***
— Иво сам к тебе её отправит. Ну, знаешь, поручение, все дела. — Думаешь, не заподозрит ничё? — Думаю, слишком велико желание тебя убрать. Она просто воспользуется возможностью. Точнее, будет так думать. Но мы будем рядом. Я, Иво, Вивьен. Они следом за ней поедут. Она не заметит. Кею тоже маякнул. С тобой ничего не случится. Поначалу Ник даже хотел оттянуть время, провернуть план позже, потому что состояние моё оставляет желать лучшего. Однако нам обоим понятно: если не осуществить прямо сейчас — мне конец. Найдёт ещё кого-то, чтобы грохнуть меня, сама притащится ночью внезапно… А отбиться вряд ли смогу. Двигаться-то тяжело, не то что применять телекинез или драться. Так что Ник позвал врача, сказал, я очнулась, и вышел, чтобы тот проверил меня и, очевидно, отзвониться Иво. А всё, что могла и могу я, — доверять честно́й компании. Тем не менее, слыша, как открывается и следом закрывается дверь, напрягаюсь. Знаю, что рядом наверняка уже все собрались, но всё равно ощущаю… страх. Паршиво, когда не можешь постоять за себя. От любой попытки использовать пси голова болит. Плюс дышать тяжело. Иногда как будто песок в горле. Короче, дерьмовая ситуация. — Телефон свой оставлю тут. Диктофон уже открыл. Включи, когда она придёт. Под одеяло положи, одеяло приоткрой. — Ага, вообще не подозрительно… — Ну положи. Вот же, незаметно. И прослушку поставил уже. Короче, сохраняй спокойствие. Всё ок будет. Я рядом. До слуха доносится стук каблуков. Через несколько секунд — звук отодвигаемого кресла. Глаза держу закрытыми, незаметно нажимаю на экран, включая запись. Стараюсь ровно дышать, чтобы оставаться спокойной, и надеюсь, что получается нормально. А то хочется вскочить и надрать ей задницу, потому что на ум сразу приходит всё то, через что пришлось пройти. Только из-за того, что ей захотелось пост повыше… Падла. Потом ей надо будет куда? До Викария? Прикидываться спящей не выходит больше. Собираясь с силами, медленно поднимаю веки. Поначалу изображение перед глазами нечёткое, приходится несколько раз моргнуть, чтобы нормально видеть. Тут же замечаю закинутую ногу на ногу, дорогие туфли, костюм, который стоит явно не меньше, сцепленные до белых костяшек пальцы, бледное лицо… и злющий взгляд. Впечатление, что вот-вот задёргается глаз. Или в меня полетит что-нибудь острое. — Ну какая же ты живучая тварь. Уголок губ сам собой тянется вверх, рисуя кривую ухмылку. Хотя тело по-прежнему напряжено, доставляет отдельное удовольствие видеть перекошенное яростью лицо. Могу ведь умереть через пару минут… зато мразина всё равно получит по заслугам. — Иво с Кеем поговорили даже, прикинь. Так что доказательства все у нас на руках. Не хватает контрольного удара — её признания. Для этого диктофон. Разговор весёлый вышел, конечно… Потом расскажу. Самое главное — ты в курсе, что Баретти жив? — Ага. Кей сказал. Хочется придумать какую-нибудь грубую колкость, чтоб до самого нутра задеть, но на ум ничего не приходит. Остаётся молча смотреть в глаза и довольно ухмыляться. Рисковая, как всегда… Смотрю сверху вниз, даже когда лежу на кровати — полудохлая, с прожжёнными лёгкими, не в состоянии нормально двигаться. Провожу языком по сухим губам. Наконец нахожу силы говорить и с лёгкой хрипотцой произношу: — Привет, Даниэль. Чуть приподнимаюсь на подушке. Сдерживаюсь, чтобы не поморщиться от боли в рёбрах. Прикусываю губу, тут же отпускаю. Не свожу с Даниэль взгляд, наблюдая за выражением её лица — заметно, что пытается взять себя в руки, успокоиться, но злость всё равно вырывается наружу. Херово, наверное, быть в паре шагов от победы, а потом получить в морду такой облом. Облом с прекрасным именем Лу Рид. — Сорян, меня реально сложно убить, — продолжаю, а уголок губ никак не желает опуститься. — Ну, либо ты просто неудачница. Мне искренне жаль. Конечно, жалости в голосе нет нихера. Только сплошное злорадство. Меня не грохнула. Кресло Иво не светит. Скоро всем её трудам наступит огромная капзда. Возможно, по ней уже вовсю рыдает виселица. Вряд ли удастся избежать гнева Иво — он ей не спустит с рук так просто, что она заставила его второй раз пережить такой ужас. Я, по крайней мере, жива. Не представляю, что её ждёт. Может, виселица — это даже милосердно. Внезапно встаёт, убирает руки в карманы брюк, пристально смотрит. Обходит кровать, не спуская с меня глаз, останавливается с другой стороны, близко к капельнице. Слегка склоняет голову вбок, из-за чего волосы падают на лоб. — Мне казалось, ты умная девушка, Лу, — негромко произносит. — Думала, «Арена» заставит отойти. Ошиблась. Думала, уж после Йонаса отступишься… побоишься остальных друзей потерять. Вновь ошиблась. Упоминание Йонаса калёным железом обжигает. Хочется вцепиться ей в волосы и приложить башкой о стену. Однако только кулаки сжимаю, скрытые под одеялом, и продолжаю смотреть ей в глаза. — Зачем тебе всё это, а? Неужели реально ради того, чтобы забрать у Иво пост? — Я справлюсь лучше, — коротко и невозмутимо отвечает. — Его Приором назвать можно с натяжкой. Слишком много… эмоций. Так нельзя. Мне казалось, смерть Баретти и то, что от него отвернулся Стоун, покажут ему это. Как и покушения на Меро, когда ему едва ли не с того света возвращаться приходилось. Напрасная надежда. Иво сентиментален и эмоционален, оттого глуп. — Он просто любить умеет. В отличие от некоторых. Нормальная человеческая способность, а не глупость. — Ты-то об этом хорошо узнала, да? Желание впечатать её лбом в стену растёт в геометрической прогрессии. Было б сил достаточно — сама бы скрутила. Но пару часов назад чуть не шлёпнулась в обморок, когда попыталась встать. Так что сейчас остаётся только четвертовать взглядом. — Он тебе доверял, — цежу сквозь зубы, заставляя себя разжать кулаки. — Да, я знаю, — равнодушно отвечает. Отводит в сторону глаза, смотрит на капельницу, тянется