Я посажу тебя на цепь и обучу командам

      Им повезло, старая молельня, вернее оставшиеся руины, была не так далеко отсюда, и Аддамс вполне успевала обследовать её до вечернего концерта. По дороге к ней Ксавье больше не предпринимал попыток завязать разговор, что полностью устраивало Уэнсдей, которая сосредоточилась на карте. Небо, ещё с утра бывшее безоблачным, затянуло массивными тучами, которые предвещали долгий ливень. Аддамс сделала глубокий вдох, впуская внутрь лёгких воздух, пронизанный электрическим напряжением. Торп же, недовольно поглядывая на хмурые небеса, обречённо тащил зонт, выжидая первых капель дождя, чтобы тут же укрыть их с Уэнсдей. Проецируя своё общее недовольство такой отнюдь не романтической прогулкой на погоду, он находил, что их настроение сейчас похоже. Ксавье уже сотню раз пожалел, что согласился идти с Аддамс, но и не навязаться не мог, иначе Уэнсдей обязательно вляпается в беду и будет отказываться от помощи. Как тонущий в болоте отказывается от протянутой ветки, барахтаясь по самую глотку в торфе. — Судя по карте это здесь? — Ксавье с нескрываемым скептицизмом смотрел на обветшалые руины, словно собираясь с силами. — Ну, пошли. — Нет, — Аддамс на секунду предалась замешательству, но очень скоро с ним справилась. — Тайлер сказал, что там за деревьями должна быть хижина, которая относилась к молельне. Осмотри её. Ксавье скривился, услышав хорошо знакомое имя, и с сомнением взглянул в сторону, куда указала девушка. Уэнсдей непреклонно молчала, сцепив руки перед собой, что действовало лучше любых доводов и уговоров, так что Торп согласился, напоследок попросив не заходить её далеко. Аддамс не входила внутрь разбитой молельни до тех пор, пока парень не скрылся в пролеске в поиске несуществующей хижины. Точнее сказать, выдуманной ею, чтобы выиграть время на единоличное обследование в полной тишине и без назойливых оливковых глаз.       Это место совершенно точно облюбовали представили социального дна — заметно по разбросанному везде хламу, разбитым пивным бутылкам, брошенным шприцам сомнительного содержания и отвратительной вони. Тайлер говорил, что его отец зачищает это место раз в неделю, наполняя камеры участка одинаково опухшими от зависимостей лицами, но Уэнсдей было не привыкать ходить по местам, от которых нормальные люди шарахались. Аддамс разочарованно поддела носком ботинка крафтовый пакет из-под фастфуда, подмечая, что пришла сюда совершенно зря. Ничего: ни новых подсказок, ни видений. Девушке не хотелось этого признавать, но всё же она зашла в тупик, а все нити её расследования никак не желали сплетаться в один клубок и только запутывались ещё хуже. Уэнсдей складывала известные ей факты разными комбинациями, но выходила полная чушь, которая не поддавалась логическим объяснениям. Если эти обломки когда-то и были связаны с Крэкстоуном, то это связь навсегда погребена под горой пивных бутылок и прочего мусора. По крайней мере, так думала Аддамс, пока не дотронулась до деревянного свода, ощутив уже ставшие привычными токовые ощущения.       