***
Когда спустя несколько часов заваливаемся в блок — точнее, заваливаюсь я, — хочется упасть лицом в кровать и не вставать неделю. Время, ушедшее на ногти, будет сниться в кошмарах, уверена. С платьем было не так страшно. Мы всего лишь обошли половину Нью-Пари, я всего лишь перемерила дохреналлион платьев и чуть не упала от облегчения, когда нашла то, на которое Ирма сказала: «Идеально!» Про украшения вообще молчу. Спорили до упора, пока она не настояла, что серьги в виде бабочек мне подойдут сто процентов. Ну а я чё? Легче было сдаться. На кровать лицом и правда падаю, скинув перед этим ботинки и плащ под звук собственного старушачьего кряхтения. Слышу, как Ирма принимается на кухне хозяйничать. Не шевелюсь. Чувствую растянувшуюся рядом Стрелу. Вздыхаю. До слуха не сразу доносится, как Ирма предлагает чай. В ответ мычу что-то нечленораздельное, чего сама не могу понять, но отрицательное. Даже пытаюсь покачать головой, но получается лишь возня лицом по кровати. — Кстати, у меня вопрос, — доносится до слуха спустя пару минут. Как из-под толщи воды. Кажется, задремала. — Ты влюбилась в него, да? Открываю глаза, упираясь взглядом в кровать. Хмурюсь, приподнимаюсь, помогая себе руками, с шумным вздохом сажусь. Слегка морщусь, чувствуя тупую боль в голове. С трудом фокусируюсь на Ирме, соединяю стопы, тяну на себя, цепляю пальцами щиколотки. Не совсем соображая, щурюсь одним глазом. Внимательно глядя на меня, потягивает чай. Закидывает ногу на ногу. — В кого? — спрашиваю, усиленно возвращая способность соображать. Опускаю голову, тру пальцами глаза. Вскидываю голову, резко просыпаясь, когда слышу ответ: — В Мартена. Первым делом хочется начать отрицать. Яростно, с изогнутой скептически бровью, закатыванием глаз. Однако намерение пропадает так же быстро, как появляется. Слегка горблюсь, протяжно вздыхаю, поднимаю глаза к потолку. — Заметно? — тихо спрашиваю, возвращая взгляд на Ирму. — Заметно, — кивает. Чуть приподнимает уголки губ, отставляет кружку в сторону. — Ты так про него говоришь… как бы объяснить… с трепетом, что ли. Теперь бровь всё-таки выгибаю. Не могу сдержать удивлённый смешок. Хотя, скорее, истерический. Вот уж чего не ждала о себе услышать — что буду говорить о ком-то с трепетом. Несколько мгновений даже кажется, что показалось, но невозмутимый вид Ирмы доказывает совсем другое. — С трепетом? — Да, с трепетом. Знаешь, как о чём-то таком… личном, сокровенном. Голос у тебя такой. — Ага, — с важным видом киваю, однобоко усмехаясь и опуская взгляд. — С трепетом. Ясно. — С Кеем так не было. Никогда, — продолжает, из-за чего вновь смотрю на неё. Замираю, напрягаюсь. — Познакомились на адреналине, завертелось у вас на адреналине, отношения тоже такими были. А сейчас, исходя из того, что ты рассказала, всё просто ухудшилось. Не знаю, что ответить. Отворачиваюсь, сжимаю челюсти. Невольно вспоминаю последний разговор с Кеем, и становится как-то совсем хреново. Опускаю голову, неопределённо пожимаю плечами. Не особо хочется, на самом деле, говорить на эту тему. — Я думаю, в отношениях должен быть покой. Пусть, уходя из дома, ты идёшь набивать морды, но, когда возвращаешься, должно становиться спокойно. И рядом с человеком в принципе должно быть спокойно. Не помню за четыре года тебя в спокойном состоянии. В смысле… действительно спокойном. — Глубоко вздыхает, упирается ладонями в стол, поднимается. Подходит ближе, а когда вскидываю голову — встречаемся взглядами. Останавливается напротив, скрещивает руки. — Это моё мнение, конечно. Ты можешь быть не согласна, и это нормально. Я не учу тебя жить. Я просто хочу, чтобы ты улыбалась больше, чем злилась или расстраивалась. И вот тебе моё наблюдение. Каждый раз, произнося «Иво», ты улыбалась. — Молчит пару секунд, потом говорит, кивая в сторону: — Пошли, будем тебя красивее делать. Время макияжа. Тащусь следом за Ирмой в гардеробную, плюхаюсь на стул, который притащила туда. Откидываюсь на спинку, закрываю глаза — и в себя прихожу хрен знает сколько времени спустя. Застреваю у зеркала, глядя на непривычно выглядящее лицо. Лишнего ничего, но… готова даже признать, что вау. Наверное, это написано на лбу, судя по довольной Ирме, которую вижу в отражении. Поворачиваюсь. — Ну, красотка же, — широко улыбается. — Волосы только поправить. Не переживай, никаких излишеств. Плойкой пройдусь. Тебе с распущенными хорошо. После того как заканчивает с волосами, надеваю платье. Верчусь, кручусь, никак не могу поверить, что вижу в отражении себя. Даже не хочется больше ныть из-за ногтей — смотрится всё вместе охренительно. Открытая спина чутка пугает, конечно, но не беда. Застреваю взглядом на серёжках, веду ладонью по мягкой ткани от плеча к запястью. Смотрю на туфли, упираюсь каблуком в пол. Они уже не вызывают ужас — мини-курс «Как ходить на каблуках и не умереть» помог. Помню, как впервые в интернате платье надела. Нормальное, а не то недоразумение странного цвета с запахом дезинфицирующего средства, хреново сочетающееся с синими волосами. Тогда праздник был какой-то, что ли. Вечеринку устроили прямо в спортивном зале. Это где-то за год до нашего выпуска произошло. И не помню вообще, где откопала то платье… насыщенного фиолетового цвета, облегающее, длиной чуточку выше колена, тонкие бретельки. У Догана, Томы и Йонаса челюсть отвисла и не поднималась целый вечер. Такой довольной тогда себя чувствовала. А теперь у самой челюсть на полу валяется — хрен поднимешь. Оказывается, я девушка. На каблуках поворачиваюсь к Ирме. Развожу руки в стороны. Насколько довольная у неё улыбка — словами не опишешь. Через полчаса остаюсь в блоке одна — приезжает Тома, забирает Ирму, напоследок взглянув на меня охреневшим донельзя взглядом, и уходит без каких-либо комментариев, но с огромными глазами. Туфли пока скидываю рядом со столом, чтобы ноги раньше времени не устали. Убираю в купленный по настоянию Ирмы клатч телефон, потому что, видите ли, для вечерних платьев карманов не придумали, а в плаще не оставлю. После стука в дверь шлёпаю к ней, открываю — и застреваю. Смотрю на стоящего на пороге Иво, округляю глаза, окидываю быстрым взглядом, уже чувствуя, как собираются в голове самые неприличные и грубые маты. Наконец шевелюсь, хватаю за руку, резким движением затаскиваю в блок, цедя нецензурщину сквозь зубы, из-за которой Иво точно упадёт в обморок, если услышит. Тут же высовываюсь, верчу головой вправо-влево несколько раз, захожу обратно, закрываю дверь. — Ты дубу дал?! — всё равно срываюсь. Совершенно по-детски кручу пальцем у виска, шагая к столу спиной вперёд. Продолжаю возмущаться: — В Термитнике! Один! Ещё и Приор! Тут обычного чистого и богатого прирезать и обокрасть могут, а ты прискочил один! — В машине сидят Ник и Вивьен, — возражает, из-за чего моя уравновешенность даёт сбой ещё больше. — Надо было кого-то из них и послать тогда! — Переживаешь? — неожиданно спрашивает. Даже не задумываюсь, прежде чем развести руки в стороны и коротко ответить: — Да! Замолкаю тут же. Убираю волосы за уши, опускаю взгляд, тянусь ногой к туфлям, ставлю ровно. Надевая, чуть прикусываю губу — думаю, не зря ли сорвалась. Однако приходит мысль, что нихрена не зря, что устала отрицать всё, что чувствую, отрицать то, что Иво важен мне. Важен, блин. Правда. Успокаиваюсь, выпрямляюсь, смотрю на него, ровным голосом произношу: — Да, представь себе. Не получая ответ, отворачиваюсь к столу. Задерживаю взгляд на стоящей посередине пепельнице, задумываюсь, не взять ли сигареты с собой. На всякий. Поразмышляв, отказываюсь от этой идеи: Ирма так удачно побрызгала духами, таким идеальным количеством, что не хочется вмешивать сюда запах сигарет. От одного вечера без них уж не умру. Оборачиваюсь, собираюсь сказать, что готова, но слова застревают в горле, когда замечаю, как Иво на меня смотрит — медленно скользит взглядом и выглядит так, словно не понимает, что сказать, или вовсе не может говорить. Ощущение, будто мне дышать больше нечем — настолько шокирует реакция Иво. Сама, конечно, своим видом была восхищена, когда в зеркало смотрела, но его такой взгляд — отдельный вид искусства, лишающий дара речи, воздуха и ума. Поднимает глаза, встречается с моими, но первые секунды, кажется, не осознаёт этого. Когда волна шока проходит, довольную улыбку сдержать не могу. Вижу, как улыбается в ответ. Стягиваю со стола клатч, медленно подхожу, останавливаюсь в нескольких сантиметрах, не прерывая зрительный контакт. Всё ещё чувствую, как сердце часто трепыхается, но стараюсь сохранять спокойствие. Неторопливо перевожу взгляд с одного его глаза на другой, малость наклоняю голову. — Можешь ничего не говорить, — тихо произношу. Не прекращая смотреть на Иво, шагаю в сторону, беру плащ, накидываю, засовываю руки в рукава. — По глазам понятно, что потрясно выгляжу. Улыбка с его губ так и не сходит. — Прямо-таки всё тебе видно и известно. — Ты эмоциональнее и впечатлительнее, чем думаешь, — отвечаю, становясь чуть ближе. Покрепче сжимаю клатч. — Лицо может ничего не выражать, но глаза не скроешь. — Научилась читать. И правда. И вполне довольна этим. — Научилась. Или просто ты доверился и чуть-чуть открылся. Или одновременно. — Ловлю себя на мысли, что второй вариант нравится даже больше. Гораздо, гораздо больше. Убираю свободную руку в карман плаща, киваю на дверь, спрашиваю: — Ну чё, пошли? — Открываю её, выхожу. Усмехаюсь: — Зря я, что ли, вальс мучила? Закрываю, убираю ключи в клатч, направляюсь к лестнице. Смотрю на Иво, когда внезапно слегка опережает и спускается первым. Застываю на верхней ступени, замечая протянутую ладонь. Сначала хочется пошутить, мол, собираешься идти вниз вальсируя? Потом понимаю, что думаю не совсем в ту сторону — и наконец доходит, чего от меня хочет. Улыбаюсь. — Я могу спуститься. — Ты на каблуках, — невозмутимо отзывается. — С поддержкой точно не упадёшь. — Меня подруга научила ходить на этих ходулях. Такой же экспресс-курс, как твой с вальсом. К слову, слишком много экспрессов на один день. Не отвечает, ладонь всё ещё протягивает, явно не собираясь отступать. Ну какой же, зараза, упрямый. Отвожу взгляд, усиленно смотрю наверх, разрываясь между тем, чтобы гордо пройти мимо, показывая, какая я умница и как прекрасно сама могу идти по лестнице, и чтобы разумно принять помощь, потому что с моей удачей случиться может что угодно. Снова смотрю на ладонь — пристально и задумчиво. Поднимаю взгляд к его глазам и спустя пару секунд промедления всё-таки опускаю пальцы на его. Когда идём по ступеням, бормочу под нос: — Вот уж по лестнице мне ещё не помогали спускаться. — Это лишь проявление заботы, — невозмутимо отвечает. Не представляю, что ответить, почему-то малость удивлённая этими словами. «Проявление заботы» — значит, он что-то ко мне чувствует? Вряд ли же будешь заботиться о человеке, который безразличен, так? С другой стороны, заботиться можно и о друге, например… Только вот так, как смотрел на меня в блоке, внимательно и восхищённо разглядывая, на друзей не смотрят. Вообще. И ведь в тот момент не задумалась, слишком ошарашенная такой реакцией. А теперь если проанализировать чутка… Я всерьёз иду и размышляю, испытывает ли Иво ко мне что-то тоже? То есть меня это волнует. Твою ж мать, да, меня это волнует. И мне срочно надо узнать, не глюки ли. — А ты, значит, хочешь обо мне заботиться? — спрашиваю, стараясь держать привычную интонацию — вызывающую, провоцирующую. Кажется, получается не особо хорошо. Какая-то часть меня ждёт отрицательный ответ, абсолютно уверенная, что будет только он. Другая тихо надеется… Хрен знает, на что надеется. Лучше вообще не думать и ничего не ждать. Зачем, блин, спросила? Замечаю, как бросает на меня короткий взгляд, мгновенно отворачивается. Чувствую вдруг, что его пальцы сжимают мои чуть сильнее прежнего. Наблюдаю за задумчивым лицом — насколько могу его видеть. Почти не дышу, жалея о вопросе и одновременно радуясь, что задала. Лёгкие посылают на хер и выключаются в то же мгновение, как слышу короткое и уверенное: — Хочу. Через несколько ступеней уже стоим у двери. Невольно хватаюсь за ручку, опасаясь упасть. Большими глазами смотрю на Иво, бегая взглядом по лицу, едва освещённому лампочкой, почти ожидая, что скажет, мол, нет, ошибся, ты неправильно поняла… Ничего из этого так и не слышу. Сжимаю ручку с такой силой, что больно становится. Не могу придумать, что сказать. Не могу сообразить ничего. Просто таращусь ему в глаза, едва ли не физически ощущая, как одно простое «хочу» с каждым мгновением глубже и глубже забирается в мозг, выбивает почву из-под ног. Прихожу в себя, только когда в подъезде резко выключается свет. Стою на месте, не шевелясь, ещё несколько секунд, затем толкаю дверь и наконец выхожу, с облегчением вдыхая холодный воздух. Внимание на себя тут же переключает Ник, что-то громко говоря, отлипая от машины, к которой до этого прислонялся. То ли возмущённое что-то, то ли удивлённое — хрен разберёт. Слишком шумит в ушах кровь. — Ты слушаешь вообще? — спрашивает, и вдруг осознаю, что слух вернулся. — Да слушаю я, блин, — убирая волосы за ухо, отвечаю. — Ты в следующий раз, если Иво будет выскакивать из машины в таком дебильном районе, как этот, поупрямее будь, что ль. А то пристанет дебил какой-нибудь. С ножиком. Фыркает, скрещивает руки, смотрит на меня, как на неадекватную. Делает глаза большими, напуская на себя очень драматичный вид. — Я б на тебя посмотрел, если б ты попыталась его удержать, — язвительно проговаривает. — И вообще. Он у нас рукастый и крутой, драться умеет, все дела. Тебя даже на лопатки уложил. Ага, как щас. Стоп. — А ты откуда знаешь? — охреневшим голосом задаю вопрос. — Да я спросил, пока ехали, — небрежно пожимает плечами. Медленно тянет вверх уголок губ, рисуя хитрую ухмылку. — Я бы тоже с тобой подрался. — Единственное, что ты можешь со мной сделать, да? — спрашиваю, многозначительно играя бровями. Теперь его очередь охреневать, потому и глаза огромные. Ответить, однако, не успевает — смотрит мне за спину, когда рядом останавливается Иво. Переводит взгляд обратно на меня, копирующую его хитрую ухмылку, и с лицом, буквально орущим, что он мне это припомнит, открывает дверь. Резко кивает на салон, мол, давай шуруй, пока я тебе не устроил раунд прямо тут. Еле сдерживая смех, сажусь в машину, тут же отодвигаюсь в сторону. Вижу боковым зрением, как, когда Иво приземляется следом, захлопывает дверцу, наблюдаю в лобовое стекло, что обходит авто, приближается к водительской стороне — вскоре плюхается на сиденье. Улыбаюсь, замечая, что зыркает на меня через зеркало заднего вида. Смотрю в окно, когда машина трогается с места. Неоны Термитника довольно быстро сменяются огнями Центра. Ловлю себя на том, что заглядываюсь, на мысли, что не против была бы жить здесь. Красиво, дорого, удобно, безопасно. Свободно. Не надо оглядываться каждый раз, как выходишь на улицу, — особенно ночью. Расслабиться можно, успокоиться. Да уж, красота… Наконец останавливаемся. Вылезаю из машины следом за Иво, обмениваюсь с ним короткими взглядами, иду рядом, когда направляется к зданию. Улавливаю, как Ник и Вивьен шагают чуть позади. Неторопливо верчу головой, наблюдая за идущими по бокам от нас людьми. Кто-то нормально выглядит, как я, кто-то… специфически — в разноцветных платьях и костюмах, в блестящих туфлях и ботинках, со странностями на волосах. Вскоре перестаю разглядывать — впечатлений на весь вечер уже хватает. Через полчаса сижу в зале справа от Иво. Рассматриваю кресла, стены, шторы, декорации. Лишь бы не думать о том, что сказал в подъезде, и о том, как близко сидит. Лишь бы вообще не думать, иначе вспухнет голова и совсем улетит кукушка. А мне она ещё нужна в добром здравии. Когда балет начинается, какое-то время пытаюсь заинтересоваться и вникнуть… в сюжет? Однако вскоре понимаю, что ничего не понимаю, и нападает жуткая сонливость. Вероятно, сказывается трёхчасовой сон. Лениво размышляю о том, что лучше бы прилегла вздремнуть, чем пыталась натянуть интерес на балет. Стрела-то вот атаковала кровать, когда я уходила. Везучая… Поворачиваюсь к Иво, собираясь тихо спросить, в чём, собственно, суть, но вопрос застревает на полпути. Хмурюсь, видя, каким непривычно напряжённым выглядит. Или… грустным? Сложно понять. Отворачиваюсь, не особо представляя, что сделать или сказать и нужно ли вообще что-то. Опускаю взгляд на его вытянутую по подлокотнику руку, застреваю так, сижу не двигаясь. Отвожу глаза в сторону. Думаю, думаю. Вновь смотрю. Осторожно опускаю руку рядом, медленно и неуверенно тянусь своим мизинцем к его. Неторопливо обвиваю, сначала слабо, потом крепко цепляюсь. На мгновение задерживаю дыхание, когда делает то же самое. Затем — неожиданно для себя расслабляюсь. Хоть и нахожусь в некотором шоке. Словно одним этим движением приняла решение и поставила точку. Мне больше никто, кроме него, не нужен. В груди словно пузырь какой-то лопается, из-за которого находилась в постоянном напряге, и наконец-то могу выдохнуть. Теперь надо поставить точку и с Кеем. И закончить уже это долбаное дело. А то тянется, как жвачка, и никак не закроется. С другой стороны, вряд ли, конечно, завершится оно благополучно, если действовать резко и необдуманно, но всё равно раздражает. Особенно теперь, когда все знают, кто крыса. Измордовала бы. В кровищу. За размышлениями, избавившими от сонливости, едва замечаю, как балет заканчивается, а в зале включается свет. С неохотой отпускаю руку Иво и встаю вслед за ним, после чего направляемся к выходу. Спускаемся вниз, в зал побольше, где, очевидно, и намечается приём. Замечаю, как некоторые гости сразу уходят, но, отворачиваясь, забываю про них. Вместо этого вижу направленный на Иво напряжённый и вопросительный взгляд Ника. — Всё в порядке, — негромко отвечает тот. Смотрю на Ника, всем видом спрашивая, в чём дело, но в ответ только головой качает и отходит чуть подальше, равняясь с Вивьен. Перевожу беспокойный взгляд на Иво, но он уже здоровается с подошедшей женщиной. Девушкой? Она выглядит как вампир, которому лет за триста, но который очень хорошо сохранился. Слишком уж взгляд глубокий, хоть и радостный. Золотистые волосы с бледной кожей сочетаются. Вишнёвый блеск красиво лежит на улыбающихся губах. Глаза голубые выделяются — и смотрят в какой-то момент на меня. Приветственно приподнимаю уголки губ. Кажется, она и есть та самая Стефани Клэр. Симпатяга. Разговор между ними почти не слышу. Вроде что-то о том, как Стефани рада видеть Иво, как давно они не встречались. Спрашивает, готов ли он к танцу — очень уж хочет увидеть его в деле, — на что получает ответ, что, разумеется, готов. А она и не сомневалась, что он согласится. На это он молчит, но кивает. Дальше — белый шум. Снова хочется спать. И выпить. В себя прихожу, только когда на несколько мгновений остаюсь со Стефани один на один, а потом вижу протянутую ладонь Иво — по-моему, скоро уже привыкну. Поднимаю глаза, боковым зрением замечая чуть удивлённый взгляд Стефани, слабо улыбаюсь и опускаю пальцы на его. Иду за ним, когда тянет вперёд, и на ходу вручаю клатч Нику — запоздало думаю, что не особо удобно с ним будет, наверное. Останавливаемся среди других пар. Левую руку кладу на плечо, правую — в его. Приподнимаю уголки губ повыше, улыбаясь с хитрецой — его ладонь, которая должна находиться на лопатке, исходя из дневного урока, сейчас лежит на талии и обвивает достаточно крепко. Смотрю в глаза, встречая совершенно невозмутимый взгляд, и стараюсь не смеяться. Впрочем, от шпильки удержаться не получается. — Уверен, что правильно всё делаешь? — шепчу, опасаясь, что кто-то из стоящих рядом может услышать. — Абсолютно, — отвечает с завидным спокойствием. Киваю с важным видом, больше ничего не спрашиваю. А мгновение спустя становится уже не до вопросов — включается музыка, начинается танец. Стараюсь отпустить контроль, не напрягаться и просто идти за Иво. Раз-два-три, раз-два-три — и снова, и снова. В какой-то момент даже удаётся. Просто смотрю в глаза, не парюсь из-за высоких каблуков, почти не боюсь упасть. Мелкие заряды тока только кусают по всему телу из-за прикосновения горячей ладони к обнажённой спине — а так всё зашибись. Думать, правда, ни о чём другом уже не получается. Остаётся лишь глядеть на него и стараться ничем себя не выдавать. Впрочем, кажется, и так уже всё видит и понимает. Проницательный зараза, чё с него взять. Вздыхаю с облегчением, когда танец заканчивается. Самое страшное позади. Можно добавить в личный топ достижений — станцевала вальс и не померла. Может, даже отдельными пунктами. Становится ещё легче, как только опрокидываю в себя бокал шампанского. Вечер проходит спокойно, без приключений. Иво несколько раз подряд беседует с разными людьми. Ник и Вивьен обходят зал, внимательно глядя на каждого, кто крутится около него. Однако особое внимание Ник уделяет тем, кто проходит рядом со мной — и неважно, говорит мне кто-то что-то или нет. В мою сторону смотрит даже чаще, чем в сторону Иво, что вызывает вопросы. Подозревает, значит, что мне могут навредить здесь. Или убить. Ну, пусть попробуют. Тем не менее приём заканчивается тоже спокойно. Гости неторопливо расходятся, а Стефани задерживает Иво ещё на несколько минут, слишком долгих для моих уставших ног. Спрашивает что-то, кивает, улыбается — и наконец-то отпускает. Жутко тянет рассмеяться в голос, когда замечаю выражение ну очень большого облегчения на лице Иво. Сдержаться не получается — благо уже стоим у машины. — Я смотрю, ты неописуемо рад обществу мадемуазель Клэр, — подкалываю с улыбкой. Смотрит так, словно готов закатить глаза. Держу пари, мысленно так и сделал. — Стефани бывает чересчур… болтлива, — негромко признаётся. В тот же момент неожиданно выдаёт: — Прогуляемся? До дома, где сейчас живу, недалеко. Округляю глаза, глядя на него, как на ополоумевшего. Не представляю даже, что спросить в первую очередь. Думаю, не стукнулся ли где-то ненароком или, может, просто слишком устал. — Сейчас? А до этого где? — задаю вопрос, цепляясь за последнюю фразу. Пару долгих секунд медлит, следом отвечает: — Мои апартаменты находятся над кабинетом, который, как ты помнишь, взорван. Пока приводят в порядок. — Твою ж мать… — Да, именно. Вытаскиваю телефон с ключами из клатча, убираю в карманы, снова отдаю Нику, прося закинуть в машину. Медленно иду спиной вперёд, развожу руки в стороны и играю пальцами в воздухе, зовя за собой. Будто я пригласила гулять, а не он. Вижу, как оборачивается к Нику с Вивьен, говорит что-то, направляется в мою сторону, не слушая возмущений. Завожу руки за спину, обвиваю левое запястье пальцами. Продолжаю идти так же, как начала. Молчу, когда Иво подходит ближе. Смотрю в глаза, размышляя о том, какие внутренние трансформации произошли со мной во время балета. Теперь совсем спокойно становится. — Считаешь, без охраны остаться — хорошая мысль? — спрашиваю, нарушая тишину. — Считаю, ничего не произойдёт, — невозмутимо отвечает. Закатываю глаза. — Ты такой дурак временами, знаешь об этом? — резко вскидываю брови. — А вдруг снайпер где? Или ещё чё. Приподнимает уголок губ. — Нет. Слишком просто. После нескольких взрывов — и всего лишь снайпер? — Ты лишка самоуверенный. — Ничуть. Всего лишь поведение знаю хорошо. Сложившуюся ситуацию я тщательно обдумал — и многое для меня стало очевидным. Потому… сейчас ты в безопасности. Я — тем более. Ты сама говорила, и Ник сказал почти то же самое, что меня не станут убивать. Вздыхаю, покачивая головой. Спорить больше не хочется. Остаётся просто принять все аргументы как есть. К тому же становится вообще не до спора, когда через время в ноге становится как-то больно. Приходится остановиться и посмотреть. Ну, мозоли ещё не хватало. Зараза. — Натёрла? — подходя ближе, коротко спрашивает. — Ага, — шиплю, кивая. — Сними. Вопросительно приподнимаю бровь. — Предлагаешь закаляться? Босыми ногами по ледяному асфальту? — Лу… сними туфли. Возьми в руки. Закатываю глаза, сбрасываю каблуки, наклоняюсь, цепляю пальцами, поднимаю, выпрямляюсь. Смотрю на Иво, ожидая дальнейших действий, и едва ли не взвизгиваю на всю улицу, когда внезапно подхватывает на руки — ещё и так, будто во мне вообще веса нет. Изо всех сил прикусываю губу, прижимая к себе туфли, и таращусь на него огромными обалдевшими глазами. Охрененных сил стоит не потребовать спустить обратно на землю. До самого дома не произношу ни слова, слишком шокированная, чтобы говорить — и особенно чтобы думать. Более-менее соображаю только тогда, когда ставит меня на тёплый пол в блоке. Не помню даже, как открыл дверь, ещё и со мной на руках… Да и без разницы, на самом деле. Может, у него какой-нибудь супернавороченный замок на голосовом управлении. «Ахалай-махалай, откройся» — и вуаля. Слегка вздрагиваю, когда осторожно помогает снять плащ и убирает куда-то. Обхватываю себя руками, медленно забредаю в гостиную. С едва просыпающимся любопытством разглядываю. Два дивана, стоящих друг напротив друга, как в кабинете. И столик маленький находится между ними тоже. Кухонный блок справа. Огромный пушистый ковёр под мебелью — Стрела бы точно оценила. — Располагайся, Лу. Ноги устали, не только от мозолей болят. Я схожу за пластырями. Киваю, слышу удаляющиеся шаги, приближаюсь к одному из диванов, падаю на