Только с тобой я могу цвести

      Сынмин проснулся от какого-то непонятного переполоха в коридоре. Он краем глаза застал картинку, как Чонин выбежал из дома и как папа вместе со вчерашним мужчиной, который устроил распри в их дворе с отцом, выбежали во двор следом за ним, но не успели. Через окно альфа видел, как папа Ёсана медленно подошел к машине к другому и они вместе уехали. Не трудно было догадаться кто это, особенно по агрессивному древесному запаху, который альфа пытался скрыть за спокойным лицом. Ситуация с каждой секундой становилась запутаннее.       Папа зашел в дом с совсем поникшим лицом. Он еле поднял глаза на Сынмина, а потом неожиданно сорвался с места и помчался в комнату за телефоном, чтобы скорее позвонить сыну. Альфа последовал за ним, испугался такого неожиданного действия.              Один гудок, второй, третий, десятый — не отвечает.       Чонин не отвечает и на третий звонок, и на четвертый.       Джисон в отчаянии, страх заполняет все тело, куда он мог убежать, тем более в таком состоянии, сегодня второй день его первой течки. Ноги почти не держат, он чуть не падает около кровати, опирается на нее и медленно садится на пол.       — Папа, все хорошо? — Сынмин зашел в комнату следом за ним и застал его уже сидящим на полу.       — Да… просто… перенервничал…       Альфа подхватывает родителя под руки и аккуратно усаживает на край кровати, он ничего не спрашивает и ничего не говорит, знает, что папа начинает нервничать, если задавать вопросы ещё больше, нужно подождать и он сам все расскажет, ведь он очень эмоциональный и не сможет долго держать в себе.       — Что теперь делать… Не надо было оставлять его у нас, зачем я только пожалел его и согласился… — Омега как-то странно завыл и закрыл рукой лицо, пытаясь сдержать приближающуюся панику.       Мини сел на колени напротив него. В его голове была большая каша, возможно не настолько большая, как у его родителя, но всё же довольно весомая. Вчера вечером они разговаривали по телефону с Ёсаном и омега рассказал ему не самые приятные новости. Вот только как все это могло быть правдой? Как Чонин, его младший братик… как родители могли скрывать такое от всех… а если учитывать происходящее, то все становилось на свои места — папа Ёсана, который вчера пьяный приехал к ним в желании увидеть младшего, отец, который запрещал Нини общаться с Уёном и поникшее лицо папы, который буквально готов расплакаться на глазах у сына-альфы.       — Так это все, правда? — Сынмин не смог больше молчать. Он слишком хорошо знает своего папу и хорошо знает ситуацию, хотелось скорее во всём разобраться. Альфа хмурит брови, смотрит серьезным взглядом в ответ на удивленные глаза папы, не отступает, хочет поговорить прямо сейчас.       — Ты всё слышал? — Джисон говорит тихо, не смотрит в глаза сыну, так стыдно.       — Нет, я знал ещё вчера.       — Как? Откуда?       — Ёсан сказал, он же брат Уёна… и когда всё это произошло, я уже был в курсе. Но я… не верил, что это правда, так же, как и не верят они. Скажи, папа… скажи, что происходит на самом деле, Нини…он…       — Он твой младший брат Сынмин, и мой сын.       — Но тогда все эти разговоры?       — Я растил его, как и тебя, как и Джини, он мой сын. — Голос Джисона был уверенный, но дрожал как осиновый лист на ветру, ему было страшно. Омега пытался казаться сильным, храбрился, но внутри был полностью раздавлен. — Пусть и не по крови…       — Значит… вот почему он не пахнет как ты… тогда получается, его папа? — Сынмин заметил, как папа вздрогнул. — Прости, я не хотел…       — Ничего… я давно смирился с этим… между нами нет той связи, какая бывает между папой и сыном-омегой, но я все равно люблю его, он мой малыш, и я никому его не отдам.       Сынмин смотрел на своего родителя с большой болью в груди, казалось, что его всегда радостный, добрый, веселый и такой активный папа, сейчас стал маленьким, хрупким и беззащитным. В его глазах собирались слёзы, которые заставляли его опущенные к полу глаза блестеть, и от этого у альфы сердце сжималось ещё больше. Он уже хотел потянуться к нему, обнять крепко, показывая, что тот не один, показывая, что точно так же любит Чонина и поддержит его, чтобы не случилось, но в этот момент он почувствовал, как в кармане завибрировал телефон, сообщая о новом сообщении:       «Мини, отец куда-то уехал, а папа до сих пор не вернулся. Он ещё у вас?»       Это был Ёсан.       — Это Ёсан, я перезвоню ему?       — Да… можешь идти. — Джисон тяжело вздыхает, машет рукой сыну, чтобы тот не волновался и мог спокойно поговорить.       Альфа быстро выходит в коридор из комнаты и набирает номер.       Мини?       

Доброе утро, моё солнце.

      Сынмин даже по телефону чувствует, как омега напряжен. Наверняка Ёсан сейчас крепко сжимает пальцами телефон, и сжимает губы от стресса.

Всё хорошо.

Твой отец только что был у нас

и они вместе с твоим папой уехали.

Ты даже не здороваешься со мной… какой ужас

      А, правда? Хорошо…       Прости, мой альфа… я просто, совсем не спал…       Все братья в панике и легком шоке после того, что случилось…       И вчера ещё мой старший брат вел серьезный разговор с отцом       Я просто не мог уснуть…

Я шучу, Ёсани, всё хорошо

Просто хотел немного тебя подразнить, чтобы ты улыбнулся.

Как Уён?

      Не очень… он заперся в комнате и не хочет ни с кем разговаривать.       Не представляю, что он чувствует…       Как ты думаешь, это всё правда…       А если это были бы мы…       Мне очень страшно, что теперь будет…       «А если это были бы мы…» — у альфы по рукам бегут мурашки от таких слов. Он шумно сглатывает, смотрит на дверь, за которой сейчас поникшим сидит его папа, и понимает, что всё это правда.

Если бы это были мы, я бы…

      Сынмин слышит, как Ёсан задерживает дыхание в панике, ждёт.

Если бы это были мы, я бы всё равно продолжил любить тебя

Я был бы благодарен родителям за то, что они дали возможность тебе появится на свет

Я бы никогда не оставил тебя, потому что люблю больше жизни

      На той стороне трубки послышался негромкий всхлип и какие-то непонятные звуки, видимо омега хотел что-то сказать, но не мог подобрать слова.

Я думаю, Уён думает тоже самое, ему просто нужно время

Мой папа сказал… что всё это правда.

Мне жаль, что так произошло

но не потому что он мой сводный брат, а потому что всем нам пришлось так страдать.

Папа сказал, что никогда не откажется от него,

потому что растил его, потому что, любит как родного

И я тоже, не откажусь от него.

      Мини… я…       Я тоже люблю тебя…       Почему ты такой, я даже не знаю, что сказать…

Какой такой, мой ангел?

      Такой мудрый, такой искренний и добрый       Ты не представляешь, как мне повезло с тобой       Я бы тоже никогда не отказался от любви к тебе, даже если бы мы оказались братьями…              Омега вспоминает слова Сана, вспоминает, как тот сказал: «… не выяснится же сейчас, что он тоже наш брат?» — тогда он испугался, испугался быть осужденным, испугался оказаться в такой же ситуации, как и Уён, но сейчас, он всё понял. Он любит настолько, что никто и ничто не сможет заставить его отказаться от своего альфы, ведь они истинные, предначертанные друг другу судьбой, и Уён с Нини тоже. Они ведь истинные. Они точно с этим справятся.       Вот только, Мини, что нам делать сейчас?       Можем ли мы как-то помочь?       

Боюсь, мы можем только поддерживать их

Родителей и… Уёна с Нини, всё будет хорошо, любимый

      Я надеюсь…       И надеюсь папа скоро вернется, переживаю за то, что может быть у них с отцом…       Они столько лет вместе…

Ну вот видишь,

они столько лет вместе и такое точно не создаст трещину в их союзе.

А знаешь, что…

      М?       

А ты? то есть может мы, то есть может ты согласишься…

      Сынмин замялся. В голове столько мыслей появилось одновременно. Он захотел сказать, что хочет остаться с ним навсегда, сказать, что хочет, чтобы он стал его мужем, чтобы они завели семью, но сейчас наверно не время. Сначала нужно решить другие дела, а только потом.              Что ты хотел сказать?              В комнате зазвонил телефон папы.       

Подожди секундочку

       Альфа мигом бросился обратно в комнату, не завершая разговор.       — Что вообще случилось? Нини позвонил в слезах, он был на улице в пижаме и в тапочках. Мы забрали его с детской площадки в соседнем районе. — Голос старшего брата слышался через динамик телефона папы.       — Нини у вас? Слава богу… Ох, Джинни, объяснить всё так слишком сложно. Приезжайте пожалуйста домой, вместе, я всё расскажу       — Я не уверен… он сейчас в комнате вместе с Ликси… и эта течка… я приеду сам… не хочу, чтобы он стрессовал ещё больше.       — Хорошо… я жду….       Мини ждал, пока папа положит трубку, вроде в лице он не изменился, не бледнел, не был в предобморочном состоянии — это успокаивало и в то же время пугало. Его папа был сейчас слишком спокоен, не двигался, хотя всегда очень эмоционален и не может сдерживаться.       

Я перезвоню тебе, ладно?

Сейчас нам нужно будет обсудить всё с моим братом и папой

***

      -Нини, солнышко, прошу, скажи, что случилось. — Феликс уже весь извелся от такого вида младшего. Хёнджин уехал в дом родителей несколько часов назад, уверяя, что всё выяснит, а ему лучше будет остаться с Чонином. Вот только сам младший всё это время только и делал, что обнимал Ликса и периодически очень громко плакал.       Они забрали его с детской площадки в слезах. Сами даже не успели толком одеться, ведь он позвонил так неожиданно.       Что вообще могло произойти? Ликси аккуратно гладил парня по спине и волосам, приговаривал приятные, нежные слова, чтобы успокоить его, ходил на кухню за водой, поил его, вытирал слёзы маленькими пальцами, пытался хоть что-то выяснить, но бесполезно.       После очередного выпитого стакана воды, Чонин тяжело вздохнул и не охотно протянул стакан обратно, скривил лицо от неприятных спазмов в животе и с его щек снова полились слезы.       — Нини, если ты будешь молчать, я не смогу тебе помочь.       — Уже… никто… никто не сможет помочь… — Голос младшего осип от долго плача. — Я… я ещё никогда не чувствовал себя так… таким…брошенным и потерянным.       — Каким? Что ты имеешь ввиду? Давай умоемся.       В ответ Чонин только мотал головой и крепче сжимал руками вельветовую мягкую рубашку Феликса, не давая ему встать с дивана. Старший омега был в ужасе, хорошо, что на сегодня не было запланировано никаких сьемок, и хорошо, что в апартаментах, в которых он остановился есть гостевая комната, в которой можно будет разметить младшего пока он не успокоится, и пока не закончится течка. Ликси так и поступит, оставит младшего у себя, сможет окружить его заботой и не дать в обиду, вот только как бы узнать, что его так расстроило.       — Может ты хочешь чего-нибудь? Ты наверняка даже не завтракал, я вчера испек вкусные кексы и у меня есть травяной чай с розами, ты успокоишься…       «Травяной чай с розами» — вот такого сочетания Чонину сейчас точно не надо было. Ли снова громко заплакал, скрючиваясь на диване и только сильнее утыкаясь лицом в коленки старшего.       Запах травы его отца, запах, которым пропитан их дом и аромат белых роз — незнакомый аромат, который доносился утром из гостиной. Такой сильный и манящий, кричащий, зовущий его спустится вниз, если бы он только знал, какие у этого действия могут быть последствия, если бы он только знал, кто ждал его внизу в гостиной, рядом с его папой.       Папой? Получается папа… не его папа? Всю жизнь, он чувствовал себя лишним, чувствовал себя не полноценным без запаха, чувствовал себя никому не нужным и сторонился людей, чувствовал себя не таким, как его братья и вот оно оказывается в чем дело, он просто не из этой семьи. Чонин всегда чувствовал связь с отцом больше чем с папой и от этого становилось неловко. Папа был занят работой, но всегда уделял маленькому Нини внимание, но всё равно казалось, что между ними стоит какая-то стена. Ему нравился аромат папы — вкусный аромат выпечки, который всегда дарил уют и тепло, но внутри, в глубине души всё было не так, будто маленькому омеге нужно было что-то другое.       