Я посажу тебя на цепь и обучу командам

      Уэнсдей не могла сказать, что она злилась, но и спокойным своё состояние назвать не выходило. Её сильно задела ссора с Ксавье. Такие ощущения были для Аддамс в новинку, ведь раньше ей не доводилось по-настоящему сильно ссориться с близким человеком. Неприятная резь по сердцу, звучавшая пенопластом по стеклу, разом накинулись грусть и досада — всё это ни капельки не помогало. Уэнсдей ещё несколько минут так и стояла, глядя вслед удаляющемуся Торпу. Она явно не так себе представляла их прогулку в канун праздника. Всё продолжалось просто прекрасно до того момента, когда Ксавье решил вдруг поговорить об их чувствах. Этот разговор был нужен им обоим, но Аддамс явно не ожидала, что он случится так скоро. Уэнсдей отчаянно не хватало времени разобраться в своих чувствах, а признаваться в том, что эмоции загнали её в тупик, означало признать свою слабость. Её скудный набор чувств, которые раньше были в основном со знаком минус или более-менее нейтральными, стремительно разрастался, а Аддамс не успевала нагонять. Куча эмоций была похожа друг на друга за исключением маленьких нюансов, которые следовало очень тонко чувствовать. Вот Пагсли был обычным в той степени, в которой это было вообще возможно при фамилии «Аддамс». И от этого бралась вся его мягкотелость, доверчивость и сла-бо-сть. Уэнсдей казалось, что быть хладнокровной и безэмоциональной — лучшая защита, которую только можно придумать, чтобы не общаться с людьми. Ну, или не совсем с людьми. В любом случае, раньше это работало и избавляло Аддамс от нежелательных социальных контактов. Невермор поменял всё.       Новогодняя ярмарка стала вдруг невыносимой громкой, яркой и раздражающей, что хотелось немедленно уехать не то что из самого города, а вообще из страны. В этом море человеческого безумия начинала гудеть голова, а островком спокойствия становилось любое тихое место. Уэнсдей наобум толкнула дверь, заходя в первый попавшийся магазин, чтобы успокоиться. Обычный сувенирный и, что было весьма типично для декабря, в основном с праздничными товарами в красных, белых и зелёных тонах. С глупо улыбающимся бородатым Сантой или с его фирменным выводком оленей. Аддамс обвела прилавки с сувенирами незаинтересованным взглядом, вся эта пестрота казалась вычурной. — Могу я чем-то помочь? — долговязый молодой продавец возник рядом, как суслик из норы. Даже по меркам Уэнсдей вполне бесшумно. — С таким ассортиментом помощь нужна вам, — честно ответила Аддамс. — Да, конечно, он у нас не такой большой, как хотелось бы, но мы усиленно работаем над… Голос стал тише и приглушеннее, потому что Уэнсдей обогнула стеллаж и оказалась перед прилавком со стеклянными снежными шарами. С принципом их устройства Аддамс была знакома. Как-то на день мёртвых Фестер подарил ей и Пагсли по шару, в которых при тряске кружились миниатюрные человеческие органы и кости Уэнсдей тогда подарком была вдохновлена и даже вознамерилась сделать копию большего размера, где бы органы настоящими и в натуральную величину. Пагсли от такой идеи логично напрягся, но родители отговорили её с примерной формулировкой, что младшего брата она всегда успеет разделать. Раздражающе приятные воспоминания тронули Аддамс, и уголки её губ приподнялись вверх при взгляде на снежные шары. В основном все они были одинаковыми: с безликими заснеженными домиками, с наряженной елью или со всем вместе и стариком Клаусом в придачу. Внимание Уэнсдей привлёк разве что один, где внутри было совсем узнаваемое здание — башня напоминала городскую молельню в её лучшие годы. Аддамс повертела шар в руках и, повинуясь какому-то слепому импульсу, отнесла его на кассу. — Обернуть в праздничную бумагу? Может лентой перевязать? — продавец сглотнул под её немигающим взглядом. — Чёрной, например… Как Уэнсдей не убила настойчивого парня и не обернула его предложенной чёрной лентой, пока оплачивала покупку, только ей одной и известно. Выйдя на улицу и оставляя за спиной «приходите ещё», Аддамс аккуратно положила шар в карман, заставляя ткань пальто оттопыриться.              