него, с шумным вздохом вытягиваю ноги. С трудом вспоминаю грохот от выпавших из рук туфель. Запрокидываю голову на спинку, разглядываю потолок. Обычный, белый. Красивый. Опускаю взгляд, когда Иво возвращается. Удивляюсь необычному виду — никакой инквизиторской одежды, а нечто между длинным платьем и халатом с короткими рукавами, оголяющими руки. Даже странно видеть не только кисти. Сдерживаться приходится, чтобы не подколоть насчёт шмоток. Наблюдаю, как подходит, опускается на край столика, хмуро смотрит на мои ноги. Наклоняется, мягко обхватывает обе — логично, учитывая, что платье не шибко свободное, — поднимает, опускает себе на колени, слегка поворачивает левую, глядя на натёртое сзади место. — Только левая? — Нет, на правой тоже. — Туфли действительно зло. Улыбаюсь, никак не комментируя. Смотрю, с какой осторожностью наклеивает пластырь, проверяет, нормально ли, принимается за вторую ногу, проделывает то же самое. Замирает, глядя перед собой и бездумно водя большим пальцем вверх-вниз по правой щиколотке. — Иво, можно спросить, о чём ты думал, пока шёл балет? — тихо интересуюсь. Молчит, но во взгляде появляется какая-то осознанность. Вновь, кажется, погружается в те же мрачные мысли, что посетили его тогда. Видно, что вопрос тяжёлый, поэтому ничего больше не говорю и вовсе перестаю ждать ответ. Если больно говорить — ничего, без рассказа не умру. Собираюсь уже сказать это, как вдруг заговаривает: — Это личное. — На пару секунд замолкает. Продолжает: — Однако, я полагаю, тебе могу рассказать. Нужно. Хочу. — Вновь выдерживает паузу. — Помнишь, когда ты узнала, что в смерти Йонаса повинен Эван, то едва не сорвалась сразу найти его и убить? Он понесёт наказание, и ты будешь знать, что он мучается. Это гораздо более жестоко, чем убийство. К тому же сейчас оно будет действительно лишь убийством, а не самозащитой. Ты правда готова на это пойти? Напрягаясь, киваю. — Меня удержать никто не сумел, — тихо произносит. Долго молчит, прежде чем заговорить дальше: — У меня… была невеста. Изабель. Она была балериной. Превосходной, к слову. Глаз не оторвать. Свадьба близилась, но до неё не дошло. — Сжимает губы, глубоко и бесшумно вздыхает. — Она хотела переехать ко мне только после свадьбы. В один день передумала, решила сразу перевозить вещи. Естественно, я пообещал помочь, но она отказалась. Сказала, не хочет отрывать от дел. Я не стал спорить. Утром мы попрощались. Она собиралась ехать к себе, но Ник остановил, сказал, что отвезёт её сам. Отчего-то ему было неспокойно, нервничал. Она согласилась, они ушли. Целый час ничего не происходило. Я работал, и вдруг Ник позвонил. Сказал… пожар. Сказал, вызвал всех, кого возможно. А когда я примчался — она уже умерла. Её не успели спасти. Как я выяснил позже, огонь отрезал ей выход, она не смогла выбраться и задохнулась. К тому времени, как затушили пламя и прорвались к ней, стало поздно. Спасать было уже некого. — Поднимается, вновь обхватывает мои ноги, перекладывает их на диван. — Это произошло четыре года назад. — Выпрямляется, направляется к кухонному блоку. — Я нашёл виновного, нашёл доказательства его причастности, повесил на него множество других преступлений — и вздёрнул. Собственноручно. Замолкает насовсем, а у меня язык отнимается. Остаётся только тотальный шок, и внезапно чувствую, как подкатывают к глазам слёзы. Не могу перестать смотреть на Иво, поражаясь спокойствию, которое, впрочем, наверняка с трудом даётся. Потому что не представляю, как можно говорить о таком кошмаре и быть реально спокойным. Говорить о человеке, которого любил так сильно, что почти женился, и… — Выпьешь кофе? Немею ещё хуже. На мгновение сталкиваюсь с ним взглядами, но качаю головой и тут же отворачиваюсь, резким движением смахивая скользнувшую по щеке слезу. Часто моргаю, глядя в окно, и стараюсь в сторону Иво не смотреть. С силой сжимаю кисть, стискивая челюсть, ощущая, как дерёт горло. — Лу… «Выпьешь кофе»… «Выпьешь кофе», твою мать. Нормальный человек, нет? Ну как вот умудрилась влюбиться в такого неадекватного, а? Всё ещё старательно пялюсь в окно, когда слышу два коротких тихих стука — дно чашек сталкивается с поверхностью стола — и боковым зрением вижу, как Иво садится на край дивана. Пытаюсь взять дыхание под контроль и подумать о чём-то ещё. Но в голове раз за разом прокручивается только то, что услышала. Ужасом и болью пробирает до самых костей. Резко опускаю взгляд, когда обвивает запястье и слегка сжимает. Скользит ладонью вниз, к моей, мягко обхватывает, водит большим пальцем вверх-вниз по внутренней стороне. Прям как тогда, когда приступ успокаивал. Нужно пару минут, чтобы вновь посмотреть на него. — Четыре года прошло. — Да хоть четырнадцать. Какая разница? Это больно. — Больно. Однако уже не так. Сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть, подражая Нику, и не закатить глаза. В конце концов, щас не особо время, чтобы проявлялась импульсивность. Прикрываю веки на мгновение, распахиваю, снова встречаюсь с ним взглядами. — Притупилось, хочешь сказать? — тихо