Её внимание привлёк шум толпы, подсвеченной яркими факелами, что разрезали темноту ночи. Обезумевшие люди собирались кого-то сжечь, и по одежде было ясно, что видение перенесло её на не одну сотню лет назад. Уэнсдей предельно бесшумно подобралась ближе, чтобы разглядеть, кого окружила толпа поселенцев. Когда люди благоговейно расступились перед высоким мужчиной, она тут же узнала в нём Джозефа Крэкстоуна, а от его властного и громкого голоса невольно дрогнула. — Гуди Аддамс, ты была судима перед Богом и признана виновной. Ты ведьма! Колдунья! Наложница дьявола! За твои грехи ты будешь сожжена этой ночью! Уэнсдей, наблюдавшая за этой сценой из-за каких-то винных бочек, вцепилась в них ногтями, услышав речь пилигрима. Это было настолько невероятно, что она чуть было не стала задыхаться то ли от жара, постепенно сгущавшегося над ней, то ли от того, как исчезало в ночи её самообладание. Казалось, что всё вокруг насквозь пропахло огнём, но это было лишь начало. — Я не виновна! Судить надо тебя, Джозеф Крэкстоун! Настоящий монстр — это ты! Мы были здесь до вас, жили в гармонии, но вы украли нашу землю и отобрали наш покой! Вы убили невинных! Вы лишили нас нашего мирного духа! Это вы все монстры, а не мы! Голос в центре толпы был до невозможности похож на голос самой Уэнсдей, и теперь она не сомневалась, что за спинами поселенцев скрывалась та самая девочка с картины, из закрытого дома Крэкстоуна в «Мире пилигримов». — Дьявол ещё не посылал такого демона, но ничего, я отправлю тебя обратно, гореть в адском пламени! Уэнсдей против собственной воли незаметно прошла вслед за толпой, стараясь не обращать внимания на мелкую дрожь по всему телу, так она оказалась в хлеву для скота, который был полон людей, прикованных к полу. Неприятный ком подкатил к горлу, словно она уже знала, что сейчас произойдёт с этими людьми. Какая-то часть её подсознания понимала, кто эти люди, и почему их так ненавидит Крэкстоун. — Я не остановлюсь, пока не очищу этот новый мир от изгоев! Поджигайте! Когда за поселенцами закрылась мощная деревянная дверь, Уэнсдей выпрямилась и оглянулась на огонь, медленно крадущийся по дереву с оглушающим треском. Едкий дым так правдоподобно въедался в глаза, а цепи звенели на расстоянии протянутой руки, что Уэнсдей чуть не поверила в реальность происходящего. Люди, которые считали изгоев настоящими дьяволами, сейчас и сами поступали достойно Люцифера. Единственным изгоем не закованным в цепи была Аддамс из прошлого, которая бросилась сквозь толпу, как будто точно знала, где можно выбраться. Уэнсдей последовала за ней, чувствуя, как дым пробирается в самые лёгкие, оседая на его стенках. Когда она выбралась на улицу, свежий воздух тут же обжёг её гортань и Уэнсдей тяжело закашлялась. Гуди подбежала к ней и схватила за руку. — Он не остановится, пока всех нас не убьёт! Её перепуганное лицо, вдруг стало совсем ужаснувшимся, когда Гуди посмотрела за спину Уэнсдей. Она предпочла бы не оборачиваться, потому что знание, о ком говорит её предок, было слишком очевидным, но тем не менее в голове крутилась тысяча вопросов, которые Уэнсдей так и не смогла озвучить. — Он уже здесь… Уэнсдей обернулась в том направлении, куда смотрела Гуди, и заметила приближающегося к ним Крэкстоуна. От той решительности, с которой он шёл к ним, кровь стыла в жилах, а волосы вставали дыбом, но Уэнсдей так и оставалась парализовано стоять на одном месте. Она впервые была испуганная, причём страх по-настоящему сковывал и тело, и её собственные мысли, которые Уэнсдей всегда контролировала. В собственном видении нельзя умереть, даже если очень сильно попытаться, верно? — Тебе не сбежать отсюда! Пилигрим замахнулся на неё своим посохом и…       Уэнсдей очнулась, лежа на земле, на не очень приятно отдававшей холодом грязной земле. Что было ещё более неприятным, так это пристальный взгляд мужчины в лохмотьях с соответствующим запашком. Аддамс окончательно вернулась в реальность, когда он