к карману пиджака. — Не стоило. Никому нельзя верить. Никого нельзя подпускать близко. Неужели он не знал об этом? — Тебе реально похеру, да? Возвращает на меня безразличный взгляд. — Абсолютно. Он просто палач. Нью-Пари вздохнёт спокойно, когда сменится власть. — А ты не палач?! Сколько людей погибло из-за тебя, ты не считала?! Молчит. Приподнимает уголки губ в слабой равнодушной улыбке. Неторопливо вытаскивает из кармана маленький шприц. Снимает колпачок, откидывает в сторону, подходит ближе, упираясь ногой в кровать. Наклоняется. — Следовало отступить раньше, — вкрадчиво проговаривает. — Возможно, ты была бы жива. Теперь ты умрёшь, а Иво наконец уйдёт — он не выдержит очередной потери. Сломается. А я займу заслуженное место. Нью-Пари нужен новый Приор. — Ты дура, Даниэль. В ответ лишь ухмыляется. Выпрямляется, тянется к колёсику на капельнице, прокручивает, перекрывая доступ лекарства, склоняется обратно ко мне, но ничего больше сделать не успевает — дверь резко распахивается, и в палату врываются Ник и Вивьен. Оба вскидывают руки, наверняка готовые применить пси. Однако замирают напряжённо, видя, насколько близко к моей руке игла шприца. — Отойди от неё, Вейсс. Живо! — повышает голос Ник, когда Даниэль не сдвигается ни на миллиметр. Дёргается вперёд, но она тут же прижимает иглу к месту, куда обычно вводят дополнительные инъекции — нихрена не помню правильное название: резинка, узел? Он останавливается мгновенно. — Ты идиотка, скажи мне? Знаешь, что с тобой будет? — Мне за себя не страшно, — пожимает плечами. — А почувствую, что пытаешься поджечь или ты, Вивьен, попробуешь что-нибудь в меня метнуть… введу дозу сразу. — За семью тоже не страшно? — раздаётся голос от двери, когда Даниэль почти вводит иглу. Мгновенно смотрю в ту сторону и вижу Иво. Сердце пропускает удар, подскакивает. Удивляюсь, каким хладнокровным выглядит лицо, в то время как взгляд уже сулит долгую мучительную смерть. Видно, что случившееся со мной ударило и окончательно открыло глаза на действительность. На Даниэль. Держится, чтобы не сжать кулаки. Выходит вперёд, не сводя с неё цепкого и пристального взгляда. Мельком смотрит на иглу, следом — вновь на неё. Делает глубокий вдох, медленно выдыхает, успокаивается. Даже из глаз перестают лететь молнии. — Опускаешься до того, чтобы угрожать семьёй? — приподнимает брови Даниэль. — Нисколько. Не угрожаю. Предупреждаю, — спокойно отвечает Иво, заводя руки за спину. — В данный момент они находятся в Корпусе Содействия под присмотром бойцов. — Тронешь их — Лу получит дозу. — Тронешь Лу — они не покинут здание Корпуса. Скрещивают взгляды, точно мечи. Кажется, скоро услышу лязг металла о металл. Как будто передо мной тут целая война разворачивается. И чем сильнее свирепеет Даниэль, тем спокойнее становится Иво. Причём хрен чё на лице разглядишь у обоих — чисто воинственные гляделки. И Ник с Вивьен на заднем плане, готовые в любой момент броситься на помощь. И недееспособная я… Обидно. — Ты отлично знаешь меня, Даниэль. Я отыщу причину задержать всех надолго, — низким голосом проговаривает — чётко, неторопливо, с расстановкой, словно желая вонзить каждую букву ей в мозг. — Отойди. Даниэль плотно сжимает губы. Отводит взгляд, опускает на иглу. Выпрямляется, убирает шприц, стискивает в кулаке. Смотрит на меня — пристально, с ненавистью. Размышляет о чём-то. Неровно дышит, когда вытаскиваю руку из-под одеяла, поднимаю телефон и включаю запись: «Ну какая же ты живучая…», выключаю, убираю на тумбочку. Округляет глаза, выглядя так, словно сейчас вцепится мне в глотку. На лице чётко отражается осознание: проиграла. Столько трудов, столько лет, столько продуманных шагов — и ничего. Провал. Самый огромный и тупой облом в жизни, наверное. Потерять всё в считанных сантиметрах от цели… Да уж, я бы тоже психовала. Ну. Сорян. Следующие минуты проходят так стремительно, что едва ли могу что-то осознать. Даниэль, видимо уже наплевавшая на всё — один хрен умирать, вероятно, — резко подаётся вперёд, вонзая иглу мне в бок и мгновенно вводя неизвестный препарат. Ник, Вивьен и Иво в тот же момент срываются с места: к ней и ко мне. Заканчивает всё один короткий выстрел — вскрикивая, Даниэль хватается за плечо и отшатывается. Её сразу скручивает Ник, и приходится повалить на пол, прижать к нему головой из-за того, с какой силой, несмотря на рану, сопротивляется. К нему, убирая пистолет за пояс и не глядя в мою сторону, присоединятся Кей. Вдвоём рывком поднимают её на ноги и уводят. Вивьен, следуя приказу Иво, вылетает из палаты, чтобы позвать врача. Перед глазами плывёт. В голове нарастает боль. Едва ли могу почувствовать, как Иво сначала вроде бы сжимает плечи, потом касается лица. Кажется, что-то говорит… Добавляются какой-то шум, голоса. Дышать не получается. Хватаю чью-то руку, отпускаю, когда силы заканчиваются. Слишком тянет спать… Сопротивляться не выходит. Отключаюсь.***
Со слов врача, меня вытащили с того света. Опять. Несколько дней не приходила в себя. Когда пришла — чутка бредила, не особо кого-то узнавала. Взялись лечить. Уже не пускали ко мне никого, потому что была не очень-то в адеквате — местами проскальзывала агрессия даже. Несколько дней не видела ни своих ребят, ни Ника, ни Кея, ни Иво. Не переписывалась ни с кем. Просто проходила лечение. В гордом одиночестве. Разбираясь со своими мыслями и чувствами — ну, когда смогла думать и осознавать реальность. Ничего, собственно, не изменилось. В Иво по-прежнему влюблена, а с Кеем надо поговорить. Хотя, как он сказал, мы расстались… Ок, конечно, но вопрос на этом нихрена не закрыт. Ключи, если они живы, вернуть всё ещё нужно. И объясниться. Глаза открывать после вчерашнего утомительного дня тяжело. Одни анализы, вторые… Есть заставляли. До этого ела нормально, но вчера было максимально сложно — аппетит сдох. Лекарство