Ставлю все на тебя, Хан Джисон

Аплодисменты не прекращались. Хотя, лучше сказать, что эти аплодисменты были только от одного человека. Он стоял в черном наглаженном костюме, а галстук был немного недотянут на шеи, словно тот, кто его завязывал, боялся задушить. Парень стоял за два метра от сцены и ни на секунду не отводил своего взгляда от дрожащего после танца Ли Минхо. Казалось бы, на что тут смотреть? Просто танцор в одной расстегнутой рубашке и подвернутыми брюками истекал потом, и также смотрел в большие глаза, тяжело дыша. Хан Джисон. Только он из всей толпы стоял напротив Минхо уже минут пять и без остановки хлопал в ладоши, которые уже от усталости, начинали терять тот ритм. - Можешь больше так не делать. Мою гордость не подпортит один человек, который из жалости аплодирует, - он подошел к нему и, крепко схватив того пальцы, опустил руки. - С чего Вы взяли, что из жалости? Неужели все те люди аплодировали Вам только из-за того, что им стало жалко? Вы не считаете это абсурдом? - Ты переходишь границы дозволенного, Хан Джисон. - Перехожу, и что с того? Я перейду еще раз и еще много раз, если это поможет Вам принять себя как личность, к которой нельзя испытывать жалость. Все, что я вижу, когда смотрю на Вас – это гордость и радость за то, что Вы нашли в себе силы закончить выступление. Оно достойно больше аплодисментов и цветов у сцены, чтобы Вы их затаптывали от того, что невозможно было пройти в зал. Вот, что я думаю. - Ты не умеешь скрывать свои мысли, ромашка. - Вы и не просили меня говорить то, что Вы думаете. -Поэтому говорю это сейчас, - Минхо держал его руки в своей и прижал к груди Джисона, чтобы вместе с ним с ним слушать биение сердца. - Больше не говори то, что может выбить меня из колеи. Я не нуждаюсь в твоей помощи и уж тем более в советах о том, как нужно правильно жить. Ты не более, чем слуга, который согласился работать в этом доме три чертовых месяца. Так что не переходи черту, теперь она не нарисованная и если перейдешь, то будут последствия. - Какого рода? - Такого, что лучше ты не испытывай судьбу и просто выполняй свои обязанности, - он выкинул руки со своей и посмотрел на Джисона, словно на брошенную кошку в почтовой коробке с черной надписью «Отдаю в хорошие руки». Но он вспомнил еще одну вещь, которую хотел сообщить Хану. - Вы что-то еще хотели, господин Ли? - Да, теперь ты будешь моим музыкантом во время выступлений. Не знаю, откуда ты узнал мою музыку, но ты мне помог не опозориться, поэтому я тебя помилую на этот раз, - единственное, что он сказал, прежде чем оставил одного Джисона в своих размышлениях. - Интересно, что я сделал не так? Сказал, что правда или что? – он ворчал себе под нос, проходя вглубь казино, где его уже ждали посетители с просьбами налить больше шампанского или принести еще канапешек с сыром, ведь «они же такие вкусные». Сегодня Минхо все также сидел за зеленым бархатным столом, разваливаясь в удобном кожаном кресле, и раскладывал одними пальцами карты на поверхности. Пока одна рука держалась за спинку кресла? Для всех его глаза сверкали ярким светом над его головой. но те кто проигрывали? Видели в них настоящих злорадных чертиков. В те моменты остальные падали на колени, проигрывая все свои оставшиеся деньги. Люди тянули его за брюки, вцепляясь пальцами в ткань так крепко, словно какой-то слуга богатого и молодого господина был их единственной надеждой на спасение. Но сам Джисон был непоколебимым и стоял стройнее натянутой струны для скрипки. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, но он всеми клетками своего тела чувствовал чересчур большое внимание тех больших глаз, подобным кошачьим. Было забавно слушать то, как люди умоляли сжалиться над их ничтожными жизнями, хотя прекрасно знали, что будут играть не против кого-то, а с самим Ли Минхо. Он же не сводил с Джисона взгляда и нагло улыбался, когда забирал все накопленные разноцветные фишки. «Какого черта ты пялишься на меня, если сам же провел между нами линию? Конченый придурок. Вот и все. Он просто наглый, саркастичный придурок» А сам Ли Минхо смотрел так, словно хотел Хана сбить с толку и заставить того умолять о прощении. Он не убирал глаза и хотел найти в Джисоне слабину, пока его душа ненароком приоткрыла дверцу, когда-то закрытую на тысячи не открываемых ни одним ключем замками. Даже в конце вечера, Хан, как всегда, убирал казино после посетителей, словно вместе с помощником в одинокой жизни он успел наняться на работу уборщицей. И все бы ничего, если бы Минхо не подошел бы в момент, когда Джисон в согнутом положении пытался отклеить жвачку. - Черт, зачем так сильно придавливать жвачку к столу? Потом как ее убрать? - Прям как мысли читаешь, ромашка, - Минхо уже стоял над Джисоном и пока тот не успел среагировать, поставил свои локти на его спину. - Черт, больно же! – локти больно вдавливались в кожу, что было ощущение, будто хребет сейчас раздробится на мелкие частички. - Не кричи, а не то позовешь еще кого-то. - Кого? В этом доме больше никого нет, правда? – но была тишина в ответ услышана Джисоном. - Интересно, правда? Вот и мне интересно, откуда ты узнал мою музыку, - кость еще сильнее надавило на и так маленькое тело и Хан уже начал махать руками, но та неудобная поза блокировала все атаки кулаков. - Какая разница? Выступление закончено, это уже не имеет смысла, - Джисон ногой пнул в колено Минхо, но тот в ответ ударил его носком своих туфель в кость на голени и тот болезненно свернулся еще больше. - Так и не расскажешь? – спина уже начинала дрожать, а воздуха становилось все меньше с каждым надавливанием локтя между позвонками. У Джисона уже начали на глазах выступать слезы от боли, но он старался держаться, пока не начал по-настоящему думать над своим спасением. Минхо оперся на его спину словно на барный столик и если повернуть голову влево, то Джисон сможет увидеть затянутый ремень на талии Ли. И когда Минхо в очередной раз, вздохнув, переставлял локти, Хан ударил кулаком того в живот и смог выбежать из-под стола к стене. Минхо согнулся от неожиданно сильной боли в животе, а Джисон – от боли в груди и такого огромного недостатка воздуха. Они оба кашляли, пытаясь наладить дыхание, но у каждого были свои причины. Оба держались за себя, но только один за живот, а другой – за горло. «Черт, я умираю!» было услышано от двоих парней одновременно, но только один проговаривал это про себя, пока боль уходила, растворяясь где-то в глубине тела, а второй кричал у себя в голове эту же фразу, когда боль ставала до ужаса невыносимой, словно от оскаленного ножа. - Какого хрена, Хан Джисон?! – кричал Минхо, но Джисон все также сидел на коленях с одной рукой на горле, а второй на полу, пытаясь ощущать холод кафеля горячими пальцами. - Мы будем еще говорить об этом? Серьезно, господин Ли? – Минхо быстрым шагом подошел к Джисону и правой рукой поднял его подбородок, чтобы смотреть в его большие глаза. - Ты мне так и не ответил: откуда ты узнал ту музыку? Я тебе ее никогда не показывал и номер тоже. - Я эту мелодию помню с одного концерта. В баре. И Минхо отодвинул голову подальше и его взгляд стал более потерянным, чем тогда, когда кулак Джисона врезался в его живот. - Ты и по таким заведениям ходишь, ромашка? - Не каждая ромашка настолько сладко пахнет, как Вы считаете на первый взгляд, - Минхо кинул его подбородок и уже уходил, как Джисон остановил его своим вопросом. - Господин Ли, а откуда Вы там? – и стройные ноги остановились между двумя