Изломы вероятности

      Кертис поджидал его в прихожей, всматриваясь в окно рядом с дверью. Это было не так-то просто: солнце почти зашло, зрение давно оставляло желать лучшего, а еще это проклятое рифленое стекло… Неужели он когда-то всерьез решил, что это красиво и стильно?! Курт тер серебряное кольцо большим пальцем, время от времени поглядывая на часы. Неизвестность заставляла волноваться, волнение сдавливало горло.       После того вечера (две недели назад) они с Питером больше не виделись. Доктор навестил Паркеров еще пару раз, но каждый раз его встречала только тетя Мэй — которая, как показалось Кертису, стала еще бледнее и несчастнее. Затравленный взгляд покрасневших глаз посеял первые семена беспокойства. Курт все порывался позвонить Питеру на мобильный, но тут же одергивал себя. Он ему не отец, не преподаватель — не имеет право лезть в личную жизнь (как бы сильно ни хотелось).       Однако вчера произошло то, после чего он посчитал неправильным оставаться в стороне. Вечером, почти ночью зазвонил телефон. Уставший и разбитый, Курт не сразу взял трубку. Подумывал вообще не брать — не хотелось говорить ни с кем. Эксперимент почти не сдвинулся с мертвой точки. Результаты анализов показали, что в организме Фредди произошли небольшие изменения — немного повысилась скорость свертывания крови, температура тела упала примерно на полтора градуса (и, несмотря на это, мышонок сохранил хороший аппетит и свойственную его виду подвижность) — но они были настолько ничтожны и так слабо действовали на эндокринную систему, что ими фактически можно было пренебречь. «Ратхи спустит с меня шкуру», — угрюмо думал Кертис, глядя на разрывающийся телефон. Зачем ему отвечать? Что такого страшного произойдет, если он отрешится от мира всего на один вечерок? Он так устал…       Ты обещал помогать им. Обещал, что сделаешь для них что угодно. «Что угодно, Мэй, — сказал ты после ужина, перед тем как уйти. — Вы можете просить все, что угодно». Эта мысль была как ушат холодной воды. Бессовестная свинья. Двадцать лет лелеял обиды и жалел самого себя. Хочешь продолжить эту очаровательную традицию?.. Выругавшись, Курт ответил на звонок. «Миссис Паркер?» — сказал он — и был вынужден замолчать на очень, очень долго.       За ребристым стеклом показался знакомый силуэт. Кертис тряхнул головой и перевел дыхание. Ему нужна вся его выдержка, вся его воля. А еще — бдительность, ловкость и настойчивость. Силуэт приблизился к порогу и замер. Курт крепко сжал ручку двери. «Он может оставить сверток под дверью. Нужно успеть его поймать». Но такие кардинальные меры не понадобились — пискнул дверной звонок.       Кертис выждал несколько мгновений и только потом открыл. Питер топтался на крыльце. Капюшон джинсовой куртки низко опущен, скрывая лицо. В руках — бесформенный сверток.       — Здрасьте, — просипел парень, не поднимая глаз, и протянул ему посылку. — Вот. Это вам от тети.       Хитрец, он попытался отвлечь внимание и сбежать — но Кертис был готов ко всему. Вместо того чтобы хватать сверток (который парень отпустил, не успев нормально передать), доктор схватил Питера за запястье и рывком втянул в прихожую. Захлопнув входную дверь и крутанув заранее вставленный замок, Курт скинул с его головы капюшон.       Сердце ухнуло вниз.       — Великий Господь, — выдохнул Кертис. — Питер, где ты так?..       Оба глаза подбиты — почернели, опухли. Губы высохли, потрескались; нижняя лопнула. На щеке гематома, на шее несколько синяков. Рваная царапина шла от середины лба к уху; еле-еле зажила. «Приходит ночью, — причитала миссис Паркер. — Весь бледный, голодный, избитый… Спрашиваю: «Кто тебя так?» А он мне: «Все нормально, тетя. Иди спать». Как я могу спать?! Я жить нормально не могу, пока его нет дома! Все жду, когда позвонят из полиции или даже…» На несколько мгновений она отложила телефон. Кертис услышал ее тихий плач. «Поговорите с ним, — умоляла она. — Вы мужчина, вы знали его отца, он вам доверяет. Может, вы добьетесь от него правды. Что с ним творится? Где он пропадает? Прошу вас, мистер Коннорс. Пожалуйста, прошу!..»       Питер тяжело дышал через нос, упорно глядя куда угодно, но только не на Курта. Его подбородок дрожал, руки были сжаты в кулаки.       — Питер… — начал Кертис.       — Все нормально, — перебил парень, упрямо мотнув головой. Глаза у него нездорово блестели. — Мне надо идти, сэр.       — Тебе надо в больницу, — заявил Курт. — На тебе живого места нет!       — Все в порядке, — отчеканил Питер.       Все в порядке, Курт, говорил Ричард каждый раз, когда лучший друг спрашивал, почему он так бледен, скрытен, почему так много молчит… Все хорошо. Оставь меня. Внезапная вспышка злости обожгла изнутри. Кертис сцедил воздух сквозь зубы — и, схватив парня за шкирку, потащил в гостиную.       — Упрямец, — прошипел он, когда Питер начал вырываться. — Весь в отца. Твоя тетя места себе не находит, пока ты шляешься непонятно где!       — Это не ваше дело! — выпалил Питер, оттолкнув его. Чего-чего, а силы, с удивлением отметил Курт, Паркеру-младшему не занимать. — Я взрослый! Могу ходить, где хочу, и делать, что хочу!       — Так говорят только дети, дураки и ублюдки, — хмуро произнес Кертис. — Ты ни то, ни другое, ни третье, а потому — не смей!       — Это вы не смейте! — прорычал парень. Его лицо покраснело до синевы, глаза влажно сверкали от ярости. — Не смейте мне указывать! Думаете, мне нужны ваши отповеди?!       — Думаю, тебя нужно осмотреть, — терпеливо заметил Курт. И, не сдержавшись, добавил: — А еще, неплохо бы, выдрать ремнем. Бродишь ночами по улицам, ищешь драки — верно ведь? — врешь родной тетке — позор и стыд! Что бы сказал твой отец?! Что бы сказал дядя Бен?!       — Не знаю! — Питера перекосило. — Он мертв! Убит! Из-за меня!       Последнюю фразу парень выкрикнул с надрывом, с дикой смесью боли и гнева. Кертиса словно ошпарило. Щеки вспыхнули, и былая злость схлынула, оставив после себя отчаянный стыд. Старый дурак — зачем ты давишь на больное? Зачем бередишь свежую рану? Мальчику и без того тяжело — вон, что напридумывал!..       Курт на миг прикрыл глаза.       — Не говори так, — как можно спокойней и мягче произнес он после. — Ты совершенно не причем…       — О нет! — прохрипел Питер, шмыгая носом. — Причем, еще как причем! Это из-за меня дядю… его… застрелил тот урод! Это из-за меня он сбежал! Только из-за меня!       — Глупости, — отмахнулся Кертис, незаметно подходя к парню поближе. Им нужно поговорить спокойно. Он должен… — Что ты мог сделать?       — Я МОГ ЕГО ОСТАНОВИТЬ! — заорал Питер.       Это стало последней каплей. Дрожь сотрясало его тело, голос срывался, по красному опухшему лицу текли пот и слезы. Курту было невыносимо на это смотреть — он не мог отвести взгляд.       — Он был вот так! — Питер выбросил вперед руку. — Вот так от меня! Совсем немного!.. Я мог схватить его! Я мог ударить его! Я мог задержать его и!.. — У него перехватило дыхание. — Все было бы иначе! Все было бы по-другому! Он бы не… Его бы не… Это все из-за меня! Лишь из-за меня! Если бы я…!       Ну все, довольно! Кертис в два шага пересек разделявшее их расстояние и одним плавным движением притянул Питера к себе. Мокрый нос ткнулся в прореху воротничка. Спутанные волосы мазнули по щеке и подбородку. Парень инстинктивно дернулся назад. «Тш, — шикнул Курт, стискивая его плечи. — Тише, мой дорогой, тише». Питер попытался отстраниться. Раз, другой, третий…       На четвертой попытке он сипло всхлипнул — и вцепился Коннорсу в спину. Тот охнул — парень сдавил его так, что затрещали кости. Даже Дик не был таким сильным. Курт дернул подбородком. Нашел время! Питеру плохо, он… Он плакал. Тихонько, сдавленно, крепко зарывшись ему в шею. Кертису как никогда остро не хватало правой руки. С ней он мог бы одновременно обнимать мальчика за плечи и, к примеру, поглаживать по голове. И его не в чем было бы упрекнуть — многие отцы делают так, чтобы утешить своих сыновей. Помнит ли Питер об этом? Помнит ли хоть что-то о родителях? Великий Господь, как же ему досталось…       — Пит, — ласково позвал Курт. — Давай-ка сядем. Вот сюда. Вот так. Тебя надо заштопать. Подожди немного, я схожу за аптечкой. А потом мы поговорим, хорошо? Пожалуйста, не закрывайся от меня.       Потребовалось почти полчаса, чтобы его разговорить. Гнусаво, сипло, Питер рассказал все от самого начала до самого конца. И про тетю, и про то, что забыл забрать ее с работы. И про ссору с дядей, и про его последние слова. И про продавца, грубияна, не захотевшего продавать йогурт, потому что не хватало каких-то пару центов. И про грабителя, виртуоза, играючи выудившего всю наличку из кассы. «Я был зол. Я не поднял тревогу. Я его отпустил. — прошептал Пит. И добавил, немного помолчав: — Он кинул мне мой йогурт, — криво, горько усмехнулся. — Поблагодарил». Он даже смог рассказать, как нашел дядю Бена, как метался, кричал, звал на помощь, зажимая кровоточащую рану дрожащей рукой. И все это без истерики, без слез, абсолютно мертвым голосом.       Мазнув ватой, пропитанной обеззараживающим средством, по коже в последний раз, Курт присел на диван рядом с парнем. Они немного помолчали. В его доме часы электронные, тикать было нечему, а потому тишина стояла идеальная. Компактную гостиную, совмещенную с кухней и столовой, освещали несколько небольших светильников на стенах. Желтовато-рыжий свет делал контуры мебели мягче, а стылые осенние сумерки — теплее. Бедро Питера согревало бедро. От его куртки шел едва уловимый запах одеколона. Грудь Кертиса горела огнем…       Но разум оставался чистым.       — Я понимаю тебя, Питер, — тихо произнес он. — Но то, что ты делаешь, неправильно.       — А что я делаю? — нахмурился парень.       — Как бы… — Курт помолчал, поджав губы. А потом слегка хлопнул его по колену и встал. — Пойдем. Поговорим за столом. Заодно чай тебе налью.       На этот раз Питер не стал сопротивляться.