ИВО
Дверь кабинета открывается резко и неожиданно — на пороге появляется Ник. Напряжённый, хмурый. Закрывает её за собой, молча преодолевает расстояние до кресла, которое обычно занимает Лу, и буквально падает в него. Направляет взгляд в сторону окна, вытягивает руки вдоль подлокотников. Кажется, в любую секунду готов сорваться и сжечь что-нибудь. Или кого-нибудь. Папку, которой был занят, закрываю и откладываю. Неторопливо сплетаю пальцы, молча глядя на него. Смотрю внимательно — зол до предела, действительно едва держит себя в руках, вместе с тем ошарашен, бегает глазами по окну, стене, полу, потолку словно в поисках ответа. Сжимает пальцами искусственную кожу столь сильно, что она тихо скрипит. — Не прожги кресло, — произношу, пытаясь переключить со злости на себя. Отвлечь, чтобы хотя бы дар речи появился. — Лу его любит. Фраза вылетает непроизвольно, но так неожиданно естественно, что сам на пару мгновений застываю и теряю способность мыслить. Только эхо собственных слов отдаётся в голове. Впрочем, прихожу в себя достаточно быстро — осознание, что появились чувства к Лу, поразило уже давно. Поначалу удивился, отрицал, потом успокоился. Теперь понимаю, что шансов не влюбиться не было. Проиграл уже в тот момент, когда впервые увидел, поднявшись на ринг. Ловлю пристальный взгляд резко повернувшегося ко мне Ника. Замечаю, как максимально выгибает бровь, затем расслабляет-таки пальцы. Не прекращая смотреть на меня, проговаривает: — Ага, знаю я, что она тебе нравится. — Скрещивает руки, слегка щурится. — Только ты в курсе, что она с Кеем? Не реагирую. Чуть сильнее сжимаю пальцы. Продолжаю спокойно смотреть в глаза. — Мы действительно будем обсуждать это? — не меняя выражение лица, спрашиваю. — Или ты о ходе допроса расскажешь? Фыркает, отворачивается. Закидывает ногу на ногу, нервно дёргает ею. Снова кладёт руки на подлокотники, стучит пальцами по правому. Пристально смотрит в окно, однако словно ничего перед собой не видит. Сжимает челюсти, вновь злится. — Да чё рассказывать, — негромко говорит. — Всю работу вообще Лу сделала. Этот мудак нихрена говорить не хотел. Не поддавался ни в какую, ни на что, как бы ни лупили. Лу его жену вызвала. Адель. Она притащилась. Лу её отмудохала, а ему хоть бы хны. Брыкался, угрожал, но молчал. Девчонка сама рассказала. Мол, слышала его разговоры, слышала имя, часто мелькающее. Только не знаю, остановилась бы Лу, если бы Адель не раскололась. Откидываюсь на спинку кресла, упираюсь локтями в подлокотники, пальцы держу сплетёнными. Наблюдаю за переменами на лице Ника: по-прежнему злится, потом переживает, снова злится, нервничает. Встречаемся взглядами, когда смотрит на меня. — Вспомни себя, когда только начал работать. Гектор один едва справлялся, если тебя заносило. — Я был молодой дебил, чё ты пристал? — отмахивается. — Теперь взрослый? — Да ну тебя, — не удерживается от смеха, качая головой. — Не успокаивай меня, блин. — Я не понимаю, что тебя беспокоит в поведении Лу, — пожимаю плечами, едва их приподняв. Подаюсь вперёд, вновь опуская руки на стол. — Она лишь сделала то, что было необходимо. Особенно с учётом, что Эван убил её друга. Шумно вздыхает. Чуть сползает вниз по спинке кресла, сжимает пальцами переносицу. Несколько секунд сидит без движения, поднимает голову, откидывает, смотрит вперёд. Спустя время резко поворачивается ко мне. — Знаю я это всё, — негромко проговаривает. — Меня не сам поступок дёргает, а её состояние. Я понимаю, что больно, потом приступ, в который вмешиваться нельзя было. Понимаю. Но ей ведь могло стать хуже. А я бы даже не смог… Не договаривая, закрывает рот и уводит взгляд в сторону. Наверняка думает о брате, за смерть которого по сей день себя винит. Давно не говорит о нём, поэтому никак не комментирую сказанное. Не любит эту тему, а мне на рану давить не хочется. Глядя на меня, более спокойным голосом произносит: — Знаешь, если бы Лу была дознавателем, от ответа ни одна тварь не ушла бы. Я думал, у нас Жонсьер самый жёсткий. Хрен там. Тяну уголки губ чуть вверх. Вижу, Нику ещё есть что сказать, однако ни слова не произносит. Вероятно, хочет самостоятельно и без обсуждения обдумать ситуацию. Часто после выполненной работы занимается анализом, размышляя, не мог ли сделать что-то лучше, не может ли сделать что-то лучше прямо сейчас. Навыки совершенствовать не перестаёт. Потому какое-то время ничего не спрашиваю. Задумчиво молчит. Кажется, переключается на какие-то другие мысли. Брови хмурит болезненно, вновь сжимает челюсти. Выглядит теперь так, словно его смертельно ранили — неожиданно и исподтишка. Медленно поворачивается ко мне, упирается головой в спинку, сразу выпрямляется. — Ты же знал, — тихо говорит. Перебегает взглядом с одного моего глаза на другой. — Кто стоит за всей этой хернёй. За всеми смертями и покушениями. Ты знал. Какого хера ты до сих пор не сделал ничего? К манере общения Ника, когда мы один на один, за годы дружбы уже привык. Однако