ручку.       — Стрела, ко мне.       Быстро подбегает.       Боковым зрением ловлю, что Кей приближается. В ту же секунду вскидываю руку, слегка сдвигая стоящую на столе кружку с места. Замечаю, как, слыша звук, резко останавливается.       — Останься, — тихо просит.       Коротко качаю головой. Открываю дверь, веля Стреле выходить. Сама стою одной ногой на пороге. Отрывисто бросаю:       — Не в этот раз.       Кидаю на него последний взгляд, выхожу, захлопываю дверь и стремительным шагом иду прочь. Слёзы сдерживать больше не получается.

***

            Я:             привет. занят?       Сжимаю сигарету губами, затягиваюсь. Поворачиваюсь к окну, выпускаю дым. Чувствую, как от проникающего в блок ветра бегут мурашки, но продолжаю сидеть на подоконнике в одном топе, рискуя заболеть. Йонас бы не одобрил. Зато голову остужает. Не сказать, что успешно, но хотя бы уже не швыряюсь ничем.       Смотрю на Стрелу, свернувшуюся на кровати. Застреваю на ней взглядом и сижу без движения до тех пор, пока не приходит ответное сообщение. В тот же момент возвращаюсь в реальность и опускаю глаза на телефон.             Марк:             привет, тростинка. нет. чем я могу быть занят в час ночи?       Тихо шмыгаю, возвращаю сигарету в рот, втягиваю дым. Медлю несколько мгновений, затем печатаю.             Я:             не знаю. мало ли. арену налаживают же. плюс бои             ты как, нормально? не виделись давно             Марк:             да, нормально. ну, почти. пытаюсь уснуть. безуспешно             ремонт Кей контролирует. бои пока тоже он ведёт. по большей части. я сейчас с Тиной чаще             Я:             да, знаю. ирма сказала             как она?             Марк:             лучше. но пока могу сказать только это. всё ещё не может ни с кем общаться, но всё равно легче             Я:             ладно. уже прогресс       Зудит спросить про их отношения. На какой они вообще стадии. Правда, не совсем щас уместно. Малая разбита, а я — никакая. Уйдёт разговор куда-то не туда. Нахрен оно не надо мне. Лучше потом как-нибудь спрошу. Всё равно есть определённые догадки. Уже давно.             Марк:             Лу, ты в норме?       Хочется скончать оставшиеся сигареты в пачке, чтоб дым из ушей валил. А так — да, вполне.             Я:             да. не волнуйся             я вообще чё хотела. давно уже сделала, никак не скажу             не знаю, рассказал ли тебе кей, что на приора работаю. да и похер, ладно. спросишь подробности у него самого потом             скажи ему, что в качестве платы за помощь я попросила иммунитет. для арены. чтобы инквизиторы к нам не лезли. хер ли знает, вдруг там опять кто-то зуб точить на нас будет, что у нас антицерковные разговоры тут ведутся             Марк:             чего…             давай наберу тебя             Я:             не надо. просто скажи ему. я вряд ли появлюсь в ближайшее время в арене. дел дохрена             сам он объяснит всё             Марк:             реально нервируешь             Я:             всё нормально             будет             пойду я. спокойной ночи       Сразу выхожу из чата, не дожидаясь ответа. Вздрагиваю, когда в окно задувает ветер сильнее и холоднее, чем прежде. Остаюсь на месте, докуриваю, кидаю окурок в окно, тянусь за новой сигаретой.       Хочется подумать о деле. О том, например, что Баретти на самом деле жив. О том, что услышала от Адель. О том, что вообще дальше делать. Однако все мысли один хрен возвращаются к разговору с Кеем, из-за чего в груди не перестаёт больно давить. Хочется откатить время назад, чтобы всего этого не было. Пытаюсь даже подумать, что проблема во мне, что это я скрытная, мало что рассказываю, постоянно талдычу, что в порядке, не откровенна так, как раньше, поэтому Кей сорвался, поэтому получился такой разговор.       Но он сказал то, что сказал. Всё уже, ничего не попишешь.       Затягиваюсь. Сжимаю пальцы свободной от сигареты руки в кулак, впиваюсь ногтями в кожу, чтобы переключиться с мыслей на боль. Вздрагиваю, когда внезапно лопается лампочка, погружая блок во тьму. Мгновенно расслабляю пальцы, поднимаю глаза к потолку. Бесшумно, протяжно вздыхаю.       Отворачиваюсь к окну.

