***
Последним что помнил Филза перед тем как закрыть глаза и провалиться в долгожданный сон в собственной кровати, были мягкость перьевой подушки и теплые блики от догарающей свечи на стенах, что спустя пару минут исчезли без следа, погрузив комнату во мрак глубокой ночи. Ворон знал наверняка, что Техно уже спит в это время, на счёт дримона не был уверен, но ощущение того, что эта нечисть где-то в доме говорило, что за эту неделю отсутствия мужчины тот никуда не делся и вероятно состояние его тоже не улучшилось. Вновь лицезреть обезображенное лицо администратора отчего-то не хотелось ещё больше чем раньше, это не самая приятная картина с утра пораньше, когда ты проснувшись просто хочешь попить кофе, но вместо этого приходится наблюдать эти жуткие до внутреннего холодка глаза. И даже ведь не выходит не смотреть в них… Глаза у Богини Смерти безумно красивы, глубокие с отливом тёмно-синего и Фил клянётся всеми богами, что в них таится целый космос, полный самых ярких звезд, по сравнению с которыми солнце лишь блеклое пятнышко. Глаза у Техно чисты как ясное небо на рассвете, подобное полупрозрачному хрусталю, что порой превращается в глубокие океаны при свете закатного светила, когда водная гладь окрашивается в цвет дорогого хорошего вина, и это бесспорно красиво, конечно если не знать, что на самом деле таится за этой красотой и какая цена этому явлению. Старый ворон повидал за свою долгую жизнь многоженство различных глаз в которые хочется смотреть с упоением и разглядывать что-то, может саму душу, кто же его знает, не спроста смертные зовут их зеркалом души, но вот в глаза масочника смотреть неприятно. Фил как не пытался, не мог вспомнить видел ли он того хотя бы раз без маски когда тот был в обличии человека, не знает были ли у него глаза как у обычного смертного или же такие как сейчас, звериные и жуткие, от которых страшно отводить собственные, а то вдруг ещё кинется и вцепится в глотку. В этих зелёных омутах скрывается что-то чуждое, напоминающее влияние Края, но точно с ним не связанное, знает это наверняка. Фил сонно помотал головой сбрасывая с себя неприятные мысли. И почему только мозг постоянно пытается подкинуть какие-то странные темы для размышления перед сном, когда ты просто хочешь отключиться и отдохнуть? Что же, Фил сможет подумать об этом утром, когда откроет глаза, умоется и выйдя из комнаты обязательно столкнется сначало либо с Техно, либо сразу с Дримом лицом к лицу, а сейчас пора спать. Бессмертие бессмертием, а здоровый крепкий сон полагается всем по праву рождения живым существам. Филу почти всю ночь снится что-то неприятное и липкое, затягивающее, подобно болотной трясине и не дающей выбраться из этого, заставляя то и дело ворочаться с боку на бок (что имея крылья не так уж и удобно, на самом деле) сминая под собой простыни и вышвыривая одеяло куда-то на пол подле кровати. Временами проскакивают обрывки прошлого, не столь давнего на самом деле, среди которых есть тот злополучный день, когда Уилл окончательно потерял себя и решил вместе со своей «симфонией» покончить и с собой наихудшим способом, какой только смог придумать поехавший рассудок. Фил не может забыть чувство, как клинок в его руках с лёгкостью прорезает плоть собственного сына, отнимая последнюю жизнь, его теплую кровь на руках и рубашке, липнущей к груди, когда он прижимает к себе остывающее тело, из которого утекает так стремительно хрупкая душа. Филза помнит судорожные всхлипы и слова, едва ли слышные, но несомненно врезавшиеся в его память навечно греховным клеймом, о том как Уилбур, потерянный, запутавшийся и отчаявшийся ребёнок, благодарит собственного родителя, который подарил своими же руками слишком раннюю встречу с матерью. В тот миг в душе у Ангела Смерти разливалась столь сильная боль, что обожжённое, развороченное в кашу с переломанными костями крыло не могло с ним сравниться даже близко, оно вообще не ощущалось как часть тела, которое было словно онемевшим с ног до головы. В лёгких не было воздуха, он вышел вместе с немым криком отчаяния потери, и казалось хуже быть не может уже никогда. Но это было мгновение, уже давно прожитое, но так и не забытое, оттого и понять отчего именно оно сейчас так отчётливо проецируется спящим сознанием трудно. А затем снится тьма, пустая и безграничная, пожирающая всё большие и большие куски воспоминания, оставляя после себя ровным счётом ничего, помимо ощущение парения в неосязаемом пространстве. Ощущение чем-то схожее с потерей одновременно всех чувств, которые присущи любому живому созданию, но и это длится не столь долго, чтобы ворон сумел сосредоточиться на этом факте достаточно, чтобы заподозрить что-то не ладное. Чувство того, словно по твоим лопаткам проходятся тонкой железной проволокой с заостренным концом, так опасливо огибая хрупкое основание птичьих крыльев, подобно хорошей отрезвляещей оплеухе. Холод, как ему поначалу показалось проволоки, быстро сменился чем-то мягким, но не менее ледяным, на столько сбивающим с толку, что он не сразу распознал в этом ладони. Чьи-то руки, безумно холодные, гораздо хуже чем у Кристин, к прохладе которых Филза привык давным давно, настырно без капли какой-либо совести, забрались под его ночную рубашку и внаглую лапали. Фил даже не знает что хуже – если бы его лапали в сексуальном плане или то, как лапают сейчас, словно он экспонат, лягушка на разделочной доске, которую вот вот собираются препарировать. С каждым резким движением холод пронизывал тело всё глубже и глубже, впиваясь острыми когтями в самую середину лёгких птичьих костей, оседая внутри зудящей корочкой, которую, как ни старайся, содрать не получается. Крылатый отчётливо ощущает то, как кожа спины плавно расходится под натиском острых беспощадных когтей неизвестной твари, оставляя после себя неглубокие быстро заполняющиеся алым борозды, запах проступившей крови он не может учуять. По правде, он вообще не ощущает своего тела «своим», как будто его запихнули в оболочку, куклу тряпичную, наделили способностью ощущать всё что с ней делают снаружи, но позабыли сделать внутренний каркас, сцепить его гибкими жгутами, чтобы в местах скрипучих шарниров-суставов можно было сгибаться, и даже не подумали выдать ему функции контроля над всем этим незамысловатым конструктором. Ледяные пальцы почти невесомо пробежались по ребрам со спины, пересчитывая их, отчётливо останавливаясь на каждом и отмеряя лёгким постукиванием, разнося ещё больше холода по телу гибрида. Когда руки, наконец, добрались до заветных крыльев, зарывшись сквозь перья и мягкий густой пух до самой кожи, Филзе отчаянно захотелось взвыть. Безумный холод растекался на пару с мерзкой безудержной, можно даже сказать, животной паникой по венам делая и без того неподвижное тело ещё более занемевшим, в то время как, казалось, мозг просто вскипает внутри черепной коробки заживо от мешанины в голове. Ангел Смерти ещё никогда не чувствовал себя настолько беспомощным… Образы, что подобно паразитам въедаются в сознание, очевидно не его, но откинуть их не выходит, не смотря на все усилия, вгрызаются безудержным хаотичным потоком, комкая и сминая на своём пути всё, и ворон не способен даже проскулить подобно побитой собаке, в то время как чужие руки беспощадно сжимали и прощупывали суставы, наверняка оставляя наливающиеся лиловым следы, что будут скрыты под густым оперением от глаз внешнего мира. Всё это смахивало на какую-то изощренную пытку, цель которой не столько доставить боль, сколько свести с ума, выжав последние силы, что держали его в сознании всё это чёртово время. Будучи на самой грани блаженного забвения, тело прошибает ток, короткая, но столь яркая вспышка боли, словно резко вогнали длинную иглу и тут же извлекли, заставляет сердце, что зябко сжималось при каждом неохотном ударе из-за обморожения, забиться в новом неровном ритме, гоняя холодеющую кровь по венам. Больное крыло, что время от времени напоминало о себе ноющей болью и неприятным зудом в области обожженной кожи, скрытой обломками перьев, что уже никогда не сменятся новыми здоровыми, прострелило