Я посажу тебя на цепь и обучу командам

      Уэнсдей не понимала на кой черт им нужно было учить американскую историю, косвенно связанную с изгоями, если её версия всё равно была отбелена до предела. Откровенный бред, написанный в учебнике о Крэкстоуне, её уже не забавлял и не раздражал, скорее, осталось пустое безразличие к этой и всем следующим темам. Сейчас всё вокруг казалось Аддамс скучным, бесцветным и монотонным. Уэнсдей даже не могла объяснить почему, но её настигла беспричинная и немотивированная тоска. Это случалось редко и сейчас для девушки выглядело непривычно и странно. Аддамс ничего не волновало, особенно мнение остальных, но смотреть на лица одноклассников было ещё больше неприятно, чем обычно. Все словно знали, что она сделала и играли в молчаливое осуждение. Энид, знавшая о произошедшем вчера из уст самой Уэнсдей, держала руку на пульсе слухов и обещала рассказать, если вдруг потекут сплетни о Ксавье. Правда, когда на фехтовании Аякс в открытую заявил, что не желает тренироваться с Аддамс, её уверенность во всеобщем незнании как-то пошатнулась. Остальные в недоумении стали переглядываться, озадаченной выглядела даже Бьянка, лишь тренер Влад молча кивнул и сделал рокировку. Петрополус фехтовал с Танакой, а Уэнсдей с Энид. Сама по себе оборотень парировала удары хорошо, но рассеянность и потерянность Аддамс подарили ей ещё больше преимуществ для перехода в активное наступление. Синклер не слишком-то гордилась такой победой, которая сильно походила на игру в поддавки, но к состоянию подруги относилась с пониманием. На ботанике, сидя теперь в гордом одиночестве, Уэнсдей уже вовсю занималась самокопанием, понимая, что на самом деле всё летит в пропасть, а сама она изо всех сил старается не обращать на это внимание. Почему-то идеальная теория Аддамс при пристальном рассмотрении начинала рассыпаться, как карточный домик. В какой-то момент Уэнсдей вдруг поняла, что ставит под вопрос даже саму себя. С чего она вообще взяла, что сможет заменить шерифа? Способам ведения расследования её никто не учил, а весь опыт Аддамс начинался и заканчивался нуарными детективами, где Уэнсдей всегда угадывала убийцу первой. Вот только реальность оказалась сложнее и многограннее, чем чёрно-белое кино… В жизни было столько оттенков и граней, что, кажется, Аддамс уже начинала в них путаться и не понимала, чего конкретно она хочет добиться. С каждой минутой Уэнсдей всё меньше и меньше верилось в собственную теорию, а в голову лезло всё больше неудобных вопросов. Если предположить, что за всеми убийствами стоит Ксавье, то на кой чёрт он забирал по органу с трупа? А если он их брал, то где они сейчас? В мастерской не было и следа, даже не кислило запахом формалина. Если где-то спрятаны, то зачем? Это у психически нездоровых нет целей, а только потребность в зверствах, но здесь явно видна была система. Если предположить, что это тоже на совести Торпа, то как он своими когтями смог проделать филигранную хирургическую работу? Одно дело сломать кости, совсем другое — аккуратно извлечь орган. Уэнсдей тяжело вздохнула, признавая своё поражение в этом споре с собой. С одной стороны, ей бы прийти к Ксавье и просто задать интересующие вопросы. С другой же… Аддамс неосознанно отодвигала момент встречи с Торпом, зная, что её тело вновь взбунтуется и перестанет признавать очевидные факты. Впрочем, уже не такие очевидные. Почему-то она всегда думала, что неидеальное действие лучше идеального бездействия. Но сейчас Уэнсдей поняла, насколько была не права. Аддамс оказалась в абсолютном тупике. У неё не было ни одного варианта дальнейшего развития событий, а в голове царила полная неразбериха. И в этот самый момент Уэнсдей перестала верить сама себе. А вот слепая вера шерифа в её теорию была понятна — Донован хватался за любую возможность закрыть это дело, но очень скоро даже он найдёт дыры в доказательствах Аддамс. Тогда Ксавье остаётся надеяться лишь на порядочность Галпина-старшего. Уэнсдей ощутила металлический привкус на языке — случайно прикусила его, пока была занята раздумьями. Она огляделась вокруг, все в классе были заняты написанием теста, который дала Торнхилл, в своём же листочке Аддамс что-то без интереса рисовала. Девушке было вообще не до проверки знаний, тем более в свете своих новых размышлений о, казалось бы, законченном расследовании…              К её сожалению, трудовую повинность за