столами. - Один парень дал мне Ваш адрес, когда я только искал работу и рассказал мне, что Вы там частый гость. - Это правда. Я время от времени там танцую, помимо этого казино. Так ты не ответил, почему ты там оказался? Но Джисон ответил не сразу, ведь пазл в его голове стал безостановочно складываться, преподнося перед ним настоящую правду их первого знакомства. Тот день, когда Джисон попал на немалый чек за разбитое заведение, останется с ним еще на долгое время. И в тот же вечер он повстречал танцора с необычной энергией. Она была такой… свободной. И только сейчас Джисон вспомнил, что от танца Минхо исходило что-то подобное. Музыка одинаковая, костюмы тоже, движения абсолютно идентичны, волосы и тело… Это был он. Тот самый парень, которого Джисон пытался заполучить. Тот самый танцор, о котором он не мог перестать думать. Этим же танцором был Ли Минхо. И тот же Ли Минхо заставил Джисона с открытым ртом следить за каждым его движением рук и шеи сегодня вечером. Это был он. Все это время это был Ли Минхо. И что теперь делать? Рассказать ему все? Тогда он точно будет насмехаться над тем жалким видом младшего с разведенными руками, чтобы задать один вопрос. И смешно то, что тогда Джисон просил его танцевать под свою музыку, а теперь сам Минхо говорит ему играть под свои танцы. Теперь это не так добровольно, как было в баре, но все же злорадность внутри Джисона стала бушевать. Теперь он не станет так просто жить, точнее доживать, свои последние месяцы без того, чтобы поиздеваться над кем-то, а тем более своим господином, которого он просто ненавидел. Единственной и такой рискованной идеей была только одна. - Смотрю, как танцует один потрясающий танцор. Это было только один раз, но он был лучшим. Он решил издеваться над Минхо до того момента, пока тот не раскусит его. Никто не знает, что произойдет дальше, но сейчас Джисона не волновали последствия так, как сам процесс его мщения. А за что он тогда мстит? За то, что стал сомневаться в своих чувствах? За то, что начал нюхать полной грудью вещи Минхо, пока тот не тренировке? Может и так, но причина так же не имеет смысла, если он сможет увидеть то ошарашенное лицо Ли, когда тот все узнает. - Интересно, кто это? - он развернулся в пол-оборота, с такой кошачьей улыбкой смотря на Джисона. «Черт, почему он так сильно похож на кота? Это уже начинает пугать» - Я его не знаю, - «Лгу, я этому же парню сейчас и рассказываю», - а даже если бы и знал, то не сказал бы Вам. - Ты одна сплошная загадка, Хан Джисон, - Минхо полностью развернулся на самодовольное лицо парня, оперившись двумя руками о поверхности столов. - Решать загадки — это то, что мне очень нравиться, - немного согнувшись, чтобы глаза смотрели снизу вверх, сказал Ли и, стукнув ладонью по столу, вышел через те двери. Ветер поднялся, на секунду приподнимая края пиджака Джисона, обжигая незакрытые бока холодным воздухом. - Даже интересно, сколько я смогу продержаться? – он еще хотел провести диалог со своей тенью и не отбитой жвачкой, но горло стало будто сжиматься. Теперь говорить стало больно, но не настолько, чтобы не мочь отвечать на вопросы господина. Ощущение першения при гриппе не было, вместо этого словно острие ножа вставили к месту между головой и гортанью, и с каждым словом нож опускался ниже до ямки под шеей. Он пока не думал об этой боли, пока и дышать не стало больно. Но сейчас он просто спихнул этот дискомфорт на грипп и пошел раскладывать все карты и фишки на свои места, пока была возможность зарыться в свои мысли. О чем можно думать перед смертью? Обычно, такой вопрос задают в играх наподобие «Правда или Действие» и все говорят самые банальные вещи. - Я бы поехала в Диснейленд с подругой! - Я бы пригласил Джиён на