просто адской болью. Холодные руки со страшной силой вцепились в него и дерганным движением полностью расправили до громкого смачного хруста. За невозможностью летать, отпала и надобность расправлять их, особенно то, что было травмировано, оттого нетренированные суставы дали о себе знать самым подлым способом. Перо за пером с хирургической точностью и соответствующей стреляющей агонией существо занималось Филом, что всё так же не был способен сделать хоть что-то, не слыша, не видя и не двигаясь, оставалось лишь подчиниться чужой воле и терпеть, сжав зубы до скрежета. Резко распахнув глаза, мужчина вскакивает с кровати с охрипшим криком. Горло раздирает от боли, словно он наглотался стекла (обычно стекложерством занимаются читатели), а тело налито густым и вязким раскаленным железом, конечности попросту не слушаются, нет сил банально поднять руку к лицу в приступе удушливого кашля. В ушах будто забита вата, оттого Ангел Смерти не сразу начинает слышать, что происходит вокруг, а когда какие-то звуки всё же доходят до его замутненного измученного сознания, всё равно не может их осознать. Кажется кто-то кричит, может кто-то истерично плачет или воет, ему ничего не понятно. В момент когда дверь открывается не смотря на замок, с грохотом ударяясь о стену и едва не летит с петель, Фил даже не успевает отреагировать. Мимо до окна в одно мгновение проносится что-то размытое и ярко-белое, как световая вспышка, за ней вторая. Всё происходит слишком стремительно и, прежде чем Фил даже голову успевает полностью развернуть к этому нечто, окно уже с треском разлетается на мелкие осколки, рассыпающиеся по полу отражающим свет бисером, разбрасывая по стенам комнаты «солнечных зайчиков». Внутрь помещения тут же проникает воздух промерзших насквозь земель Тундры и обжигает оголённые участи кожи, вызывая рефлекторное желание закутаться в одеяло и провалиться в самый обычный глубокий сон. Может крылатый так бы и поступил, насильно отстранив ватную голову от окружающего мира, завалился обратно спать, но ему не позволили. Чужая горячая рука так знакомо легла своим значимым весом на плечо и слегка попыталась растормошить, привлечь внимание. С трудом повернув голову Филза посмотрел мутным взглядом на Бога Крови, полностью облаченного в зачарованный незерит, лохматого и судя по выражению на испещренном боевыми шрамами лице очень чем-то обеспокоеном, может быть состояние своего товарища. –Фил? Фил! Ты вообще слушаешь что я говорю?! Признаться честно – нет, Фил вообще ничего не слушал. Слова будто влетали в одно ухо и мигом вылетали с параллельной стороны с завидной скоростью, оставляя после себя звенящую тишину. Ему потребовалось ещё какое-то время лишь для того, чтобы прокряхтеть нечто невнятное, но этого кажется хватило, чтобы от него отстали. Техно ушёл, но не надолго. Вернулся с небольшой бутылкой какого-то мутного зелья или чего-то подобного, что настойчиво пытался впихнуть в руки Фила, который эти самые руки как ни старался поднять не мог. Тело будто отказывало, вовсе не желая слушать хозяина. В итоге неизвестная жидкость спустя мгновение, как в голубых глазах проскользнуло лёгкое раздражение, оказалась силой влита в мужчину. Мгновенно весь сжавшись в приступе сильного кашля, что длился без остановки минут пять не меньше, он может снова говорить, пусть даже не узнаёт собственного осипшего как никогда прежде голоса. – О Прайм! Какого черта, ты дела – договорить даже не успевает, оказавшись в крепких объятиях горячего тела, пропитанного теплом родного Незера. В уши льется чужой взволнованный голос. – Я так рад, что ты в порядке! – голос Техно сбивчивый, непривычно тихий и теперь можно понять, что это не простое волнение, а самый настоящий страх. Слышать нечто подобное из уст такого человека как Техноблейд, самого Бога Крови в смертном обличии, того кого не пронять ничем, ибо бесстрашен он по природе своей, взаправду жутко. Пока Фил спал, случилось что-то очень и очень нехорошее, к чему не готов никто из них. Фил кладет свои руки