настолько серьёзной его интонация не была. Настолько опасной и в какой-то мере обвинительной. — Но ещё больше меня бесит, — продолжает, — что я нихрена не заметил. Постоянно перед носом мелькает, а я не вижу! У меня реальные подозрения начались, только когда «Арену» взорвали. А должны были начаться раньше! — Успокойся, — произношу, не скрывая усталость. — Не думай о том, что ты мог сделать. Сосредоточься на том, что делать сейчас. — Повесить мразину, вот чё делать! — восклицает, подскакивая с кресла. Запускает пальцы в волосы, принимается нарезать круги по кабинету. Не останавливаясь, запрокидывает голову и бродит взглядом по потолку. — Столько лет, бляха-муха. И ты мне успокоиться говоришь?! — Останавливается, опускает руку на пояс, трёт пальцами лоб. — Один слепой дебил, другой чувствительный. Даже меня легко обмануть, если войти в доверие, да? С тобой-то та же история! — Я не отрицаю, — вновь откидываясь на спинку, признаюсь. — Так почему ты до сих пор ничего?.. — собирается повторить вопрос, но замолкает в тот же момент, как возвращает на меня взгляд. Вскидывает брови, потом щурится, потом хмурится. Снова выглядит злым. — Не веришь? Серьёзно?! И причины выискиваешь, которые докажут, что ошибаешься?! Эмпатик. — Ты не выискиваешь? — голосом чуть тише, чем прежде, интересуюсь. — Ты верно отметил — столько лет. — Да блин, я понимаю, — устало произносит. — У вас прям предельно глубокое доверие и всё такое. Ножа в спину не ждёшь. Не ждал. Но у нас есть факт. Да и сходится всё. А ещё… Да ла-адно… — неожиданно тянет, перебивая самого себя. Громко хмыкает, кладёт обе руки на пояс, опускает голову, покачивает ею. Поднимает обратно. — Вы поэтому с Кеем поругались, да? Он понял. А ты его послал. Мать-то твою, Иво… — Шумно вздыхает, с силой проводит ладонями по лицу. — Как ты вообще умудрился Приором стать? Молчу, отвожу взгляд в сторону окна. Желания отвечать нет, к тому же время от времени сам задаюсь этим вопросом. Как дело касается преступников разной степени дрянности, которым нужно вынести приговор, особенно тех, кто угрожает Церкви, генетической безопасности, — меня не пошатнуть. В принятии решений я холоден и расчётлив. Иначе не занимал бы такой пост. Думаю наперёд. Однако стоит только коснуться тех, кто хоть мало-мальски мне близок, кому доверяю, — разум покидает меня с малыми шансами вернуться. Разумеется, это в корне неправильно. Личные чувства и эмоции не должны мешать принимать решения, тем более в таком вопросе… Но грудную клетку сдавливает тупая боль, не позволяя размышлять таким образом, каким обязан. Не корить себя за это не могу. — Проблема не только во мне, — заговариваю, прерывая затянувшуюся тишину. Крепче стискиваю пальцы, медленно перевожу взгляд на Ника. — Мало убедить меня. Необходимо, чтобы поверила и общественность. Ты ведь знаешь, какие… связи. Доказательства необходимы железные, действительно убедительные. В противном случае начнут… вступаться. Протестовать. Не поверят. Сомневаюсь, что подобное кончится удачно. — Иво! — округляя глаза, восклицает и в пару больших шагов оказывается перед столом. Упирается в него кулаками, наклоняется. — Ты — Инквизиция! Церковь! Ты весь долбаный Нью-Пари! Какая нахер общественность?! Если ты поверил, если ты сказал — значит, всё так и есть, всё правда! Кто протестовать будет?! Сдурел ты, что ли?! — Успокойся, — ровным голосом повторяю, глядя в глаза, — и подумай. Холодной головой, Ник. Оцени ситуацию. Без эмоций. Отыщи худший сценарий. Самый худший. Именно по нему всё пойдёт, если мы не будем действовать продуманно. — Бесит, — сквозь зубы цедит, выпрямляется и снова отходит от стола. Заводит руки за голову, сцепляет пальцы, упирается в них затылком. — И всё ради власти! Никогда бы не подумал! — Воздевает руки к потолку. — Столько связей ради того, чтобы потом поддержали, когда скинет тебя с поста! Охереть! — Ник… — Ну что?! — Успокойся, — говорю, сбиваясь со счёта, в какой уже раз. — Я тебя прошу. — Упираюсь локтем в подлокотник, поднимаю руку, устало подпираю костяшками подбородок. — Я понимаю, как ты зол и раздражён. Нас обоих обвели вокруг пальца. Однако, пожалуйста, приди в себя. Ты нужен мне в здравом уме. Роняет руки, смотрит на меня. Сочувствующе сводит брови к переносице, прячет ладони в карманы куртки. Глубоко вздыхает, стискивает челюсти, наверняка сжимает кулаки. Во взгляде ещё горит бешеное пламя, но больше, кажется, Ник не собирается рвать и метать. По крайней мере, сейчас. Контроль над собой даётся с заметным трудом — и всё же получается. Благодарно киваю. — Иво, ты же меня знаешь, — проговаривает спокойнее и тише. — И я уже говорил. Я за тебя убью. Неважно кого. Я ненавижу, когда причиняют боль тем, кто мне дорог. Ты это, или Лу, или Кей. И это ты тоже знаешь. — Знаю. — Мне нужен будет только приказ. Я сам эту крысу повешу. Не отвечаю, лишь киваю снова. В следующую секунду поворачиваю голову к двери, когда без стука открывается. Наблюдаю, как Даниэль переступает порог и подходит к столу, отстукивая чёткий ритм каблуками. — Только что прислали, — произносит, протягивая руку, в которой, судя по виду, держит приглашение. — Благодарю, Даниэль, — коротко произношу и забираю его. Кивает, разворачивается, бросая взгляд на Ника, и молча уходит. Окидываю взглядом приглашение. Дорогая бумага и шлейф знакомых духов. Любимый закрученный шрифт, которым напечатано, что меня будут рады видеть на балете, представляющем новую программу, и приёме после него. Внизу — приписка от руки изящным почерком: «С глубоким уважением и любовью, Стефани Клэр». На обороте — дата, время и адрес. Под ними тоже от руки написано: «Предлагаю научиться вальсу, мои друзья». Опера́ Ле Пелетье́… Занимательно. Значит, вальс. Стефани в своём репертуаре. — Мне уже издалека видно, что тебя опять на какую-то крутую вечеринку зовут, — произносит Ник, возвращаясь к столу. — Кто? Куда? — Стефани Клэр, — отвечаю, протягивая приглашение, когда он падает в кресло. — Балет, потом приём. На этот раз решила вальс. — Ой, мама дорогая… — посмеиваясь, тянет. — Обожаю мадемуазель Клэр. Вечно дичь всякую придумывает. — Кладёт приглашение на стол, однобоко улыбается. — Теперь я точно иду с тобой. С вами, точнее. Лу же тебе сто пудов тоже будет нужна. А пока подбираю напарника Вивьен, буду вместо него. Надеюсь, щас у тебя возражений нет. Слабо приподнимаю уголки губ. Коротко качаю головой. Придвигаю приглашение к себе, мельком смотрю, убираю в сторону. Складываю руки на столе. — Что с пирокинетиками? — задаю вопрос, возвращаясь к делу. Вздыхает, откидывается на спинку. Вытаскивает телефон из кармана, включает, что-то смотрит, возвращает обратно. Хмурится. — Ребят отправил своих в возможные места обитания, — отвечает. — Один писал, мол, вроде напал на след, но пока молчит. Жду вот. Надеюсь, его не подожгли. Надеюсь, найдутся не трупы. — Внезапно тянется, вытаскивая из второго кармана другой телефон. Задумчиво вертит в руках, внимательно оглядывает его. Хмыкает. — Это Эвана. Есть у меня знакомый… Надо дать телефон ему. Авось найдёт чё интересное. А ещё… — тянет таким тоном, который сразу не нравится, и смотрит довольно подозрительно, — вам с Кеем надо поговорить. — Обязательно, — мгновенно отзываюсь, впрочем не особо убедительно. — Тебе нужны доказательства. У него они есть. А тебе надо их посмотреть ещё раз. Вряд ли в тот раз, когда он приходил, ты был к ним так уж внимателен. Вдруг они настолько железные, насколько надо? Молчу несколько долгих минут, обдумывая слова Ника. Не могу не признать, что он прав. Мысль более чем разумная. Однако проблема в том, что неизвестно, согласится ли на разговор Кей. Уходя, он был до невозможности зол и вряд ли дальше испытывал ко мне хоть сколь-нибудь положительные чувства. Потому не ручаюсь, но попробую. — Поговорю, — наконец отвечаю. — Позже. После приёма. — Ну хоть так, — миролюбиво произносит. Следом слегка дёргается, в очередной раз достаёт телефон, смотрит на экран. Мгновенно подскакивает с кресла. — Полетел. Пирокинетика одного нашли. — Держи в курсе. — Ага! В следующий момент исчезает из кабинета, а я возвращаюсь к делам. До вечера время проходит в работе и размышлениях. К счастью, встреч никаких нет ни сегодня, ни завтра, потому состояние не настолько тяжёлое, насколько могло быть. Все мысли занимают лишь предательство и… Лу. Особенно Лу. Теперь думаю, как сделать так, чтобы обеспечить такую безопасность, какая только возможна. Однако это несколько проблематично, учитывая, что она вечно бросается в самую гущу событий. Закрываю лицо ладонями, вздыхаю. Она не была такой. Совершенно. Спокойная, размеренная, не любящая приключения, предпочитающая посидеть дома — в максимальной безопасности. Не терпела сигареты и алкоголь. Любила танцевать, была бесконечно доброй и не принимала насилие в любой форме. Старалась помогать, плохие новости сообщала осторожно, чтобы не сделать больно. Не любила ругаться и спорить, свою точку зрения доносила мягко и осторожно либо попросту соглашалась со мной. И Лу. Совсем другая. Совсем. Дерзкая, острая на язык, своевольная. Неукротимая. Не ждёт и не спрашивает — только действует. Не раздумывает — сразу бьёт. Ухмылка посещает её губы чаще, чем обычная улыбка. Быстрая, сильная, ловкая. Вместе с тем такая хрупкая… Настойчивая. От неё вечно веет сигаретами вперемешку с чем-то цитрусовым. Тем, как звучит речь, нисколько не заморачивается — говорит только то, что думает. Прямо, без раздумий, без прелюдий. Выводит на эмоции, когда даже не пытается. Заставляет улыбнуться, когда стараюсь держать лицо и оставаться спокойным. Невозможная. Невыносимая. Весь уклад жизни словно переворачивается. Стремительно, безжалостно. Лишь из-за того, что в ней появилась Лу. Такого не случалось ни разу. С ней было спокойно, а с Лу — никогда не угадаешь, что будет дальше. И это, как ни странно понимать и признавать, заставляет… жить. Оживать. Ага, знаю я, что она тебе нравится. «Нравится» — совершенно