новое выписали. От него вело чутка. Сказать надо об этом, а у меня из башки вылетело вообще. А пока просто веки бы разодрать. Запах ещё какой-то… Не неприятный, но странный. Знакомый. Сначала вижу нечётко. Приходится несколько раз моргнуть, чтобы разглядеть уже до тошноты привычное пространство и — неожиданно — посетителя. Последний раз, когда кого-то видела из своих, был перед тем, как Даниэль всадила мне какую-то хрень. Теперь аж подскакиваю на кровати, но меня бережно укладывают обратно. — Иво! — сиплым ото сна голосом восклицаю. Слабо улыбается, отпускает плечи, садится на край кровати. Мягко сжимает мои пальцы, когда хватаю его ладонь. Внимательным взглядом окидывает меня с головы до ног. Мельком смотрю на стоящие в симпатичной маленькой вазе цветы на тумбочке. Затем — снова на Иво. — Откуда ты узнал про гладиолусы? — округляя глаза, спрашиваю. — Пообщался с твоими друзьями, — отвечает, водя большим пальцем по костяшкам. Переводит взгляд на наши руки, спустя несколько секунд возвращает обратно на меня. — Они рассказали о некоторых событиях. Поделились воспоминаниями. Просили передать, что рядом. Глаза становятся ещё больше. Настолько, что, кажется, щас вывалятся. Не понимаю даже, что именно так шокирует — гладиолусы или общение с моими друзьями. Вот просто взял да связался с ними? Поболтал? Вопросы какие-то задавал? Вот чисто по-человечески? Вот Иво и… мои? Говорили? Бегаю взглядом по его лицу, не соображая, что сказать. Или спросить. Или… Не знаю. Иво и мои друзья до такой степени в разных плоскостях — причём речь не о социальных статусах, — что мозг просто ломается от факта, что они общались. И Иво не выглядит так, что в него сразу полетело что-то тяжёлое, как только появился в поле зрения… и так, что ему как-то неприятно было с ними диалог вести. Мне плохо. И хорошо. Помогите. — Ага, — всё, что получается выдавить. Вновь приподнимает уголки губ в слабой улыбке, будто зная, какой мозговзрывной ахер случился у меня в голове. Наблюдает, как поправляю подушку и сажусь выше, отпуская его руку и сгибая ноги. — Как ты себя чувствуешь? Пожимаю плечами. — Нормально. Правда нормально. А, блин. Тянусь к тумбочке, открываю ящик, достаю таблетки. Закидываю в рот одну, убираю пластинку обратно, хватаю бутылку, открываю, делаю глоток, запивая лекарство, закрываю, убираю на место. Откидываюсь обратно на подушку, выдыхаю. — Ты-то сам как? — обеспокоенно спрашиваю. — Выглядишь уставшим. Не спал? Как Стрела? — Стрела в порядке. Перевёз её к себе. Она снова подружилась с ковром, — с нотками, как мне кажется, умиления произносит. Молчит, отводит взгляд, смотрит на ящик, откуда доставала таблетки. Сплетает пальцы, чуть хмурится. Медленно поднимает глаза на меня, выглядит теперь действительно уставшим, вымученным до ужаса. — Я тоже в порядке. Отлипаю от подушки, сажусь к Иво ближе, вплотную, и пристально заглядываю в глаза. Наклоняю голову, приподнимаю брови, намекая, что жду другой ответ, более честный, потому что вижу, что состояние от «в порядке» далеко. За Периметром где-то. Однако потом расслабляю лицо, придвигаюсь ещё ближе и просто прижимаюсь щекой к плечу, обнимая. — Я живая. Со мной всё нормально. Ещё несколько дней — и выпишут, — неспешно проговариваю, предполагая, чем может быть занят его ум, по крайней мере при взгляде на меня. На всякий случай повторяю: — Я живая. Не имея возможности нормально обнять в ответ, ибо прижала ему руку, зарывается носом в волосы и тихо выдыхает. Молчит. Касается губами лба, оставляет невесомый поцелуй, замирает так. Смотрит в глаза, когда чуть отстраняюсь и приподнимаю голову, слегка улыбаясь. Скользит взглядом по лицу, словно фиксирует в сознании каждую мою черту, возвращается к глазам. Испытывает как будто боль и облегчение одномоментно. Не знаю, кто тянется первым — может, одновременно, — но в следующий момент уже целую так, словно кучу лет не виделись. Обхватываю ладонями его лицо, чувствую, как обвивает талию, прижимая к себе теснее, хоть и осторожно. Постепенно поцелуй из сумасшедшего становится неспешным, таким чувственным, что сердце заходится и отстраняться совсем не хочется. Потому прижимаюсь ещё ближе — хотя, кажется, куда уже, — когда опускает ладонь на шею и проводит большим пальцем по линии челюсти. Отстраниться всё же приходится. Глаза не открываю, касаюсь своим лбом его, неровно дышу. Сижу без движения несколько секунд, малость отодвигаюсь, поднимаю веки, смотрю на Иво, и встречаемся взглядами. Ловлю себя на том, что самочувствие гораздо легче, чем в предыдущие дни. — Теперь я определённо в порядке, — негромко произносит, приподнимая уголки губ. Хитро улыбаюсь. Тяну на себя, вновь целую — мягко, медленно, так, что сама теперь довожу до состояния, что, если бы стоял, коленки бы точно подкосились. Улыбаюсь сквозь поцелуй, чувствуя, как непроизвольно сжимаются на талии его пальцы. Неторопливо отстраняюсь, заглядываю в глаза, и кажется, что они поблёскивают. Так проходит несколько секунд, пока с трудом не высвобождаюсь из объятий и не отодвигаюсь. Откидываюсь обратно на подушку, подтягиваю левую ногу, сгибая колено, выпрямляю правую. Не свожу взгляд с Иво, по-прежнему слегка улыбаюсь, но затем уголки губ опускаю и смотрю уже без веселья. Как бы ни хотелось обо всём забыть и поболтать о всякой ерунде, серьёзного разговора не избежать. И лучше до последнего не оттягивать. — Уже по лицу вижу, что тебе тоже ни о чём говорить неохота, — произношу, понимающе поджимая губы. Бесшумно вздыхаю. — Но надо. Рассказывай. Можно без подробностей. Главное — всё и без утайки. — Ты ещё лечишься, — мягко отзывается. — Тебе нежелательно испытывать стресс. Ну да, могла догадаться. Слабо — даже ласково? — усмехаюсь. — Иво. Мне нужны новости. Я не откинусь, если ты расскажешь мне, что наказал всех провинившихся. Это не стресс, а радость. — Выдерживаю