подошёл ближе. В воздухе уже витала сырость, предвещающая скорый дождь. — Привет, куколка, — бездомный обнажил гнилые зубы в неприятной улыбке. — Потерялась? — Назовёшь меня так ещё раз, и я самолично насажу тебя на шарниры, — желчно выплюнула Уэнсдей, поднимаясь с земли. Перепачканная форма доставляла дискомфорт, но девушка всё равно попыталась отряхнуться. Напрасно, потому что пока она лежала с видением, грязь на одежде успела засохнуть тёмными пятнами. Аддамс недовольно вздохнула, обводя взглядом обветшалую постройку. Ничего здесь даже не привлекало взгляд, не говоря уже о том, чтобы вызвать видения, которые были более непредсказуемыми, чем атаки белых акул. — Ты чего такая злая, м-м? — незнакомец не переставал улыбаться и откровенно бесил её. — Ко мне давно такие хоро-о-ошенькие не заглядывали! — Поверь, хуже человека ты не встречал, — сухо ответила Уэнсдей, собираясь Аддамс уловила или скорее почувствовала всем своим телом, что они со стариком-бродягой здесь не одни, и дело было даже не шумевших от сильного ветра деревьях или в шелестящих сизых тучах. Что-то с шумом рыскало по осенней листве снаружи, шумно дыша и разгоняя ноздрями холодный воздух. Что-то перебирало тяжелыми лапами, отпечатывающимися в земле, и с натягом хрипело, словно от тяжести собственного тела. Что-то, чьё существование, заставляло испытать первобытный страх, от которого сердце начинало биться сильнее в сто крат. Нет, не что-то. Кто-то. С оглушающим громом на землю полил ливень, накрывая весь город своими холодными каплями. Тёмные тучи разрезала яркая полоса молнии, но Уэнсдей даже не дрогнула, а всё её ощущения сосредоточились на ком-то, кто бродил вокруг. Излишне фокусироваться не понадобилось, потому что совсем близко раздался животный рёв, похожий на тот, что Аддамс слышала перед тем, как монстр растерзал Роуэна. Бездомный с криками побежал прочь, хлюпая по лужам, Уэнсдей же прильнула к щели в заборе, пытаясь выследить монстра. Когда в ответ на неё посмотрели два выпученных глаза, от неожиданности Аддамс отшатнулась назад и, запнувшись о камень, упала назад. Сердце бешено стучало, отдаваясь быстрым ритмом прямо в уши, заглушая шум ливня, и девушка, подстегиваемая приливом адреналина, тут же поднялась на ноги, выходя из убежища. Огромный монстр пытался сбежать, но Уэнсдей никогда не сдавалась. Она не успела опомниться, как зверь скрылся из виду, и Аддамс, переведя дыхание, остановилась. В голове всё ещё звучал безумный рев чудовища, и до этого самого момента девушка не слышала такого прежде. Взгляд обсидиановых глаз невольно выцепил в мокрой грязи след монстра, и Уэнсдей тут же дернулась вперёд, чтобы оказаться как можно ближе к зверю, пока дождь окончательно не смыл последние доказательства. Но всё же следы заставили Аддамс замереть на месте и усомниться в увиденном, а мозг нерешительно выдвинул сомнительную гипотезу… Вдруг девушка перестала ощущать падающие на неё холодные капли, что заставило её резко обернуться. Уэнсдей чуть было не сбила с ног Ксавье, который стоял рядом с ней, раскрыв над ними зонт. — Ты его видел? — Аддамс перевела сбившееся дыхание и продолжала осматриваться вокруг. — Кого? — юноша завертел головой также как Уэнсдей, но ничего не заметил. — Монстра, Ксавье, — девушка замерла, разглядывая его, словно видела впервые. — Он побежал в твою сторону, вы не могли разминуться. Торп встрепенулся и чуть поежился, что вряд ли было реакцией организма на промозглую погоду. Уэнсдей — самый слабый в распознавании эмоций