***
Накануне празднования победы над кланом Вэнь главы всех родов решили собраться в Гусу Лань, чтобы обсудить ход проведения праздника, который длится никак не меньше трех дней и собирает до тысячи именитых заклинателей. В ночь перед приемом знатных гостей дядя держал совет с племянниками. Оба, безупречные во всем, опустились на колени перед старшим в семье, внутренне сжавшись от плохого присутствия и с одинаковой мыслью: «Только не это!» Лань Цижэнь молчал, из-под нахмуренных бровей следя за выражением их лиц. — Много лет назад старший брат поручил мне ваше воспитание. Смею надеяться, я неплохо справился со сложной миссией. Были у нас и победы, были и промахи. — Поморщившись, говорящий бросил быстрый взгляд на Ванцзи – тот и бровью не повел, застыв безмолвным истуканом. Не добившись никакой реакции, дядя продолжил: — Осталось последнее: вы должны создать семьи и произвести на свет новое поколение благородных Ланей. Надеюсь, возражений не будет? — Будет! Я женат! — Посмертный брак не считается. Кроме того, ты вдовец. Ванцзи опустил глаза. Его умозаключения звучали смехотворно – дядя был прав. Младший глянул на безмолвного Сичэня. Старший лучше справлялся с эмоциями, его задумчивый вид более подходил к сложившейся ситуации. — Брат! — толкнул его локтем. — Чего молчишь? — А что я должен сказать? Мы оба знали, что этот день придет, потому не надо терять достоинства. — Но я не хочу. Почему надо непременно жениться? — Задай этот вопрос дяде. Поняв, что Сичэнь давно смирился, Ванцзи попытался использовать последнюю уловку. — У меня есть сын! А какой девушке будет приятно воспитывать чужого ребенка? — Сычжуй – благовоспитанный мальчик и найдет общий язык с любой из твоих избранниц. Итак, я высказал вам свою волю. А ты, Лань Чжань, прекрати истерить! Бери пример со старшего брата! — Я только этим и занимаюсь с самого рождения! — Насупившись, верховный заклинатель угрожающе засопел, потирая кончик носа. — И кого же нам в невесты выберет достопочтенный дядя? Лань Цижэнь усмехнулся: бунт младшего был подавлен в зародыше. — Я не тиран, сами решайте, какая из девушек подойдет. Три дня Гусу устраивает победные празднества, так что времени для выбора более чем достаточно. Кроме того, я осмелился намекнуть главам кланов о вашем весеннем интересе, потому съедутся самые красивые и достойные представительницы своих родов. Всю неделю Ванцзи обдумывал слова дяди, вечерами, сидя с гуцинем на коленях, грустно перебирал струны. Сычжуй старался ничем не досаждать раздражительному предку и двигался как можно тише, хотя и у него уже была тайна. Секрет лежал в неприметной коробочке… Входя в комнату, юный заклинатель каждый раз давал себе зарок непременно сказать отцу о странной вещице… Так получилось, что два дня назад учитель повёл воспитанников на прогулку за ворота, мальчики должны были посетить храм Будды в одном из горных ущелий. Довольные интересной экскурсией, юные гусуланцы разбрелись по дороге, отыскивая множество нужных вещей: камушки, живых гиккончиков, удивительные цветы, растущие на скалах. Сын Ванцзи не участвовал в поисках «сокровищ». Идя рядом с учителем, он слушал рассказ об истории этого скального кряжа и почти не смотрел по сторонам. Польщенный вниманием, Дань Хунь, его преподаватель религиозных верований, старался как можно больше заинтересовать вдумчивого мальчика. — А вот здесь проходит разлом, оставленный ещё с древних времён огненным жеребцом. Однажды странствующий Будда захотел пить, но не мог найти источника. Тогда с неба спустился огромный конь, грива которого и хвост напоминали языки пламени. Божественный посланник ударил золотым копытом в камень, и гора раскололась, исторгнув из себя прозрачный поток воды. Та вода питает все крупные ручьи Гусу, именно здесь ее истоки. — Спасибо, учитель, очень интересно. Дань Хунь улыбнулся и показал рукой на одинокого человека в ярко-оранжевом одеянии, сидящего в позе лотоса на берегу потока. — Это лучшее место для медитации. Сюда приходят монахи из самых дальних монастырей, чтобы подпитаться живительной ци. Мальчишки, найдя сей предмет более занимательным, чем обследование скал, столпясь перед странником, загоготали: — Этот монах настолько глуп, что хочет подаяния! — Неужели ему неизвестно, что по этой дороге никто уже давно не ходит? — А может, он просто слишком самонадеян? Мудрый учитель неодобрительно покачал головой. — