Отец-одиночка Лань Чжань

      Протягивая руку навстречу смерти, Лань Чжань был уже готов рухнуть вниз, как вдруг почувствовал, что его схватили за одежду чьи-то цепкие ручонки. Изумленный, он оглянулся. Сзади стоял трехлетний малыш – тот самый, которого он видел несколько недель назад. Грязный, в оборванной рубашонке, босые ножки сбиты в кровь, губки почернели.       — Богатый… братик… — едва ворочая языком, прохрипел мальчонка и повалился на Ванцзи – тот едва успел его подхватить.       Малыш был изможден настолько, что не мог более говорить. Он смотрел на заклинателя большими измученными глазенками и пытался улыбаться.       — Ничего, — совсем как Сичэнь, вдруг прошептал Ванцзи, — ничего, А-Юань, не бойся, мы сейчас полетим домой.       — К братику Вэй Ину?       — К нему, — глухо подтвердил, чувствуя, как возвращается боль. Опасаясь, что не сумеет удержаться на мече, всё же нашел в себе силы приподнять ребёнка и, положив его на плечо, донести до места, где бросил Бичэнь.       Действие эликсира проходило, очень скоро снова накроет раздирающая боль и мучительное бессилие, поэтому, осознавая риск, Ванцзи встал на меч, приказывая ему лететь как можно скорее в Облачные Глубины.       Ужас Лань Хуаня нельзя было описать – брат исчез! Первый Нефрит вышел всего на одну минуту – и вот результат! Не веря, переворошил брошенные одеяла, словно А-Чжань мог спрятаться под ними, осмотрел комнату, выскочил на задний двор. Цепочка темных пятен крови указывала, что Ванцзи шел сам. У ворот след обрывался. Как ни старался Сичэнь найти ещё хоть что-то, всё было тщетно. Выбежав за пределы хижины и сотню раз прокляв себя за свидание с Мэн Яо, принялся отчаянно ворошить густые заросли кустов. «Ванцзи!» — кричал в ночную тишину. А когда окончательно потерял надежду и, тяжело переводя дыхание, вернулся в хижину, то у порога увидел свежие следы грязных подошв. Вскрикнув от радости, едва не ломая двери, распахнул створки. На полу с посеревшим от боли лицом сидел младший брат, судорожно прижимая к груди то ли сверток, то ли ворох изорванной бумаги.       — Мой… сын… — только и сумел прошептать, прежде чем, повалившись набок, замер словно умер.       Боясь даже вздохнуть, Сичэнь тихонько приблизился, опустился на колени, осторожно разжал руки брата, вынимая из объятий маленького мальчика. Тот даже не пошевелился, когда его переместили на лежанку, и только плеск воды заставил крохотного незнакомца вздрогнуть.       — Ты, наверное, хочешь пить?       Быстренько найдя чашку, Второй Нефрит подал малышу холодный чай. Пока ребенок пил, смешно раздувая щечки, аккуратно перенес брата в постель. Осмотрев его раны, только грустно покачал головой: «Безумец!..»       Лань Чжань застонал, хватаясь побелевшими пальцами за простыню, словно откидывая от себя невидимую сущность. Хрипя, заворочался, натужно кашлянув, выплеснул изо рта кровяной сгусток и затих. Если это смерть, то Сичэнь уже ничего не сможет сделать, потому, накрыв младшего чистым покрывалом, отошел к ребёнку.       — Тебя как зовут?       