паузу, выразительно вскидываю брови. Смотрю пристально, наблюдаю, как меняется выражение лица — хмурое, расслабленное, снова хмурое. В один момент резко сжимаю челюсти, желая влепить себе самой по лицу, когда понимаю, чё вообще сказала. Пройдясь языком по губам, негромко говорю: — Прости. Ты её другом считал, а я тут… Вряд ли ты там плясал от счастья. Прости. Твою мать, правда ведь не подумала, каково ему было. Сначала от Кея узнать, что Даниэль — крыса, потом послать его, самому волей-неволей ловить подозрительные звоночки, потом, как меня сюда втянул, замечать всё больше подтверждений тому, что она предала… Теперь вообще почти убила меня — девушку, к которой у него вроде как чувства достаточно сильные, — повторяя ситуацию четырёхлетней давности, забравшую его невесту. Не представляю даже, как он себя сейчас чувствует. Может, охота забиться куда-то, потому что больно, блин, когда нож в спину прилетает, а он ко мне пришёл. С шумным вздохом придвигаюсь обратно, подаюсь вперёд, обвиваю торс руками, едва ли не впечатываясь в Иво, прижимаюсь щекой к груди. Чувствую, как обнимает в ответ, касается губами макушки, чуть выпрямляется, поднимает одну ладонь, мягко ведёт ею по волосам. Крепче прижимаюсь. — Со мной всё будет нормально, Лу, — тихо говорит. — Это больно, — произношу вместо ответа. — Больно, — коротко отзывается, вполне понимая, что имею в виду. Правда не представляю, каково ему. Конечно, и меня кидали, бывало… В интернате учителя обманывали, например. Другие ребята палки в колёса вставляли. Всякое дерьмо случалось. А предательства такого масштаба в моей жизни никогда не было. Это ж столько лет за нос водить… Больше нет желания задавать вопросы. Чем дело кончилось — вполне догадываюсь. Все подробности могу узнать потом. Понятно, конечно, что заботится обо мне, не желая, чтобы стрессовала опять, но и самому говорить тяжело. Вряд ли сейчас с лёгкостью возьмёт да начнёт, мол, знаешь, Лу, был отличный солнечный день, я повесил четырёх человек… Эвана, двух пирокинетиков, а главное — долбаную Даниэль Вейсс, превосходно все эти годы игравшую хорошего друга и прекрасного секретаря, конечно же. Минус Адель, наверное. Она же не знала ничего, не в курсе была, на какую тварь работал её недалёкий муженёк. Короче говоря, все подробности узнаю позже. Сначала бы выбраться из больницы. И спросить, может, лучше вообще у Ника. — Я с тобой, — коротко произношу. — Я знаю, — в то же мгновение отвечает. Молчит несколько секунд, затем, словно медленно осознавая, повторяет: — Знаю. Обнимает крепче, и закрываю глаза. И такое чувство, что нет ничего правильнее этого момента.***
Через несколько дней выписывают, и наконец-то покидаю осточертевшие стены больницы. Выхожу из здания, вдыхая холодный воздух, плотнее кутаюсь в пальто, которое привёз позавчера Ник. Бросаю взгляд на затянутое тучами небо, опускаю, замечаю, собственно, его самого, присевшего на капот. Сжимая сумку, в которую собрала все шмотки, улыбаюсь и подхожу, наблюдая, как выпрямляется и шагает навстречу. Не успеваю сказать хоть что-то, как, не потрудясь даже толком остановиться, заключает в объятия и прижимает к себе так сильно, что ещё минуту — и задохнусь. Тем не менее одной рукой обнимаю в ответ, улыбаясь шире. Спустя время отстраняюсь и заглядываю в глаза, хмурясь с лёгким недоумением. — Я только щас осознал, что ты реально живая, — признаётся, сжимая мои плечи. — До этого вообще как в прострации был… Ладно, давай сумку, поехали. До дома Иво остаётся всего ничего, когда Ник заканчивает отвечать на все вопросы. Разговор Кея и Иво вышел действительно тяжёлым. С одной стороны, потому что в самый ответственный момент Иво Кею не поверил, выбрал вместо него Даниэль, ибо она была ему ближе. Однако все доказательства тот сохранил, объяснил всё по новой, разжевал. Признался, что собирал данные не один, а с Баретти, из-за чего в глубокий ахер выпали и Иво, и Ник. С другой стороны — дело было и во мне. От Кея не укрылось, как менялись поведение и интонация Иво, когда он говорил обо мне. Это создало особенно сильное напряжение между ними. Тем не менее поговорить получилось. Потом созрел весь план, когда решили отправить Даниэль ко мне, потому что она бы всё равно пришла — слишком сильно хотела меня убрать. Ушёл Кей в дерьмовом расположении духа. После случившегося в больнице за дело взялись активно. Ник привёз всех, кого спрятал на заброшенной улице, в Корпус, провёл последние допросы, уделив особое внимание Даниэль. Был суд. Все доказательства обнародовали. Шок Церкви и Совета словами цензурными не опишешь. Адель действительно отпустили, к тому же она ведь помогла расследованию, ни слова не сказав о том, что все синяки на лице — моих рук дело. А остальных ждала публичная казнь. Виселица. В каком состоянии находился Иво, когда под ногами Даниэль открылся люк, Ник говорить отказался. Сначала. Потом не выдержал. Она умерла ухмыляясь. Не боялась ни секунды. Он смотрел на неё так, будто готов был сдёрнуть петлю, чтобы свернуть шею самостоятельно — до щелчка. Одновременно выглядел шокированным, парализованным, точно лишь в тот момент осознал, что его правда предали, и белел до такой степени, что казался прозрачным. Всякое дерьмо было, но таким Ник ни разу его не видел. Зрелище, короче говоря, выворачивающее душу, и он рад — скорее всего, они оба, — что я этого не застала. Ну, слёзы к глазам всё равно подступили. Словами не передать, как мне стало за него больно. Хотя другой частью сознания радовалась, что убийцы Йонаса получили по заслугам. Впрочем, не то чтобы это радость… Просто стало… легче. Но перестать думать о том, как тяжело было в тот момент ему, не могла. Баретти в охрану возвращаться отказался. За официальным воскрешением последовала куча бумажной волокиты, а потом он ушёл в отставку, так что пост главы охраны у Ника никто