свидание в парк. - Я бы радовалась этому, поэтому купила бы тонну клубничного мороженого и все съела одна! Честно, идея с мороженным неплохая, но все они не касаются сути. Может, люди думают, что, зная о своей смерти, ты можешь предвидеть ее приход? Джисон сначала и сам был рад этому, когда поговорил с тем парнем в туалетной кабинке, но сейчас он начал думать, что это настоящее наказание. «Может, я захочу влюбиться и не в господина Ли, а в какого-то другого человека. И когда я захочу признаться, то уверен, что жизнь захочет уйти из моего тела. Будет очень смешно и даже иронично, если так все и произойдет» И так прошел месяц. Каждый день был практически одинаковым. Менялись только белье на кроватях и цвета тарелок с мятной на белую. И еще боль ставала с каждой неделей все более заметной. Первые дни Джисон пил чашками горячий чай, обжигая горло ромашковым вкусом и закутывался на улице толстыми шарфами, которые незаметно одалживал у Минхо. Но боль не уходила, а ставала все более и более невыносимой. Достигло все того, что больше трех минут он не мог ничего говорить, коротко отвечая посетителям. С Ли он особо не общался, что было слишком подозрительно, ведь обычно Минхо любил с утра сказать, какая аппетитная задница у Джисона или как мило будут смотреться пальцы Хана на его бедрах. Было и правда слишком странно, когда вместо утреннего наставления о предстоящей работе он получал уставший взгляд и кроткое: - Доброе утро. Ставало даже грустно, но до того момента, пока его сердце не начинало больно колоть, а воздуха не хватало даже на один единственный вдох. Он стал задыхаться по несколько раз на день и теперь это стало его разрядкой в начале дня после очередной бессонной ночи. Кстати, спать ставало все сложнее. Его и раньше донимали кошмары, но сейчас он задыхался от смерти в своем мире, но просыпался от того, что кислорода не осталось в легких, а лоб был неприятно покрыт холодными каплями пота. Но ничто не могло его отвлечь от работы, к которой он привык больше, чем к кашлю после холодного стакана воды. С первыми лучами солнца вставал Минхо и с прохода дверей его встречал Джисон с кружкой американо. - Доброе утро, - хриплым голосом сказал он, соприкасаясь с горячими от кружки пальцами Хана. Его глаза слипались и левой свободной рукой он потирал затылок, взъерошивая свои волнистые после сна волосы. - Милашка, - тихо сказал он, заправляя кровать Ли. Постельное всегда пахло сладко и это пугало Джисона, ведь почему он нюхает постельное своего господина? - Ты что-то сказал? – Минхо не ушел и, зевая, с прикрытыми глазами смотрел на Хана. - Ничего. Просто сегодня нужно будет поменять Ваше постельное белье. Говорю, чтобы позже не забыть. «Выкрутился. Но на долго ли?» Обычно в девять утра Джисон приходил на первый этаж к кухонному столу, где с той же кружкой американо сидел Минхо. Но сегодня его там не оказалось. Хан стал осматривать всю кухню и даже за тумбами, ведь Минхо мог и поиграться с ним, словно кот. Кстати, Джисон никогда так и не видел его котов. Прошел месяц и даже чуть больше, но миски никто не опустошал. В них все еще лежала горка корма, которую Джисон меняет каждую неделю, сменяя новой. Он никогда не спрашивал, почему никто не ест, а просто придерживался той системы, которой от него ждет Ли. Как никак, ему нужно тут прожить еще полтора месяца и только тогда он сможет со спокойной душой идти в последние месяцы своей жизни. А до того момента он поставил себе напоминание. В своей комнате у Джисона был маленький календарь не больше листа А5 с разметкой месяцев весны. Он оказался тут в самые первые дни марта, возможно четвертого. Июня там не было, но Хан аккуратно простым карандашом в уголке дописал оставшиеся четыре дня, а последний обвел