Я посажу тебя на цепь и обучу командам

      Уэнсдей стояла напротив дверей офиса шерифа и обдумывала, как бы ей незаметно проскользнуть к Ксавье. Был уже вечер, так что вряд ли полицейские пустят Аддамс просто по её просьбе. Но ей жизненно необходимо было пробраться к камере Торпа, чтобы предотвратить возможную трагедию. Если видение допускало даже малейшую возможность события, то Уэнсдей просто обязана его предотвратить. Времени для разработки какого-то плана было не так много, поэтому Аддамс решила действовать по старинке, то бишь просто скрытно пробраться до нужной двери. Дежурный офицер даже не заметил того, что входная дверь приоткрылась, и внутрь пробрался чёрный силуэт. Оказавшись внутри, Уэнсдей применила все навыки скрытного передвижения, которым когда-то её предусмотрительно научил дядя Фестер, чтобы проскочить мимо всех полицейских к камерам. После первого визита девушка точно помнила, что ей нужна дверь, не ведущая к общим камерам, а та что была сразу за ней. Аддамс аккуратно прокралась к нужной комнате и бесшумно скользнула внутрь. Торп отреагировал мгновенно и вскинул взгляд на незваного ночного гостя, каково же было его удивление, когда в низком силуэте он узнал Уэнсдей. — Ты что здесь забыла? — резко спросил Ксавье, поднимаясь с пола. Девушка, кажется, его даже не слышала, лишь бешено осматривалась вокруг. Не найдя никого постороннего в камере, Аддамс облегчённо выдохнула и провела рукой по лбу. Она успела. — Что тебе было не понятно в фразе, что я знать тебя не хочу, Аддамс? — обвиняюще продолжил Торп. Уэнсдей, наконец, обернулась на юношу, и хотя во взгляде девушки сквозила обида за эти слова, но за ней была железная решимость. Не зная, что нужно сказать, Аддамс замерла и попыталась скрыть свою растерянность за привычным равнодушным выражением лица. Ксавье сложил руки на груди, ожидая хоть какого-нибудь ответа, и Уэнсдей заметила, что вместо его привычной одежды на парне тюремная мешковатая одежда. Сердце неприятно завозилось в груди, ещё больше рассыпаясь на пепел. Судя по виду Торпа, она понимала, что ей стоит извиниться, но слова как назло терялись, не доходя до языка. — Я понимаю, что по большей части я, как ядовитая орхидея, но… — с трудом формулировала Аддамс, уткнувшись взглядом в плиточный пол. — Ты не ядовитая, ты радиоактивная! — грубо перебил Ксавье, которому не доставляло особого удовольствия слушать её метафоры. — Где бы ты ни появилась, отравляешь всё вокруг, оставляя грёбаное пепелище! Потому что ты не знаешь, что такое привязанность, любовь, дружба… Те, кто считают тебя своими друзьями, просто пешки, о чувствах которых ты даже на секунду не задумываешься! Я пытался быть тебе другом, и посмотри, куда это меня привело! От такой бурной тирады Уэнсдей невольно испытала гнетущее, неприятное ощущение в самой груди и невольно закусила губу. Он был прав. Аддамс умудрилась настроить против себя человека, который прощал всё её откровенно глупые и кошмарные поступки. Уэнсдей с трудом подняла глаза на Торпа, встречаясь с ним взглядами. — Я заслужил хоть крупицу твоей честности, если ты на неё способна! Так скажи честно, зачем ты пришла? Зачем?! — Ксавье эмоционально всплеснул руками, заставляя цепи звенеть. — Убедиться, что я тут страдаю? Убедилась? Можешь идти на все четыре стороны и ловить своих убийц дальше! Просто проваливай из моей жизни! — Я никуда не уйду, — процедила Аддамс, сжимая руки в кулаки. — Ты… Просто слов нет! — эмоционально отозвался Торп, закрывая лицо руками. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? — Потому что иначе ты умрёшь! — внезапно выкрикнула Уэнсдей, тут же сжимая губы в тонкую полоску. На всякий случай даже зажмурилась, представляя, что только подумала о том, чтобы так ответить. Но нет, округлившиеся ореховые глаза напротив и приоткрывшийся от удивления рот явно давали понять, что Аддамс ляпнула причину вслух. — Что? — оторопело переспросил Ксавье. — В каком… смысле? — У меня было видение, что кто-то заходит в эту камеру с пистолетом, направляет его на тебя и… — Уэнсдей неловко дернула плечами, словно на них лежал тяжёлый и неудобный груз. — Всё… — Я уже не знаю, чему из твоих слов я могу верить… — тихо произнёс юноша, трогая указательным и большим пальцами переносицу. — Не понимаю, когда ты честна со мной… Аддамс и сама потеряла эту тонкую грань, поддаваясь совершенно неуместным чувствам и эмоциям. Она слабела, и вопреки заверениям родителей слабость эта была не такой приятной, а губительной не только для самой Уэнсдей, но и для тех, кто её окружал. Торп выглядел потерянным, обдумывая рассказ девушки о возможном варианте будущего. Предупреждён — значит вооружён, вроде бы так люди говорят? Только вот Ксавье от этого знания не становилось легче. — Подойди поближе, — на грани слышимости попросила Аддамс, тоже делая шаги навстречу. — Ещё. Торп вымученно подчинялся, лишь бы Уэнсдей не уходила сейчас из участка. К ужасному одиночеству, поселившемуся в мыслях и в сердце, добавился и парализующий страх перед опасностью. В голове была пустота, и Ксавье совершенно не понимал, что хочет сделать Аддамс. В какой-то мере, ему было даже всё равно. Он стоял впритык к железным прутьям, и Уэнсдей, просунув руки в камеру, обхватила Торпа, вынуждая его прижаться к решётке. Ксавье попал в объятия Аддамс, но их всё ещё разделяла тюремная камера. — Ты чего? — не совсем понимая такого поворота событий, спросил парень. — Энид говорит, что объятия показывают человеку, что он не одинок и всё такое, — серьёзно заявила Уэнсдей. Ксавье чуть не рассмеялся в ответ, настолько это выглядело смешно. Хотя Энид была права, если отбросить контекст ситуации и не обращать внимания на холод решёток, ему даже стало лучше от касаний Аддамс. — Уэнс, ты посадила меня за решётку, а теперь обнимаешь, чтобы мне было легче? — скептично уточнил Торп, вжимаясь рёбрами в толстые решётки. — Ничего не упустил? — Надо было думать, что это не сработает, — закатывая глаза, фыркнула Аддамс. — Мне убрать руки? — Нет, — выпалил Ксавье, прикрывая усталые глаза. Было неожиданно обниматься с кем-то, сидя в камере, вдвойне неожиданно — с Уэнсдей. Несмотря на напускной холод Аддамс, она была тёплой и пахла свежестью и озоном, словно попала под грозу. Это так… успокаивало. — Значит, ты не обижен? — тихо спросила девушка, поднимая чёрные глаза на Торпа. Цепи уныло звякнули, и Ксавье довольно резко отшатнулся назад, как от прокажённой, а лицо его изменилось. Уэнсдей умело, хотя и неосознанно била по самому больному месту. — Ты сейчас серьёзно? — тут же вспылил Торп, хмурясь. — А если бы я тебя за решётку посадил по выдуманному обвинению? — Я бы сочла за флирт, — в голосе Аддамс не было ни капли веселья. — Боже, Уэнс, я даже не знаю… — Ксавье зарылся руками в длинные волосы, заставляя цепи звенеть. — Я ненавижу это в тебе или наоборот люблю… Торп прекрасно понимал, что эта любовь его убьёт, если не в буквальном смысле, то в фигуральном уж точно. Хотя он знал, какая это будет адская пытка, у него не было сил этому сопротивляться. Из-за этих чувств Ксавье пережил столько страданий и, в конечном итоге, сидел за решёткой за преступления, которых никогда не совершал. — Мой отец взял вину за убийство, которое совершила моя мать. Вообще, там была самооборона, да и на самом деле отравление, но общую суть ты понял, — как на духу выдала Уэнсдей. — Понятие романтики для меня довольно тесно сопряжено с лишением свободы. — Сидя на пожизненном сроке, буду тешить себя мыслью, что это ты так флиртовала, — ухмылку