не забрал. А тот сказал, мол, не помнит, когда последний раз у него был хоть один спокойный день, так что давай ты, Меро, тут сам, к тому же Вивьен всегда на подхвате. В общем, оставил Иво в надёжных руках и со спокойной душой ускакал в закат. Ник пошутил, что расстаться было их с Иво обоюдным решением. Вивьен он нашёл напарника, досконально его проверив. Боялся, пацан даст заднюю из-за того, как наседал на него, ибо предыдущие кандидаты так и сделали. А этот оказался не промах. Выдержал всё стойко, и эмпатия никакой херни не выявила — а прощупывал Ник гораздо глубже, чем когда и кого бы то ни было. В итоге принял, но пока зорко за ним следит. Доверие к людям Даниэль подорвала здоровски — Ник полностью не полагался даже на собственную эмпатию, ждал подвоха в любой момент, что тоже, к слову, отнимало моральные силы. Однако по-другому не получалось. Внутри что-то сломалось, и неизвестно, подлежало ли восстановлению. Он повторил мои же слова, которые сказала ему, когда ездили в Ле Лож забирать группу: «Пожалуйста, пожалуйста, не вздумай врать мне». Стоит ли говорить, как в очередной раз мне стало больно в тот момент? Возвращаясь к Вивьен, оказалось, она была помощницей Баретти. Постоянно держала его в курсе всех дел. Иво, когда узнал об этом, смотрел на неё очень долго. Настолько, что думалось, что он вот-вот вышвырнет её, но ничего не сделал. Только велел возвращаться к работе. Больше ей докладывать Баретти ничего не надо, потому она отныне подчинённая лишь его и Ника. Хотя всё равно был напряжён — доверие стало подорвано, естественно, и его. Кажется, как только снова увижу его, просто обниму и буду реветь. Как вообще можно пережить такое и с ума не сойти? Я после Йонаса башкой двинулась, а он… Уф. Говорить о себе Ник не особо хотел. Видно было, что вопросы о собственном самочувствии его напрягали, но не спрашивать не могла — волновалась за него очень. Он только говорил, мол, херово, да, и хз, когда легче станет, если вообще станет. В конечном итоге оставила в покое, но потянулась в его сторону и упёрлась лбом в плечо, когда остановились на светофоре. Он наклонился, прижался щекой к голове и сказал самое сентиментальное, что от него можно было услышать: «Это охренительно, что у меня есть такая подруга, как ты», а потом тихо добавил: «Не бросай меня, ладно?» Конечно, ответила, что этого никогда не случится. Теперь, глядя на светофор, но на самом деле едва его видя, возвращаюсь мыслями к Кею. Не сказать, что в голове крутится что-то конкретное. Единственная мысль, которую осознаю, — нам надо поговорить. Я должна объясниться. Мы сделали друг другу больно. Очень. Он жалел, что был со мной, и неважно, что иногда. Я влюбилась Иво, у нас закрутилось, и при разговоре с ним он наверняка это понял. Возможно, сопоставил то, что сто процентов считал с меня, когда мы говорили последний раз, и то, как вёл себя Иво, когда тема касалась меня. Так что как-то… — Ты знаешь, где Кей? — возвращаясь в реальность, спрашиваю и поворачиваюсь к Нику. — Последние дни в «Арене» пропадает, — отвечает, пожимая плечами. — Ремонт в самом разгаре. Вообще оттуда не вылезает. — Отвези туда, — быстро произношу. В следующий момент ловлю хмурый взгляд. Добавляю: — В смысле, пожалуйста. Выгибает бровь дугой. Отворачивается, и машина трогается с места, как только загорается зелёный. Крутит руль влево, выезжая на дорогу, ведущую к дому Иво. Вновь хмурится, вздыхает. — Иво просил… — Я знаю. И знаю, что согласилась. И знаю, что ныла про то, как хочу уже увидеть Стрелу. Знаю я. Отвези меня к Кею, пожалуйста. Нам надо поговорить. А если сначала поеду к Иво… мне будет тяжелее. Я хочу решить вопрос сейчас. И так уже затянулся. Тяжело вздыхает. Какое-то время едет, не меняя траекторию. Задумчиво смотрит на дорогу, чуть сильнее сжимает руль. В итоге, закатывая глаза, круто разворачивает машину, прибавляет газу и направляется в противоположную сторону. Откидываюсь на спинку сиденья, отворачиваюсь к своему окну и с искренней благодарностью говорю: — Спасибо.***
Не спорю, когда Ник вылезает из машины следом за мной, и вместе заходим в «Арену» через главный вход. В глаза тут же бросаются Марк и Малая, стоящие перед новой барной стойкой — смотрят на неоновые буквы на стене, висящие над полками с бутылками и сложенные в название клуба, обсуждают что-то. Вижу, как Малая поворачивается к Марку, говоря про то, что вывеска криво висит, снова смотрит на неё, скрещивая руки. Подхожу ближе, останавливаюсь за их спинами, наклоняю голову вбок, придирчиво разглядывая действительно кривоватую надпись. — Правую сторону приподнять чутка — и ок будет, — выпрямляясь, произношу. — Ну! А я о чём! — мгновенно соглашается Малая. В следующий момент застывает, напрягается. Резко оборачивается, и глаза становятся такими огромными, что, кажется, вот-вот выпадут. Они тут же краснеют, как и нос — становится заметно, что сейчас расплачется. — Лу! Делая резкий шаг вперёд, крепко обвивает руками талию и прижимается щекой к плечу. Хватка усиливается, когда обнимаю в ответ. Плечи мелко подрагивают — всё-таки расплакалась. Спустя время отстраняемся, и бережно сжимаю её локти. Потом мягко обхватываю лицо, большими пальцами стираю слёзы, слабо улыбаюсь. Мгновение спустя, не успевая что-то сообразить, попадаю в объятия Марка — как обычно, поднимает так, что мои ноги просто в воздухе болтаются. Много времени проходит, прежде чем отпускает и ставит обратно на пол. Отходя назад, смотрю на обоих. — Я в норме, — говорю, опережая вопрос. — Меня вылечили. Максимально, насколько могли. Хилеры поработали, ожоги убрали. Стрела тоже живая. Обидно только, что курить запретили. Моим лёгким пришла задница, так что врач сказал, что если выкурю хоть одну сигарету — можно сразу к свиданию с Единым готовиться. Мне заумно как-то там объяснили, но я усвоила только, что меня