Снежный шар с молельней удостоился почётного места на рабочем столе Уэнсдей рядом с часами. Спонтанная покупка всем своим видом притягивала внимание и напоминала о нынешних руинах на том месте. О тех самых, где Аддамс искала подсказки к своим видениям и вновь наткнулась на хайда. Ксавье в зверином обличье попытался спасти девушку от внимания бездомного. Сейчас это даже веселило, сразу было понятно, что Торп ни разу не видел Уэнсдей дерущейся. Эту помощь от монстра она не приняла также, как и спасение от каменной горгульи. Прикинув, Аддамс даже удивилась, как много раз Ксавье спасал её жизнь, всякий раз оказываясь в нужном месте, словно сумасшедший сталкер. К счастью, Уэнсдей любила сумасшедших.       До самого праздника Аддамс занималась всем, что только попадалось под руку, лишь бы не думать о чувствах, которые, как червяки, выедали внутренности. Уэнсдей дописала свой роман, правда не стала отсылать его в издательства, решив повременить с этим. Уж слишком много непланируемых отсылок к её собственной жизни там возникло. В пустующих оранжереях Аддамс провела несколько привычных смертельно-опасных опытов, которые давно хотела сделать, благо все растения и химические реагенты остались без присмотра. Кучу раз Уэнсдей пыталась вызвать дух Гуди, чтобы наконец прояснить кое-какие вопросы касательно их дара. Только предок так ни разу и не ответила, позволяя ритуальным свечам растаять полностью и оставить белёсый воск на деревянном полу. Аддамс это сильно нервировало, но за помощью к матери она не обращалась из гордости. Не могла Уэнсдей бросить без своего внимания и пасеку Жужжащих. Вернее, ещё как могла, но не стала, чувствуя личную ответственность за их с Юджином общее дело. Чувство это было во многом бесполезное, но от остальных эмоций отвлекало.       Примерно в таком темпе прошла последняя неделя декабря и уходящего года для Аддамс. Как бы она не храбрилась за каменной стеной своего кокона, даже самой Уэнсдей становилось ясно — ей всё больше и больше нужен был Ксавье. Без него всё вокруг казалось до пресноты на языке неинтересным, хотя ничего в корне не поменялось. Привязанность мягко оплетала шею Аддамс, как самая настоящая удавка, которая в любой момент может затянуться туже, перекрывая доступ к драгоценному кислороду. Уэнсдей не привыкла извиняться за свои слова или правоту, но сейчас чувствовала себя обязанной это сделать, потому что, видимо, обычные человеческие отношения предполагали уступки. Внезапную идею зайти к Торпу было невозможно выгнать из головы и уходить на второй план она тоже не собиралась. Безоговорочно слушая собственные мысли, Аддамс сдалась и собиралась дойти до мастерской в надежде застать там Ксавье. Вещь мог поклясться, что никогда не видел свою хозяйку такой несобранной. После того, как Уэнсдей ушла из комнаты, через пару минут она вернулась, что-то бормоча себе под нос, и захватила снежный шар со стола. Вещь отчаянно ничего не понимал, да и не был уверен, что хочет знать.       Из уважения (ведь, пожалуй, пора было его показывать) Аддамс коротко постучала в деревянную дверь сарая и глубоко вдохнула. Через какое-то время послышались шаги, дверь открылась, и на пороге застыл Ксавье. Столкнувшись с ним лицом к лицу, Уэнсдей слегка опешила, а все слова в голове перемешались. На удивление по выражению лица Торпа не читалось, что он зол или совсем не рад видеть девушку. Какое-то время они так и стояли, глядя друг другу в глаза, словно слова были бы лишними в этой ситуации, пока Ксавье не спросил: — Ты чего здесь? — Вот, — Аддамс протянула ему снежный шар. — Рождественский подарок? — Торп усмехнулся, приподняв вверх уголок губ. Не то чтобы для него это всё выглядело шуткой, но определённая её доля в ситуации точно была. — Да и к нему… прилагаются мои извинения, — Уэнсдей сглотнула комок в горле, который возник из ниоткуда, и продолжила. — Я была не права, что не думала о твоих чувствах. И что замалчивала свои. И про поцелуи… я не должна была так говорить, это совершенно не то, что я об этом думаю. И вообще… Извини. Усмешка довольно быстро превратилась в искреннюю улыбку, а саркастично приподнятая бровь вернулась обратно вниз. Извинения девушки звучали честно, а потому Ксавье не оставалось ничего другого, кроме как поверить ей. Вообще-то, суть была даже не в самих словах, Торпу просто хотелось надеяться, что Аддамс осознала важность того, что им не мешало бы обсудить. И судя по опущенному на шар смущенному взгляду Уэнсдей, так оно и было. — Кстати, первый патент на них получил, Эрвин Перци, который изготавливал хирургические инструменты… — Аддамс начала было