Торпа скрыла темнота камеры. Аддамс не стала спорить с его словами, чувствуя, что не так уж и далеко они ушли от правды, и лишь тихонько вздохнула. Ирония Ксавье приподняла ей настроение, но в глубине души всё равно было скверно из-за дурных предчувствий, которые Уэнсдей старалась не показывать. Видение о смерти Торпа никак не желало уходить из её голове и напугало ещё сильнее, чем предвидение собственной. Аддамс знала, что вероятность встретить пилигрима в ночь кровавой луны настолько ничтожная, что предотвратить это ей хватит сил. А вот с Ксавье всё было явно сложнее… Во всех смыслах. Словно прочитав её мысли, парень посмотрел на Уэнсдей и подошёл ближе к решётке. Аддамс не знала, что такого написано у неё на лице, но начал говорить он как-то обречённо. — Я понимаю, что ты думаешь обо мне как об убийце, монстре и лжеце одновременно, но… — Торп тяжело вздохнул, взвешивая в голове решение продолжать или не продолжать свою мысль. — Всё, что было между нами — все чувства и мои слова — было правдой. Я никогда не врал тебе. От серьёзности его голоса Уэнсдей опешила. Ей не нравилось, что звучало это как прощание. Аддамс подняла взгляд на Ксавье, который выглядел до смешного беззащитным. Дело было то ли в темноте камеры, то ли в сказанных им словах, но лицо Торпа было усталым и безразличным, а в глазах появилась странная грусть. — Завтра меня перевезут в тюрьму штата, расследование переводят в закрытый режим, — продолжив, Ксавье тяжело вздохнул, оперевшись лбом о железный прут решётки. — Полагаю, больше мы не увидимся. Береги себя и не заглядывай в глаза опасности, Уэнс. Аддамс не знала, как ей реагировать, ведь всё в её теле буквально засбоило от этой новости. И дело было даже не в сокращении имени, к этому Уэнсдей уже успела привыкнуть, да и звучало оно вполне органично… Они больше не увидятся. Вопреки здравому смыслу, эта новость радости не принесла. — Это из-за твоего отца? — Аддамс старалась не дать дрожи в голосе волю. — Что? — Торп издал короткий смешок. — Нет, потому из-за тебя все считают, что я не контролируемый серийный убийца, к тому же изгой и несовершеннолетний. Такое от общества, как правило, скрывают. Уэнсдей понимающе закивала и отчасти почувствовала облегчение — если её видению и суждено было сбыться, то в эту ночь. Пока она здесь, ничего не случится. Исключительно по этой причине Аддамс села прямо на холодный пол напротив Ксавье, подтягивая колени к подбородку. Торп удивлённо завис, но отзеркалил её позу, разве что создавая больше шума своими действиями. И Ксавье начал говорить абсолютно обо всём, что только приходило в голову, а Уэнсдей оставалась в роли слушателя, зная, как ему нужно выговориться. Аддамс было не свойственно тратить своё время на пустую болтовню, но сейчас, чувствуя вину, слушала внимательно, не сводя с парня взгляда. Говорил он просто, не обременяя усталую Уэнсдей подробностями, за что она ему была признательна и иногда вставляла редкие комментарии в монолог Торпа. Когда речь внезапно переходила на темы, знакомые Аддамс, она что-то отвечала, иногда даже спорила и не соглашалась, рассказывая свою точку зрения. Если голоса и смолкали той ночью за массивной дверью, то только потому что Уэнсдей с Ксавье слышали чьи-то шаги. Но стоило дежурному полицейскому уйти из коридора, их беседа тут же продолжалась с новой силой. Всю ночь Аддамс не теряла бдительности, но убийца так и не переступил порог камеры.       К утру Торп всё же уснул, склонившись к углу решётки, и Уэнсдей просто наблюдала, как он дремлет. Каштановые пряди падали прямо на лицо, которое хотя бы сейчас было спокойным и расслабленным. Она уже не знала, считает ли его кровожадным убийцей или монстром, распарывающим людей, как тряпичных кукол. Аддамс надеялась, что полиция разберётся во всём, а потом и время расставит всё по своим местам. Девушка вдруг явно поняла, почему полицейским не дают расследовать дела — эмоции ослепляют и не дают взглянуть на дело беспристрастно; ты просто смотришь в знакомые глаза напротив и не можешь поверить, что они совершили что-либо ужасное. Уэнсдей решила уйти раньше, чем сюда кто-нибудь зайдёт, ведь наступил рассвет, после которого Ксавье уже ничего не угрожало. Девушке очень хотелось убедить саму себя, что она сидела с Торпом только поэтому, а не чтобы угомонить внутренних демонов, вгрызавшихся в душу. Попрощаться с ним не хватило сил. Аддамс просто поднялась с пола и молча вышла, не оборачиваясь назад.                     Уэнсдей не спала всю ночь, разговаривая с Ксавье, поэтому выглядела ещё бледнее и безжизненнее чем обычно. В коридоре академии Аддамс наткнулась на директрису Уимс, которая любезно сообщила ученице, что Юджин пришёл в себя и она собирается к нему в больницу. Оставив свои мечты о том, чтобы проспать весь выходной, Уэнсдей согласилась составить ей компанию. Было понятно, что Лариса рассчитывала на смягчение нелюдимой и подозрительной Аддамс, но самой девушке было плевать. Её мозг был занят лишь одной радостной мыслью — Юджин очнулся. Поэтому Уэнсдей сразу рванула в уже знакомую палату, оставляя Уимс беседовать с доктором. Оттингер уже был отключён от всех аппаратов жизнеобеспечения и самостоятельно сидел. — Юджин, — Аддамс приподняла уголки губ в улыбке, которую можно было даже назвать приветливой. — Рада, что ты пришёл в себя. — Не ожидал тебя увидеть, — мальчик приветливо улыбнулся в ответ. — Не ожидала, что Уимс меня позовёт, — пожала плечами девушка, присаживаясь на край кровати. Несмотря на то, что это больница была пропитана запахами лекарств и звуками боли, Уэнсдей расслабилась и чувствовала себя на своём месте. Тело ломило от усталости, но Аддамс этого не показывала, зная, что Юджину сейчас ещё больнее. Уэнсдей не могла избавиться от колющей мысли, что это всё её вина, а от её действий все вокруг только страдают. — Извини, что втянула тебя в расследование… — подала голос Аддамс. — Я не предполагала, что всё так обернётся. — Ничего… Я же помог? — неловко комкая одеяло между пальцев, спросил Оттингер. — Ты же его поймала? — Угу… — ответила Уэнсдей и с тяжёлым вздохом добавила, ведь Юджин имел право знать правду. — Это был Ксавье. — Нет, — столь же решительно, сколь и категорично ответил он. — В каком смысле нет…? — остолбенела девушка, явно не готовая к такому ответу. — Я знаю его рост, это был кто-то гораздо ниже, — торопливо пояснил Юджин. — Подожди… — Уэнсдей попыталась выстроить в своей голове хоть какую-нибудь логическую цепочку. — Расскажи всё, что ты помнишь о той ночи. — Я оставался на своём месте, как ты и велела, но я засмотрелся на странного жука на земле… — Оттингер тяжело вздохнул, словно признавая свою ошибку. — Я присел рассмотреть его, и когда собирался уже выпрямиться, то прямо перед собой увидел красные сапоги… А потом… Всё. Мальчик примерно показал рост нападавшего, типичный средний, чуть выше самой Уэнсдей, и это совершенно не помогало. Сколько среди учеников академии и жителей было с таким ростом… Даже та же Торнхилл вполне подходила под это описание. Стоп! Если высота нападавшего, была самым косвенным доказательством, которое только можно придумать, то красные резиновые сапоги были вполне конкретным доказательством. Только у Мэрилин Торнхилл были такие. — Юджин, подожди-ка… — Аддамс пулей вылетела из палаты. Лариса нашлась в коридоре, где беседовала со врачом Оттингера, и Уэнсдей немедленно подлетела к ней. Дело не терпело отлагательств. — Мисс Уимс, я всё поняла! — не терпящим возражений тоном оповестила Аддамс. — Спасибо, доктор, — директриса