Неужели всю жизнь ему нужны были розы? Этот непередаваемо приятных запах благородных цветов, он пробуждал внутри новые незнакомые чувства — это было что-то похожее на ностальгию по детству, на тоску, на чувство утраты, на какой-то трепет в груди, который ты никогда раньше не испытывал. Вот только, когда они встретились в первый раз, почему, почему он ничего не почувствовал тогда?        — Не хочешь чай? Я не знаю, что мне сделать, Нини… я сейчас сам заплачу… пожалуйста успокойся. Скажи, что случилось? — Голос Ликса начал дрожать, он слишком перенервничал и так переживал за младшего, что уже сам не мог сдерживать свои чувства.       — Случилось ужасное… Ликси… сегодня утром… я… — Говорить было очень трудно, нос был забит, было тяжело сделать даже вдох. — Я почувствовал дома запах другого омеги и… спустился вниз… а там папа, говорил с… с папой Уёна, и они… — По щекам снова начинали течь слёзы, стоило только вспомнить эту картину.       — Что? Что они?       — Они говорили обо мне… и Уёне… я всё слышал… а потом… папа Уёна сказал… он сказал, что я его сын! — На последнем слове голос Нини как-то непонятно сорвался, он был похож на выкрик отчаянья вперемешку со страхом.       — Что?       — Мой папа… он был так спокоен, когда заметил меня, а когда я…когда я спросил, правда, что я не его сын, он спокойно сказал, что объяснит, будто ничего страшного не произошло. Ты понимаешь? Они были все в курсе с самого начала, и папа и отец… поэтому он запрещал мне общаться с Уёном, поэтому у меня не такой запах, как у братьев. Ты понимаешь, что я пахну цветами, как этот мужчина с запахом роз. Он! Он мой настоящий папа! Как долго они собирались от меня это скрывать? Всю жизнь? Почему они не сказали раньше, ведь я… я…       — Погоди минуточку, Нини… папа Уёна… он? Он твой папа?       — Да! Я не понимаю, почему… почему всё так… я только начал жить нормальной жизнью, нашел истинного, у меня вроде нормализовался цикл и появился запах, почему сейчас всё должно было вот так сломаться. Как я могу вообще кому-то верить, они же… всю жизнь от меня это скрывали, а теперь что мне делать… почему они не говорили об этом раньше?!       — Нет, Нини… подожди… ты сказал, что папа Уёна…папа Уёна — твой папа? — Старший омега делал акцент на каждом слове, пытаясь уточнить, правильно ли он понял.       — Да, он мой…он… — Лицо Чонина переменилось за секунду, а в глазах появился шок, до него только сейчас дошло, почему Ликси так настойчиво переспрашивал и почему смотрит на него такими большими глазами. — Он… Уён… мой брат…       — Нини, спокойно. — Феликс сразу напрягся, как только понял, что у младшего начинается новая волна паники и истерики. Чонин дышал слишком глубоко, как будто задыхался, слёзы текли уже сами по себе, не переставая стекать с подбородка, а запах цветов земляники, который до этого был пропитан только обидой, сейчас начал отдавать болью. — Ничего страшного не случилось. Дыши спокойно, у вас же… у вас же ничего не было, конечно всё очень запутано, но…       — Мы вчера переспали.       — Что? — Ликс шумно сглотнул, поморгал пару раз и попытался до самого конца осознать, что происходит. Голос младшего сейчас был такой глухой и низкий, будто это вовсе не он, голос пропитанный осознанием своего бессилия.       — Вчера во время моей течки, мы с ним переспали… это правда было так как ты рассказывал… настолько неописуемо, но мы ведь… что теперь делать?       Чонина затрясло. Феликс быстро вскочил со своего места и сел на пол в ногах Нини, он взял омегу за руки и заглянул в глаза, которые снова начали заполняться слезами.       — Все хорошо, Нини. Ничего страшного не произошло. — В голове старшего был полный хаос, но он должен был его успокоить. Он не знает, как должен реагировать, должен ли быть против этой связи, он ничего не знает, знает только то что сейчас Нини нужна поддержка, и это единственное, что он может сделать.       — Ну как же… Ликси, получается, что мы братья… я… я такой никчемный… такой грязный.       — Ты ничего не знал, ты не грязный и точно не никчемный, ты же искренне любишь Уёна, ведь так?       Чонин в ответ только кивает, он очень устал.       — Вот видишь, это правда произошло случайно, ты не знал этого, ты полюбил его как человека, как альфу, за то какой он есть… да, сейчас весь твой мир перевернулся, но разве от этого факта Уён — твой альфа стал другим?       В этот раз Нини отрицательно мотает головой, хлюпает носом, вытирает ладонью слёзы и поднимает на Ликса красные и опухшие глаза.        — Я тоже так думаю, и ты тоже не стал от этого факта другим человеком. Ты всё тот же прекрасный омега, которого я знаю, брат моего Хёнджина, и любимый Уёна. Не надо больше плакать, вы любите друг друга и вам нужно решить всё вместе, ты на эмоциях из-за течки, я думаю всё можно решить, малыш хлебушек. — Феликс гладит младшего по голове и выпускает свой приятный, такой вкусный аромат сгущёнки, который дарит Чонину ту заботу и тепло, которые сейчас так нужны.       — Я звонил ему утром, но он… не взял трубку, я хотел… хотел поговорить…хотел услышать его голос.       — Позвоним ему ещё раз? Сейчас так рано, может твой альфа просто спал, не надо делать поспешных выводов, солнышко.       — Мне страшно… — Нини мотает головой, хватается за края своей собственно пижамы. Голова раскалывалась от такого долгого и сильно плача, перед глазами всё плыло, а на уме стоял только страх — они с Уёном кровные родственники. –Что я ему скажу? А если он ничего не знает?       — Давай просто позвоним ему, просто так, не обязательно говорить ему о том, что случилось. Ты же хочешь его услышать, он тебе сейчас очень нужен.       — Угу… — Омега шмыгает носом и кивает головой. На это Ликси только измучено улыбается, пытаясь показать только тепло и скрыть свою внутреннюю тревогу за Чонина, и протягивает ему телефон младшего, который всё это время лежал на журнальном столе.       Вот только ничего не изменилось. Так же, как и сегодня утром, альфа не взял трубку. Нини вместе с Ликсом звонили ему около десяти раз подряд, но ответа не было.       — Видимо… я ему больше не нужен…       — Нини…       — Он обещал мне, обещал, что всегда будет рядом, обещал, что всегда ответит, если я позвоню, он… я верил ему. — На глаза омеги снова навернулись слёзы, но это были уже абсолютно другие эмоции. По рукам Ликса пробежались холодные мурашки, как только он почувствовал аромат увядающих, гниющих цветов, его начало пугать то, что с каждой секундой запах становился всё слабее и слабее, полностью теряя свою слабость.       — Какой я идиот… не стоило верить в сказку, не стоило думать, что жизнь может измениться. Я всегда был один… я чувствовал, что что-то не так, но теперь точно знаю что…       — Нини, нет, не делай поспешных выводов.       — А какие ещё тут можно сделать выводы? Я поверил ему, хотя не хотел, я полюбил его всем сердцем, хотя мне было страшно доверять, а теперь, он бросил меня как ненужную игрушку, как грязного омегу, с которым больше не хочет иметь дело, так тем более с братом. Уён наверняка жалеет о том, что сделал, наверняка хочет забыть обо мне, поэтому не отвечает. Все-таки он… точно такой же, как и все альфы, которым только одно нужно — эгоистичные, своевольные обманщики!       — Нини, я не думаю, что он… — Феликс не успевает договорить. Их перебивает телефонный звонок, от которого оба омеги подпрыгивают. Чонин был зол и обижен, но до последнего надеялся, что это перезванивает тот, кого он с любовью называл своим альфой.       — Это Джинни, прости… я отвечу. — Ликси быстро встает с места и отвечает на звонок своего будущего мужа.              Алло, Джинни? Есть новости? Что сказал папа?