Тот, жалостливо глядя на него черными глазками, молчал. Поняв, что дальнейшие расспросы бессмысленны, заклинатель решил вымыть неожиданно появившиеся «чудо», однако, заметив, как жадно малыш смотрит на оставшийся от завтрака рис, понял.       — Ты голоден? Вот возьми, у меня есть еще паровые булочки. Только сильно не налегай, а то вытошнит.       Спустя час мальчугана предсказуемо вырвало… Вынужденный теперь ухаживать за двоими, Лань Хуань не растерялся, а лишь удвоил бдительность и как следствие совсем перестал спать.       Лань Чжань находился в полузабытьи почти три месяца, за это время сильно похудел, кожа утратила свойственный ей матовый блеск и стала похожа на изношенный саван, плотно обтягивающий выступающие кости. Раз в день старший брат поил его густым буйволиным молоком, засовывая ложку в уголок рта и с силой нажимая на черенок, принуждая больного разжать зубы. Кровь уже не пачкала одежды, только мутная, зловонная лимфа собиралась в ложбинках, где когда-то были красивые мышцы – гордость Второго Нефрита.       Малыш, напротив, быстро шел на поправку, много ел, еще больше пил, и только его полная потеря памяти тревожила Сичэня. Мальчонка не мог сказать своего имени, о родителях тем более ничего не знал. На нефритовую подвеску старший выменял немного детской одежды, и вскоре приемыш мог щеголять в цветах клана Гусу Лань. Непокорные волосы впервые с рождения были помыты и расчёсаны, забраны в тугой гладкий хвостик и заколоты старым детским украшением А-Чжаня.       За время болезни брата Сичэнь вынес и продал почти всё из хижины матери, потому что обращаться к дяде считал излишним. Мэн Яо предлагал взаймы любую сумму, но и здесь он отказался. А когда настал такой день, что нечего было поставить на стол для большеротого приёмного трёхлетки, Первый Нефрит решился…       — Ночная охота? Ты пришел просить отправить тебя на несколько дней? А как же твой брат?       — Он продержится, тем более с ним мальчик.       — О каком мальчике речь? Не лги мне!       — Я не знаю, как его зовут и откуда он, но Лань Чжань признал его сыном, и ребенок живет с нами.       — Сколько ему лет?       — Думаю, около четырёх от силы. Он умный мальчик, помогал ухаживать за Ванцзи, поэтому справится.       — Сичэнь, — голос дяди смягчился. Видя отчаявшегося племянника, он протянул руку. — Ты совсем загнал себя, тебе не справиться даже с самым слабым злым духом, поэтому ни о какой охоте не может быть речи. Иди к себе, отдохни. Позволь, наконец, лекарям позаботиться о втором господине. Если погибнешь ты, разве брат выживет?       Лань Хуань и сам понимал: идти сейчас на охоту – значило неминуемо обречь себя на гибель, а то, что предлагал дядя, было наилучшим вариантом. Сломав гордость, он согласился. В тот же день Ванцзи перенесли в больничные покои. Маленький приёмыш бежал за заклинателями, крича и плача, словно провожал отца в последний путь. Чтобы успокоить, Сичэнь подарил ему миниатюрного нефритового дракончика на узкой шелковой ленточке.       — Смотри, — поглаживая по голове, проникновенно сказал, — хоть он и мал, но очень тверд, его не раздробит ни камень, ни лезвие меча. Если хочешь вновь увидеть меня и папу, ты должен быть таким, как этот дракон.