вежливо улыбнулась врачу, который тут же поспешил по своим делам. — Уэнсдей, если это твои очередные беспочвенные обвинения, то прибереги их для своего романа. — Это всё Торнхилл! — не обращая внимания на измотанный вид собеседницы, продолжала девушка. — Юджин опознал её обувь, она напала на него! И она всегда оказывалась на месте преступления… Чёрт, как я не догадывалась! Каждый раз… — Прекрати нести чушь, — директриса устало вздохнула, обеспокоенно закачав головой. — Я устала от твоих игр в детектива, это уже не в какие рамки! — Это не игры, мисс Уимс, гибнут люди! — Аддамс пришла в негодование. — Не ты ли сердечно заверяла нас с шерифом, что как только посадим хайда за решётку, убийства прекратятся? — Уимс сложила руки на груди, становясь похожей на какую-нибудь важную статую. — Это не Ксавье! — горячечно парировала Уэнсдей. — Он не убийца. — Он жестокий монстр, — устало напомнила женщина. — Каким бы милым парнем он не казался, он всё ещё хайд. — Его подставляла Мэрилин, постоянно заостряя на нём моё внимание, чтобы сбить со следа! — Аддамс замерла, прокручивая в голове то, что вырвалось из её уст. — Какая же я дура! Просто фееричная… — Я даже не буду отрицать, — покачала головой Уимс. — Поговорите с Юджином, он всё подтвердит! — цепляясь за последнюю возможность, тут предложила Уэнсдей. Оттингер повторил для директрисы рассказанное, на что та лишь выразительно прожигала Аддамс взглядом за то, что та оставила друга в опасности. Уэнсдей делала вид, что ничего не замечала. Юджин откровенно не понимал, что происходит. — Видите! — перебила его Аддамс, всеми силами пытаясь донести свои мысли. — А когда я подошла, Торнхилл уже была около Юджина! Как бы она так быстро успела к нему? От теплиц было куда дольше идти, чем я шла от опушки! — Спасибо, Юджин, — директриса мягко улыбнулась и, положив руки на плечи Уэнсдей, попрощалась. — Нам пора. Надеюсь, ты совсем скоро вернёшься в родные стены Невермора.       Лариса сосредоточенно вела машину по серому асфальту, не сводя взгляда с дороги, и лишь изредка кидала косые взгляды на девушку. Уэнсдей лишь молча смотрела вперёд, очерчивая взглядом тонкую трещинку на лобовом стекле, и крутила между пальцев свою подвеску. Будь она на месте Уимс, тоже бы не поверила взбалмошной ученице, от которой весь семестр были одни проблемы. Чёрт, да Аддамс и сама себе не верила, но факты упорно сходились в одну стройную гипотезу. Оставались вопросы, однако не было неувязок. — Уэнсдей… — Лариса тяжело вздохнула, сворачивая к академии. — Мы не можем обвинить Мэрилин только из-за обуви. И находиться там, где что-то случается, тоже не преступление. Нужны весомые доказательства или оружие. — Мисс Уимс, я никогда не была настолько уверена! — вновь продолжила Уэнсдей, тщетно пытаясь доказать свою теорию, и вдруг задумалась. — Оружие… Ну, конечно! Всё это время я думала, что это были когти хайда, но это было что-то другое. Вот как объясняется, что угол вхождения всегда был разным! Это была не единая лапа, а несколько лезвий. Директриса обернулась на Аддамс, наблюдая, как та сосредоточенно додумывает сказанное. По непроницаемому лицу Уимс сложно было представить, о чём она сейчас думает, но Уэнсдей надеялась, что о спасении всех. Сейчас она надеялась только на помощь Ларисы — одной против столь умного игрока ей не сыграть, а шериф уж вряд ли будет рад такому повороту событий. — Хорошо, — неожиданно согласилась директриса. — Допустим… Только допустим, что ты не ошибаешься. Тогда что ты предлагаешь? — Вам необходимо притвориться мною, мисс Уимс, — с готовностью выпалила Аддамс. — Так вы сможете получить признание Торнхилл!       