человек, но даже она уловила неискренность вопросов Ксавье, которую он так старался выдать за чистую монету. Словно бы парень не был удивлён появлением пучеглазого монстра. — Он был здесь? — Торп нервно облизнул губы, переводя взгляд на девушку. — Был здесь… Пока не было тебя… — едва слышно пробормотала Уэнсдей и тут же опешила от того, какой странной была отгадка. Ведь огромные когтистые следы с кривой траекторией за несколько метров уменьшились до размера человеческих и приняли форму ступни. Монстр был человеком, что Уэнсдей даже расстроило, но её интерес всё же подогрелся, как жертва инквизитора в огне. Кажется, Ксавье был недостающим ключом, который при повороте превращал шифр в кристально ясное сообщение. Аддамс мысленно прикинула эту теорию, стараясь определить место парня во всем происходящем. — Я осматривал хижину, как ты, собственно, и просила, — неловко оправдался Торп, кивая позади них. — Нет там никакой хижины, — прямо прервала его Уэнсдей, раскрывая свою ложь, как нападающий хищник обнажает клыки. — А я как дурак ходил и искал её! И для чего, скажи мне? — недовольно парировал Ксавье, непроизвольно чуть размахивая рукой с зонтом. — А ещё почему ты в грязи и почему здесь, а не там, где я просил остаться? — Потому что твои патриархальные замашки на меня не действуют, — грубо отрезала Аддамс, даже не собираясь отвечать на другие вопросы. — Я намерена поймать монстра, а не быть дамой в беде. — Поймать монстра? — Торп слегка опешил, проводя по влажным волосам рукой. — Зачем? Они не спеша пошли в сторону города под звук ливня, который за пределами зонта шёл уже почти стеной. Уэнсдей сомкнула губы в тонкую полоску, не зная, как объяснить Ксавье свои намерения. Её как обычно тянуло к страшному и чудовищному, как к чему-то родному и привычному. Монстр-людоед был для Аддамс ближе, чем любой студент из Невермора. В предсказуемости животной натуры было что-то, что несравненно успокаивало Уэнсдей, она разбиралась в повадках монстров и всегда знала, чего от них ожидать. В отличие от людей и изгоев. Бежала ли при этом Аддамс таким образом от самой себя, которая шаг за шагом становилась точной копией матери в её годы? Несомненно. — Странно, что ты спрашиваешь, учитывая, что он растерзал твоего соседа, — после нескольких минут размышлений она всё же ответила. — А, да, ты же веришь в официальную версию шерифа. — На самом деле нет… — Ксавье удрученно покачал головой, заставляя влажные пряди прыгать около лица. — Утром я написал ему сообщение, позвал кататься на сноубордах в Давос, как в прошлом году, а он ответил, что не сможет… — Но вы никуда не ездили в прошлом году? — сразу догадалась Аддамс. — Ну, конечно. — Поэтому… — Торп помялся, но всё же нехотя признал. — Я верю в то, что ты говоришь. Если тебе понадобится помощь, я всегда свободен. Уэнсдей резко остановилась и посмотрела в глаза Ксавье, чтобы попытаться понять всю серьёзность его намерений. Он был уже вторым человеком, который говорил нечто подобное, тогда как остальные шарахались от её правды, как от огня. Это было заманчиво, но Аддамс буквально чуяла подвох в его интонациях и улавливала логические ошибки его поведения. Ещё пару минут назад Торп не понимал, зачем она хочет поймать этого монстра, но уже сейчас предлагает свою помощь. Возможно, помощь в поимке самого себя… — Монстр — человек, — медленно заключила Уэнсдей, проницательно глядя на него. — Я видела его следы сначала звериные, а потом они стали человеческими. Аддамс действовала наугад, буквально тыкая