***
Ким Сонхва был в ужасе от всего того, что происходило в его жизни. Внутри всё болело от того, что он сделал сыну больно, может правда — он во всем ошибся, может ему правда показалось, может запах правда просто похож? Но тогда почему же Джун всё это время оправдывался, как будто это всё правда? Омега не понимал. Он сидел за барной стойкой недавно открывшегося бара. Сидел тут уже довольно много времени и всё боялся пойти по адресу, который ему сообщил сын. В голове было миллион мыслей. Что же он наделал? Ёсан оказался слишком мудрых для своих лет, и когда только успел так вырасти, а ведь совсем недавно был таким маленьким, крошечной милашкой, но всегда таким смышлёным. Он последовал за Уёном на второй этаж, чтобы хоть как-то поддержать брата и дать родителям поговорить наедине, но Сонхва не воспользовался этой возможностью. Омега был слишком изнемождён всем случившимся, не было сил, чтобы обсуждать что-то ещё, поэтому он просто молча схватил своё пальто с вешалки и вышел из дома в неизвестном даже для самого себя направлении. Так он и дошёл до этого бара, и сейчас пьёт очередной стакан виски и сильно морщится, запивая всю внутреннюю боль. Нет, ему точно не показалось. Он помнит это запах. Помнит, как хранил его под своим сердцем, слабый запах цветов, который тогда казался таким грустным и одиноким, но это было не так, для Сонхва он был такой же драгоценный, как и запахи всех других его сыновей. Как только такое могло получится, как он мог не сберечь его. Омега тяжело вздохнул, слёзы снова начали подкатывать к глазам. Он вспомнил тот день, тот день семнадцать лет назад, когда встречался со своим лучшим другом после его работы, когда плакал в его плечо, жалуясь на свою жизнь, и когда так нуждался в чьей-то поддержке. Когда хотелось обыкновенного человеческого тепла, а не мужа, который месяцами пропадал в студии, который перестал уделять внимание ему и детям, который скинул на хрупкие плечи омеги шестерых детей, а ведь сам хотел большую и крепкую семью, и во что это в итоге вылилось? В то, что повлекло за собой разрушение спокойной жизни обоих семей — они с Минхо переспали в тот вечер. Они обещали навсегда забыть об этом, обещали не рассказывать никому, потому что оба имели семью и мужей, которых любили до гроба, просто в этот вечер это должно было случится, это нужно было, чтобы Сонхва хоть на маленькую долю почувствовал себя лучше. Но кто же мог подумать, что истощенный стрессом и нагрузками организм омеги решит подкинуть неожиданный сюрприз. Он узнал о беременности уже тогда, когда было поздно делать аборт, омега не обращал внимание на слабость, тошноту и головную боль — скидывал всё это на усталость и стресс, ведь ему всё ещё нужно было заботится о своих маленьких сыночках, которые в то время только росли, самым младшим Уёну и Чонхо было всего три годика, не было времени обращать внимание на проблемы со здоровьем. Это действительно было странно, как можно было не заметить такие перемены, ведь каждый омега чувствует в себе зарождение новой жизни, чувствует новый запах, чувствует симптомы беременности. Но Сонхва не знал о страданиях омег во время беременности, у него никогда не было токсикоза и болей в теле, изменений во вкусах и эмоциональных перепадов, всех своих любимых малышей он выносил как самый счастливый омега, но последнего… во время последней беременности он постоянно плакал, ссорился с Джуном, а когда тот узнал о ребёнке, почувствовав от мужа другой запах, всё стало только хуже. Скандалы и разборки были не только в их доме, но и в доме Минхо, куда Джун поехал сразу же. Он схватил тогда мужа за руку и насильно привёз к так называемому лучшему другу, чтобы на глазах у всех избить до смерти проклятого альфу, который не только посмел тронуть его омегу, так ещё и оставить в нём своего грязного ребёнка. Мирная жизнь была