поверх рук Блейда, тут же ощущая под пальцами влажное и липкое. Крови может и не столь много, но она есть и эта кровь его самого дорогого друга. Перья сами собой встают дыбом. Сам не зная отчего старый ворон ощущает какую-то несвойственную себе ярость, клокочущую, поднимающуюся откуда-то из глубины, словно не его вовсе. Словно инородное тело, поток, ручьем заполняющий его, но не переходящий через край чаши самоконтроля. У Техно всё вышло из под контроля, но даже так Фил не способен злиться на него. Для этого есть Дрим. Сомнений в том, что тут вновь, как и во многом другом, замешан небезызвестный администратор не возникает в светлой голове крылатого, он наоборот в этот миг готов спустить на него всех собак, пусть Техно только слово скажет, Ангел Смерти тут же его выследит, как в старые добрые, не взирая на то, какой он там тварью потусторонней является. Но с губ воина срывается совсем другое, то, чего Фил отчаянно надеялся не услышать и звучат эти слова слишком неправильно, ведь Техно не должен звучать так. –Фил, его забрали. Дрима забрали! – Что? – Дрима забрала стая. Если мы опоздаем, то Серверу точно придёт конец. Мы должны найти его и чем раньше, тем лучше для всех нас, особенно для Томми. Нервная дрожь пробежала меж крыльев вдоль всего позвоночника. – Причём здесь Томми? – При том, что это Томми, и ты прекрасно знаешь о чём речь. А Дрим та ещё злопамятная сука. Если мы опоздаем нам придется его во второй раз из Лимбо доставать в лучшем случае. Если совсем всё плохо и мы не успеем вовремя, то встретимся со всеми как раз-таки там и даже Кристин нам не поможет, будь в этом уверен. Слова Блэйда пугали, но ещё больше пугал тот факт, что в них не было лжи. Ангел Смерти больше не ощущал покровительства своей драгоценной Богини, что стелилось за ним невидимой глазу тенью, оберегая и наблюдая. Словно перекрыли заслон, отрезали от остального пространства без жалости эту, казалось, нерушимую связь, изолировали их на этом Сервере, откуда найти выход теперь уж точно не представляется возможным. Не то чтобы Филу хотелось звать это безысходностью, но таковой эта ситуация себя сейчас являла во всей красе. – Что… что нам делать? – слова с трудом выходили из пересохшей глотки, что до сих пор болела, но уже слабее, чем раньше, позволяя не отвлекаться на это. – Я иду в Киноко за Дримом, а ты найди Томми и Уила, попытайся спрятать их. Выбора другого у нас пока нет. – Техно помогает подняться с кровати своему товарищу, чьё тело до сих пор пошатывается после пережитого ночного кошмара. К сожалению, теперь, вновь постепенно начиная ощущать каждую крупицу своего собственного тела, Фил вынужден задуматься, насколько это сон был реальным.***
Вопросов слишком много, ответов же попросту нет. Почему именно Королевство Киноко? Если память пернатого не изменяет ему (а это она иногда любит делать в самые неподходящие для того моменты), там живут друзья Дрима. Точнее будет сказать бывшие друзья… Ни для кого не секрет, на какой именно ноте дороги этих людей разошлись и они встали по разные стороны. Они отвернулись от него, когда поняли, что он их использует, а он пошёл вперёд как ни в чём не бывало, не обернувшись назад ни единого раза, даже мельком, будто и не было всех тех долгих лет, что они были неразлучны. Сапнап был одним из тех кто стоял в первых рядах сражаясь против администратора Дрим СМП, был одним из тех, кто заточил масочника в обсидиановую клетку без сожалений в глазах. Джордж же был тем, кто кажется вообще позабыл о существовании своего давнего товарища, с которым они и создали это всё, ограничиваясь малым кругом общения и утопая в мире грёз. Дрима и с его друзьями давным давно ничего не связывает, они отвернулись друг от друга и пошли своими путями, порой пересекаясь лишь для того, чтобы попытаться убить друг друга, уколоть виною за каждый неверно сделанный в прошлом шаг, так чтобы в глазах другого промелькнуло нечто болезненное. Но Дрима забрали и не кто-то там, а его собственная стая, не куда-то в укромное место подальше от всех, а