пальцем в небе, но тем не менее встретилась с красноречивой реакцией — Ксавье стало явно неуютно. Это знание ошарашило его настолько же, насколько и Уэнсдей. — Покажи, — в отличие от внешнего вида юноши его голос был спокоен. Уэнсдей склонилась к земле, разочарованно рассматривая лужи, возникшие на месте цепочки следов, что были её единственным фактическим доказательством. Теперь, без каких-либо подтверждений слова Аддамс были не более весомыми, чем воздушная вата. — Их смыло дождём… — девушка говорила это больше для себя, чем для Торпа. — Оу, ясно, — Ксавье неловко улыбнулся. Уэнсдей понимала, что он ей не верит, но это было не самой большой проблемой, в свете открывшихся девушке фактов. Кто-то в этом городе был монстром-убийцей, и Аддамс предстояло самостоятельно выяснить личность кровожадного зверя. — О, — воодушевлённо отреагировал Торп, глядя в свой смартфон. — Аякс пишет, что из-за ливня открытие памятника Крэкстоуну переносится на завтра, студенты возвращаются в академию. А ещё они с Энид нас прикрыли, так что всё в норме. — Пытка откладывается на сутки, даже не знаю, расстраиваться или радоваться, — иронично заметила Уэнсдей. — Радуйся, я хотя бы увижу твою улыбку, — Ксавье улыбнулся, ожидая, что девушка вернёт ему улыбку. — Так ты нашёл хоть что-нибудь интересное? — не обращая внимания на сказанное юношей, спросила Аддамс. — Ничего. А ты что-то в тех развалинах? — Торп вновь вернулся к изначальной тебе разговора. — Может у тебя было видение? — Откуда…? — быстрее чем договорила, Уэнсдей вспомнила о видении во время кубка по гребле, свидетелем которого он стал. — Да. — Расскажешь? — Ксавье решил подтолкнуть её, видя, что девушка не собирается проявлять инициативу сама. — Я его забыла, — соврала Уэнсдей. — Видение — это как трогать оголённые провода, жаль только без приятного жжения. Раньше мне такое нравилось, но не в этом случае… — Потому что ты их не контролируешь? И это тебя пугает… — понимающе закивал Торп. — Решил меня поучить? — недовольно перебила девушка, складывая руки на груди, но не прекращая идти с ним в ногу. — Я лишь говорю, как мой отец, — от этого факта парень сморщился. — А он всегда говорил, никогда не доверять видениям, потому что в них всегда лишь часть картины. — А твой отец… — Аддамс вдруг прониклась интересом к разговору. — Великий и знаменитый Винсент Торп! — пафосно объявил Ксавье, но тем не менее ни капли гордости в голосе не было. — Точно, — Уэнсдей понимающе кивнула. — Мой брат его главный фанат, столько раз смотрел эти глупые шоу странно, что они не отпечатались на его глазном яблоке. — Меня самого они бесят, — усмехнулся Торп.       Вернувшись в общежитие, Уэнсдей тут же переоделась в сухую одежду, которая придала ей уверенности. Энид, не успевшая из-за дождя станцевать на открытии памятника, повторяла движения на своей половине комнаты, к везению Аддамс, в наушниках, так что единственным звуком в комнате был скрип половиц под Синклер. — Вещь, — позвала Уэнсдей, усаживаясь за письменный стол. — Есть дельце. Сегодняшнее видение плотно отпечаталось у девушки в голове, как отвратительно вопиющее проявление угнетения, которое должно было остаться на страницах учебника по истории, а никак не обретать бессмертие на центральной площади города. Если Крэкстоун при жизни считал себя властителем огня, то у Аддамс для него было подходящее восхваление, которое отправит его бездушные глаза прямиком в ад. Уэнсдей не верила ни в Библию, ни в религию. Только в холодную месть с привкусом боли.