не то слово. Оно нисколько не описывает то, что испытываю к Лу. А в начале знакомства казалось, что не сможем найти даже общий язык. Ведь мы ничем не похожи, максимально разные, насколько люди вообще могут быть разными. И каков итог? Бо́льшую часть мыслей занимает она одна… Следующим утром просыпаюсь здесь же, в кабинете. От неудобного сна на диване ломит тело, но игнорирую и медленно сажусь. Наклоняюсь вперёд, упираюсь локтями в колени и потираю ладонями лицо в попытке взбодриться. Опускаю руки, свешивая кисти. Спустя несколько минут наконец поднимаюсь и привожу себя в порядок. Часы на столе показывают семь часов, когда опускаюсь в кресло и смотрю на них. Тяну все оставшиеся со вчерашних дня и вечера дела. Погружаюсь в них, пытаясь проснуться. В конце концов получается, и чувствую себя уже лучше. По крайней мере, состояние покидает отметку помятой бумаги, что валяется в мусорном ведре. Уже успех. В девятом часу пишу Лу, прошу приехать. Спустя минут сорок уже заходит в кабинет. Хотя первым делом взгляд падает на неожиданную гостью — Стрелу. Она, очевидно, весьма полюбила ковёр, потому теперь растягивается на нём так же, как когда была здесь в прошлый раз. Следом смотрю на Лу, когда заговаривает, склоняя вбок голову, становясь похожей на птичку. Красные глаза и более бледная, чем обычно, кожа привлекают внимание, вызывают беспокойство. Наводят на мысли, что вчерашний день оставил след более серьёзный, чем могло показаться на первый взгляд. Впрочем, дело может быть и не только в произошедшем в Судвиле и допросе. Неизвестно, что могло случиться после него. О плохом состоянии говорить не хочет. Личное. Могу предположить, связано с Кеем. В свою очередь, глубоко закапываться в болезненную тему не хочется и мне. Лишь отвечаю, что всё понимаю. Разумеется, разобраться с проблемой должен, однако не сейчас. Мысли и задачи в данный момент другие. — Решай, что делать. Вряд ли тут ошибка. Иначе дождёшься — и последнее доказательство будет очень болезненным. Придётся открыть глаза. От мысли, каким именно образом они могут открыться, бросает в холод. Стараюсь её откинуть, уверенный, что смогу избежать подобного, смогу защитить, уберечь. Вряд ли, конечно, повторится именно та ситуация, но может случиться и нечто похуже… Второй раз нервная система уже однозначно меня подведёт. Каким бы железным ни старался себя сделать, это меня точно сломает. Перевожу тему, пока мрачные размышления окончательно не заполнили и без того тяжёлую голову. Передаю Лу приглашение от Стефани, после прочтения которого замечаю явно скептический настрой и приподнятую бровь — словно в зеркало смотрю. От этого даже забавно, но смех сдерживаю, сосредотачиваясь на разговоре. Реакция, как всегда, очаровательно эмоциональная… — И чё придётся? Мазурку танцевать? А вы предсказатель, мадемуазель Рид… — Вальс. По лицу моментально заметно, насколько глубоко Лу готова закопать и приём, и Стефани, и вальс. Наверняка лучше бы разбила пару лиц, чем даже представила себя танцующей. Деваться ей, впрочем, уже некуда. Если продолжит отказываться — намерен не заставить, но уговорить. Аргументы имеются. Использовать их не приходится. Поначалу отпирается, но сдаётся, когда встаю, приглашая на танец. Обещаю научить, собираюсь стоять так до тех пор, пока не согласится. Использую козырь, спрашивая, не боится ли, и в следующий момент опускает ладонь на мою. Сразу же чуть сжимаю, тяну вперёд, веду за собой, спустя несколько шагов останавливаюсь. Левую руку Лу опускаю себе на плечо, мягко обхватываю правую, свою свободную ладонь опускаю на её лопатку. Пока смотрим друг другу в глаза, время замирает. На несколько мгновений невольно задерживаю дыхание, когда ловлю себя на этом странном ощущении, которое прежде не испытывал. Тем не менее вернуться в реальность приходится. Иначе здравый смысл окончательно меня оставит. Он ещё понадобится. — Уже верно начинаешь, — негромко проговариваю. — Во время танца принято смотреть партнёру в глаза. Не следить за ногами. — Ага, блеск. А передвигаться мне как? Сомневается, конечно. Привыкла жизнь держать под контролем, делать всё самой. Позволить вести даже в простом танце — тяжело, боязно. Понимаю прекрасно. Вероятно, неспособность полностью контролировать пси и следующие за этим приступы оставили отпечаток гораздо более глубокий, чем признаёт или осознаёт. Из-за этого старается контролировать всё, что только в своей жизни можно. — Тебе надо лишь идти за мной. Я веду. Лу почти удаётся. За два с лишним часа справляется лучше, чем наверняка сама от себя ожидала. Я же не сомневался, что сможет, — так и выходит. В ногах уже не путается, почти за ними не следит, стараясь смотреть только мне в глаза. Шаги запоминает. Тем не менее тело всё равно напряжено, словно Лу в любой момент готова упасть или принять удар неизвестно откуда. В конечном итоге останавливает урок, перекатывается через спинку дивана и падает в него лицом. — На самом деле, ты делаешь успехи. По