Изломы вероятности

      Около входной двери не стояло ни стула, ни лавки, потому Курт присел прямо на ступени, ведущие к веранде. Ему пришлось подгадать удачное время и проделать долгий путь от ближайшей остановки до дома Паркеров. Сроки горели, в лаборатории ждал своего часа драгоценнейший образец, за которым нужно было следить денно и нощно. Этим могут заняться и лаборанты. У него их целая армия, и он верил, что они не зря получают свои зарплаты. Я должен быть здесь. Обязан.       Сердце билось часто — и забилось еще чаще, когда из-за поворота появилась знакомая фигура. Питер шел, не отрывая взгляда от земли и загребая редкую опавшую листву ногами. Фиолетовый капюшон толстовки наброшен на голову, волосы под ним нечесаные, спутанные. Лицо бледное, осунувшееся. Кертис встал, чувствуя пульсирующую тяжесть в груди.       — Питер, — негромко позвал он.       Парень вздрогнул и посмотрел на него. Глаза с полопавшимися капиллярами, бледно-синие круги под ними, тень щетины на подбородке. Курт сипло вздохнул; невидимый стальной кулак нестерпимо крепко сдавил ему горло. Питер дернул ремень сумки, которую нес на плече.       — Здрасьте, — буркнул он.       — Здравствуй, — слабо улыбнулся Кертис. Помолчав, облизнул губы и произнес: — Гвен рассказала о том, что случилось с твоим дядей.       Карие глаза тут же опустились к носкам обшарпанных кедов. Жутко ссутулившись, Питер пробормотал едва слышно что-то вроде «мне надо» и поспешил к входной двери. Кертис перехватил его на последней ступеньке.       — Мне очень жаль, — как мог мягко сказал он. — Я… Даже представить не могу, как вам сейчас тяжело. Если я чем-то…       — Не надо, — парень мотнул головой, упорно глядя себе под ноги. — Ничего не надо. Спасибо. Не надо.       — Прошу тебя, — все так же мягко, но с куда большей настойчивостью произнес Коннорс. Питер попытался его обойти, и Кертису пришлось придержать его за локоть. — Пожалуйста, не нужно всего этого…       — Я же вам сказал, — прорычал парень, попытавшись вырвать руку, — все нормально. Ничего нам не надо! Понятно? Ничего!..       — Питер?       Они синхронно оглянулись. На пороге стояла хозяйка дома. Курт судорожно вдохнул. Это был первый раз, когда он столкнулся с Мэйбелл Паркер вживую. До этого он видел ее лишь на фото, которые Дик принес со свадьбы старшего брата. Каким ужасающим был контраст между той цветущей веселой девушкой в белоснежном кружевном платье и этой бледной седеющей женщиной, зябко кутающейся в черный шерстяной платок. Она взирала из проема входной двери на них, растерянно замерших на последней ступеньке перед верандой.       На счастье, Кертис пришел в себя первым.       — Миссис Паркер, — он постарался улыбнуться как можно дружелюбней. — Мы не знакомы, — и вас, должно быть, не слишком обрадует мой визит. — Кертис Коннорс. Я…       — Коллега Ричарда, — сказала она, и ее лицо окаменело. — Вы работали с ним в «Озкорп». Зачем вы здесь?       — Я давно должен был побывать здесь, — заявил Курт и заговорил быстрее, заметив, как засверкали ее глаза: — Я должен был навестить вас сразу же после его… исчезновения. Должен был убедиться, что с вами и, — он посмотрел на Питера; парень хмуро разглядывал трещину на одной из балок веранды, — его сыном все в порядке.       — А вы не сделали ни того, ни другого, — сухо обронила она.       Ее взгляд был прямым, острым и пронзительным. Таким же, каким порой бывал у ее племянника. Кертис незаметно сглотнул. Она боится его? Винит? Как много ей известно об их с Диком работе? Известно ли что-то вообще?..       — Я редкостная свинья, — вдруг брякнул Курт.       И его как опалило огнем — он уже говорил так много, много лет назад. Это тоже была женщина, и ее имя тоже начиналось на букву «М». Мэй Паркер моргнула. Уголки ее губ чуть приподнялись.       — Не только вы, — заметила она — и улыбнулась по-настоящему. Слабо, с глубокой грустью. — Не было дня, когда Бен, — ее голос дрогнул, — не поминал дражайшего братца добрым словом.       — Он заслужил, — смешок вырвался у Курта помимо воли. — Мы оба.       — Вы так и не сказали, зачем пришли, — напомнила Мэй. Наткнулась взглядом на племянника и, как будто только сейчас о нем вспомнив, всплеснула руками: — Питер! Боже, ты чего тут стоишь? Заходи!       — Меня доктор Коннорс держит, — пробурчал парень, дернув плечом.       — Миссис Паркер, — Курт отпустил локоть Питера и, наконец преодолев последнюю ступеньку, приблизился к женщине, — можем ли мы поговорить? Это не касается ни Ричарда, ни «Озкорпа». Я пришел сам. Мне бы хотелось…       — Заходите, заходите, — замахала на него — на них обоих — тетя Мэй. — Нечего вести беседы на пороге. Питер, покажи гостю, где у нас ванна…       Не очень далеко. Домик Паркеров был уютным, простеньким, маленьким. Мягкие диван и кресла с потертыми боками, поверх которых накинуты старенькие, но чистые покрывала. Видавший виды крепкий обеденный стол и несколько аккуратно подлатанных стульев. Выцветший ковер на поблекшем паркетном полу, кружевные салфетки на посеревших от времени кухонных тумбах, многочисленные семейные фото на стенах. Дешевые обои, недорогая посуда, старая бытовая техника.       Красный как рак, Питер прятал глаза от Коннорса в тарелке с грибным супом.       — Очень вкусно, Мэй, — заявил Кертис, доев все и запив домашним бренди на пару с хозяйкой. Питера миссис Паркер обделила — видимо, решив, что добрая тетушка не должна предлагать любимому племяннику алкоголь. — Давно я уже не ел домашнюю еду.       — Бен говорил, что женился на мне из-за моей стряпни, — сообщила Мэй, неспешно помешивая суп. Ее тарелка опустела едва ли на треть. — А не так давно заявил, что ему не нравится мой мясной рулет! — Она звонко расхохоталась. — Вы представляете? Рулет! Мог бы и сказать, свинья! Сколько ж я рулетов на него извела…       Ее голос становился все тише с каждым словом, пока не затих окончательно. Тикали старинные настенные часы в гостиной. Питер упорно разглядывал давно остывший суп. Кертис, смешавшись, не знал, куда себя деть.       Мэй Паркер небрежно стерла слезы уголком кухонного полотенца.       — Иногда кажется, что боль утихла, — произнесла она ломко и горько. — Но потом случается что-то… всплывает старое воспоминание, забытый разговор, давно потерянная вещица из его коллекции… и тогда…       Она сделала жест, как будто вырвала что-то из груди. Питер вздрогнул. Опустил голову ниже. Курт отложил ложку и откашлялся.       — Я часто вспоминаю Дика, — произнес он. — До сих пор, а прошло уже почти двадцать лет. Обычно это так, мимоходом — проблемы в лаборатории, разборки с лаборантами, эксцессы с начальством. «Дику было бы что сказать на этот счет», — думаю я. И тут же стараюсь забыть, отвлечься. Потому что…       Что-то встало поперек горла, и Курт вновь закашлялся. Внутри все горело. Шея и уши пылали. Они смотрели на него. Оба. Две пары пронзительных глаз: ее, влажные и открытые, его, красные и злые. Злые… Никогда еще Курт не видел, чтобы Питер злился. Испытывал раздражение? Да. Злость? Нет. «Мне знакомо это чувство», — внезапно осознал Курт. Бессильная, тупая озлобленность того, кто ничего не знает и ничего не может сделать. Гвен сказала, преступника, застрелившего Бенджамина Паркера, так и не нашли… Питер в горе. И в гневе. Это опасно для него. Чудовищно опасно.       — Потому что иначе на меня снова нахлынет скорбь, — продолжил Курт не своим голосом. Грудь горела. Мужайся. Им не нужна твоя слабость. — Что бы ни произошло между нами, Ричард Паркер был мне бесконечно дорог. Его всегда будет не хватать. Он был прекрасным человеком… как и его брат.       Он посмотрел на Питера. Прямо на него. Парень инстинктивно дернулся, вскинулся, встретил его взгляд. Хорошо. Вот так. Так правильно. Глаза в глаза. Никаких секретов. Больше никаких. Не в этой семье. Не с этими людьми. И пусть горит «Озкорп» и Норман Озборн в ядовито-зеленом пламени!       — Творение может много поведать о творце, — тихо проговорил Кертис. — Бен Паркер сотворил настоящего человека. Умного, сильного, готового прийти на помощь тем, кто в этом нуждается. Я верю, что он гордился тобой, Питер, и…       Питер вскочил. Сверкающие красные глаза бездумно заметались по комнате.       — Мне надо… — просипел он, шумно дыша и сглатывая. — Мне нужно… Я… Извините. Мне надо… Отдохнуть. Извините. Я…       Он не договорил — пулей вылетел из столовой. Громкие шаги на лестнице. Резкий хлопок двери; Кертис дернулся от него, как от пощечины. Тишина оглушила, сдавила, навалилась, как бетонный блок. Кровь стучала в висках. Хотелось кричать, рыдать и вусмерть упиться чем-нибудь крепким. Домашний бренди…       Его руки коснулась другая рука, мягкая и теплая, от неожиданности Курт едва не подскочил. Мэй Паркер улыбалась сквозь пелену слез.       — И такие они всегда, — прошептала она со смесью раздражения, горя и нежности. — Слишком гордые, чтобы признать, что им нужна помощь. Слишком честные, чтобы скрывать, что им очень плохо. Они всегда думают о других и почти никогда — о себе. Ох, знали бы вы, как я их в такие моменты…       Всхлипнув, миссис Паркер яростно провела тыльной стороной ладони по глазам и со словами «ох, а пирог же, пирог стынет» вскочила и побежала на кухню. Курт остался один за пустым столом с одной-единственной мыслью в голове:       «Я знаю, Мэй».