кругами и вокруг дорисовал маленькие палочки, словно конфетти. Это будет праздником для него. Будет как день независимости, только не масштабный, а больше приватный, но не менее особенный и долгожданный. И этот день он будет помнить всегда. Даже если это всегда исчисляется в днях. Минхо так нигде и не было. Ни на кухне, ни в подсобке, ни в саду. В ванной для гостей не было ни одной людской души, только одного паучка, которого Хан испугался девичьим визгом. И в комнате для особых случаев тоже никого не было. Их рабочий план расписан поминутно, а господина нигде не было. - Черт, да где же этот… - но он не успел договорить свои явные жалобы вслух, как услышал странный звук. - Ай, черт, как болит… У дома слишком хорошая акустика и даже голос Минхо со второго этажа смог без всяких проблем дойти до ушей Джисона. Ему было больно. И похоже очень больно. «Он сам никогда не попросит помочь, чертов придурок» - думал он, перебегая ступеньки длинной лестницы, пока не добежал до комнаты с приоткрытой дверью. Едва не с ноги он зашел в комнату, где на полу лежал Минхо. Он сжал пальцами футболку, под которой должно было находиться сердце, и перекручивался от боли по паркету. - Господин Ли! – он побежал к нему, приземляясь на колени, и его руки начали немного дрожать от беззащитности. «Чем же я могу ему помочь? Ему, наверное, очень больно, раз такого никогда не было» - Джисон… - он корчился от боли и издавал жалостливые стоны, от которых Джисону ставало больнее, хотя он был в порядке. - Минхо, чем я могу тебе помочь? Скажи, что я могу сделать! - Джисон, мне очень больно… - Что у тебя болит? Минхо, что у тебя болит? Скажи, а то я не смогу тебе помочь! – Джисон вцепился пальцами в его плечи и стал теребить, когда Минхо не мог даже услышать слова Хана. Он зажмурил глаза, а его пальцы едва не разрывали до дыр футболку, царапая кожу под ней. - Минхо. Но тот корчится еще сильнее и теперь он стал вырываться из рук Джисона, а тот только сильнее закрепляет свои руки на коже со следами полумесяцев. - Минхо, послушай меня. Он вырывался, откидывая его руки от себя, и пытался скрутиться, словно закрываясь от всего. Может, он хотел облегчить боль, даже если Хан пытался ему всеми силами помочь? - Ли Минхо! – он прокричал его имя, последний раз теребя плечи старшего. И вот он открыл свои зажмуренные и немного красные от слез по уголкам век глаза, и его взгляд пал на лицо Хана, который был не менее взволнован и даже испуган. - Джисон. - Минхо, послушай меня. Что у тебя болит? Что с тобой произошло? - Сердце. У меня очень сильно болит сердце, - и еще одна слеза стрелой промчалась с глаз до ушей, подчеркивая его такой жалкий вид. Великий Ли Минхо лежит в слезах, сжимая руки на футболке от ужасной боли в сердце под своим же прислугой. Действительно жалкое зрелище. Но не для самого Джисона, который не мог перестать прерывисто дышать. Можно было даже поспорить, кому из них больнее и оба варианта оказались бы правильными. - Чем я могу тебе помочь? – и Минхо взял его за руку, сжимая до онемения. - Подержи меня за руку. Хорошо? – его глаза будто потухли, но где-то внутри них все еще играл маленький огонек надежды, когда он сжал ладошку Джисона. - Конечно, - Хан второй накрыл его тыльную сторону руки, аккуратно поцеловав пальцы. – Я буду тебя держать за руку, пока ты сам от меня не уйдешь. Минхо довольно улыбнулся и прикрыл глаза, не ослабляя руку Джисона, пока не погрузился в сон. Но и поспать долго он не смог. Уже через полчаса он устало поднял веки и первым, что он увидел был Джисон, который пальцами проходился по горбикам костяшек руки Минхо. Он преподнёс его рук ближе к лицу, теплым воздухом дыша на его кожу. Он улыбнулся этой картине уголками губ, аккуратно подымаясь