дохера траванули и врачи сделали всё, что могли, чтобы я была настолько здоровой, насколько возможно, но с лёгкими всё равно задница. Так что, короче, я завязываю. Ещё вопросы? Смотрят на меня во все глаза, словно я из мёртвых восстала. С другой стороны, конечно, так и есть… Врач говорил, я еле вывезла. Была кратковременная остановка сердца — откачали. Короче, работали надо мной на износ… — Кей рассказал Марку, чем ты занималась. Марк — мне, — заговаривает Малая. — И мы смотрели новости. Там… эм… — Всех перевешали? — приподнимаю брови, скрещивая руки. — Да, я помогала с этим делом. Всё закончилось, так что теперь, надеюсь, меня никто не будет пытаться убить. А двое из тех, кого казнили… — смотрю чётко на неё, — это убийцы Йонаса. Имена называли? Слышала? Эван и Даниэль. Это их рук дело. Они получили, что заслужили. Несколько секунд молча глядим друг другу в глаза, затем кивает, но видно, что вновь подкатывают слёзы. Отводит взгляд, смахивая скользнувшую по щеке солёную дорожку, и обхватывает локти руками, когда Марк приобнимает за плечи. Мне вдруг становится так спокойно от этой картины. Малая определённо в надёжных руках. Невозможно словами описать, какая любовь видна во взгляде Марка, как только смотрит на неё. — Где Кей? — У себя, — отвечает Марк, возвращая внимание на меня. Затем хмурится, спрашивает: — Между вами произошло что-то? Говорит, вы расстались. Снова. — Я произошла, — расплывчато отвечаю. Слабо улыбаюсь, хлопаю его по плечу, обхожу их с Малой и направляюсь к потайной двери. — Дело не в тебе, а во мне и всё такое… Через пустой зал расстояние до лестницы преодолеваю быстро. Подниматься приходится медленно — иначе задохнусь, если бежать буду. Дыхалка-то стала ни к чёрту теперь. У двери кабинета растерянно останавливаюсь. Чуть хмурюсь. Несколько секунд стою без движения — и наконец без стука открываю дверь. — Если вы двое до сих пор… — начинает говорить, но замолкает в тот же момент, как поднимает голову. Замирает, скользит взглядом с головы до ног и медленно — обратно. Смотрит в глаза. — Лу… — Ага, — отзываюсь, слегка поджимая губы и закрывая дверь. Убираю руки в карманы, нащупываю в правом ключи, которые, как оказалось, реально от блока Кея. А вот моим, походу, настала задница… — Не особо рад, да? Ну, я могла не приезжать, но как-то… — Я рад, — негромко прерывает. Откладывает ручку, поднимается из-за стола, обходит его, приближается ко мне. Осторожно берёт за плечи, словно боится, что от любого прикосновения рассыплюсь. — Я рад тебя видеть и рад, что ты в порядке. Вылечили? — Насколько смогли. Серьёзная отрава. Лёгкие теперь такие же хрупкие, как синтетическая бумага, — отвечаю, почти закатывая глаза. — Бегать не могу, курить нельзя. От первого задыхаюсь, от второго сдохну. Такие дела. Стрела, если что, в норме тоже. О том, что сейчас она у Иво дома, предпочитаю тактично промолчать. Пару раз понимающе кивает. Отпускает плечи, обходит стол снова, возвращается в кресло. Спрашивает: — Присядешь, может? Поворачиваюсь к Кею всем корпусом. Покачиваю головой. — Нет, спасибо. Я ненадолго. Заметно напрягается. Откидывается на спинку кресла, вытягивает руки по подлокотникам. Смотрит внимательно, пристально. Будто знает уже наперёд всё, что собираюсь сказать. Прикусываю губу на мгновение, отпускаю. Чуть сжимаю ключи. — Я ухожу, — произношу наконец два слова, которые не покидали голову всю дорогу до «Арены». Дыхание на секунду перехватывает, но возвращается в норму. — Ты, конечно, уже и так решил, что мы расстались. Дверью после прошлого разговора я хлопнула хорошо потому что… Я понимаю. Но как-то сумбурно всё один хрен. Поэтому и приехала. Чтобы прояснить. Сказать, что ухожу и что… с «Ареной» тоже всё. С боями. И вообще. — Дело в нём, так ведь? В Иво, — спустя небольшую паузу произносит. — Уходишь к нему? — Да, — коротко отвечаю. — Я считал. Последний раз, когда разговаривали. Когда ты ушла, — говорит, и видно, что слова даются с трудом. — Только не понял, что считал. Чувства какие-то. Сильные. Очень. Думал, анализировал. Потом только понял — они не ко мне. Не в мою сторону направлены. Потом разговор с Иво… Тогда до меня дошло. От боли, звучащей в голосе, в груди давит. Стараюсь, однако, оставаться спокойной. Конечно, мне никогда не хотелось делать ему плохо, но и заставить себя не испытывать ничего к Иво, чтобы остаться с Кеем… тоже не могу. Тем более так стало бы даже хуже. Он ведь считывал бы. И испытывал боль гораздо худшую, живя со мной и чувствуя, что люблю не его. Может, когда мы сошлись снова, любви уже не было. Может, сошлись по привычке. По крайней мере… я. — Если тебе не стоило идти за мной в день, когда мы познакомились… то мне не стоило оставаться в тот вечер, когда я пришла поговорить, — тихо проговариваю слова, которые тоже крутились по дороге сюда. Вижу, как его глаза чуть округляются. Поджимаю губы. — Я просто с тобой не могу. У нас тяжёлые отношения, потому что мы оба… бешеные. Взрываемся легко. И я рядом с тобой часто злюсь. С покоем как-то сложно, а он мне нужен. — Дай угадаю… — Да. — Какое-то время молчу, собираясь с мыслями, и произношу: — Мне надо было поймать звоночек в тот момент, когда я отказалась выходить за тебя замуж. — Ты сказала, рано. — Спустя три года отношений? С лишним. Не отвечает, и сама ничего не говорю. Смотрю в глаза, перебегая взглядом с одного на другой. Потом гляжу в сторону окна, куда принимаются тихо и часто бить капли. Следом — снова на Кея. — Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, — спустя длительную паузу негромко произносит. Больно как-то, твою мать. — Знаю, — мягко отвечаю. — Но больше не могу ответить взаимностью. Ты мне дорог — очень, — но на этом всё. Я в больнице много думала. Пришла к этому. И ещё вот. — Наконец-то достаю ключи. Осторожно кладу на стол — прямо перед Кеем. Возвращаю руку в