разрушена, семьи были разрушены. Джисон, тогда, не смог принять измену и вместе с маленькими Хёнджином и Сынмином уехал к родителям, не желая даже разговаривать. После такого, Хонджун должен был бы бросить изменника, оставить его одного, обрекая на вечное одиночество, ведь быть разведённым и брошенным омегой с детьми, так ещё и с яркой меткой на шее было самым ужасным. Но альфа не собирался оставлять всё так, он слишком любил Сонхва, слишком нуждался в нём, и поэтому каждый день рвал и метал от ярости и ревности, что разрывала его изнутри. Он искал врачей, которые могли бы очистить его омегу от этого недоразумения, от этой ошибки, но Сонхва сам не хотел. Терпел, выслушивал все скандалы, видел все драки альф, винил себя за слабость и беспомощность. Хорошо, что дети тогда были ещё маленькими и ничего не понимали, тогда он отправил их к дедушке, чтобы обезопасить от разъярённого отца, чтобы они никогда не знали этого ужаса, чтобы не чувствовали ненависть в запахе. Да, Сонхва хотел, чтобы его малыши всегда жили в любви и нежности, всегда отдавал им всего себя без остатка, поэтому и не хотел, чтобы они знали. Он хотел, чтобы так жили все… вот только… после очередного большого скандала, всё его тело пронзило жуткой болью, настолько сильной, что он не мог стоять на ногах, а сознание улетало куда-то далеко. У него случились преждевременные роды. Пак помнил только огни скорой помощи, белые стены и запах Хонджуна вместе с Минхо, они были там с ним в больнице, но потом… Сонхва допил свой стакан виски и одним движением руки попросил обновить напиток. Высокий бармен тут же обслужил единственного клиента, он иногда пытался заглянуть мужчине в лицо и может как-то поддержать, ведь даже с заплаканные лицом, Сонхва был невероятно красив, но омега всеми силами пытался дать понять, что сейчас хотел побыть один. Горький, холодный напиток обжигает губы, рот и горло, проникает дальше и разливается по телу жаром, это было ужасно неприятно, но за то лучше, чем вспоминать всё дальше на трезвую голову. Он помнит только как после кесарева лежал в палате и приходил в себя, как Джун с холодным безразличным лицом сказал, что ребёнка не смогли спасти, его больше нет. Он не верил в это, не верил, потому что чувствовал слабый новый запах, такой детский и невинный, ещё не сформированный до конца запах новой жизни, он хотел видеть Минхо, поговорить и с ним, но альфа… после этого он исчез. Как будто его никогда не существовало в этом мире, как будто Сонхва придумал его, как будто они, никогда не были лучшими друзьями с самого детства. Когда Пак спрашивал про него, Хонджун постоянно уходил от разговора, злился, запрещал поднимать эту тему. Ким понимал головой, что сам виноват в том, что довёл мужа до такого состояния, понимал, что уделял мало времени родным, но душой и своим нутром никак не мог успокоить свой гнев и ревность. Джун изменился, ему хотелось очистить омегу от прошлого, очистить от воспоминаний об этой ошибке, первые несколько лет он был дома с семьёй, помогал, давая Сонхва время на отдых, ведь операция и вынашивание ребёнка далось ему очень тяжело. Так они и забыли о всем том что случилось, а дети даже и не знали, что у них мог быть ещё один младший брат. Вот только. Пак вспомнил недавнюю встречу с Минхо в кафе, вспомнил о чём они говорили и тут всё встало на свои места. Минхо знал всё с самого начала, поэтому хотел отгородить Уёна от Нини. Он знал и даже тогда промолчал. Омега громко стукнул стаканом по барной стойке. Злость наполняла его новой волной, отдавшись воспоминаниям он немного успокоился, но сейчас снова начал закипать. Предатель. Ещё один такой же эгоист, как и Хонджун, ещё один трус. Сонхва боялся ехать по адресу, боялся показаться сумасшедшим, боялся сделать хуже, но сейчас больше не боится. Он хочет узнать всю правду от Минхо и посмотреть ему прямо в глаза. Он быстро оплачивает счёт и вызывает такси, вбивая адрес дома семьи Ли.***