своеволие с Уэнсдей так никто и не снял, а потому некоторые дни недели до сих пор приходилось помогать Торнхилл. Помощь с растениями всё ещё действовала на Аддамс как успокоительное, притупляя чувство опасности. Сейчас Уэнсдей совершенно не опасалась, что на неё опять нападут или как-нибудь попытаются запугать. Если на то пошло, после вчерашнего ей вообще ничего не угрожало — Ксавье сидел за решёткой, и возможности его были весьма ограничены. — Слышала, ты вчера помогла шерифу с расследованием, — неожиданно, будничным тоном поинтересовалась Мэрилин. — Ксавье правда монстр? — Да, — коротко ответила Аддамс, надеясь, что на этом расспросы прекратятся. — Я так понимаю из-за него, ты сегодня написала просто выдающийся тест по хищным растениям? — Торнхилл продемонстрировала листок, как будто он был достоянием общественности. — Я даже сначала подумала, что ты мне угрожаешь. Уэнсдей явно уловила режущий сарказм в словах учительницы и недовольно фыркнула, поднимая взгляд на бумажку. Вероятно, она была слишком погружена в свои мысли, чтобы читать задания и уж тем более давать верные ответы на них, так что на весь лист девушка самопроизвольно нарисовала висельную петлю. Уроки Ксавье точно не прошли для неё даром, верёвка смотрелась как живая — хоть сейчас в петлю лезь. — Я пересдам его, — сквозь сжатые зубы ответила Аддамс. Девушка ненавидела демонстрировать свою слабость кому бы то ни было, и потому всё это время была почти неуязвима, но сейчас ощутимо сдавала позиции. Как минимум, от её былой уверенности не оставалось и следа. Уэнсдей надеялась на то, что ни у кого не возникнет и тени подозрения относительно истинных причин её состояния. — Само собой. Я не тороплю, но очень прошу тебя сделать это до конца месяца, — Мэрилин лёгко улыбнулась, пытаясь снизить градус напряжения, и неожиданно задала ещё один выбивающий из колеи вопрос. — У тебя же всё хорошо? — Всё ужасно, — равнодушно бросила Аддамс. — И меня это вполне устраивает. Женщина пожала плечами, не очень-то веря в такой ответ, но свой допрос прекратила, чему Уэнсдей была даже благодарна. Девушка была уверена, что весь этот мнимый интерес к её состоянию со стороны Торнхилл не больше, чем просьба Уимс присмотреть. А уж в чём, в чём, а в присмотре Аддамс не нуждалась.       Общение с учительницей ботаники выжало из неё все соки, поэтому вернувшись в свою комнату Уэнсдей некоторое время лежала неподвижно. Аддамс боялась пошевелиться, словно стараясь не тревожить звонкую, но одновременно с этим и беззвучную тишину, затем резко открыла глаза, села и огляделась. Спокойно, тихо и убрано — весь этот порядок вокруг собрался комом в горле Уэнсдей. Наверное, ей сейчас следовало оплакивать разрушительные повороты жизни, но на самом деле всё это уже не имело никакого значения. Желание застрелиться возникло будто бы ниоткуда, без всяких видимых предпосылок, и оказалось очень сильным. Чтобы отвлечься от того, что точно не было хорошим выходом в этой ситуации, Аддамс поднялась с кровати и подошла к кофру с виолончелью. Вещь же притащил на балкон пюпитр с нотной тетрадью, а Энид лишь молча наблюдала за этим. Виолончель зашлась прерывистой шестой сонатой, постепенно заполняя мелодией всё пространство вокруг. Уэнсдей всё ускоряла и ускоряла темп музыки, значительно отклоняясь от нот Вивальди, подобно разгорающемуся шторму. Каждая мышца её рук была напряжена, а чёрный смычок взлетал вверх и также стремительно опускался вниз. Инструмент податливо подчинялся каждому движению тонких пальцев на грифе, позволяя Аддамс выразить всё, что хочется. Агрессивные ноты стали инструментом её спасения, позволяя выразить ярость, злобу и напряжение, которые обосновались у неё в сердце. Струна пронзительно и с треском оборвалась, больно ударяя Уэнсдей по пальцам. Казалось где-то лопнула оголённая электропроводка, рассыпаясь с ворохом горячих искр. Мелодия резко стихла, и Аддамс мотнула головой, встряхивая чёлку. Она так и не нашла убежище от своих чувств. Что же… Стоило попытаться. — Перестань терзать виолончель, — покачала головой Синклер. Уэнсдей обернулась на подругу, которая уже какое-то время стояла позади и слушала музыку. Концерт имени разочарования и невысказанной тоски. — Я пытаюсь отвлечься, — с досадой пробормотала Аддамс, открепляя порванную струну. Вещь, предугадывая приказ хозяйки, тут же помчался обратно в комнату за новой струной, оставляя девочек