Уэнсдей не могла не заметить, насколько полезным оказалось быть шейпшифтером, ведь это помогало собирать нужную информацию, не вызывая подозрений. Быть невидимой на самом виду. Мимикрировать. Притворяться. Быть кем-то, оставаясь собой. Аддамс было странно видеть перед собой, свою точную копию, которая ещё несколько минут командовала голосом директрисы, а уже сейчас общалась её собственным. На начало этого шоу Уэнсдей чуть-чуть опоздала, задержавшись на пасеке и предупредив дядю о том, кого винить, если с ней и Уимс что-то случится. Больше фатальных ошибок Аддамс не допустит. Девушке и вправду нравилась тактика, которую выбрала Лариса, она и сама бы начала вести допрос именно так, а потому всё выглядело правдоподобно. Из обрывков слов, даже скорее просто по интонации разговора Уэнсдей поняла, что ещё чуть-чуть и Мэрилин признается. Идея использовать сущность директрисы казалась Аддамс удачной, ведь Торнхилл не подозревала, что общалась не со своей студенткой. Девушка сидела в засаде, стараясь услышать нечто большее чем лишь урывки предложений, но удача не слишком-то ей улыбалась. Между слышимостью и скрытностью было выбрано второе. Наконец, из оранжереи послышался властный голос Уимс, а значит она раскусила Мэрилин и вернулась в свой истинный облик. Уэнсдей хитро улыбнулась, понимая, что эта партия сыграна в её пользу, да и игра, собственно, окончена. Вот только рано она радовалась. Через несколько мгновений Аддамс услышала глухой стук падающего тела и надеялась на лучшее, стараясь не думать о том, что пока она стоит в засаде, жизнь директрисы может бесславно закончится. Наконец, Торнхилл в спешке покинула оранжереи, оглядываясь по сторонам в поисках чего-то… Или кого-то. Проводив женщину взглядом, Уэнсдей дождалась, пока та скроется из виду, и рванула в оранжереи. Аддамс немедленно склонилась к директрисе, у которой изо рта шла густая пена, а лицо начинало синеть. Все эти признаки были словно наглядным пособием из примеров об отравлении ядовитым паслёном. К счастью, уроки матери не прошли для Уэнсдей даром, и она, перевернув тело Уимс набок, тут же подошла к столу с реагентами. Что-то было прямо на нём, другие экстракты нашлись в шкафу, а нужные листья девушка не постеснялась сорвать прямо с растений, что Торнхилл бережно растила. Ничего, вырастит новые… На своей могиле. Прелесть противоядия, о котором рассказывала Мортиша, была в том, что готовилось оно довольно быстро по сравнению с другими антидотами. Но Аддамс всё равно боялась опоздать. Руки действовали на автомате и сами тянулись к нужным ингредиентам, не давая Уэнсдей даже задуматься над следующим действием. Аддамс никогда не готовила противоядие от Белладонны самостоятельно, и ей не хотелось допускать и мысли, что может не получится. Отвар посинел, а потом побагровел, как по инструкции, и с губ девушки сорвался облегчённый вздох. Оставалось только нагреть снадобье, и, включая лабораторную плиту, Уэнсдей вдруг показалось, что она слышала шаги в коридоре. На миг замирая, она всё не переставала держать пробирку над огнём. Аддамс понадобилось время, чтобы осознать, что этот ритмичный звук всего лишь ритм сердца, ускорившийся от происходящего и бивший прямо по ушам. Когда противоядие было полностью готово, Уэнсдей склонилась над лежащей директрисой и влила в бледные губы отвар. Теперь оставалось только ждать. Однако времени у девушки не было, поэтому, убедившись, что Уимс больше ничего не угрожает, Аддамс вышла из оранжереи. Уэнсдей огляделась вокруг, и взгляд её внезапно зацепился полную Луну, которая к тому же была ещё и… Розоватой? Отблеском кровавой Луны стала ярко-алая вспышка, которая взорвалась у неё в голове и затмила звёзды, висевшие на ночном небе. Перед глазами поплыли разноцветные круги, тело обмякло, словно кости потеряли былую твёрдость, и, наконец, наступила полная тьма…