Изломы вероятности

      — Это не чай, — хмыкнул парень, когда Кертис поставил перед ним полупрозрачный стакан, до краев наполненный темной пурпурной жидкостью.       — Не чай, — кивнул Курт с лукавой улыбкой. — Но тете, если что, скажешь, что чай. Понятно?       — Агась, — ухмыльнулся Питер.       Вино было превосходным. Ну, возможно, и нет, но сейчас, в полумраке, на тяжелую голову, рядом с Питером — да. Просто изумительным. Кертис сделал несколько глотков для храбрости. Он еще не сдержал обещание, он должен…       — Я правильно понял, — начал он наконец, — что ты ищешь убийцу Бена? Не делай такое лицо, прошу тебя. И не молчи. Пожалуйста.       — Да, — буркнул Питер, морща вымазанный в «зеленке» нос. — Ищу.       — Поиски, как я полагаю, — продолжил Курт, — пока не увенчались успехом?       — Я найду его, — после паузы рыкнул Питер. — Найду. Любой ценой.       — В том числе ценой жизни и здоровья? — Кертис вскинул бровь. — Кстати, откуда столько синяков? Ты что, дерешься с каждым вором, бродягой и хулиганом, который попадается под руку?       Парень сверлил глазами ободок стакана. Его молчание было красноречивей слов. Кертис глубоко вздохнул.       — Значит, я был прав, — он снял очки и потер веки двумя пальцами. — Питер, ты поступаешь неправильно.       — А они? — вскинулся Питер, глядя исподлобья. Жутковатый у него был взгляд — во многом благодаря синякам и ссадинам. — Они поступают правильно?       — Ты хочешь опуститься до их уровня? — спросил Курт. Взгляд парня стал еще мрачнее. — Питер, пожалуйста, выслушай меня. Я понимаю, как тебе тяжело. Понимаю, что ты чувствуешь.       — Неужели? — резко выпалил парень.       Пауза. Они смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Питер плотно сжал губы. Кертис рассеянно тер серебряное кольцо на пальце. «Твой сын честнее тебя, Дик, — невольно заметил он. — Не изворачивается, не боится острых тем. Не сбегает посреди разговора». Возможно, потому что он еще молод. С другой стороны, Ричарду было двадцать пять, когда они познакомились — и у него тогда было все: семья, учеба, друзья, деньги… Учитывая, что сироты зачастую взрослеют раньше, психологический возраст отца и сына сейчас примерно одинаков. Питер более открытый. Более внимательный. Чуткий. Не такой костный, как Ричард.       И, тем не менее, кое-что ему все-таки стоит объяснить. Курт отпил вина.       — Когда твой отец пропал, — заговорил он негромко, решив начать издалека, — я — будем говорить откровенно — сошел с ума. Меня терзали горе и скорбь, но не они были главными. Главной была неконтролируемая злость. Причем, злился я на все, всех и сразу. На руководителей «Озкорп» за их безразличье и постные рожи. На лаборантов за их приставучесть и, как мне казалось, мнимое сочувствие. На мир, на судьбу. На Дика. О, как я злился на него!       Кертис сделал еще глоток. Красное, сладкое, крепленое… Как бы не упиться вдрызг. Алкоголь — заклятый враг разума. Питер не спускал с него взгляда.       — Ричард исчез внезапно, — продолжил Курт. — Не оставил ни письма, ни записки. Забрал все документы, связанные с проектом, а ведь в них были наработки почти на десять лет вперед! Я остался один на один со злобным начальством, бессильный, беспомощный. Осиротевший. — Парень изумленно заморгал, и Кертис улыбнулся. — Я уже говорил, что Ричард был мне очень дорог… что не мешало мне поносить его на чем свет стоит. В те времена я был жестким и холодным, как кремень. Мои работники, должно быть, люто меня ненавидели. Я казался им настоящим монстром.       Кертис слабо рассмеялся. Щеки горели. Карие глазенки поблескивали, внимательные, въедливые.       — Мне… Мне очень стыдно, — признался Курт, разглядывая натертый бок полупустого стакана. — Хотя сейчас, спустя года, я понимаю, что иначе вести себя просто не мог. — Он заглянул Питеру в глаза. — Ты тоже считаешь, что не можешь поступать по-другому. Но то, что ты делаешь, это самосуд. Это плохо.       — Я… — Питер прочистил горло. — Я никогда никого не убиваю.       — Этого еще не хватало! — ахнул Курт, хлопнув рукой по столу. — Питер, ты горишь местью. Она руководит тобой. Не смей поддаваться.       — Но вы же сами поддались, — пробурчал парень.       — Да, так и есть, — кивнул Кертис с кроткой улыбкой. — Поддался, сильно обжегся и теперь советую тебе одно — не повторяй моих ошибок. Пройдет время, боль утихнет, и ты будешь жалеть о том, что натворил.       — Я помогаю людям, — упрямо заявил Питер, но Курт видел, что он сдает позиции. — Я ловлю преступников.       — Каждый раз смертельно рискуя, — напомнил Курт.       — Я крепкий, — парень с гулким звуком ткнул кулаком в грудь. — Они мне не ровня. Было бы больше времени, переловил бы всех.       — От скромности не умрете, молодой человек, — хмыкнул Кертис. Заметил серьезно: — Невозможно отловить всех преступников — как невозможно помочь всем нуждающимся.       — Ну знаете ли, если вообще ничего не делать… — набычился Питер.       — Я не это имел в виду, — мягко перебил Курт. — Я имел в виду, что тебе следует беречь себя. Если ты не будешь этого делать, то в конце концов выдохнешься. Угаснешь, как свеча. Кто же тогда будет терроризировать весь мелкий криминальный контингент нашего города?       Питер посмотрел на него с такой искренней обидой, что Курт едва не расхохотался. Сдержавшись, он наклонился к парню ближе.       Коснулся его руки.       — Я не указываю тебе, что нужно делать, Пит, — вкрадчиво произнес Кертис. — Я всего лишь даю совет. Отпусти того преступника с миром. — Питер резко втянул носом воздух. — Тебе сразу станет легче. Поверь.       — Он убийца, — процедил Питер. — Он должен быть наказан.       — Он будет наказан, — заверил Курт. — Не тобой, так полицией. Не полицией, так… — Он поднял глаза к потолку. — Если ты продолжишь упорствовать, обязательно попадешь в беду. И кому из-за этого будет хуже всего? Убийце? Нет. Тем, кто тебя… — любят, — кому ты дорог.       Питер растерянно моргнул. Они сидели так близко, что Курт видел горестные морщинки в уголках его рта и бледные крапинки в глубине его глаз. А еще кучу незаживших царапин и бледнеющих синяков. Дурачок, совсем себя не жалеешь. Такой молодой, такой красивый… В горле пересохло. Снова. И в животе стало горячо. Опять. «Я не могу, — с нарастающим ужасом подумал Кертис, глядя на растрескавшиеся губы. — Великий Господь, Дик, прошу тебя, я…»       Питер отстранился. Откинулся на спинку стула, притихший, смущенный.       «Боже великий», — с облегчением подумал Курт.       — Кроме того, представить, что скажет твой дядя, если ты падешь смертью храбрых в какой-нибудь замызганной подворотне, — брякнул он первое, что пришло на ум. — Вряд ли будет доволен, когда вы встретитесь.       И спохватился, но поздно. Дурак! Питер… Питер прыснул. Негромко, суховато. Но искренне. Мрачные морщинки разгладились, лицо посветлело, и часть следов от царапин заметно поблекло.       — Я… Я не думал об этом, — признался Питер, смущенно посмеиваясь.       — Сомневаюсь, что ты в последнее время вообще думал, — с ехидным достоинством заметил Курт и спешно потушил возмущения словами: — Позволь, я выпью за твоего дядю. С Мэй как-то не задалось, она все-таки…       — Я понимаю, — слабо улыбнулся Питер. Неловко схватил стакан. — Эм…       — За Бенджамина Паркера, — сильным ровным голосом произнес Курт. — Прекрасного человека, любящего мужа и мудрого дядю. Да обретет он вечный покой.       Питер посмотрел на него, и его взгляд стал каким-то странным. Мурашки пробежали по спине; Кертис передернул плечами. Выпив, они поговорили немного о покойном. «Ричард говорил, он был инженером», — вспомнил Курт. Питер кивнул. Он строил мосты. «Мосты — это соборы Америки», — с чувством провозгласил Кертис. Странный взгляд стал еще более странным.       Разговор затянулся до поздней ночи. Они обменялись новостями. Питер мимоходом спросил, как дела у их «маленького эксперимента», и Курт нехотя признался, что, по сути, никак. Топтание на месте. «Все получится, я уверен, — заявил парень. — У него все будет хорошо». Главное, что у тебя все хорошо. По крайней мере (Курту хотелось в это верить), значительно лучше, чем было до этого.       Уже на пороге Питер вспомнил, что забыл купить яйца к завтраку — а еще, что обронил сверток где-то на крыльце. Сверток Курт подобрал (он был пустой — прямо как предлог, который они выдумали на пару с Мэй), а заодно…       — Даже слушать не желаю, — отрезал Кертис, сунув возмущающемуся парню пакет с коробкой яиц. — Я все равно завтракаю на работе.       — Я не хочу казаться попрошайкой, — заявил Питер.       — Ты не кажешься попрошайкой, — Курт закатил глаза.       — Угу, — пробурчал парень. — Потому что я и есть попрошайка.       Кертис рассмеялся. И поцеловал его в лоб. Легко, как отец целует сына. Питера как будто кольнули небольшим зарядом тока: он встрепенулся, вытянулся, моргнул. Карие глаза засверкали.       Курту захотелось дать себе пинка.       — Сэр, — тихо начал Питер.       — Курт, — поправил Кертис. — Зови меня Курт, Питер. Оставим формальности.       — Я, эм, ладно, — парень смешался, покраснел. — Курт, я… Я попробую… эм… отпустить. Ничего не обещаю! Но попробую. Просто… — Питер взъерошил волосы. Тяжело вздохнул. — Это нелегко. Мне кажется, что я предаю что-то очень важное.       Сердце кольнуло. «Тебе только кажется», — прошептал Курт. Его голос был хрипловат, и у него почему-то кружилась голова. Прощаясь, они договорились поддерживать связь — Питера безумно интересовало, чем закончится дело с генномодифицированным мышонком. «Позвоните мне, — твердил он все то время, пока выходил на порог, спускался по ступенькам, шел к главной улице. — Обязательно позвоните, окей, док?»       Кертис закрыл дверь, повернул ключ в замке. Прижался лбом к холодному дереву, смежив веки. «Обязательно, Питер, — пообещал он, чувствуя, как внутри все ноет от жара. — Обязательно».