***

      Просыпаюсь тяжело и, кажется, рано. Хмурюсь из-за головной боли, но от этого становится хуже. Опускаю взгляд, слабо улыбаюсь: Стрела прижата ко мне спиной, рука перекинута через неё. Почти смеюсь, осознавая, что так мы, походу, и уснули. Следом, правда, улыбаться перестаю, вспоминая, в каком состоянии доползла до кровати. Тихо вздыхаю, медленно сажусь.       Телефон, когда нажимаю на кнопку блокировки, безжалостно показывает девятый час утра. Значит, спала я часа три. Потираю ладонями лицо, стараясь быстрее проснуться. Оглядываюсь на всё ещё спящую Стрелу, дёргаю уголок губ вверх. Отворачиваюсь, поднимаюсь, плетусь в душ. В зеркало стараюсь не смотреть — не хватало сердечного приступа из-за того, что наверняка жутко выгляжу с красными опухшими глазами и отёкшим лицом.       Горячая вода приводит в чувство, поэтому выхожу в состоянии более лёгком, чем встала. Даже могу адекватно соображать. Усмехаюсь, по пути к кухонному блоку наблюдая, как Стрела лениво садится и широко зевает. Впервые со вчерашнего дня чувствую хоть какое-то тепло — моя любовь к этой собаке безгранична. Не знаю, как бы выжила без неё. Солнечный луч в самые дерьмовые дни.       — Рот порвёшь, подруга, — говорю, когда Стрела зевает уже третий раз.       Бедняга. Вместе со мной не спала.       — Ходи сюда, вкусняшку дам, — продолжаю, вытаскивая из нижнего ящика пачку и шурша ею.       Лениво идёт на звук. Останавливается, глядя, как насыпаю корм в миску и ставлю перед ней. Дотягивается до лица, проходится языком по здоровой щеке, вызывая тихий смех. Шагает к миске, наклоняется к ней и принимается хрустеть.       Коротким движением поглаживаю по боку и встаю. Убираю пачку на место. Подхожу к блоку, наливаю кофе. Думаю о том, что в себя затолкать. Вряд ли продержусь только на кофе и сигаретах. Со вздохом ставлю чашку на стол, шлёпаю к холодильнику, открываю. Оглядывая содержимое, морщусь из-за подкатывающей тошноты и захлопываю дверцы.       Пока продержусь на кофе и сигаретах. Потом чё-нибудь соображу.       Не успеваю вернуться к столу, как слышу звук оповещения. Подхожу к кровати, наклоняюсь, хватаю телефон, направляюсь к спасительному кофе, плюхаюсь на стул и чуть отпиваю. Ставлю обратно, открываю сообщения.             Иво:             Доброе утро. Подъедешь к Корпусу?             Я:             привет             ты вовремя. как раз только встала             да, подъеду. скоро буду             Иво:             Хорошо.       Откладываю телефон, быстро опрокидываю в себя кофе. Оставляю чашку на столе, поднимаюсь, плетусь в гардеробную. Высушив волосы, переодеваюсь в первые попавшиеся шмотки, возвращаюсь в блок. Останавливаюсь, глядя на Стрелу, задумчиво свожу брови к переносице.       — Стрелка, а, Стрелка? Пошли гулять?       «Гулять» — и собака активирована.