***

      Подвеска – единственное, что досталось А-Юаню от отца. В жилище для младших учеников, в комнате на двадцать кроватей он занял самое дальнее от дежурного наставника место. Три года, казавшиеся другим тремя жизнями, для него прошли незаметно. Ранний подъем, утренний туалет – талая снеговая вода зимой и ледяная из родника летом. Простой быстрый легкий завтрак, а порой всего лишь кусок чёрствого хлеба с тофу или старая лепешка. Учеба.       Юань с трудом начал говорить, но делал это крайне неохотно, потому больше налегал на чтение и письмо. Даже когда его сверстники убегали, чтобы порезвиться во дворике при школе, продолжал сидеть поджав ноги за низким столиком, развернув в руках свиток. Учителя его любили. Заметив способности к заклинательству в столь юном возрасте, не отказывались давать дополнительные уроки. А еще жалели.       На третье школьное празднование нового года, когда родители разбирали детей по домам, он единственный коротал праздничную ночь в библиотеке. Здесь и встретил главу клана Лань Цижэня. Статный мужчина в годах вошел так, словно спешил на встречу. Мальчик церемониально поклонился и, почтительно нагнув голову, хотел прошмыгнуть мимо, как вдруг его остановил строгий голос:       — А-Юань? Погоди. Я наслышан о твоих успехах в школе, что весьма похвально. Вижу, ты даже первый день нового года проводишь за учебниками.       — Благодарю главу клана за оценку моих скромных успехов.       Не зная, как поступить дальше, втянул голову в плечи и беспокойно оглянулся. В просторном зале они были одни. Лань Цижэнь сделал знак присесть на широкую скамью.       — Ты помнишь своё появление у нас? Помнишь человека, приведшего тебя в клан?       — Немного, он сильно болел и потому всё время спал.       — Хочешь его увидеть?       — Мне сказали, что это запрещено.       — Действительно… — замолчав, глава клана оперся широкими ладонями о колени, в глазах промелькнула озорная искорка. — Но, думаю, первому ученику Гусу Лань мы можем пойти на некие уступки, тем более сегодня праздничный первый день года.       Ребёнок засуетился, от волнения задрожали губы.       — У меня нет подарка! — в отчаянье воскликнул.       — Сомневаюсь, что и у Ванцзи он есть. Идем.       Глава больше не сомневался: надо всё выяснить до конца – сегодняшний день был очень кстати.       В полном одиночестве они миновали учебные корпуса, тренировочное поле, прошли мимо домиков учеников. Малыш думал повернуть в сторону хижины, но спутник покачал головой.       — Его там нет, он заточен в пещере Холодный Омут. Не спрашиваешь, за что?       — Вы сами скажете, если сочтете нужным, а чрезмерное любопытство запрещено.       — Ты еще мал, чтобы знать правду, но уже достаточно почтителен и смышлен – похвально. — Взгляд Лань Цижэня потеплел, ободряюще он погладил ребенка по макушке, перебирая пальцами гладкие, аккуратно зачесанные назад волосы. Перед ними высилась отвесная скала, коими изобиловали Облачные Глубины. — Здесь. На время я одолжу тебе налобную ленту клана, чтобы ты мог войти. — Развязав собственную ленту, глава намотал её на запястье Юаня. — Не боишься пройти через камень?       — Я боюсь того, что могу увидеть за камнем, но всё рано не отступлю.       — Тогда вперед.       Старик с мальчиком одновременно вошли в портал и вскоре очутились в полной темноте, лишь вдали маленькой звездочкой искрился холодный белый огонек. Шлепая по воде, моча в ней подолы длинных ханьфу, нежданные гости вышли к цели. Юань едва не бежал, скользя по подводным камням, рискуя упасть каждое мгновение.       Там, где горел свет, пещера расширялась в небольшой зал, посередине стоял одинокий стол, высеченный из ослепительно-белого сталагмита. Приблизившись, они заметили лежащую на нем открытую книгу с записью правил клана Гусу Лань, рядом стояла наполовину сгоревшая свеча – именно ее пламя они увидели у входа. Глава клана огляделся, неопределенно качнул головой.       — Идем дальше.       В полутьме кто-то тихо играл на гуцине, мелодия пробивалась сквозь камни, растекаясь холодными потоками в неровностях стен. Узник услышал шорох шагов и резко оборвал мелодию, положив ладони на затихающие струны.       — Кто здесь? — но вопрос не нашел ответа. Лань Цижэнь медленно вышел из полумрака. — Приветствую главу клана, — холодно произнес обитатель пещеры и, подобно мальчику, сделал попытку церемониально сложить руки для поклона.       Пришедший только отмахнулся:       — Без церемоний. — Человек застрял в полупоклоне и, опустив голову спросил о цели визита. — Сегодня первый день нового года, даже несущим наказание полагаются небольшие послабления.       — Благодарю главу клана за визит.       Решив, что дядя вряд ли просто так решил посетить его, Ванцзи ждал, что будет дальше. Трехлетнее заточение, как ни странно, сказалось на нем благотворно. Лань Чжань немного пришел в себя, научился выполнять простые движения, только худоба тела и бледный оттенок кожи выдавали в нем человека, давно не видящего солнце.       — У тебя есть просьбы?       — Нет.       — Тебя хорошо кормят? Тебя осматривает лекарь?       — Я благодарен главе клана за оказанную мне милость.       — Вот ведь заладил! Дядя я тебе, если забыл, — более не сдерживаясь, пробормотал Лань Цижэнь. — А вот кто он – ты мне должен рассказать. — Вытащив из-за спины упирающегося мальчишку, развернул лицом к племяннику. — Ну?       Взгляд Ванцзи сразу потеплел, на худых щеках обозначились ямочки. С трудом опустившись на колени, он протянул руку к малышу.       — Сын. Юань мой сын.       — Сын? Откуда? У тебя и девушки никогда не было! — дядя начал закипать, бороденка смешно задергалась. — Не лги мне!       — Он мой сын, — повторил твердо и, уже обращаясь к ребенку, продолжил тихим голосом: — Ты подрос, стал такой важный. Дядя Сичэнь хорошо о тебе заботится?       — Дядя? — удивленно протянул мальчик. — Какой дядя?       Лань Чжань поднял на главу клана потемневший взгляд.       — Где А-Хуань?       — Твой несчастный брат обрек себя на трехгодовое уединение. Ребенка передали попечителям. Не беспокойся, с ним хорошо обходятся.       — Я заметил. — Выяснив для себя всё самое важное, Ванцзи попытался неловко обнять сына. От резкого движения кровь выступила на спине, потекла по руке, закапала из рукава. Мальчик испуганно отшатнулся. Грустная понимающая усмешка исказила черты Второго Нефрита Гусу Лань. — Испугал? Не надо бояться, я не испачкаю тебя.       Устыдившись собственного порыва, Юань приблизился и осторожно потрогал отца за плечо.       — Больно?       — Терпимо.       — Я бы хотел принести тебе конфет… — и замолчал, решительно не зная, о чем еще говорить с этим незнакомым печальным господином, у которого вся ладонь была в крови. — А ты всегда будешь здесь? Я могу тебя навещать? — спросил наконец после минутного молчания.       — Это не в моей власти.       — Почему?       — Я несу заслуженное наказание, его срок мне неизвестен.       — Ты сделал что-то нехорошее?       — Да, но не стоит об этом. Если хочешь, можешь приходить к этой скале, я буду слышать твой голос и ощущать твое присутствие.       — Я приду, — твердо заявил малыш и хитро сощурился, — вот только и ты приходи.       — Договорились.       Вечером они расстались. Ванцзи еще долго смотрел вслед, даже когда исчезли в полумраке пещеры две фигуры: долговязая – старика и мелкая, шустрая – мальчика. Клан принял Вэнь Юаня, значит, ребенок не пропадет. Улыбаясь, заключенный вернулся к оставленному гуциню, и на этот раз мелодия, которую он сочинял уже несколько дней, не звучала так грустно.       Юань сдержал слово, уже на следующий день появившись возле пещеры с густым веником из веток гинкового дерева. Добросовестно подмел площадку, убрал прошлогодние листья и выпавший за ночь мелкий снег. Довольный полученным порядком, тихонько потёрся плечом о край скалы.       — Пап, я пришел!       — Я давно здесь, А-Юань. Твое дыхание неспокойное. Ты запыхался, ты бежал?       — Нет, я просто убирался, здесь столько мусора. Хочу, чтобы, когда выйдешь, тебя окружала только красота.       — Мгм, — Лань Чжань пробормотал нечто невразумительное, потому что горло перехватило от умиления.       — Мы сегодня учили заклинание от нежити, у меня почти получилось. Надо будет еще потренироваться. А еще меня похвалил учитель Лань Фэй, сказал, что мой свиток с каллиграфическими упражнениями самый лучший! Как бы я хотел показать его тебе.       — Мгм.       — А еще глупые мальчишки дразнят меня, говорят, что я сирота, — голос Юаня вдруг стал не так бодр, как минуту назад. — А глава клана запретил говорить о тебе, поэтому мне немного обидно. — И встрепенулся: — Но я всё равно счастлив!       — И я счастлив…       Едва переводя дыхание от душивших его слез, Ванцзи прижался лбом к каменной преграде, разделяющей его с сыном. Со своей стороны Юань тоже приник к холодной скале, и ему показалась, что он чувствует исходящее из глубины тепло. С того вечера их встречи стали часты. Они часами болтали на разные темы, говорили о клане, приемах фехтования, учили заклинания. Мальчик с радостью замечал, как голос отца становился с каждой встречей всё сильнее, насыщеннее, он словно впервые открыл для себя приятность общения. Отец рассказывал смешные случаи из своей жизни, перемежая их с нравоучительными истинами.       Учителя вскоре заметили частые отлучки Юаня, донесли главе.       — Не беспокойтесь, это пойдет на пользу обоим.       И всё же досужие сверстники не унимались, особенно усердствовали двое: Сяо Син и Ян Мао. Проследив, куда ходит Юань, подстерегли его на обратной дороге, выскочив из кустов, когда тот менее всего ожидал их видеть.       — Зачем ты ходишь к пещере Холодный Омут? Туда даже взрослым членам клана запрещают приближаться!       — У меня есть разрешение главы. Кроме того, заводить глупые разговоры запрещено.       — Чего? — не понял Ян Мао. — Нет такого правила!       — А ты проверь! — ничуть не смутившись, соврал Юань, с хитрой усмешкой оглядывая сомневающегося соученика.       — Да не буду я проверять! Нет – значит нет! — Друг дернул его за рукав и показал глазами на несколько книг, прижатых Юанем к груди. Ян Мао расцвел – представился случай подцепить отличника. — А читать на улице разве не запрещено? А выносить учебники за территорию школы? Думаешь, ты один выучил все три тысячи правил клана Гусу Лань?       — Это не учебники, а книжки из библиотеки! И я их не читал, а смотрел картинки!       Мальчишки, уперев руки в бока, принялись описывать круги на утоптанной дорожке, сверля противника взглядом. Ян Мао, хотя и был старше А-Юаня на четыре года, не мог совладать с собой и не задать трепку заносчивому выскочке, любимчику учителей.       — Смотрел картинки? Какие? Уверен – непристойные! А не слишком ли ты мал, чтобы интересоваться таким?       Здесь юный Вэнь Юань сделал ошибку: остановившись, протянул тяжелый фолиант с названием «Тысяча драгоценных изречений Дао» и не ожидал, что в следующее мгновение книга полетит в кусты, а сам он получит звонкую затрещину.       — За что?       — А чтоб не умничал! Откуда ты только появился, зубрила проклятый?!       — Ян Мао, не надо, — стоящий поодаль Сяо Син бросился разнимать начинающуюся драку, — он же младше! — Сдерживая товарища, схватил его за руки, прижимая локтями к себе.       От удара Юань шлёпнулся на попу, книжки рассыпались. Шмыгая носом, он молча собрал их и, повернувшись спиной, ушел.       — Пап, а она какая, моя мама? — спустя несколько месяцев общения малыш задал давно волновавший его вопрос.       Отец был в хорошем настроении, ведь сегодня сын сдал переходной экзамен по фехтованию и получил «Весьма похвально!».       — Очень красивая. И добрая. Невероятно талантливая, умная, в чем-то дерзкая.       — Почему её нет с тобой?       — Она умерла.       — А как ее звали?       — Мгм, — раздалось за каменной стеной к этому вопросу. Ванцзи оказался не готов. Смутившись, попытался найти хоть одно подходящее имя, а сын ждал, затаив дыхание. — Неважно.       — Неважно? Как звали мою мать – неважно? — недоверчиво протянул, не веря, что отец может быть так скрытен с ним.       — Теперь это не имеет значения, у тебя есть я, этого достаточно.       Чувствуя раздражение по ту сторону каменной преграды, мальчик поднялся, связывая принесенные для чтения книги, с трудом улыбнулся.       — Уже смеркается. Пожалуй, я пойду.       Десять дней Лань Чжань просидел перед магически запертой дверью. Он придумал несколько вполне правдоподобных историй, но не было слушателя, и все усилия его пропали. Он ждал еще десять дней, а потом еще десять. Если бы он мог, то побежал бы, разыскал сына, попросил прощения, и они поняли бы друг друга! Однако, вынужденный сидеть перед гладкой серой каменной поверхностью, Ванцзи только и делал, что прислушивался к звукам извне…