локтями, встречаясь взглядом с Ханом. - Ромашка, почему ты рассматриваешь мою руку? Она какая-то другая или что? – и Джисон стал часто моргать, а дыхание опять стало сбитым. - У Вас и правда рука отличается от моей, - снова переводя взгляд на пальцы, сказал он. - И чем же? - Она сжимала Ваше сердце, когда то разрывалось на части. - Больше так не переживай за меня, такое происходит частенько. Особенно в последнее время. - Это все из-за Ваших тренировок? – и тот опустил взгляд вниз на свои ноги. Минхо всегда тренировался без обуви, ведь считал, что они его тормозят. Но вместе с этим его ноги всегда были разодраны, а шрамы от ран напоминали об изнуряющих тренировках и репетициях перед выступлениями. - Если Вам так тяжело танцевать, то почему Вы это делаете каждый день? - Ты знаешь, танцы – это мой воздух, которого постоянно не хватает. Слишком замысловато, но так оно и есть. Каждый раз я задыхаюсь и боюсь умереть во время прогона танца, но только тогда я ощущаю себя живым. - Тогда побеспокойтесь о себе и больше не заставляйте меня нервничать о Вашем здоровье, - Джисон уже собирался уйти, но рука Минхо потянула его на себя. Тот не ожидал и упал на одно колено в пол-оборота, и их лица встретились друг с другом, едва не соприкасаясь. Хан стал понемногу нервничать, но пытался скрыть звук своего слишком громко бьющегося сердца. - А мне нравиться, когда ты беспокоишься обо мне, - в пышные губы Джисона, прошептал Минхо, опуская свой взгляд с каждым словом все ниже до пальцев ног. – И перестань говорить господин, это уже начинает бесить. Мне больше нравиться, когда ты зовешь меня с дрожью в голосе, - с той дерзкой улыбкой промолвил Минхо, встречаясь глазами с Джисоном. - Чертов придурок. - Мне так нравиться, как ты нервничаешь от моих слов. - Вам все во мне нравиться? – Минхо поднес его тыльную сторону руки к своим губам и медленно, но так мягко поцеловал его холодную кожу. - Ромашка, я же просил тебя больше меня так не называть. Договорились? - Хорошо, Ли Минхо. Уже и вечер наступил и постепенно переходил в ночь, освещая своей таинственностью коридоры. Джисон только приступил к ежедневной рутине, в которую входили мытье посуды, уборка дома стирка одежды и смена белья в комнатах. Тарелок никогда не было много, но вот раньше с тем, когда он только учился угождать Минхо, чашек было нескончаемое количество. Он едва не разбивал их о пол, когда они попадались на его глаза. Казино уже закрыто, но только от чужих глаз. Джисону уже нужно было закрывать двери, но там все еще был Ли Минхо. - Может он опять тренируется? Хотя уже слишком поздно… Ладно, тогда я его позову идти спать, а то завтра еще один рабочий день. Коридор был поглощен ночной темнотой и только лунный свет мог пробиваться сквозь витражи входных дверей. Это выглядело так сказочно: лучи попадали на зеркала, а те отбивались на камни подвесной люстры. От маленького ветра они дрожали и их разноцветный след оставался на стенах, переливаясь словно цвета радуги по извилистой реке. Двери в казино были и правда приоткрыты, приглашая только одного человека войти. Он вошел, и они захлопнулись, будто по приказу того, кто стоял за бильярдным столом. Минхо стоял с кием в руках и скользил им сквозь пальцы, настраиваясь на идеальный удар. Он выставил правую ногу подальше, а другую согнул в колене, едва не соприкасаясь грудью с деревяной рамой стола. Ли успел переодеться во все черное, немного прирастегнув верхние пуговицы тонкой рубашки. Его задумчивый взгляд на маленький белый шарик пленил внимание Хана, который с открытым ртом следил за каждым движением палки. Удар и шарики с одной группы разбились в хаотическом порядке, но двое смогли упасть в лунки. - Долго еще будешь так стоять, Хан Джисон? – не