***

      Подходя к двери, вижу стоящую рядом Вивьен. Останавливаюсь, замечаю большой синяк на скуле. С сочувствием и злостью смотрю — она в ответ. Слегка хлопаю по плечу.       — Рада, что ты в норме, — искренне говорю.       Правда искренне. Рассказы Иво о том, как эта сумасшедшая постоянно бросалась на защиту, впечатлили. Кто бы ни нападал, как бы ни было опасно, сколько бы ни требовалось сил и пси — неслась первой. Грудью под пули, как говорится. Впрочем, однажды произошло и так. Не совсем грудью, иначе уже бы умерла, но тем не менее. И да, работа телохранителя это и предполагает, но об Эване таких рассказов не было и половины. Да и должен же быть здесь хоть кто-то хороший.       Кивает, слабо улыбается. Отводит глаза.       Без стука захожу, пропуская Стрелу вперёд. Закрываю дверь, поворачиваюсь, тут же замечая направленный на эту балбеску взгляд. Не могу сдержать слабую улыбку, видя, как внимательно Иво на неё смотрит. Медленно подхожу ближе, останавливаюсь у кресла, на котором обычно сижу, опускаю ладонь на спинку.       Судя по направлению взгляда, Стрела уже облюбовала ковёр.       — Привет, — заговариваю, склоняя голову вбок. — Я тоже пришла.       В тот же момент смотрит на меня, усмехается. Кивает на кресло, приглашая сесть. Откидывается на спинку своего, наблюдая теперь за мной — как стаскиваю плащ, кидаю на подлокотник, плюхаюсь, вытягиваю ноги, гляжу в ответ. Приподнимает уголки губ чуть выше, но всего на мгновение. Улыбку сменяют нахмуренные брови и беспокойство в глазах.       Весёлая обстановка моментально пропадает. Держать лицо не получается. Вчерашняя тяжесть снова ложится на плечи, придавливая к креслу. Зрительный контакт выдерживать не выходит, поэтому отворачиваюсь и смотрю в окно.       — Как ты? — негромко спрашивает.       Медленно тяну носом воздух, на несколько мгновений задерживаю дыхание, выпускаю. Молчу, собираясь с мыслями. Хочу всё рассказать и не хочу одновременно. Ещё не переварила, да и Иво это не особо касается. Допрос обсуждать тоже нет желания. Хотя надо.       Да у меня вообще никогда нет желания чё-то обсуждать, блин.       — Можно я щас не буду отвечать? — с лёгкой хрипотцой прошу, возвращая взгляд на него. — Я плохо. Очень. Но в подробности не хочу вдаваться.       — Потом расскажешь?       — Не знаю. Это личное.       Замолкаю. С недоумением слегка хмурюсь, ощущая жгучее желание вылить всё, что наболело. Не помню, когда последний раз испытывала такое. С Кеем в этом плане тяжело, потому что быстро выходит из себя, а потом приходится успокаивать, чтобы не летел убивать в ту же секунду. Не постоянно так, конечно, но и не редко. А сейчас ощущение, как будто меня просто могут выслушать — и даже если пойдут убивать, то потом, а не мгновенно. Сначала просто побудут рядом.       Хочется и колется. Оставляю всё равно переживания при себе. Может, созрею потом. А пока просто спрашиваю:       — Ник тебе про допрос рассказал?       — Да, — отвечает. — Эмоционально и в подробностях.       — А про имя… сказал?       — Сказал.       Молча смотрим друг на друга. Нервно — и спокойно. Переживаю, а он невозмутим, как всегда.       Вспоминаю, каким осознанием стукнуло вчера. Тут же хочу отвести взгляд, но упрямо продолжаю смотреть. Не особо вовремя возвращаются все те мысли, поэтому стараюсь абстрагироваться и сосредоточиться на теме разговора. Выпрямляюсь в кресле, закидываю ногу на ногу.       — Не веришь, — полувопросительно произношу.       — Допускаю вариант ошибки, — поправляет.       — Иво…       — Лу, я понимаю. Правда.       Тяжело вздыхаю. Хоть и не без сочувствия.       — Решай, что делать. Вряд ли тут ошибка. Иначе дождёшься — и последнее доказательство будет очень болезненным. Придётся открыть глаза.       