крайней мере, уловила суть, — проговариваю, когда уже сидим друг напротив друга. Возможно, не совсем верит, но и не спорит. Словно просто принимает мои слова как есть. После короткого диалога, разгрузившего голову, поднимаюсь и подхожу к Лу, вновь приглашая на танец. Думаю о том, что материал нужно закрепить, и едва сдерживаю улыбку, когда тяжело вздыхает. Совсем не хочется мучить, тем не менее лучше изученное повторить. — Просто признайся, что ненавидишь меня, — произносит, очевидно шутя. Наверное, стоит в том же тоне ответить, но вырывается совсем другое: — Поверь, то, что я к тебе испытываю, бесконечно далеко от ненависти. Я бы сказал, прямо противоположно. Лишь… правда. Ничего больше. Этот танец получается уже лучше. Лу более расслаблена, чувствует себя, кажется, свободнее. Спокойно позволяет вести, не пытается контролировать шаги, себя, меня. Мышцы под моими пальцами не находятся в столь сильном напряжении, как прежде. В какой-то момент даже на носочки приподнимается, из-за чего не могу сдержать слабую улыбку. Доверяет. Хочется эффектно крутануть Лу вокруг своей оси, однако слегка не рассчитываю силу, когда тяну её обратно к себе. Она сталкивается со мной, теряет равновесие, но в ту же секунду нахожу решение — крепко обвивая талию, резко наклоняю Лу к полу, наблюдая, как запрокидывает назад голову, и слыша весёлый смех. — Зараза, выкрутился! Пару мгновений держу так, следом ставлю на ноги. Не сдерживаясь, убираю упавшие на её лицо чёрные прядки. Радуюсь, что развеселил, едва могу оторвать взгляд от улыбки, улыбаюсь сам. Спрашиваю, стало ли легче. На ответный вопрос объясняю, что цель была не только поднять настроение. Так, на самом деле… восемьдесят на двадцать. И двадцать процентов — вальс. В остальном действительно хотел оживить. Хотя бы малость. Знать, что удалось, отрадно. Улыбка ей идёт больше слёз. Занятый мыслями о ней же, едва замечаю, как прощается. Секунды спустя только доходит, что уже стоит одной ногой за порогом. Слышу, как произносит: — Спасибо. Мигом прокручивая в голове несколько часов танцев, отвечаю: — Брось, Лу. Ерунда. Следующими словами даёт понять, что ошибся в том, за что благодарит. — Не за урок. За спасение. В ту же секунду смотрю на шею, затем — вновь в глаза. Перед внутренним взором в очередной раз встаёт картина, как выбираюсь из воды, ужасно замедленный потяжелевшей одеждой, и вижу Эвана. Продолжаю вытягивать себя на поверхность, веду взгляд дальше, и мгновенно всё нутро обдаёт холодом — он душит Лу. Убивает её. Не сомневаясь, не останавливаясь, собираясь довести дело до конца. Страх за неё и злость на него здорово прибавляют скорости, поэтому встаю и приближаюсь быстро — и отшвыриваю Эвана в сторону в момент, когда Лу уже практически не дышит. Голову посещает множество мыслей, главная из которых — помощь мне и подвергла такой опасности. Хочется и озвучить, но останавливаю себя, вспоминая разговор, произошедший вчера. «Находиться здесь — мой выбор». Бесшумно вздыхаю. «А я здесь. Осталась. Сделай выводы». Останавливаю все ненужные мысли. Становится легче, спокойнее. Пропадает желание посыпать себе голову пеплом. Отвечаю: — Разве могло быть иначе? Улыбается. Еле-еле потянув уголки губ вверх, но улыбается. Хочется верить, что радостно. Ничего больше не говорит, шагает за порог. Дверь почему-то остаётся закрытой не до конца, и с вопросом смотрю на неё, приближаясь к своему столу. Останавливаюсь, не дойдя до кресла, замираю, когда Лу внезапно возвращается в кабинет. Наблюдаю, с какой уверенностью подходит, хватает за плечо, тянет на себя, чувствую, как коротко целует в щёку. Отстраняется, однобоко улыбаясь, прячет ладони в карманы плаща, разворачивается и направляется к двери. Не оборачивается ни на миг — и просто уходит. Остаётся только ошарашенно смотреть на закрытую дверь. Не сказать, что поцелуй в щёку — нечто шокирующее. Элемент неожиданности в том, что это сделала Лу. Так внезапно, свободно. Лишь потому, что захотела. Хотя раньше наверняка едва ли представляла, что поступит подобным образом. Как и я. Не представлял. Совсем. Чаще всего закрытая, хмурая, серьёзная, мрачная Лу… и поцелуй в щёку. Простой, непосредственный, без какого-либо лишнего подтекста. Помилуй, Единый… Иво, ты взрослый мужчина, Приор Инквизиции, вторая личность Церкви… и разомлел от обычного поцелуя. В щёку. Кошмар… Невообразимо. Успокаиваясь, сажусь за стол. Собираюсь вернуться к делам, но план нарушает вновь зашедшая в кабинет Даниэль. Не успевая даже дотянуться до отложенной в сторону папки, поднимаю голову, и встречаемся взглядами. Спустя секунду промедления вопросительно приподнимаю брови. Судя по виду, что-то в моих глазах настораживает. Тем не менее берёт себя в руки и произносит: — Викарий хочет видеть. Киваю.***