***

      Уэнсдей недовольно косилась на радостную Энид, прикидывая, как сильно она расстроится, когда сорвётся открытие памятника Крэкстоуна. Вещь трудился целую ночь и полутра, чтобы сделать этот представление по-настоящему незабываемым для всех очевидцев ещё до художественных номеров Невермора и местной школы. Аддамс недовольно обернулась на остальной состав оркестра, которые начинали занимать свои места позади неё. Девушка чуть подвинула свою виолончель, чтобы было удобнее играть, и замерла в ожидании. Когда мэр начал свою речь, Уэнсдей с небывалым удовольствием наблюдала, как тонкая огненная дорожка бежит к памятнику отца-основателя, точно также как пламя скользило по стенам хлева с запертыми внутри изгоями в её видении. Поднявшаяся паника вокруг заставила её улыбнуться, и Аддамс экспрессивно взмахнула смычком и повела его по струнам в такт обеспокоенным крикам. О, это было её лучшее выступление! Несмотря на разбежавшихся слушателей, Уэнсдей играла как в последний раз, с отдачей обречённого на смерть гения-музыканта, не переставая улыбаться, пока Джозеф Крэкстоун погружался в геенну огненную, где ему было самое место…       Конечно, директриса Уимс закономерно обвинила в небольшом вечернем шоу Аддамс, хотя та не сильно-то и отрицала свою причастность, разве что поклялась, что её руки к этому не причастны. Уэнсдей никак не понимала, почему Лариса так хочет скрыть истину о произошедшем четыре сотни лет назад, о чудовищном и поголовном лицемерии всех, кто хоть краем глаза читал историю милого городка Джерико. Прикрывать очевидно дрянное прошлое нормисов ради красивой вывески на день Сближения или красивых открыток с готическим зданием Невермора на городской почте. Аддамс не впервые сталкивалась с людским лицемерием, но до сегодняшнего дня её это не так уж и волновало. Вот только что изменилось?       С фееричного дня открытия статуи отцу-основателю Джерико, Джозефу Крэкстоуну, прошло уже три дня, за которые Уэнсдей ни на шаг не подобралась к разгадке секрета, витающего вокруг неё. Всё это время она действительно вела себя как образцовый студент — исправно посещала каждую лекцию, заходила к Жужжащим Невермора, отсидела целых шестьдесят минут у доктора Кинботт — чем надеялась ослабить слежку директрисы Уимс, которая всё ещё злилась на неё из-за статуи. Профессор расхаживал по аудитории, сцепив руки за спиной, и вдумчиво рассказывал об очередном рассказе Эдгара По, как о своём собственном. Уэнсдей, не сильно увлечённая лекций, пыталась набросать на линейчатых листах эскиз пучеглазого монстра, не то чтобы специально, просто переводила на бумагу свои мысли. Сначала едва заметная сероватая морда не выделялась на листе, но спустя пару минут червоточины вокруг огромных глаз уже смотрели на девушку в ответ. Рисовала Аддамс ужасно, так что рисунок больше походил на картинку, нарисованную крайне депрессивным ребёнком, чем на фоторобот монстра. — Вашим домашним заданием будет написать эссе по произведениям Эдгара По. Срок сдачи до следующего занятия, — мужчина начал перечислять конкретные названия для каждой из групп студентов, наконец дойдя до ряда Аддамс, он припечатал. — «Морель»! Уэнсдей сделала соответствующую заметку на полях разлинованной тетради и поднялась со своего места. Взглядом найдя в выходящих из класса Ксавье, девушка ускорилась, чтобы нагнать юношу, но смогла это сделать лишь в коридоре. — Ксавье, — негромко позвала Аддамс, точно зная, что этого хватит. Торп замер посередине коридора, доставляя массу проблем студентам, которые хотели поскорее вырваться на улицу, и, немного подождав, всё же обернулся на Уэнсдей. Она подошла ближе и протянула низенькую баночку с чёрной жестяной крышкой, на который красовался белый череп. Ксавье еле удержался, чтобы не пошутить, что такая пудреница вполне в стиле