интересуюсь. — Ты появилась, — невозмутимо отвечает. На это сказать уже точно нечего. Смотрю на него просто. Молча. Не двигаясь. Соображая. Не зная, как себя вести. Одновременно хочется засмеяться и заплакать. Вылить все свои чувства и свести всё к шутке. Молчать и болтать без остановки. Ты появилась. И всё. Проще некуда. В конечном итоге на ум приходит, как обычно, странная глупость. Спускаю ноги с дивана, поднимаюсь. Проверяю, в состоянии ли шагать нормально. Убеждаюсь, что конечности вполне живы, и поворачиваюсь к Иво. Всего секунду медлю — и протягиваю ладонь тыльной стороной вверх, играю пальцами в воздухе. Бледно улыбаюсь, едва потянув вверх уголки губ. — Не смотри так, — чуть сипло говорю. — Не всё же тебя меня танцевать тащить. — Побереги ноги. — Не пойдёшь — потанцую одна. Будешь сидеть и завидовать. Коротко усмехается, покачивает головой, но руку в ответ протягивает. Поднимается и идёт следом, когда тяну за собой. Останавливается, мягко глядя сверху вниз — отсутствие каблуков прям сильно убавило рост. Неторопливо обвивает талию, но не успевает взять правую руку, как поднимаюсь на носочки и просто обнимаю, крепко, насколько могу, обхватывая плечи. Обнимает в ответ, прижимая к себе так сильно, что дышать трудно, но отодвигаться не хочется. От соприкосновения его рук с моей спиной кожа горит, и на выдохе поворачиваю голову, мягко утыкаясь носом в шею, закрываю глаза. — Ты поднялась ради того, чтобы обнять меня? — доносится до слуха негромкий вопрос. Усмехаюсь. — Нет. Планировала танцевать, — отвечаю ещё тише, едва не касаясь шеи губами. — Не получилось. Молчит. Проводит ладонью вверх по спине, задерживает между лопаток на несколько мгновений, медленно скользит вниз, сжимает талию. Глубоко вдыхает, медленно выдыхает. Напрягается. Расслабляется. Крепче обнимает, тут же отпускает. Бесконечность спустя спрашивает, и голос звучит хрипловатым шёпотом: — Ты будешь со мной, Лу? Медленно открываю глаза, тяну вверх уголки губ. Поворачиваю голову, утыкаюсь подбородком в плечо. Ненароком взгляд цепляется за шнурок на волосах. Чуть сжимаю пальцами кончик, слегка дёргаю, и он тут же развязывается, высвобождая пряди. Кидаю на спинку дивана. Отстраняюсь, оставляя ладони на плечах, и смотрю в глаза. — Да, буду. Я ещё на балете решила. — Улыбаюсь шире в ответ на его улыбку. Почти что с умилением разглядываю распущенные волосы и ловлю себя на мысли, что так Иво выглядит совсем каким-то… домашним. Возвращаясь в реальность, произношу: — Но сейчас мне нужно идти. Отосплюсь, завтра поговорю с Кеем. Надо… расставить точки над «i» и всё такое. Убирает руки с талии, обхватывает мои плечи, ведёт ладонями вниз, из-за чего отпускаю его, встаю полностью на стопы, обвивает мои пальцы своими, мягко сжимает. Делает малюсенький шажок вперёд, становясь вплотную. — Можешь отоспаться здесь. Пульс бьёт в горло, на секунду останавливается — и трепыхается снова. Невольно с силой стискиваю его пальцы, глядя чуть округлившимися глазами. Хочется одновременно улыбнуться и спрятаться, обнять снова и убежать. — Останься, — едва слышно произносит, видимо улавливая мои метания. Неторопливо поднимает руку, скользит пальцами по моей щеке, убирает волосы назад, заправляет за ухо, опускает руку к шее, касаясь линии челюсти. — Я хочу, чтобы ты осталась. — Ни на миг не прекращает смотреть в глаза, а у меня щас, кажется, крыша поедет. — Хочу. Сердце просто выпрыгнет с секунды на секунду. И всё, и до свидания. Нет никакой Лу Рид, есть только павшая смертью безнадёжно влюбившихся по уши и расплавленных этим взглядом. Никто не смотрел на меня вот так. Никто. — Ещё аргументы будут? — хрипло спрашиваю. Нет уж, если так просто расплавлюсь — это уже буду не я. Как же потянуть время? Повредничать? Посмотреть, насколько его хватит? Не бывает же выдержка железной… Мысли покидают голову в один миг, как только тянет на себя, подаётся вперёд сам — и целует. Мягко, скользя губами по губам, будто позволяя привыкнуть к нему, но с каждым мгновением углубляя. Обхватывает талию, прижимает меня к себе так тесно, что ни миллиметра свободного пространства не остаётся. Обнимает крепче, когда приподнимаюсь на носочки и обвиваю шею, отвечая с таким же пылом, как оголодавшая сумасшедшая. Вот реально, по-другому не опишешь. Неторопливо отстраняется, прижимается лбом ко лбу. — Достаточно аргументированно? — спрашивает, опаляя дыханием губы. Тихо смеюсь, следом хватаю за воротник и уже тяну Иво на себя сама, целуя первой.***