***

      В начале осени вся школа Гусу Лань гудела встревоженным ульем. Ученики, забыв про ежедневную зубрежку, носились как шальные, на ходу пересказывая друг другу будоражащую новость: близилось традиционное наделение лентой мальчиков, закончивших начальные классы и перешедших на второй этап обучения. В этот год набралось немного, около трех десятков юных заклинателей. Все они, отпущенные по домам для подготовки к торжеству, примеряли купленные родителями новенькие белоснежные ханьфу с узором летящих облаков.       Юань сидел в библиотеке и старался не думать, что ему единственному не достанется подарка от семьи. За прошедшие полгода он так и нашел в себе сил прийти к пещере, и не потому, что до сих пор сердился на отца.       — Лань Ванцзи пошел против клана, ранил и покалечил более тридцати адептов, сейчас отбывает наказание в пещере Холодный Омут, — на одном из уроков учитель вскользь упомянул о несчастном узнике.       — Учитель, — Ян Мао поднял руку, — разве может такое быть – желать смерти своей семье?       — К сожалению, иногда гнев затмевает рассудок и самых достойных заклинателей. Так и произошло с высокопоставленным Лань Ванцзи.       Мальчишки зашушукались, стали переглядываться, не сходя с мест. Каждый выдвигал свою версию, что могло разозлить и ввергнуть в сумасшествие гусуланца. Юань сидел опустив голову, боясь даже взглядом выдать себя.       — Учитель, а господин Лань Ванцзи принес извинения?       — Да, их принесла его спина. Молодой господин получил тридцать три удара дисциплинарного кнута. И то, что он выжил, заслуга только его брата Лань Сичэня.       — А где сейчас этот достойный господин?       — Он обрек себя на уединение вплоть до окончания наказания младшего брата.       Класс притих. Многим имя Лань Сичэнь было знакомо, от родных слышали о его подвигах как в борьбе с нечистью, так и в делах добродетели.       — Как может такое быть, что родные братья – один герой, а второй преступник? — не унимался Ян Мао. Вертясь на месте, он успевал поделиться сомнениями со всеми соседями. И вдруг смелое предположение вспышкой озарило его голову: — Юань, а ведь твоя фамилия Лань? А ну скажи, кто же из нашего клана твой отец и мать? Не ври, что не помнишь своих родителей!       Закусив губу, чтобы не разреветься от обиды, тот отвернулся к стене, делая вид, что не слышал обращенных к нему слов. Внутри всё дрожало – лишь бы они не узнали, кто его отец, лишь бы ребята не догадались!       — Лань Ванцзи достойно принял наказание, — назидательный голос спас младшего ученика, — а его раскаянье подтверждает то, с каким смирением он переносит заключение. Поэтому называть его преступником – необдуманно и весьма легкомысленно. Кроме того, это оскорбительно по отношению к одному из ваших соучеников.       И тут уже до всех дошло… Класс в едином порыве повернулся к застывшему Юаню, и тогда он, едва выговаривая слова, давясь ими будто непрожеванными комками клейкого риса, буркнул:       — Он мне не отец! Мы чужие – так сказал глава клана!       «Не отец», — раз за разом повторял про себя, а сердце всё равно болело… Время от времени он всё же приходил к пещере, но не звал отца, лишь молча, украдкой клал у серого камня цветы, иногда конфеты, словно на могилу. Хотел ли Юань, чтобы Ванцзи умер, он и сам не мог понять, как и принять то, что отец запятнал себя кровью адептов клана.       Вечерние походы к серому камню становились всё реже, и в какой-то момент Юань понял: он не нуждается в отце, в таком отце!