Есть и не очень радужные.

А у вас?

      Омегу затрясло от серьезного голоса парня, через трубку чувствовалось как альфа сейчас напряжен и зол.              Не знаю, как сказать…       Феликс быстро вышел в другую комнату, подошел поближе к окну, чтобы поговорить.              Скажи, что это не правда…       Скажи, что Нини просто не так всё понял…       Он утверждает, что они с Уёном братья, а ваш папа…       Вовсе не его папа…       Что он сын папы Уёна и получается его кровный родственник       Джини, скажи, что это не правда!              Ликс впервые за утро дал волю своим чувствам и тихо расплакался, крепко сжимая телефон маленькими пальчиками. Ему было ужасно больно за Чонина, его хрупкое сердце сжималось от обиды и горечи, за что судьба была так жестока.

Я бы очень хотел, солнце

Но не могу… папа сказал, что это правда.

Нини… не его сын, а сын Сонхва.

      Тогда они с Уёном правда?

Про него лучше вообще не говори

Я оторву его руки, когда найду

      Джинни….

Я конечно понимаю, что он тоже ничего не знал

Но как мог позволить себе тронуть несовершеннолетнего

омегу, тем более в течку

      Мы звонили ему утром несколько раз…       Нини очень расстроен…       Он… не взял трубку

Что? Вот же тварь!

И после этого он еще может называть себя альфой?

Бессовестный кусок мусора, я его с землей смешаю

      Джини, не надо так

Ликси, ты понимаешь, что он вообще сделал?

Лишил девственности моего младшего брата

Я так и знал, что у него только одно на уме

Не зря, он мне показался тогда подозрительным

Он принудил его в первую течку

просто животное, не умеющее держать себя в штанах

      Альфа говорил очень громко, каждое слово, как молния вылетала из телефона и вонзалось в тело. Феликс не обижался, знал, что Хёнджину просто нужно выпустить пар, что он очень переживает сейчас за младшего брата.              Джини, подожди, они истинные       Да, это было в первую течку. но…       Нини был не против, он не принудил его

Они братья

Они никак не могут быть истинными

Уён по-любому чувствует с ним родство, как с братом

и не должен был играть с ним в парочку

Это он виноват во всем этом, я его никогда не прощу

      Но я верю им… правда, Уён не такой плохой.

Ты у меня слишком добрый.

Будет лучше, если это всё закончится сейчас

Лучше для Нини

Они должны расстаться

Забыть обо всем этом и быть просто братьями.

      Может ты прав…

Да, я не хочу, чтобы он страдал ещё больше

Побудь с ним, я скоро приеду.

Хочу ещё поговорить с отцом.

      Ладно, Джинни…              Омега немного шмыгает носом, вытирает проступившие слёзы, хоть бы младший не заметил, и быстро выходит обратно в главную комнату.       За всё это время ничего не изменилось: поникший вид Нини, слабый угнетающий запах цветов и слёзы, которые не переставали капать с подбородка.       — Все кончено…       — Что? — Феликс еле расслышал что тот сказал, снова сел на пол в ногах Нини и заглянул в лицо.       — Я позвонил ему ещё несколько раз и даже написал сообщение… он прочитал… но так ничего и не ответил.       — Нини… малыш… — Ликси крепко обнял младшего, прижимая его к своей шее, туда, откуда слаще всего пахнет сладкой сгущенкой, чтобы хоть как-нибудь его успокоить.       — Я так люблю его, Ликси, ты не представляешь, никогда никого так не любил как его. — Нини снова заплакал, крепко обнимая старшего. — Как мне теперь жить… я не хочу снова быть один… я не хочу возвращаться к прошлому… он мне так нужен, ну и пусть что мой брат по крови, ну и пусть, что папа не мой настоящий папа…я наговорил папе утром гадостей, но всё равно он мой папа, я люблю его… я хочу чтобы это закончилось, чтобы Уён был тут… был рядом… — Омега плакал, слова были почти неразборчивы, он вспоминал все моменты, все дни, проведенные с Уёном: как боялся его первое время, как уходил специально и не хотел говорить, потому что боялся, что его будут унижать и использовать, вспоминал, как впервые доверился ему, как альфа защитил его от хулиганов школьников, и как впервые он поцеловал его тогда в парке, крепко сжимая его щеки своими большими ладонями, как улыбался ему каждый день и дарил тепло — Уён был его светом, его опорой и защитой. С ним он чувствовал себя живым, настоящим, чувствовал, что может вдохнуть полной грудью и посмотреть на мир, а не прятаться в тени или в углу танцевальной студии, но всё это видимо закончилось, как хороший сон, как красивая сказка, которая никогда не станет реальностью. Чонин только сильнее прижимался к старшему, пытаясь почувствовать хоть что-то кроме боли в груди, так хотелось чтобы всё это оказалось страшным кошмаром, чтобы он проснулся утром в комнате и не ощущал аромат голландских роз из гостиной, чтобы никогда не было этих проблем, папа был его папой, а Уён… его Уён… был рядом с ним, но, увы, это не так, и от осознания этого тело Чонина затрясло от новой волны приближающейся боли. Течка не щадила его даже сейчас, когда он был так уязвим. Его скрутило пополам от боли в животе, а на лбу проступила испарина от приближающегося жара.       Ликси сейчас мог только смотреть. Он уложил младшего на диван, укрыл мягким одеялом и сел рядом, гладил его по спине, пытаясь хоть как-то успокоить резкие спазмы, и пытался не обращать внимание на то, как по шее бегут мурашки от холодных слез, которые остались на его плече.