именно в Киноко. За дримоном очевидно пришла его семья. Джордж, Сапнап и кто-то третий, пока неизвестный им, вовсе не бросили масочника, как считали все обитатели Сервера. Товарищи с которыми Дрим создал этот Мир всё это время наблюдали со стороны и Фил очевидно видел их и раньше, в истинном обличии, хоть издалека, но закрывал свои глаза в надежде, молясь чтобы увиденное было иллюзией, ошибкой порожденой его уставшим мозгом, думающим о мягкой подушке. Это слишком наивно, он знает. Молитвы ангела увы не были услышаны ни кем из Богов. Быть может будь мужчина чуть расторопнее, обрати он чуть больше внимания на это всё, пускай бы притупившаяся паранойя дала о себе вновь знать, то он обязательно разбудил Блэйда, и они вместе что-нибудь да придумали заранее. Вот только момент упущен. Теперь Филзе приходится лицезреть оторванную голову Сэма прямо по среди гостиной на полу, под которой растеклась слишком большая лужа крови, ядрёно-красная жидкость больше походила на воду из под краски, или же сукровицу, но не как на то, что должно наполнять живой организм в независимости от происхождения. Проще говоря выглядела эта картина неестественно, словно младенцу вручили самые дешёвые краски и тончайшую бумагу, которую он тут же испортил своими грязными неумелыми рученками, изляпов и изодрав лист. Распухшее лице с отчего-то почерневшими венами, выступающими из под серой кожи, покрытой мелкими язвами, уродливой сеткой, выдавленные, некогда ярко жёлтые глаза, вместо которых теперь остались лишь зияющие багряным глазницы, показывающие опустошенную черепную коробку, ошмётки кожи и других соединительных тканей, что беспорядочными лоскутами свисают вокруг самой головы, вырисовывая некое извращённое подобие цветка. Мерзко… Очень мерзко, но не более того. Фил не брезглив, за свою жизнь поведал многое, но даже так смотреть на это противно до одури даже Техноблейду. Сэм не вызывал ничего в душе у старого ворона. Может они просто не были знакомы достаточно близко, чтобы у Фила внутри зародилось хоть какое-то подобие сочувствия или чего-то подобного. В то же время воспоминания об истерзанном теле Тайкена вызывали неподдельное сожаление не смотря на личную неприязнь к этой персоне по понятным причинам. В отличие от стража, Дрима было по человечески жаль, хотя первый к людям, по крайней мере физически, точно был гораздо ближе нежели дримон. Возможно сказывалось то, что даже в нечеловеческих глазах масочника легко читался страх боли, страх, что чужие руки разберут его избитое тело окончательно, разобьют в щепки затравленную души или то, что от неё могло остаться. Может дело было в душераздирающих воплях и криках на неизвестном языке, но явно молящих не трогать. Или всему виной Техно, что приволок это исчадие хрен знает чего, как облезлого кота найденного у крыльца в дождь, и с таким трепетом смотрел на него, с сожалением, что не пришёл раньше. Собирались они в спешке, брали исключительно то, что в случае крайней необходимости сможет спасти их жизни. Уверенности в том, что они на пару, как два легендарных воина со стажем в несколько столетий проведенных на поле битвы, смогут победить хотя бы одного ослабшего Дрима, действующего исключительно на животных инстинктах, не было и в помине, не говоря о остальных членах стаи, про которых было известно ровным счётом ничего и которые, судя по уже зажившей благодаря зелью ране на плече, очень сильны. В гостиной окна все до единого разбиты, блестая мелким крошевом на обожжёном полу. Сажа, подгоняемая задуваемым сквозь пустые рамы ветром, легла витиеватым орнаментом по всей свободной поверхности, резко контрастируя с залетевшим снегом. Не грех таким зрелищем залюбоваться, да только время совсем поджимает, напоминает о каждой утраченной минуте фантомным тиканьем внутренних часов. Тяжёлая входная дверь жалобно скрипнула открываясь только со второй попытки, словно сам дом не желал отпускать своих законных хозяев на вполне вероятную гибель. В лицо тут же ударяет сильный поток северного ветра, треплет длинные волосы, мех