Минхо возвращался с работы абсолютно разбитым, сегодняшний день не задался с самого утра. Пришлось впервые наказать сына, накричать на него, потом ещё и выяснять всё с мужем. Он надеялся, что больше никогда не будет упоминать об этом, тем более Джисону, ведь их примирение после случившегося семнадцать лет назад было очень не простым. Альфа надеялся, что станет легче, как только он расскажет, как только поделится с Сонни своей тайной, и попросит помощи защитить Нини, но легче не стало. Омега в ужасе выслушивал всё что рассказывал муж, и моментально грустнел в глазах, вспоминая об измене. «Мне нужно время, чтобы обдумать всё. Мы не можем так всю жизнь запрещать ему видеться с альфой, может пришло время всё ему рассказать? Он уже взрослый и должен знать правду. Давай обсудим всё ещё раз вечером.» — последние мудрые слова Джисона не выходили из головы весь день. Рассказать? Он не сможет. Альфа оставляет машину на своём обычном месте недалеко от двора, идёт к калитке, заходит во двор и тяжело вздыхает, что же делать? До ушей доносится какой-то странный топот, кто-то бежит. Ли оборачивается на звук, но не успевает отреагировать, ему прилетает удар прямо в челюсть, он пятится назад и падает на асфальт, задевая рядом стоящие горшки с цветами, которые Джисон недавно вынес на улицу. — Минхо, ах ты, тварь! На альфу забираются сверху и хватают за ворот рубашки, а на его ошарашенное лицо падают холодные большие капли слёз. — Сонхва? — Ты всё знал! Как ты мог! Хорошо тебе было всё это время, да? После этого ты ещё смог врать мне? Какая же ты лживая скотина! — Пак кричал на весь двор и тряс его со всей силы, собираясь ударить снова. Его голос был хриплым, а речь невнятная, от него пахло перегаром и болью, не было того красивого аромата цветов, был только запах растоптанного и униженного омеги. — Успокойся! — Минхо перехватывает его руку, пытается сопротивляться. — Ты точно такой же, как Джун! Где мой сын? Я всё это время жил с горем, думая, что он умер, а ты, тварь, прятал его от меня всё это время! Последние слова прошли через тело альфы, как самый сильный разряд тока, его хватка ослабла, а ужас начал заполнять разум. Сонхва ударил его ещё раз, но в этот раз по носу, удар был не такой сильный, ведь его тело сотрясалось от плача и истерики, но всё равно он был достаточным, чтобы Минхо почувствовал, что получил по заслугам. — Что здесь происходит? Господи, Минхо! — Из дома послышался голос Джисона, который тут же бросился к мужу. Он разнял их, оттолкнул пьяного омегу подальше на газон и помог мужу подняться. — Сонхва? Какого чёрта ты творишь? — Не вмешивайся, Джисон! Он получил по заслугам! И ты тоже не лучше, нормально тебе было всё это время жить в этой лжи? — Сонхва поднимается на ноги, еле стоит, кричит громко и хрипло. — Ты же тоже всё знал, он не мог не рассказать тебе что происходит, иначе ты не растил бы его! — Пак не прекращал кричать, слёзы лились огромным потоком. — Ты тоже омега, а если бы у тебя отняли ребёнка и сказали, что он умер? Вы оба! Да вы хоть раз думали о том, что я чувствую? Джисон вздрогнул, как только понял о чём речь. Сердце сжалось от боли. Ему тоже было нелегко. — Ты не один страдал! — Сонни выпрямился. Минхо уже нормально стоял на ногах. Омега сделал шаг вперёд, защищая мужа. — Не смей спихивать всю вину на нас! Это ты один во всем виноват, залез тогда на Минхо, вместо того, чтобы разбираться со своим мужем, а мы все эти годы расхлёбывали твой опрометчивый поступок! И как ты посмел явится сюда с кулаками, скажи спасибо, что всё сложилось так, Нини рос не на улице, у него любящая семья, я растил его, как своего сына! Он мой сын, а не твой! Громкий хлопок. Сонхва влепил Джисону мощную пощёчину, от которой начала покалывать ладонь, а в ушах зазвенело