карман, нащупывая только пустоту. — Теперь жалеть ни о чём не придётся. Смотрит на ключи, и кажется, что только сейчас доходит, что на самом деле происходит. Только сейчас доходит, что действительно снова расстаёмся, что по-настоящему ухожу — и не просто, а к другому человеку. Оставляю и его, и всё, что вместе делали. «Арену». Ухожу. Чувствую себя паршивенько, но знаю, что поступаю правильно. Лично для себя правильно. Ведь правда с ним быть больше не могу. Ирма говорила, что в отношениях должен быть покой, наверняка основываясь на своих собственных, и я согласна с ней. А дать настоящий покой мы с Кеем друг другу не можем. У нас действительно всё по большей части на адреналине. — Я не хотел этого говорить, — глухо проговаривает, поднимая на меня взгляд. — Я не хотела влюбляться в другого, — пожимаю плечами. — Но ты просто сказал то, что думал, и ничего с этим не сделаешь. Как и я не могу ничего сделать со своими чувствами к Иво. У нас дальше уже не получится. И друзьями нам не быть. Поэтому я ухожу. — Я как-то к такому совсем не был готов. — Никто не готов, Кей. Так бывает. Справишься. — Замолкаю. Едва-едва приподнимаю уголок губ. Бесшумно вздыхаю. — Я знаю, что больно. Прости. Медлю пару секунд, затем обхожу стол. Наблюдаю, как, глядя на меня, встаёт тут же. Останавливаюсь напротив, чуть вскидываю голову, делаю ещё полшага вперёд, приподнимаюсь на носочках и обнимаю, крепко обхватывая плечи и слегка упираясь подбородком в правое. Чувствую, как поначалу мягко обнимает в ответ, но следом хватка становится сильнее. Слышу шумный вздох. — Ты правда его любишь? Несколько секунд молчу. Затем, признаваясь окончательно и самой себе тоже, отвечаю: — Да. Правда. Отстраняюсь. Скользя ладонями по плечам, предплечьям, отпускаю и отхожу на два шага. Снова смотрю в глаза. Убираю руки в карманы. Ощущение, будто между нами невидимая черта проводится, через которую ни один из нас уже не переступит. Понимаю, что теперь точно всё. Разошлись. Насовсем. После первого расставания меня ломало хуже, чем наркомана без дозы, а теперь знаю: больше такого не будет. Попытки придумать, что сказать, с треском проваливаются. Кей молчит тоже. Поэтому, неторопливо поворачиваясь к нему боком, направляюсь к двери. Останавливаюсь, обвиваю пальцами ручку, всё ещё пытаюсь придумать, что же сказать напоследок… но бросаю мучения и просто выхожу. Закрываю дверь, на несколько мгновений прислоняюсь к ней спиной, глубоко и медленно вздыхаю, отлипаю и иду к лестнице. Возвращаюсь в бар. Обнимаю обеспокоенных Марка и Малую. Обоих целую в щёки. Обещаю не пропадать. Киваю Нику на дверь и выхожу. Наконец уезжаем.***
Когда Иво открывает дверь, первым делом обнимаю даже не его. Слыша громкий лай, бросаю сумку в прихожей и залетаю в гостиную. Падаю на пол, когда из спальни на всех парах ко мне мчится Стрела, и крепко обнимаю, как только впечатывается в меня. Плакать начинаю мгновенно, лишь стоит ей взяться активно облизывать моё лицо. Делает так не то чтобы часто, поэтому степень её радости более чем понятна. Как же кошмарно боялась за неё. Словами не передать. Она ведь к той стене ближе стояла… Надышалась отравой вместе со мной. И жива. Единый, она жива. Моя большая любимая девочка… Не знаю, что бы со мной стало, потеряй я её. Чуть отстраняюсь, отпуская её и вытирая пальцами щёки. Шмыгаю, слабо улыбаюсь, убираю ладони от лица, тянусь к ней, мягко почёсываю за ушами. Боковым зрением ловлю Иво, опускающегося рядом на корточки, чувствую, как убирает волосы за ухо, задевая щёку подушечками пальцев. Смотрю на него. — Поговорили? — негромко спрашивает. Киваю. Перевожу взгляд на Стрелу, ещё пару раз прохожусь ладонью по голове, с помощью Иво встаю. Наблюдаю, как, напоследок скользнув языком по пальцам, вскакивает на лапы и несётся обратно в спальню. Выгибая бровь, поворачиваюсь к Иво и гляжу с большим вопросом, на что получаю лёгкую улыбку и ответ: — Вчера купил лежанку. Теперь она оттуда не слезает. — Ты… купил Стреле лежанку?! — враз осипшим голосом спрашиваю, округляя глаза. — Да, верно. Ковёр — хорошо, но личное место должно быть, — отзывается. Глядя всё это время в сторону спальни, смотрит теперь на меня и чуть хмурится. — Надеюсь, ты не возражаешь? — Да ты… Я… Она!.. Попытка сказать что-то членораздельное проваливается нахрен. Опуская ладони на талию, бегаю взглядом от Иво к спальне и обратно. Глаза никак не могу вернуть в норму — так и остаются огромными. Ведь давно заметила, что Стрела Иво как-то сразу приняла! При том, что она людей новых к себе подпускает с таким же трудом, как я! Ещё хуже! Иногда рычит даже, когда к нам подходит кто-то незнакомый! А теперь ведёт себя так, словно знает Иво хренову тучу лет! С лежанки не слезает, которую он купил! — Правда, Ник едва не подрался со мной, чтобы я не выбирался в Центр, — произносит, не дожидаясь от меня чего-то хоть сколь-нибудь вразумительного. — Сам заказ забрал, привёз. Сказал: «Не хватало ещё, чтобы тебя застрелили в пункте выдачи, пока ты забираешь лежанку для собаки! Уж нет, месье Приор, сиди дома, пока всё не утихнет». Усилил охрану у дома. Ещё сказал, что и к тебе охрану приставит, даже если ты будешь против и подерёшься с ним. — Замолкает. Смотрит, всё ещё ожидая, что скажу или сделаю что-нибудь. Оживу как-то. — Так ты не… Не даю договорить — наконец отмираю, резко шагаю вперёд, обхватываю ладонями его лицо, тяну на себя и целую. Почти смеюсь ему в губы, чувствуя, как ладони на талию кладёт ошарашенно. Отстраняюсь, лишь когда дыхание совсем сбивается, и упираюсь спиной в его руки. Улыбаюсь, глядя в глаза. — Я тебя обожаю, — абсолютно искренне признаюсь. Улыбаюсь шире, как только его глаза становятся почти такими же большими, как мои. — Нет, я не возражаю. Абсолютно нет. Рада, наоборот. — Чудесно, — отвечает, кажется, с облегчением. Окидывает взглядом мои плечи. Внезапно