Аддамс. — Что это? — Торпа такой жест застал врасплох, потому брать презент он не решался. — Мазь, которую делает моя мать, от синяков и гематом, — пояснила Уэнсдей с едва слышимым в голосе недовольством. — Обычно мы применяем её для трупов, но, думаю, твоему глазу она тоже поможет. — Это неожиданно, — Ксавье выпалил первую мысль, что пришла ему в голову, и взял баночку. — Спасибо. — Считай это благодарностью за то, что вступился за Юджина, — нехотя добавила девушка, едва не поморщившись от его «спасибо». — Ты его так оберегаешь. Почему? — спросил Торп в надежде разговорить её. Уэнсдей не потрудилась ответить и пошла дальше по коридору, немного раздосадованная, что потратила на объяснения много времени. Ей не хотелось посвящать Ксавье в свои мысли, но и отрицать его правоту Аддамс не могла. Настоящая же причина была в том, что Юджин слишком напоминал ей Пагсли. Вообще-то Уэнсдей не слишком-то верила в карму, но по какой-то причине, которую она даже не в силах была объяснить самой себе, ей казалось, что защищая Оттингера здесь, защитит своего младшего брата.       Последним занятием на сегодня было фехтование, поэтому девушка отправилась в сторону спортзала и раздевалки. Аддамс нравилось, что её чёрный костюм выделялся на фоне остальных заурядных фигур, отделяя от других учеников Невермора. Дело было даже не в том, что она фехтовала настолько хорошо, что у неё был лишь один достойный противник, а в том, что Уэнсдей была совершенно другой. Изгоем среди изгоев, слишком странной и нелюдимой даже для Невермора. Девушка молча ожидала, пока тренер распределит пары на сегодняшнее занятие, даже не пытаясь угадать, с кем ей придётся фехтовать. В любом случае, сейчас её мысли заботили, куда более важные вещи нежели такая угадайка. — Мистер Петрополус, ваша пара на сегодня — мисс Аддамс, — отчеканил преподаватель. — Тренер, — горгона жалобно взмолился, чуть ли не складывая руки в молитве. — Она же меня насквозь проткнет или, ну, не знаю, глаз выколет. — Или сокращу количество твоих голосовых связок, — услужливо предложила Уэнсдей, рассматривая блестящий наконечник своего оружия. — Шпагой я ещё операции не делала. — Видите?! — энергично закивал Аякс. — Я останусь в паре с Ксавье! — Мистер Петрополус, — вымученно выдохнул тренер Влад, трогая двумя пальцами переносицу. — Мне нужен ваш результат, а не поддавки с мистером Торпом, так что мои решения не обсуждаются. Горгон нахмурился, но спорить с преподавателем перестал, видимо не найдя нужных слов, и встал в пару с Аддамс. Уэнсдей парировала в полсилы, но с её умениями и врождёнными способностями хватало и этого, чтобы дать достойный бой Аяксу. Он не думал и не анализировал её тактику, не следил за дыханием и совершал кучу ненужных движений, поэтому каждый раз Петрополуса ждал укол, означающий его поражение. Чем больше парень проигрывал, тем сильнее начинал злиться на Уэнсдей, стартуя в следующем бое ещё активнее предыдущего, в результате быстро выдыхаясь. После выверенного укола в бедро Аддамс сделала жест предлагающий перерыв, на что горгон согласно кивнул, порядком измотанный боями. Несмотря на строгий запрет преподавателя, девушка тут же выпила воды, чтобы избавиться от сухости в горле. — У тебя проблема с реакцией, а ещё ты не анализируешь тактику соперника, — Аддамс вывела свой вердикт, откладывая шпагу на место. — А техника, на удивление, не так плоха, как я ожидала. — А, — Аякс непринуждённо отмахнулся от её слов. — В начале семестра всё было ещё дерьмовее, меня Ксавье поднатаскал, но за комплимент спасибо. — Это не было комплиментом, просто констатация факта, — холодно поправила Уэнсдей. — Энид была права, когда сказала, что ты настоящая душнила, — парень громко рассмеялся и тут же оглянулся в поиске фехтующей Синклер. — Душить я люблю, — согласилась Аддамс.