говорить пресные факты. — Уэнсдей, — Ксавье мягко остановил девушку, дотрагиваясь до её ладони, сжимающей безделушку. — Если ты хочешь мне что-то подарить, совсем не обязательно пересказывать мне историю. Иногда я как будто с Википедией разговариваю. Уэнсдей едва слышно хмыкнула и подавила в себе острое желание закатить глаза, но всё-таки кивнула. Её план сгладить неловкое молчание, которое обязательно бы наступило, был с треском провален. Тишина, пускай и несильно неловкая, всё же возникла. — Я собирался наклюкаться, — тихонько хмыкнув, честно признался Торп. — Опережая твой вопрос, нет, не ядом. — Такое слово вообще есть? — немедленно усомнилась Аддамс. — М-м-м, возможно я его только что придумал, — разводя руки в разные стороны, Ксавье опять хмыкнул. — Более чем уверена, — Уэнсдей обвела взглядом мастерскую за его спиной и неожиданно спросила. — Я присоединюсь? Торп выгнул бровь в недоумении, но тем не менее впустил девушку в свой храм искусства. Сарай всё больше и больше выглядел обжитым, а не просто местом для выплеска творческой энергии. Видимо, несмотря на их маленькую размолвку, Ксавье не бросил идею остаться в Неверморе, пускай и не в самом честном положении. Снежный шар удостоился видного места на его рабочем столе, на котором царил порядок, невиданный Аддамс доселе. — Отец прислал подарок, хотя я более чем уверен, что дал указание какому-нибудь из своих помощников, — Торп продемонстрировал бутылку хорошего красного вина. — Прям так категорично? — в такие пессимистичные ноты Уэнсдей несильно верила. — Прям так категорично, — уже с утвердительной интонацией повторил Ксавье. — Не уверен, что он вообще помнит, что я несовершеннолетний.       С каждым глотком вина из головы словно выдувало все мысли, и оставалась лишь приятная пустота. Ощущение расслабленности бархатно обволакивало тело. Они много разговаривали — Уэнсдей рассказывала о себе и своей семье, Ксавье переводил на более отстранённые темы. В общем-то, общих тем нашлось неожиданно много, они оказались в одинаковой мере «не от мира сего» даже по меркам остальных изгоев. Их обоих увлекало искусство в одном стиле и раздражали одни и те же люди — что уже было невероятно сближающим обстоятельством. Бутылка закончилась довольно быстро, но на то они и были подростками, чтобы распивать свою молодость. В конце концов, выпитое помогло сблизиться заново. — Я рад, что ты извинилась… — вдруг невпопад бросил Ксавье. — Мне кажется, я всегда буду тебя прощать. — А мне, видимо, всегда будет за что извиняться… — весело хмыкнула Аддамс. — Даже не понимаю, как ты терпишь моё ужасное отношение к тебе. Её хмельная честность поразила Торпа, организм которого к крепкому алкоголю оказался толерантнее. Уэнсдей, что, пытается поговорить о чувствах? — Иногда ты делаешь мне ужасно больно своим холодом и безразличием, Уэнсдей, — сдавшись, Ксавье начал говорить предельно честно. — Но я всё тебе прощаю, потому что ты мне нравишься. Хотя это не совсем точное определение… — А какое точное? — Аддамс нервно заелозила, сидя рядом с ним. — Мне кажется, я люблю тебя, — на выдохе признался юноша, заранее готовясь к саркастичному ответу. — Ксавье, я не… могу ответить тебе тем же, по крайней мере сейчас. Я никогда не чувствовала ничего подобного к кому-либо, я запуталась и мне нужно в этом разобраться. Прошу, дай мне время… — с каждым словом Уэнсдей поражала Торпа всё больше и больше. — Я тебя не брошу… — Не разбрасывайся словами, Уэнсдей Аддамс! — рассмеялся Ксавье, запрокидывая голову назад. Каких же внутренних сил ему стоил этот смех. Торп наконец услышал слова, которые объясняли всё поведение девушки и её «кошки-мышки». Это не давало ему какой-то надежды, просто убирало навязчивую туманность и делало всё как-то яснее и определённее.              