Ника решаю не беспокоить, потому в зал захожу лишь с одной Вивьен позади. Впрочем, сомневаюсь, что здесь грозит опасность. В противном случае, уверен, вдвоём справимся. С бесшумным вздохом обрываю поток мыслей и, бросая взгляд на играющих на полу детей, иду навстречу Викарию. Реагирую спокойно, видя слабую доброжелательную улыбку и спрятанное за ней беспокойство. — Здравствуй, Иво, — негромко говорит. — Викарий, — привычно приветствую. Касается рук, проговаривает: — В делах, — следом лба, — и помыслах — храни Единый. Склоняюсь, отвечаю: — С надеждой на искупление. — Как рад видеть тебя, — продолжает разговор. Окидывает с головы до ног и обратно цепким взглядом. Внимательно смотрит в глаза. — Однако выглядишь измученным. Сколь ни стараюсь сохранять лицо и не выдавать эмоций — Викарию заметно всегда. Ни разу не удалось скрыть от него ни радость, ни печаль. Не выходит и сейчас. Иду за ним, когда поворачивается и неторопливо идёт в сторону. — Мы давно не говорили, — произносит, не дожидаясь ответа. — Как вижу, телохранитель рядом с тобой отчего-то один. Что происходит? Не нужно оглядываться, чтобы знать, что Вивьен направляется следом тихой поступью. Находится на достаточном расстоянии, чтобы не подслушать невольно не касающийся её разговор и чтобы в случае чего суметь защитить. — Предатели в рядах, — поясняю, возвращаясь к теме. Завожу руки за спину, обвиваю запястье пальцами. — Человек, которому я доверял, старается любыми доступными путями привести к моему падению. Дабы занять мой пост. Меня лишают охраны и близких, чтобы я сдался и покинул его самостоятельно. Отсюда смерть Гектора и взрыв моего кабинета. Старательное запугивание. — Останавливаюсь, когда затормаживает Викарий, глядя с удивлением и озабоченностью. Встаю напротив, по-прежнему держу руки за спиной. Стоим достаточно далеко и от детей, и от Вивьен. — Эвана — второго телохранителя — наняли для шпионажа и, я полагаю, убийства Ника. Была попытка несколько месяцев назад, но с Эваном я её не связал, как и сам Ник. Теперь всё стало кристально ясно… Я был в Судвиле. Эван попытался убить девушку, которая помогает мне… с расследованием. — Замолкаю. Не произношу ничего несколько секунд. Затем говорю: — Мы с Ником оба допустили ошибку, не разгадав его раньше. Не разгадав… «Главную крысу», — звучит в голове голос Лу. Бесшумно вздыхаю, замолкая вновь. Увожу взгляд в сторону. Невольно сжимаю запястье чуть крепче нужного. — Кто же предатель, Иво? — спрашивает, прерывая затянувшуюся паузу. Невольно дёргаю вверх уголок губ — даже с какой-то злостью, — по-прежнему смотрю в сторону. Думаю о многих моментах, когда мог заметить, что что-то не в порядке. Сколько упустил намёков… Сколько людей погибло только потому, что меня ослепило безоговорочное доверие. Сколько пострадало. — Вы не поверите, — спокойно отвечаю. — К тому же называть имя, не имея доказательств на руках, не лучшая идея. Потому узнаете всё несколько позже, когда завершу дело. Вновь смотрю на Викария. — Ты зол. — Нисколько. Лишь раздосадован, что не обратил внимания раньше. — Выдерживаю небольшую паузу. — Кто зол, так это Ник. Едва не разнёс мой кабинет. Доброжелательная и понимающая улыбка трогает его губы. — Николас… Верно, верно. Волчонок подрос… Теперь опасно попадаться ему под руку. — Так и есть. Замолкаем. Снова отвожу взгляд, смотрю Викарию за спину, наблюдая за детьми. Размышляю, есть ли ещё что сообщить, есть ли у самого важный вопрос. На ум ничего не приходит, потому делаю полшага назад, собираясь спросить дозволения уйти и вернуться к делам, однако не успеваю. — Ты ещё чем-то обеспокоен, — произносит. Спокойно, лишь констатируя факт. Взгляд вновь становится внимательным и цепким, словно он пытается прочесть все необходимые ответы в моих глазах. — Неужели девушка? Та, которая помогает? — Заметно? — спрашиваю, находя бессмысленным и детским отрицать очевидное. Едва-едва приподнимает уголки губ, почти сразу опускает. В глазах появляется слишком знакомое сочувствие, и уже могу предположить, о чём думает, что хочет сказать. — Голос дрогнул, когда ты сказал о ней, — отвечает. — Не слышал такого уже несколько лет… с тех пор как погибла Изабель. Ужасной и жестокой смертью, верно. Без шанса спастись, не имея возможности вдохнуть. Вслух, однако, ничего не произношу. Голос дрогнул… А до этого — после поцелуя в щёку оцепенел. Стремительно сдаю позиции. — Викарий, позвольте, пойду? Совершенно нет желания продолжать тему. Особенно дальше бередить старую рану. Особенно обсуждать чувства к Лу. Всё-таки личное хочется оставить при себе. Никем не тронутым. — Конечно. Держи меня в курсе дела. — Разумеется. Благодарю за беседу, Викарий. Прощаясь, наконец ухожу и с облегчением выдыхаю.***