на плаще Блэйда и словно перебирает перья на крыльях Фила, что плотно прижаты за спиной. Крылатый неуютно ёжится в своих тонких одеждах, под слоем холодного, вопреки месту своего происхождения, крепкого незерита, переливающегося под силой наложенных на него зачарований. Нервный смешок поглощается судорожным вздохом, рвущимся изнутри против воли. Всё это навевает старые воспоминания, вызываемые такими же холодом и тревожностью, как когда-то давно, перед началом битвы. Они стояли точно так же, плечом к плечу, покрытые броней и вооруженные до зубов, снег спадал на землю плотной стеной застилая глаза. Ворон укрывал их обоих своими черными как смоль крыльями и впереди у них была тяжёлая битва, одна из многих, в которой с трудом удалось выйти победителями. В то время они и впрямь были молодыми и глупыми(конечно это только по их меркам). Да и сейчас, как думается Крафту, они ни чем не лучше себя прежних – всё так же наступают на те же грабли, каждый раз новые, другой формы, другой модели и цвета, но всё же по сути своей неизменные грабли. Разве что научились делать это более филигранно, так чтобы не расшибить лоб в кровь и не истечь ей насмерть повалившись на землю, но зато набив болезненные шишки и заработав сотрясение мозга. Филза подходит к своему старинному другу, единственному настоящему если так подумать, и кладет свою обманчиво хрупкую руку на чужое плечо, привлекая к себе внимание. Глаза у Техно сейчас кристально чистые и сосредоточеные, чище чем лазурное небо сейчас над их головами. – Техно, зачем ты идёшь за ним? – вопрос казалось бы простой для понимания, но ответ на него слишком важен именно сейчас. С Дримом они сражались бок о бок не раз, он был тем, кто лично пригласил их на свой только зародившийся Сервер, а Техно с ним был знаком уже долгие годы, был его соперником и другом. Они оба помогали расти друг другу как воины, как товарищи. Но сейчас речь вовсе ведь не об этом и Фил это знает, читает в глазах, что стыдливо опущены в пол, будто как раньше он будет по отцовски отчитывать своего нашкодившего ребёнка. Вот только Техно давным давно не его ребёнок и каким бы близким другом бы он ему не был, Фил не имеет права на то, чтобы решать что-то за него, но ему надо знать, на что они идут. – Рядом с ним я слышу тишину. – взгляд вновь гордо поднят, плечи расправлены в прямой осанке, а голос Техноблейда твёрд. Без тени сомнения на лице он смотрит в глаза Фила. Бог Крови давно принял решение, он выбрал сторону и будет стоять на ней до самого конца, надеясь лишь чтобы цена за это не была слишком высока. Что же, Фил тоже принял решение. – Тогда передавай привет ему что-ли? Фил тянет свою руку с плеча к чужим волосам, слега ероша розовую чёлку и улыбается так тепло, как только может. В уголках глаз заметны мимические морщинки, что с каждым прожитым веком становятся чуточку заметнее. Ворон безмолвно обещает не столько Техно, сколько сам себе, что в этот раз всё будет именно так, как хотят того они и никак иначе. В конце концов они не простые смертные и имеют право что-то требовать от Судьбы. Какую она назначит цену за такую дерзость – это совсем другой вопрос. Он идёт вперёд не оглядываясь назад, знает, что на чужом застывшем в удивление лице скоро расползется глупая улыбка, прямо как в детстве, когда маленького гибрида пиглина хваля гладили по лохматой макушке. Фил будет на его стороне и в этот раз, как и многие другие и не высказать словами, то, что ощущает от этого воин. Несколько быстрых шагов быстро перетекают в лёгкий бег, подошва тяжёлых зачарованных сапог проваливается глубоко под снег, но это его совсем не останавливает, даже не замедляет. Ангел вновь расправляет свои великолепные крылья в полном размахе. В небо вновь поднимается легендарный ворон, весник воли самой Богини Смерти, неся с собой знамение перемен. Правовое крыло, что когда-то сгорело в пламени города в надежде защитить себя и Уилбура, вновь потрясает взор своей силой и блеском непривычно белоснежных перьев, что так выделяются средь черных собратьев.