поворачиваясь к нему, еще более сосредоточенно стал целиться Минхо. Было непривычно оказаться в таком месте и не слышать возгласы посетителей. Это место было даже пустым без той радости и отчаяния в голосах людей. Но Минхо за бильярдным столом… Один, в темном казино с одной навесной лампочкой… Это то, за чем Джисон еще ни разу не наблюдал и не хотел упустить возможность стать участником этого действия, хотя бы следя за его бегающими глазами и аккуратно пинающей рукой. - Когда-нибудь играл в бильярд? - Никогда им не интересовался. - Тогда почему так пристально смотришь? - Вы интересно играете. - А остальные не так занимательно? - Остальные мне не интересны, - ответил Джисон, на что Минхо поднял голову с удивленным от такого неожиданного ответа взглядом. - Тебе интересен я или бильярд? – он выпрямился и подошел к Джисону, пока тот не врезался в дверь спиной. -Бильярд, но, когда в него играете Вы. -А просто я? -Не уверен, не знаю простого Вас, - и тут он резко пожалел о своих же словах. Мягкие губы прижались к его и сердце Джисона словно остановилось. А вместе с ним и время. Хан был удивлен, но не отстранился. Ему был неприятен Минхо, но в то же время он таял под его губами. Табун мурашек пробежался по его спине и теперь ему было слишком холодно, но вспоминая о чужих губах на своих, ему мгновенно ставало жарко. И было такое непонятное, щекочущееся чувство внизу живота, будто там засели божьи коровки и пытались выползти, но ничего не выходило и они просто бегали маленькими лапками внутри него. Кровь с бешеной скоростью начала бурлить в жилах, приходя в голову, и теперь все его мысли были только о парне с очень мягкими губами и холодными пальцами в волосах Джисона. Он ненавидел Минхо. Но не позволил бы прекратить этот поцелуй и ощущение тех прикосновений, от которых за считанные секунды стал зависим. «Какой же я дурак…» - подумал он, прежде чем взять инициативу на себя и начать сминать его пухлые губы своими. Джисон положил свои руки ему на затылок, притягивая все ближе к себе, а Минхо опустил свои и сжал его такую тонкую талию двумя руками, не боясь поднимать руки вверх под футболку, познавая пальцами его ребра. Их сердца соединились в одно, создавая одну единую музыку для двоих. Поцелуй был красивым и даже приятным, но потом пришло осознание что Джисон целует Ли Минхо. Того самого Ли Минхо, с которым поспорил на его же свободу не влюбляться. Но ведь он не влюблен. Соприкосновение губ двух молодых людей до привкуса крови на языке в темноте с такой животной страстью не может считаться поцелуем, ведь так? И вот Джисон отстранился, пытаясь привести дыхание в норму. -Узнал меня настоящего? – с отдышкой спросил Минхо, улыбаясь ему ехидной и даже властной ухмылкой. - Поцелуй не может ничего рассказать о человеке. - Тогда почему я узнал, что тебе это понравилось? - Вам показалось. - Уверен? Ты же проиграл наш спор. - С чего ты это взял? - Так на мои губы не смотрел еще никто. - И что ты хочешь этим сказать? – Минхо наклонился ближе к лицу Джисона, едва не соприкасаясь с его губами, которые буквально минуту назад был готов съесть без всякой жалостью. - Ромашка, ты проиграл, - аккуратно прошептал он. - Ты не прав. Проиграл тут только ты, ведь только ты смотришь не в глаза, а на мои губы, - и он, словно решил подразнить старшего, нарочно притронулся к его губам, от чего те дрогнули в ожидании, и прошептал: - Слишком близко, чтобы я не чувствовал, что нравлюсь тебе, Ли Минхо. Эту игру начинал Минхо, но теперь право называться главным на этой шахматной доске принадлежит только Джисону. Он убил пешек, когда разрушил его мнение о своей ничтожности на сцене. И теперь безжалостно избавляется от ферзя, слишком опасно стоя напротив его слабости – себя.