Смотрит напряжённо. На мгновение опускает взгляд, затем поднимает, возвращает на меня. Какое-то время не шевелится. Медленно кивает, давая понять, что услышал. Произносит:       — К делу вернёмся. С ним мы с Ником уже сами разберёмся. Я не ради него позвал.       — Ради чего тогда? — недоумённо хмурюсь.       Вместо ответа двигает по столу какую-то картонку. Не успевает дотянуть до меня, как сразу хватаю её и принимаюсь разглядывать. Красивое приглашение, натуральная бумага, витиеватый шрифт, балет, приём после него, в конце — «Буду счастлива вас видеть. С глубоким уважением и любовью, Стефани Клэр». Приподнимаю       бровь, ещё раз окидываю взглядом приглашение, смотрю на Иво.       Какое-то подозрение созревает в голове, и оно мне не нравится. По-прежнему с приподнятой бровью кладу картонку на стол, скрещиваю руки. Всем видом даю понять, что жду ответ.       — Я так подозреваю, это какая-то туса, на которую не прийти — дурной тон, неуважение и прочая хрень? — не выдерживая, спрашиваю. — И я тебе там нужна, потому что секретарь и бла-бла. Но у тебя такой взгляд, что мне точно чё-то не понравится. Выкладывай.       Едва тянет вверх уголки губ. Опускает руки на стол, сплетает пальцы, не сводит с меня взгляд.       — Стефани — давний друг, — проговаривает. — Она не последний человек в Нью-Пари, поэтому, да, отказываться от приглашения нежелательно. — Делает паузу, словно задумываясь о чём-то. — По части своих приёмов она любительница чего-то… из прошлых веков.       — И чё придётся? — перебиваю, не давая договорить. — Мазурку танцевать?       — Вальс.       Давлюсь воздухом, едва не засмеявшись. Отворачиваюсь, недоверчиво качаю головой. Не представляю, каким таким нахрен образом шуткой попала почти в десятку. Думаю о том, что это какое-то издевательство. Где, блин, я, а где — танцы?       — Дресс-код вечерний, разумеется, но…       — Слушай, я так понимаю, танцевать ты потащишь меня. — Вновь смотрю на него. — А можно как-то нет? Я просто секретарь же. Это разве не странно? Будет логично, если потанцуешь с кем-то, ну, из высшего общества там и всё такое. Если уж танец обязательный.       — Странно, не странно… — на выдохе произносит, поднимаясь из-за стола. Обходит его, скользя пальцами по поверхности. Останавливается рядом со мной, протягивает ладонь тыльной стороной вниз. — Пусть оставят своё мнение при себе. Мне нужна ты.       Вдох застревает в горле, и не могу протолкнуть дальше. Обычная вроде бы фраза, нормальная, да и в контексте долбаного приёма, но сказано будто отдельно и с такой интонацией… Желудок в одну секунду завязывает в узел и развязывает. Воздух в лёгкие наконец-то поступает, и получается резко вдохнуть.       — Я не умею, — сипло проговариваю.       — Я научу, — спокойно отбивает.       — Ноги тебе отдавлю.       — Лу, неужели боишься?       Хочу сказать что-то дерзкое, язвительное, но из головы любые ответы вылетают, когда замечаю, что уголок его губ слегка приподнят. Шутит, пытается подначивать. Опускаю взгляд на пальцы, которыми слегка поигрывает в воздухе, упрямо приглашая на танец.       — Окажите мне честь, мадемуазель Рид.       Идите знаете куда, месье Мартен?       Протяжно вздыхаю, наконец вкладываю ладонь в его. Поднимаюсь, когда плавно тянет за собой.       — Ты меня бесишь.       Не реагирует, всё ещё держит уголок губ приподнятым. Останавливается в пространстве между диваном и окном — места тут вполне достаточно. Делает шаг вперёд, опускает ту руку, которую держит, себе на плечо, мягко приподнимает правую, обвивая кисть пальцами. Кладёт ладонь на лопатку, чуть прижимает меня к себе, слегка опускает голову, и только сейчас осознаю разницу в росте.       А ещё — что не могу перестать смотреть ему в глаза. Как заворожённая.       — Уже верно начинаешь, — тихо произносит, обрывая поток мыслей. — Во время танца принято смотреть партнёру в глаза. Не следить за ногами.       Партнёр.       Ты, блин, понимаешь, как это звучит?       — Ага, блеск, — едва ворочая языком, произношу. — А передвигаться мне как?       — Тебе надо лишь идти за мной, — объясняет. — Я веду.       Ну зараза…       С тяжким вздохом резко утыкаюсь ему в плечо.       С вальсом застреваем часа на два, за которые терпение Иво проходит проверку на прочность. Ноги ему, конечно, не отдавливаю, ибо он ловко этого избегает, но маты сквозь зубы и проскальзывающее раздражение приходится переносить стоически. Несколько раз говорю, что нахрен никуда не пойду — во-первых, танцор из меня всё-таки так себе, а во-вторых, платье же с туфлями надо, серьёзно? Тем не менее находит аргументы, почему без меня никак. Приходится сдаться.       Когда уже идёт третий час экспресс-курса «Вальс для чайников», приходится отодрать себя от Иво — дальше просто переваливаюсь через спинку и падаю лицом в диван. На весь кабинет раздаётся приглушённый страдающий крик. Отчаяние заполняет каждую клетку тела: вальс — худшее, во что вляпывалась за всю свою жизнь. Лучше бы кого-нибудь избить…       Слышу шаги, обходящие диван. Кажется, Иво садится на противоположный. Молчит, скорее всего наблюдает за мной. За моими страданиями! Ужасный, жестокий, беспощадный человек… И как умудрилась?..       Был бы тут Ник — точно бы придумал, как спасти. Но наверняка занят Эваном с Адель. И планом, как нам вывести крысу на чистую воду. Так что сегодня даже не планирую ему писать. Как будут какие новости или понадобится помощь — сам даст знать.       С шумным вздохом упираюсь руками в диван и резко сажусь. Откидываюсь на спинку, и сталкиваемся взглядами с Иво.       — Это ужас.       — На самом деле, ты делаешь успехи. По крайней мере, уловила суть.       С сомнением хмыкаю и качаю головой. Хотя звучит убедительно и честно. Даже не возникает желания поспорить. Вообще приходит странная мысль, что, наверное, раз говорит, что делаю успехи, значит, так и есть. Поэтому в итоге пожимаю плечом, не то отмахиваясь, не то соглашаясь.       — Когда балет-то? — запрокидывая голову на спинку, спрашиваю.       — Сегодня вечером.       — А, ну класс. — Увожу взгляд в сторону. — Платье ещё покупать…       — Я могу сам тебе его предоставить.       Против воли улыбаюсь. Широко, весело. Вновь смотрю на Иво. Почти смеюсь. Представляю вдруг, как эта горделивая фигура скользит меж рядов с платьями, мягко прохаживается длинными пальцами по тканям, внимательно вглядывается в каждую. Прям предельно внимательно, потому что главное — качество. Красиво должно быть, но и об удобстве не стоит забывать…       Картина, естественно, невозможная, потому что всяким подобным наверняка занимается Даниэль. Однако всё равно весело. Посмотрела бы я, как он шмотки выбирает и покупает. Занимательно вышло бы.       Твою мать, о чём вообще думаю…       — Не, спасибо, я сама, — едва сдерживая смех, отвечаю.       Обращаю внимание на Стрелу, когда потягивается и садится. Широко зевает, но выглядит гораздо бодрее, чем утром. Смотрит на меня, зевает опять. Сидит, сидит — и укладывается обратно на ковёр, но теперь просто лежит, не спит. Лениво переводит взгляд с меня на Иво и обратно. Бдительности, впрочем, не теряет, как всегда.       — Приехать за тобой можно хотя бы? — вдруг спрашивает Иво. — Или тоже сама?       Беззлобно фыркаю.       — Приехать, так и быть, можно, — деланно важно отвечаю.       Улыбается. Плавно поднимается с дивана, обходит журнальный столик, подходит ко мне, вновь протягивает ладонь.       — Ещё раунд?       Не сдерживаю мученический вздох.       — Просто признайся, что ненавидишь меня, — в шутку проговариваю.       — Поверь, то, что я к тебе испытываю, бесконечно далеко от ненависти, — вместо такого же шутливого ответа серьёзно отзывается. — Я бы сказал, прямо противоположно.       