Чуть ближе к вечеру в Корпус возвращается Ник. На этот раз в кабинет заходит спокойно, больше не напоминая бешеный ураган. Скидывая куртку и вешая на спинку кресла, садится на него, смотрит на меня. Выглядит задумчивым. — Во-первых, какого ты лешего не сказал, что к Викарию идёшь? — спрашивает. — Я же говорил, что буду временным напарником Вивьен. — Там мне ничего не угрожало, — отвечаю, откидываясь на спинку. — В случае чего мы с Вивьен справились бы. — Вообще-то, я… — принимается возражать, но замолкает и с тяжким вздохом качает головой. Трёт переносицу пальцами. — Да ну тебя нахрен. Чё я вообще с тобой спорю? — Семь лет этим вопросом задаюсь. Фыркает, машет рукой. Однобоко улыбается. — Что во-вторых? — А во-вторых! — тут же вскидывается. Выглядя довольным, придвигает кресло ближе к столу, впечатывается коленями в него, судя по звуку, и складывает на нём руки. — Ребята у меня крутые. И я крутой. Мы поймали пирокинетика. Одного. Второй пока хз где. А этот, Матео, очень пытался убедить, что второй сдох. Но вряд ли. Хотя не будь я эмпатиком и, ну, вообще собой — возможно, поверил бы. Брехал он талантливо. Я его к Эвану с Адель увёз, потом их по разным местам раскидал, чтоб между собой не общались, телефоны у Адель и Матео забрал, тоже сдал, чтоб проверил знакомый. Жду звонка. — Откидывается на спинку, вытягивает руки по подлокотникам. — Ребят оставил следить за всеми. Если чё — блокатором саданут обоих этих мудаков. А Адель боится всё равно. И нестабильная обычная, чё её блокатором хреначить. Ну и разбита из-за того, что муженёк несчастный нихера не рассказывал, а влетело ей. Запрокидывает голову, упираясь затылком в спинку и выискивая что-то на потолке. Всё ещё выглядит задумчивым, напряжённым. Выпрямляется, принимается вертеть кольцо на указательном пальце левой руки, прямо как Лу. Раньше была такая привычка, но делать так давно уже перестал, потому сейчас я несколько удивлён. Интересно, что его так озадачило. — Я вопросов-то ему позадавал, на которые он, конечно, нихрена толком не ответил… Но состояние у него было такое, знаешь… предвкушающее, что ли. — Замолкает, хмуро смотрит на собственные движения, оставляет кольцо в покое. Сплетает пальцы. — Задумали они чё-то. Ну, очевидно. Предотвратить бы. Проблема только в том, что я не знаю, чё задумано. Но. Тебя убить — приказа нет. — Округляет глаза, упирается ладонями в подлокотники, подаётся вперёд. — Лу! Нет, нахер, вам нельзя ни на какой приём. Соединяю подушечки пальцев, ставлю под подбородок. Смотрю на Ника, вопросительно вздёрнувшего брови — явно ждёт какой-то реакции, желательно более эмоциональной. Медленно моргаю, соображая. Спустя время неторопливо покачиваю головой, наклоняюсь, опускаю руки на стол, сцепляю пальцы. — Для начала — на балет и приём мы не можем не пойти, и ты это знаешь, — заговариваю. — Сомневаюсь, что там кто-то попытается убить Лу. — Ой, ну… в еду очень просто подмешать какую-то херь, я тебе скажу. А потом раз — и Лу уже… Ты щас меня взглядом порежешь. Ровнёхонько пополам. — Мы ведь с тобой будем рядом, верно? — приподнимаю брови. — К тому же дольше необходимого не задержимся. И вспомни, что ты эмпатик. Отслеживай настроение толпы. Настроение тех, кто непосредственно рядом с нами находится. Это у тебя отлично получается. Считаешь враждебность — предупредишь. — Перевожу дыхание. — Тем не менее на приёме нападение будет вряд ли. — Ну, я прекрасный глава охраны, великолепный телохранитель, поэтому перестраховываюсь. — Как интересно скачет твоя самооценка… — негромко тяну, на что лишь глаза закатывает. Едва приподнимаю уголок губ, сразу опускаю. Смотрю пристально. — Однако ты забыл ещё об одной мишени. О себе. На тебя также совершались покушения. Ты в такой же опасности, что и Лу. — С собой я сам разберусь. У меня глаз-алмаз. Но Лу… — Я позабочусь о Лу. Открывает рот, чтобы ответить, но тут же захлопывает, глядя на меня куда внимательнее обычного. Медленно щурится. Всматривается в лицо, словно пытается отыскать что-то. Какие-то ответы. Или признаки чего-то. — Окей, знаешь, я не буду ничего спрашивать и комментировать, — произносит, хлопая ладонями по подлокотникам и поднимаясь. — Просто пойду найду костюм. — Комментировать что? — не удерживаюсь от вопроса, когда уже подходит к двери и хватается за ручку. С ухмылкой оборачивается. — Твои чувства к мадемуазель, месье Приор. Вспоминая полувозмущённое «Только ты в курсе, что она с Кеем?», собираюсь ответить, но не успеваю — уже уходит. Наконец позволяю себе тяжело и протяжно вздохнуть, закрывая ладонями лицо.***
Час спустя, не слушая возражений Ника, выхожу из машины и поднимаюсь к блоку Лу. Несколько раз стучу в дверь, завожу руки за спину. Бросаю пару коротких взглядов по обеим сторонам от себя, вертя головой, и возвращаюсь в изначальное положение. Слышу доносящийся откуда-то шум — кажется, на полной громкости включён телевизор. Интересно, почему Лу выбрала жить именно здесь? Шумно, небезопасно. Вскоре появляется она сама. Открывает дверь, замирает, словно не узнавая меня, округляет глаза, окидывает взглядом с головы до ног и обратно. Долгое мгновение спустя хватает за руку, шипя под нос что-то наверняка нецензурное, и резко затаскивает в блок. Выглядывает, крутит головой несколько раз, возвращается, захлопывает дверь. — Ты дубу дал?! — громко вопрошает, крутя пальцем у виска и идя к столу спиной вперёд. — В Термитнике! Один! Ещё и