Уэнсдей проснулась. Первое, что осознала Аддамс, так это тот факт, что она находилась явно не в своей комнате. Девушке понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и догадаться, что она в мастерской Торпа. Вторым неприятным открытием стала налитая свинцом шея, которая, казалось, застыла навсегда, проведя ночь в одном и нешибко удобно положении. Третьим, что Уэнсдей почувствовала после пробуждения, был вес на плече. Аддамс слегка подвигала закостеневшим туловищем и скосила глаза вниз. На её плече преспокойно покоилась глава спящего Ксавье. Лицо его было спокойным, а сам парень выглядел умиротворённым, едва слышно посапывая через открытый рот. Одна из светлых прядей лежала на глазах и, судя по частому трепету ресниц, щекотала веко. Повинуясь слепому импульсу, Аддамс лёгким движением смахнула волосы в бок, тут же одёргивая руку, словно коснулась раскалённой сковороды. Прикосновение отозвалось приятным теплом по всему телу, и это ставило в ступор. Раньше она избегала возможного касания других живых людей, а сейчас самолично его инициировала. Что же… В гипотезе Уэнсдей, что Невермор её поменял, была чудовищная ошибка. Её изменил Ксавье Торп.       Уэнсдей продолжала сидеть на полу, подпирая спиной стену мастерской. Наконец, Ксавье проснулся — она услышала это по дыханию — но открывать глаза пока не спешил. Видимо, уловил умиротворяющий момент. — И давно ты на меня пялишься? — тихий голос Торпа заставил её вздрогнуть и отвести взгляд. — Понятия не имею, о чём ты, — Аддамс старательно скрывала улыбку в голосе. — Ну да, ну да… Ксавье решительно распрямился и потянулся, расправляя широкие плечи. Уэнсдей хмыкнула, наблюдая, как он трёт ладонями шею, но, повторив его движение, вдруг поняла, что это действительно помогает мышцам. Рядом с ними нашёлся и виновник всего этого — пустая бутылка дорогого и крепкого вина, которую Торп тут же без сожаления отправил в мусорное ведро. Когда Аддамс поднялась на ноги, ей в голову ударила тупая, ноющая боль. — Мне нужна доза кофеина. Чем быстрее я её получу, тем меньше людей погибнет, — мрачно заключила Уэнсдей, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Но сначала в душ. — Да, кстати об этом… — Ксавье неловко замялся. — Можно у тебя помыться? От удивления, вызванного такой неординарной просьбой, брови Аддамс поползли вверх, а рот слегка приоткрылся. Ну, конечно, мастерская — сарай, в котором подобные удобства не предусмотрены. — Ну, да, — Уэнсдей кашлянула, пытаясь убрать напряжение из голоса. — Конечно. Приходи минут через… пятнадцать. До его визита Аддамс успела помыться, переодеть вчерашнюю одежду и снова почувствовать себя человеком. Лёгкая боль, сдавливающая виски крепкими тисками, была даже приятна, напоминая о всех страданиях бытия. Торп пунктуально пришёл тогда, когда Уэнсдей его и ждала. Отправив его в ванную комнату, Аддамс долго не могла сосредоточиться хоть на чем-нибудь кроме мыслей об этом. В итоге Уэнсдей смогла отвлечься только на телефон, где Энид, проводившая каникулы в своём родном городе, закидывала её солнечными фотографиями всего и вся, тонной сообщений и эмодзи. Аддамс сдержанно и в своём стиле ответила, что рада за подругу, которая хорошо проводит время, и посоветовала Синклер пользоваться запятыми. В ответ на несколько скудных на подробности сообщений Уэнсдей об её посещении рождественской ярмарки тут же возникла безумная иконка «печатает…», и девушка вышла из диалога. Примерно в этот же момент из ванной вышел Торп и, увидев Аддамс с телефоном в руках, улыбнулся. Уэнсдей отложила смартфон на стол и обвела посвежевшего Ксавье довольным взглядом. Видеть его в джинсах и безразмерной висящей кофте вместо привычной формы было необычно, но Аддамс не могла сказать, что ей это не понравилось. — Вот это мы не совсем учли, — Торп красноречиво кивнул в сторону ванной. — Кажется, мы совсем ничего не учли, — хмыкая, иронизировала Уэнсдей, не заметив, как легко сорвалось с языка это «мы». — Ты можешь мыться у меня, главное, чтобы тебя никто не увидел. — Ты думаешь, это надолго? — Ксавье задал свой вопрос так, словно не хотел знать ответа. — Если рассуждать логически, то… — Аддамс нервно прикусила нижнюю губу. — Сначала нужно научить тебя контролировать хайда, скорее всего, в нашем плане это самый долгий этап, чтобы исключить осечки. Потом каким-то образом вызвать сюда совет директоров академии, о котором, помнишь, читали, и показать им, что ты совершенно безвреден как хайд. — А если это их не убедит? — засомневался юноша. — Тогда придётся сжечь Невермор, — на полном серьёзе ответила Уэнсдей. Может с пилигримом она эту честь делить и не собиралась, но за Торпа вполне могла отомстить таким образом, если вдруг их совместные усилия пойдут прахом и ему откажут в обучении. Но до этого ещё было долго, ещё долгие недели, а может и месяцы в попытке примирить Ксавье с самим собой. И уже сейчас Аддамс знала, что не сдастся без боя.