Так и тянет сказать что-то эдакое, чтобы и его дара речи лишить, но проблема в том, что у самой язык не шевелится. Вместо слов снова позволяю взять за руку и повести за собой. Теперь сама опускаю одну ладонь на его плечо, вторую вкладываю в тёплые пальцы, тут же обвивающие мои — но чуть крепче, чем в прошлый раз. Почти спокойно смотрю в глаза, когда опускает ладонь на лопатку, притягивая к себе.       Выдыхаю. Отпускаю вожжи. Позволяю рулить. В конце концов, знаю, что не даст упасть.       Негромко включается музыка. Начинает танец, следую за ним. Раз-два-три, раз-два-три — и снова, и снова. Шаги становятся чуть быстрее, но чувствую себя теперь посвободнее. От странного ощущения, что уже как будто парю, приподнимаюсь на цыпочки, вызывая у Иво слабую улыбку.       В какой-то момент отстраняется, вскидывает наши руки, кружит меня вокруг своей оси, чуть сильнее сжимает пальцы и резко притягивает к себе. От неожиданности впечатываюсь в него, теряю равновесие, но крепко обхватывает за талию и низко наклоняет, заставляя запрокинуть голову и громко рассмеяться.       — Зараза, выкрутился! — не в силах остановить смех, восклицаю.       Тянет вверх, ставит ровно, и в очередной раз встречаемся взглядами. Непривычно весело улыбаясь, лёгким движением свободной руки убирает волосы с моего лица, поправляет их. Другой всё ещё держит за талию.       Помогите. Уберите меня отсюда, пока не поплыла. Пожалуйста.       Единый, твою мать, я влюбилась. Совсем дурная. Может, есть номер дурки у кого? Туда мне надо.       — Легче? — неожиданно спрашивает.       — А ты весь этот урок танцев сделал, чтоб мне настроение поднять? — вскидываю брови.       Коротко усмехается.       — Не совсем. Впрочем, не без этого. Научить вальсу необходимо было. Но и результат в виде улыбки меня также радует.       Мать твою, Рид, ну хватит лыбиться, как дура… Ради Единого, пожалуйста, просто хватит. Вали вообще. Надо срочно… валить. Срочно.       — Да, мне легче, — тихо говорю. Честно добавляю: — По крайней мере, сейчас.       Понимающе кивает. Отпускает, когда высвобождаюсь из объятий и на шаг отступаю. Хотя, мне кажется, делает это нехотя… Кажется. Ничего не знаю, ничего не понимаю, ничего не думаю. Я дуб, я стена, я кирпич, я угол — тупой.       — Ладно, потопаю, — произношу спустя паузу. — Застряну щас с этим платьем до вечера… Скинь мне точное время.       Отхожу в сторону, разворачиваюсь, направляюсь к креслу. Забираю плащ с подлокотника, натягиваю, убираю волосы из-под воротника, прячу руки в карманы. Зову Стрелу, шагаю к двери. Открываю, выпускаю её первой. Находясь одной ногой за порогом, оборачиваюсь к Иво.       — Спасибо.       — Брось, Лу. Ерунда.       Секунду медлю.       — Не за урок. За спасение.       Замечаю, как бросает мимолётный взгляд на шею, тут же возвращает на меня. Лицо становится серьёзнее. Могу предположить, какие мысли вертятся в голове. Наверное, что-то по типу, что это как раз из-за него я и оказалась в опасности и бла-бла. Однако в какой-то момент… успокаивается.       — Разве могло быть иначе?       Против воли вновь улыбаюсь. Легко, хоть и едва приподнимая уголки губ. Радуюсь, что разговор не завернул в старое русло, как в прошлый раз. Предполагаю, может, правда услышал то, что пыталась донести. Если так — я просто счастлива.       Отворачиваюсь, собираясь уходить. Дверь почти закрываю. Однако вдруг застреваю на месте, поджимаю губы. В следующую секунду, веля Стреле ждать, возвращаюсь в кабинет. Вижу, что Иво находится уже у своего стола. Сталкиваясь с недоумённым взглядом, стремительно приближаюсь, останавливаюсь, хватаю за плечо, заставляю чуть наклониться, тянусь вверх и оставляю короткий поцелуй на щеке. Отодвигаюсь, дёргаю вверх уголок губ, убираю руки обратно в карманы, разворачиваюсь и уверенно шагаю к выходу. Не оглядываясь, наконец покидаю кабинет. Зову Стрелу, с довольной улыбкой иду прочь.       Пора вершить великие девчачьи дела. А главное — разобраться уже в себе.