наедине. Молчание было напряжённее туч, которые сгустились над их балконом. — А по-моему просто мучаешь бедный инструмент… — справедливо заметила Энид и добавила на полтона ниже. — И себя. — Да что ты понимаешь! — Уэнсдей резко поднялась со стула, едва не завалив любимую виолончель набок. Глаза Синклер округлились от испуга, ведь прежде она не слышала, чтобы подруга повышала на неё голос. Это было неожиданно и как-то чересчур резко, что Энид тонко сжала губы, чтобы не допустить слёз. Аддамс поставила виолончель на пол, прислонив к своему стулу, чтобы инструмент точно не упал, и обернулась. Терзающие душу, как падальщики свежую плоть, чувства Уэнсдей обострились от одного вида Синклер. Оборотень как-то напряглась и обхватила себя руками, всем видом показывая, что её поведение Аддамс не задело. Только вот Уэнсдей видела, что что-то было не так. Чёрт возьми эту её проницательность! И когда Аддамс вдруг стала так подвержена чувствам? — Энид… — тихо позвала Уэнсдей, нарушив молчание. Энид перевела взгляд на подругу, ожидая продолжения фразы. Хотя в глазах Аддамс по-прежнему ничего нельзя было прочесть, её жесты, интонации и тихая речь выдавали душевную муку и безмерную усталость. Вроде бы внешне Уэнсдей не изменилась, но её наигранная твёрдость исчезла без следа, мертвенная бледность стала ещё выразительнее, а под глазами появились тёмные круги, выделявшиеся на бледном лице. Синклер соврала бы, если сказала бы, что внешний вид подруги её совсем не беспокоит. — Ты можешь… обнять меня? — Аддамс всё же договорила свою просьбу, с надеждой смотря на Энид. Оборотень изо всех сил старалась не демонстрировать удивление, но по лицу всё равно было заметно, что просьба Уэнсдей её ошарашила. Чтобы не тактильная Аддамс, попросилась в объятия? Синклер стало ещё беспокойнее за подругу, которой настолько понадобилась поддержка, что та не побрезговала её попросить. Уэнсдей первая сделала несколько шагов навстречу, непривычно для самой себя широко разводя руки. Энид обняла её, осторожно прижимая к себе, и стала нежно поглаживать Аддамс по спине. Вместо обычного раздражения и негодования Уэнсдей почувствовала приятное тепло, которое передавалось ей от Синклер. — Мне кажется, он мне нравился, — тихо призналась Аддамс, но тут же сделала важную ремарку. — Потому что меня привлекают убийцы и монстры. Только поэтому. — Оу… — только и смогла выдать Энид. — Это… Нездоровая хрень. — Это только между нами, — вдруг перебила её Уэнсдей, выбираясь из объятий также внезапно, как и попросилась в них. — А что насчёт Тайлера? — задумчиво уточнила Синклер, даже не догадываясь, как метко она попала. — Ты ему нравишься, и он уж точно не монстр и не убийца. Сложно представить кого-то более нормального. Оборотень знала, что это запрещённый приём, и страдать будет Галпин, но видеть страдания и без того меланхоличной подруги становилось трудно. С другой стороны, а вдруг у Тайлера с Уэнсдей всё срастётся? Энид как всегда надеялась на лучшее и пыталась помочь.       Уэнсдей уже давно знала, как можно выбраться из академии в ночные часы, и несмотря на комендантский час, который установила Уимс, выскальзывала из Невермора незамеченной. Она ещё какое-то время раздумывала в собственной комнате над намёком Синклер, но всё-таки решила зайти во Флюгер. По прикидкам Аддамс, сейчас как раз было время закрытия и, если повезёт, то она застанет Тайлера, закрывающего смену. Так оно и получилось. Уэнсдей ещё какое-то время простояла под вывеской и, потянув дверь от себя, смело шагнула внутрь кафе. — Мы закрыты, — бросил Галпин, даже не оборачиваясь на звук колокольчика. — Без исключений? — поинтересовалась она, всё же проходя внутрь. Тайлер обернулся, увидев девушку, и удивлённо наклонил голову. То, что Аддамс пришла к нему после закрытия, не могло не озадачить юношу, хотя причину он смутно представлял. Галпин не был глупцом, поэтому связал дважды два ровно в тот момент, когда в нагретом кофемашинами воздухе прозвучал её вопрос. Нет, Уэнсдей Аддамс, для тебя всегда можно сделать исключение. Ты сама одно сплошное исключение из всех правил. — О, я слышал, что мой отец задержал Ксавье, — понимающе закивал Тайлер, даже изобразив на лице сочувствие. Не то чтобы ему хоть немного нравился этот напыщенный изгой, но девушке явно нужна была поддержка, раз она пришла к нему не за кофе. — Мне жаль. Я могу тебе чем-то помочь? — Заставь меня забыть Ксавье