от громкости удара. — Сказать спасибо? По-твоему так и должно было быть? Он мой сын, и только я его папа! Сонни смотрел в сторону, щека горела от боли, он коснулся пальцами места удара, внутри всё начало закипать от злости. Ничего этот Сонхва не понимает, пришёл тут поздним вечером с кулаками, кричит на весь двор, строит из себя жертву, говорит, что все тут эгоисты, а сам то? Он хоть знает какого им с Минхо пришлось? Он хоть знает, что сам Джисон пережил за это время? Конечно нет! Он жил со своими любимыми детьми, а ему пришлось принять чужого ребёнка, потому что не мог бросить Минхо одного, потому что смог простить, закрыть глаза на свою гордость и дать имя ребёнку, которого любил так же как своего. Вот только Чонин всегда, как будто чувствовал, что они не родные, у них не находился общий язык, к Минхо и братьям он был больше привязан чем к папе, хотя они же оба омеги, а между сыном омегой и папой всегда есть связь, но видимо только с кровными такое работает. — Ты даже не смог нормально выносить его, какой ты папа? Он мой сын! Я был с ним все это время! Кто ты вообще такой, чтобы заявляться вот так! — Джисон не сдерживается ударяет кулаком в ответ, да настолько сильно, что Сонхва сам падает назад. Сонни всегда был вспыльчивым, но никогда не лез в драки, но сегодня не мог пропустить это мимо ушей, не тогда когда наезжают на его мужа и хотят отнять сына. — Сейчас ты у меня получишь! — Омега тяжело дышит, закатывает рукава, собираясь нанести ещё один удар, но Минхо перехватывает его за руку. — Подожди, не надо! — Альфа тянет мужа на себя, чтобы тот не вырвался. — Он пьян, и кажется, он… отключился…***
Сонхва проснулся от ужасной сухости во рту и головной боли. Голова гудела, а в ушах звенело, как будто рядом пролетел самолёт. Омега привстал на локти, огляделся. Он не дома. Лежал на незнакомом диване, укрытый тёплым пледом. Отрывки памяти скакали туда сюда, он пытался собрать их по частям и хоть немного вспомнить как мог тут очутиться. Из приоткрытой двери пахло приятным тёплым чаем и спокойствием, тут все пахло уютом и домом, пахло теплом и выпечкой. Омега медленно встал на ноги, прошёл ближе к двери и выглянул в коридор, оттуда направился на запах видимо в столовую, где нашёл Джисона. — Доброе утро… пьяница — Омега семьи Ли громко фыркнул на обидчика, и продолжил попивать свой любимый утренний чай, сидя за большим обеденным столом. — Почему я здесь? — Немного не приветливо со стороны Сонхва, но оказаться на следующее утро в доме Джисона и Минхо было самым ужасным раскладом. Он не стал проходить дальше в комнату, остановился у стола и смотрел на Джисона немного ещё затуманенным взглядом. — В очередной раз убеждаюсь, что ты не благодарный. Хотел, чтобы мы тебя на улице оставили после того, как ты устроил драку у нас во дворе и отключился? — Я не… ничего не помню… — Сонхва внимательно оглядел Сони и заметил, что его щека была немного опухшая и покраснела. — Прости, что ударил тебя… — Я ударил тебя в ответ, так что мы квиты… и я сам вчера… переборщил, прости… — Сам виноват… Чонин… могу я увидеть его? — И что будешь делать дальше? Сразу бросишься ему на шею с криками, что его настоящий папочка? Пойми, что он ничего не знает. — В голосе Сонни чувствовалось раздражение. Они утром говорили обо всем с Минхо, перед тем, как он ушел на работу, омега принял всю ситуацию ещё раз, но все равно злился, не готов был так просто уступать место «Папы». — Я не знаю… просто… — В глазах Хва снова начали собираться слёзы. С каждой секундой ему становилось страшно, вчера он злился, испытывал ненависть, злость и обиду, а сейчас, немного успокоившись и подумав, ощутил самый настоящий ужас. Что же он действительно будет делать? Вдруг Чонин возненавидит его, никогда не простит и Сонхва этими действиями сделает только хуже. — Тебе будет лучше уйти. — Омега встал