Не помню за четыре года тебя в спокойном состоянии. В смысле… действительно спокойном. Если то, как чувствую себя сейчас, не покой, тогда вообще не знаю, что это такое. Ощущение, будто у меня кучу лет болело где-то в солнечном сплетении, не унимаясь ни на секунду, а сейчас просто прошло. Теперь едва ли могу осознать и поверить, что состояние впервые… нормальное. Прям по-настоящему. Умиротворённое даже, наверное. Не помню, спала ли. Поднялась ещё час назад, натянула платье, хотела уйти, но, застряв взглядом на Иво, не смогла. Осторожно, чтобы не разбудить, легла обратно. С тех пор не двигаюсь и тихо дышу. Слабо улыбаюсь, рассматривая его, словно вчера не хватило. Ну, не сказать, что далеко от правды. — Ты спал вообще когда-нибудь? — едва слышно спрашиваю, когда шевелится и открывает глаза. — Прям по-человечески. Лениво тянет вверх уголок губ, однобоко улыбаясь. Ведёт ладонью по простыне, находит мою, скользит пальцами между моих, переплетая и мягко сжимая. Смотрит на них какое-то время, поднимает взгляд на меня. — Ты ожидала, что обращусь в летучую мышь и буду спать под потолком? — улыбаясь чуть шире, спрашивает. Почему он такой милый, когда сонный?.. И почему сама себе напоминаю ванильное мороженое с убийственным количеством сахара, от которого склеиваются зубы? Второй вопрос главнее. — Честно? Да. Смеётся тихо, низко. Смеётся. От этого звука аж под рёбрами вибрирует так, что я, во-первых, в шоке, а во-вторых, реально щас расплавлюсь. От такого ощущения страшно и хорошо. Сплошные противоречия. Хочется развеселить, чтобы услышать смех снова. Однако никаких шуток на ум не приходит, поэтому просто придвигаюсь ближе, чуть сползаю вниз и кладу свободную ладонь под щёку. — Я так рад, что ты есть, — полушёпотом произносит. — Ты понимаешь, на какую опасную дорожку ступаешь, да? — задаю полушутливый-полусерьёзный вопрос. — Тебе понадобится бесконечное количество терпения. Придётся уживаться с моими недостатками. С нормальным характером. Вредностью. Упрямством. Занудством. Импульсивностью — это особенно. И ещё я сначала говорю или делаю, потом думаю. Иногда даже не думаю. Замолкаю и выгибаю бровь с видом: «Ну, ты напуган? Чё теперь будешь делать?» Не улавливаю ни тени первозданного ужаса, поражаюсь до глубины души, старательно изображая и это. Вижу только мягкую улыбку и чувствую, как сжимает ладонь крепче. Задумчиво спрашивает: — Где обещанные недостатки? Губы сами собой растягиваются в широкую улыбку. Утыкаясь носом в подушку, смеюсь. Успокаиваясь, ложусь снова нормально и перестать улыбаться не могу. — Ты невозможный человек. — В противном случае тебе было бы со мной скучно. — Мне не может быть с тобой скучно. Мягко расцепляю наши пальцы, заставляю Иво перевернуться на спину и самым наглым образом укладываюсь на грудь. Чувствую, как принимается водить пальцами вверх-вниз вдоль позвоночника. — Я Нику писала. Он меня домой отвезёт. — Неохотно поднимаюсь, принимая сидячее положение. Убираю волосы с лица, заправляю за ухо. — Надо сделать собачно-домашние дела и вопросы закрывать. — С тобой поеду, — садясь следом, отзывается. — Оттуда в Инквизицию. — Я потом приеду. — Не надо. Рискованно. Когда вчера ехали за тобой, Ник сказал, что придумал план. Начнём осуществлять. — Опускает ладонь мне на щёку, поглаживая большим пальцем. — Ты уже и так сделала более чем достаточно. Не представляешь, как я тебе благодарен. — Но ты же всё равно… — Лу. Если задвинуть мои чувства и субъективность, то остаются лишь факты. Они говорят сами за себя. А если помедлю — ты вновь пострадаешь. Мне следовало давно решить эту проблему, а я всё ждал и надеялся, что ошибся. Вздыхаю. Обвиваю его запястье пальцами, мягко веду большим снизу вверх и обратно. Слегка поджимаю губы, киваю. — Ладно. Тогда займусь своей жизнью. Наведу порядок. — Подаюсь вперёд, целую в щёку. Отворачиваюсь, сползаю с кровати, уже у выхода бросаю: — Одевайся тогда. Поехали всех порешаем. В спину доносится смех.***
Нужно неприличное количество выдержки, чтобы отпустить Иво. Однако в конце концов всё же выпроваживаю его и плетусь к кухонному блоку, чтобы накормить мельтешащую рядом Стрелу. Улыбаюсь, поглаживая её по голове, тихо бормочу, что она выглядит как самая выспавшаяся в мире собака, и обещаю сходить на прогулку. В гардеробной стаскиваю платье с огромным удовольствием, но всё же аккуратно вешаю, а туфли со злорадным смехом кидаю куда-то в угол. На пути к душу отклеиваю пластыри, кидаю в мусорку — и минуту спустя уже стою под горячей водой. Пытаюсь подумать о чём-то, но в голове — блаженная пустота. Даже несмотря на то что надо поговорить с Кеем, и разговор вряд ли будет лёгким. Состояние, однако, не портит и это, что удивительно, ведь обычно завожусь с пол-оборота или напрягаюсь. А сейчас впервые просто… ничего. Спокойно. Я что, в сказку какую-то попала? Так бывает? Из душа выхожу, шлёпая мокрыми ногами по полу. Вытираюсь досуха, переодеваюсь в домашнее, кошмарно радуясь удобным вещам. В платье смотрюсь, конечно, обалденно, но носить такое на постоянке — выше моих сил. С другой стороны, наверное, это просто дело привычки… но хз. Может, и буду так одеваться время от времени, чтобы Иво каждый раз челюсть с пола собирал. А мне нравится такая перспектива… Окей, не буду на платьях ставить крест. Возвращаюсь в блок, собираюсь сказать Стреле, что скоро выдвигаемся… и застываю прямо посередине. В абсолютной тишине до слуха доносится слабый приглушённый щелчок, носа касается странный едкий запах… Округляю глаза, не успеваю даже открыть рот, чтобы крикнуть, не успеваю сдвинуться хоть на миллиметр… Справа взрывается стена.