спрашивает: — Ты сегодня разденешься? Сначала шокированно вскидываю брови. Затем поигрываю ими с очень хитрым выражением лица. Смеюсь, когда вижу, как Иво осознаёт, что вообще ляпнул. — Я о пальто. Не прекращая смеяться, высвобождаясь из объятий, обхожу его, иду в прихожую, параллельно снимаю пальто. Возвращаюсь, цепляю большими пальцами передние карманы джинсов, никак не могу перестать улыбаться. Приближаюсь к нему снова, закидываю руки на плечи, ощущая, как вновь обхватывает талию, прижимая к себе. Обвиваю шею, чуть запрокидываю голову. Тяну уголки губ ещё выше, когда наклоняется так, что носы почти соприкасаются. — Я так рада, что ты есть, — тихо произношу, вспоминая, как он сказал мне эту фразу в первое совместное утро. Улыбается, обнимает крепче. — Останешься? — спрашивает почти шёпотом. — Ну, мне пока всё равно идти некуда, — пожимаю плечами. — Так что сегодня — точно да. Дальше посмотрим. — Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Не искать новое жильё. Усмехаюсь. — С огнём играешь. Могу ведь захотеть навсегда остаться. — Я предельно напуган. Чувствуешь, как колени дрожат? Пытаюсь смотреть серьёзно, но смех сдержать всё равно не получается. Красочно обещая всевозможные приключения, тянусь вперёд и целую. На носочки встаю уже автоматически. Впервые за последнее время чувствую себя по-настоящему хорошо.Несколько месяцев спустя
— Ну, короче, я так у него и осталась. Думала, конечно, что предельно рано ещё вместе жить, но так уезжать не хотелось… ты б только знал. Я, наверное, вообще двинутая, но никогда ничего такого не испытывала. Влюбилась по уши просто. И такое ощущение, как будто чувства каждый день только сильнее становятся. Это норма? Иногда кажется, что я от переизбытка чувств с ума сойду. Но ты бы точно сказал, что я ку-ку, раз так сразу с ним жить начала. Но мой блок сгорел безнадёжно… и, как я уже сказала, уезжать не хотелось. Другое место искать. Одна только мысль об этом наводила жуткую тоску. Так что можешь ругать и называть долбанутой, но я вообще поплыла… Безнадёжная совсем, в общем. Сидя на корточках, наклоняюсь чуть вперёд, тянусь, выкидываю с могилы засохший цветок. Вздыхаю, опускаю взгляд на мелкую траву под ногами, едва шевелящуюся из-за лёгкого ветра. Кручу кольцо, отпускаю, провожу ладонью по рукаву красной кожанки, чуть сжимаю предплечье. Вновь смотрю на надпись.Йонас Бэр Лучший брат, лучший друг, лучший человек на свете
Лучше всех ворчит. Усмехаюсь. — А Кей уехал в тот же день, — продолжаю выговариваться. — Марк написал следующим утром, сказал, Кей ему все дела оставил. С доками потом разобрались. В Центр вернулся… Мы не виделись с тех пор. Марк ещё сказал… он весь кабинет разнёс. В щепки. Я приехала потом. Там реально живого места не было. Очевидно, второе расставание далось ему тяжелее первого. Он бы со своим характером и всю «Арену» раздолбал, наверное. Но слишком много времени и денег туда вбахал. И плюс она Марку с Малой дорога очень. Он бы так не поступил. Они теперь там… управляют. Малая даже изъявила желание поучаствовать в боях… Марк пока уговаривает, чтоб самому её драться учить сначала. Короче, они на стадии переговоров. — Выдерживаю короткую паузу. — А Ирма с Томой в город перебрались. Такие радостные. Сняли жильё тут. Классное. Уютно там. Капец как рада за них. Малая вообще так визжала… Я думала, меня контузило на правое ухо. Замолкаю, поднимаю глаза, глядя вдаль. Щурюсь из-за солнца — сегодня оно слишком яркое. Хотя и греет хорошо — весна в этом году быстро в свои права вступила. Апрель, а я уже в кожанке. Возвращаю взгляд на могилу. — Верхний этаж Инквизиции восстановили, кстати, — спохватываюсь, вспоминая, что ещё хотела сказать. — Апартаменты Иво тоже. Мы туда перебрались. Там круто так. Я первые дни успокоиться не могла вообще. Ходила, оглядывалась, не верила, где нахожусь. Как маленькая. Но Иво говорил, что это мило. Вновь молчу. Вслушиваюсь в шелест листьев на деревьях. Заправляю выбившиеся из хвостика пряди за ухо. Упираясь ладонями в бёдра, медленно поднимаюсь. Убираю руки в карманы. — А ещё я курить бросила, прикинь? Это было адски сложно. Меня ломало жуть. Но и курить нельзя. Прям вообще. Лечусь, конечно, до сих пор. Лекарства пью, езжу иногда в больницу, чтоб прокапаться. Но всё равно большой риск сдохнуть даже от одной сигареты. Но щас уже всё нормально. Иво помог. Пробивает на смех. С лёгкой неловкостью потираю лоб пальцами. Возвращаю руку в карман, запрокидываю голову, гляжу на проплывающие облака. — Походу, я только про него и способна говорить. Сорян, ничё с собой поделать не могу. Просто самым-самым сокровенным всегда могла поделиться только с тобой. Наверное, вообще ничего нет такого, чего бы ты обо мне не знал. Закрываю глаза, и в какой-то момент кажется, что слышу за спиной его голос. — Ну, моё мнение обо всём церковном ты знаешь. О Приоре в том числе. Но раз уж получилось так, что влюбилась в него, чё теперь? Если счастлива — ок, круто. Обидит — врежь и уходи. Большая девочка уже, Лу. Не мне тебя жизни учить. А выслушать всегда могу. Нужен буду ещё — знаешь, где найти. Поднимаю веки, не отвечаю. Да и что сказать собственной фантазии? Или глюкам. Как посмотреть. Оглядываюсь через плечо, но, конечно, никого не вижу. Больно колет мысль, что уже никогда и не увижу, но впервые со дня его смерти слёз нет. Только слабая, едва заметная улыбка. Скучаю, естественно. Всегда буду. Но теперь хотя бы, когда думаю про него, не хочется забиться в угол и умереть. Глубоко вздыхаю. Последний раз смотрю на надпись с его именем, шагаю назад, медленно разворачиваюсь на пятках и направляюсь в сторону припаркованного недалеко мотоцикла. Тяну вверх уголок губ в ухмылке — как всегда при виде поблёскивающих чёрных боков. Уезжая, чувствую себя так, словно скинула с плеч исполинскую гору. А впереди — ещё куча дел.