со своего места, собираясь выпроводить нежеланного гостя. Он со вчерашнего вечера не успокоился и все ещё злился. — У него вчера началась первая течка, так что сейчас он спит в комнате… не думаю, что он захочет видеть тебя и слушать истории про родного папу. — Течка? Так вот почему… значит они с Уёном правда… — Про это поговорим отдельно. Я вообще не понимаю, ты своего сына воспитывал? Чонину всего семнадцать, тем более, если они братья, почему вообще испытывают такие чувства? — Конечно воспитывал. Уён бы никогда не принудил его, тем более я вижу, как он любит его, но что… что сейчас делать? Все так запутано… я не понимаю, почему они испытывают такие чувства, ведь Уён мой сын… и Чонин тоже… а сейчас… они же получается… это же инцест… что нам… — Сонхва поднял глаза на Джисона, не смог договорить, потому что заметил, как омега будто смотрит сквозь него, смотрит на дверной проем за его спиной. — Нини… — Голос Сонни дрогнул, а Сонхва тут же обернулся назад. В дверях стоял растерянный юноша в домашней пижаме. Его чёрные волосы сейчас торчали в разные стороны, губы сжаты в тонкую полоску, а большие глаза были растеряны. Запах цветов земляники лёгкий и такой мягкий начал проникать в гостиную и по рукам Сонхва побежали мурашки. Он встретился с мальчиком взглядами и почувствовал внутри нарастающую буру чувств. — Что значит… что значит, что мы с Уёном братья? — Чонин с ужасом рассматривал незнакомого красивого мужчину, который только что говорил, что он его настоящий папа. Это же… Это же папа Уёна, которого он видел в больнице, почему он, почему он говорит такое? — Папа… я не твой… сын? — На глаза начали наворачиваться слезы. — Нини, солнышко… я могу все объяснить… — Сонни тут же подорвался с места. — Вы поэтому… поэтому отец так ненавидит Уёна? Вы всё знали с самого начала? Вы… обманывали меня всю жизнь! Видеть тебя не хочу! — Чонин со слезами на глазах срывается с места и бежит к входной двери, в тапочках и домашней пижаме, всё равно уже на одежду и внешний вид, лишь бы не видеть никого из них, лишь бы убежать куда подальше от лжи, которая оказывается окружала его всю жизнь с самого рождения. Он бежал быстро, задыхаясь, бежал куда глаза глядят. Остановился только тогда, когда сил больше не было, ноги отказывали, лёгкие разрывались от боли. Он сел на корточки в переулке около какого-то здания, обнял себя руками и громко заплакал, выплеснув абсолютно всё что чувствовал. За что судьба играет с ним такую шутку. А вдруг всё это не правда? Хотелось знать правду, но почему правда всегда приносит с собой столько боли? Нини достаёт из кармана телефон и сразу же набирает номер Уёна. Хотелось слышать его голос, хотелось знать, что всё это ложь, хотелось снова оказаться в его объятиях и почувствовать себя в безопасности, но… после долгих гудков он впервые не взял трубку. Паника начала все больше захватывать тело, а новый поток слез полился из глаз, заставляя омегу кричать от боли. Неужели это правда? Они с Уёном родные братья? А его папа… не его настоящий папа? Омега еле встаёт, идёт дальше вдоль здания, тело болит после вчерашних сильных спазмов течки, и, кажется, сейчас лекарства перестали действовать. Он чувствует, как ноги снова начинают подкашиваться. Мелкими шажками он дошёл до детской площадки, параллельно с этим не переставая звонить Уёну. Омега теплил надежду на то, что альфа, просто не слышал звонка и спит, всё-таки на часах было раннее утро. Но даже после десятого звонка ответа не было… Чонин в отчаянии набирает другой номер и звонит. — Алло? Хлебушек, ты чего так рано звонишь? — Ликси… — От немного сонного, но все равно радостного голоса на душе стало немного теплее, но слёзы не переставали литься рекой, мешая нормально говорить и выдавая его состояние с поличным. — Нини? Ты плачешь? Что случилось? — Прошу… мне так плохо… забери меня от сюда…