Приор! Тут обычного чистого и богатого прирезать и обокрасть могут, а ты прискочил один! — В машине сидят Ник и Вивьен. — Надо было кого-то из них и послать тогда! — Переживаешь? Резко разводит руки в стороны, хлёстко бросает: — Да! — Заправляет волосы за уши, ногой ровно ставит валяющиеся у стола туфли, надевает. Прикусывает губу, будто злясь на себя за срыв, но следом выражение лица становится проще и спокойнее. Выпрямляется. — Да, представь себе. Собираюсь ответить, но слова застревают в горле, когда наконец замечаю, как Лу выглядит. Чёрное закрытое платье в пол, длинные рукава, кольцо привычно украшает большой палец на левой руке, серёжки в виде бабочек, вызывающие улыбку, распущенные волосы едва касаются плеч, тёмно-красная помада, чёрные ногти, каблуки прибавляют рост… и открытая спина, которую замечаю, только когда поворачивается к столу — и которая окончательно выбивает воздух из лёгких. Хочу сказать что-нибудь умное, уместное, какой-то комплимент, однако в голову, как назло, ничего не приходит. Всё, что могу, — лишь смотреть на неё, не в состоянии оторвать взгляд. И где хвалёное красноречие?.. Годами отработанное, между прочим… Едва ли понимаю, чем занята. Когда вновь смотрю в глаза — только спустя несколько секунд это осознаю. Стараюсь выглядеть максимально невозмутимым, замечая, как довольно улыбается. Самому улыбку сдержать не получается. Перестать любоваться — тоже. Держу зрительный контакт, когда забирает со стола клатч и неторопливо подходит ближе. Останавливается в шаге, тянет уголки губ выше, смотрит одновременно мягко и вызывающе. Слегка склоняет голову вбок, скользя взглядом с одного моего глаза на другой. — Можешь ничего не говорить, — негромко произносит. Делая большой шаг в сторону, тянется, снимает плащ с вешалки, плавным движением надевает. — По глазам понятно, что потрясно выгляжу. — Прямо-таки всё тебе видно и известно, — отвечаю, продолжая улыбаться. — Ты эмоциональнее и впечатлительнее, чем думаешь, — делая полшага вперёд, отзывается. — Лицо может ничего не выражать, но глаза не скроешь. — Научилась читать. — Научилась. Или просто ты доверился и чуть-чуть открылся. Или одновременно. — Убирает свободную от клатча руку в карман плаща. Кивает на дверь. — Ну чё, пошли? — Открывая её и переступая порог, тихо посмеивается: — Зря я, что ли, вальс мучила? Выхожу следом. Потом иду к лестнице, когда закрывает дверь и направляется туда. Чуть опережаю, спускаюсь на ступень первым, поворачиваюсь, протягиваю руку. — Я могу спуститься, — с улыбкой говорит. — Ты на каблуках, — отвечаю. — С поддержкой точно не упадёшь. — Меня подруга научила ходить на этих ходулях. Такой же экспресс-курс, как твой с вальсом. Молчу, стою на месте. Наблюдаю за переменами на лице Лу. Как смотрит вверх, словно решая самую сложную дилемму в своей жизни. Как возвращает взгляд на ладонь, которую всё ещё протягиваю, задумчиво глядит. В итоге вновь встречаемся глазами, и в следующий момент вкладывает пальцы в мою руку, позволяя чуть сжать. — Вот уж по лестнице мне ещё не помогали спускаться, — бормочет тихим голосом, когда принимаемся идти вниз. — Это лишь проявление заботы, — спокойно произношу, внимательно следя за ногами Лу, которые явно не привыкли к таким туфлям — и вообще туфлям. Смотрится, впрочем… как она выразилась?.. потрясно. И непривычно. После тяжёлых ботинок, в которых всегда ходит, в туфлях ноги выглядят как у принцессы. Изо всех сил давлю резкий неровный вздох. Обрываю размышления. О чём точно не думал ещё, так это о ногах Лу и туфлях. Приехали… — А ты, значит, хочешь обо мне заботиться? — с вызовом, но не таким ярым, как обычно, задаёт вопрос. Мельком смотрю в сторону Лу, тут же отворачиваюсь, чтобы самому с лестницы не упасть. Невольно чуть сильнее сжимаю согретые моей ладонью пальцы. Задумываюсь на несколько мгновений, впрочем уже зная, что ответить. Только ты в курсе, что она с Кеем? Упрямо сцепляю челюсти. Сразу произношу: — Хочу. Ничего не говорит, а момент спустя уже стоим у выхода. Смотрит без улыбки, чуть округлившимися глазами, очень пристально. Бегает взглядом по моему лицу. Стискивает пальцами дверную ручку, не двигается. Зрительный контакт держится ровно до минуты, когда в подъезде резко гаснет свет. Так проходит какое-то время, в тишине и темноте, а следом Лу толкает дверь и, не глядя на меня, выходит. До слуха доносится громкое ворчание Ника, но я, поражённый осознанием — повторным, видимо теперь наверняка, — не могу двинуться с места. Осознанием, что действительно хочу заботиться — и не только. Осознанием, что… влюблён. Осознанием, насколько на самом деле глубокие мои чувства. Может, это и влюблённостью не назвать — чем-то бо́льшим… Лу просто нужна мне. Наконец прихожу в себя и покидаю подъезд. Придерживаю дверь, чтобы не хлопнула. Смотрю на Лу, что-то высказывающую Нику, который явно не прекращает ворчать и что-то выговаривать. И вижу только её. Единый… Кажется, Лу Рид, в голове моей ты засела навсегда.