Торпа, — отрывисто произнесла Уэнсдей, где-то на периферии осознавая с какой тяжестью даются ей эти слова. Тайлер то ли нахмурился, то ли усмехнулся, пока в голове резонансом отдавались слова девушки. Он, конечно, предполагал, что Аддамс пришла не ради четвёртного эспрессо, но таких слов из её уст явно не ждал. Пользоваться расстроенной и обманутой Уэнсдей никогда не входило в планы Галпина, но отказа сейчас она не простит, поэтому он сделал несколько шагов навстречу девушке. Не совсем понимая, к чему всё идёт, Аддамс сделала несколько шагов назад, вжавшись в столик. — Тебе не понравится мой способ, — предупредил парень. — Уверяю тебя, мне всё равно как, — Уэнсдей тряхнула головой, заставляя густую чёлку подпрыгнуть и вновь опуститься на лицо. — Просто сделай это. Аддамс чуть вжалась в столик, чувствуя у себя на лице дыхание Тайлера, это было любопытное ощущение. Уэнсдей достаточно ему доверяла, чтобы позволить приблизиться к ней вплотную. В закрытом Флюгере они были вдвоём, и это успокаивало. — Ты не любишь терять контроль и упускаешь много возможностей, — Галпин аккуратно провёл рукой по её щеке до виска и, аккуратно подцепив пальцами косу, откинул её за спину. Девушка молчала, словно ей сейчас предлагали сказать последнее слово обвинённой, и лишь смотрела на него снизу вверх, непокорно, бесстрашно и подталкивая к действию. Аддамс ждала любого его шага, чего угодно, лишь бы избавиться от отвратительного чувства, которое острыми когтями выскребало ей внутренности и неприятно вилось змеем где-то в животе. Почему-то ощущение торжества справедливости так неправильно осушало горло и резало глаза, будто по нежной сетчатке водили острым краем бумажного листа. Руки Тайлера скользнули до талии Уэнсдей и, чуть сжав пальцы на изящном изгибе тела, он подсадил девушку на столик. Аддамс с интересом вглядывалась в его лицо и тёмную радужку глаз помутневшую то ли от темноты помещения, то ли ещё от чего, что понять она не могла. Нависший Галпин вынудил Уэнсдей чуть отклониться назад, и девушка отвела руки назад цепляясь за края стола. В тот же момент, легким движением локтя Аддамс задела оставленный кем-то пустой стаканчик и её тело насквозь пронзили электрические заряды, погружая в очередное видение. В тёмно-синих оттенках довольно просто узнавалась тюремная камера, в которой сидел Ксавье. С тяжёлым вздохом, который слишком громко бил по ушам, он запустил руки в длинные волосы и взъерошил их, заставляя цепи лязгать о холодный бетонный пол. Дверь бесшумно открылась, это было понятно лишь по осторожно скользнувшему лучу света из коридора, но Ксавье никак не отреагировал, пребывая в своих мыслях. Вошедшего было трудно разглядеть, он так и оставался просто тёмным силуэтом, единственное, что выделялось — пистолет, направленный в сторону юноши, который об этом даже не подозревал. Безликая фигура сделала ещё несколько шагов к камере, на сей раз они гулким эхом раздавались в помещении, тогда Ксавье подскочил с места и его лицо отразило искреннее непонимание. — Вы? — только и выдал ошарашенный юноша. — Но зачем? Для че… Договорить он не успел, из-за громкого звука выстрела, эхом оглушившего девушку, как будто бы она там тоже была, а не наблюдала из прошлого.       Правую щёку обожгло огнём, и Уэнсдей тут же распахнула глаза и потрясённо заморгала. Когда Аддамс окончательно пришла в себя, то осознала, что всё ещё находится во Флюгере, сидит на столе, а Тайлер, стоящий напротив неё, держит её за плечи. Галпин облегчённым вздохом отметил её возвращение в реальность, но своих рук не убрал, будто боясь, что девушка может снова рухнуть в обморок. — Ты как? — обеспокоенно поинтересовался бариста. Уэнсдей рывком спрыгнула со стола, заставляя озадаченного Тайлера сделать пару шагов назад. Видение было страшным, потому что это вполне могло быть правдой, и Аддамс ничего не могла с этим поделать. Увиденная сцена была ужасна и одновременно будоражила, и в её голове не осталось места для других мыслей. Уэнсдей казалось, что если Ксавье будет за решёткой, то это будет безопаснее и для всех вокруг, и для него самого, на случай появления линчевателей. Судя по всему, она ошиблась. Снова… — Мне пора, — быстро выпалила Аддамс. Галпин озадаченно проводил глазами убегающую девушку и перевёл взгляд на стол, по которому расплывалось отвратительное сладкое пятно от остатков двойного капучино с ванилью из опрокинутого стакана.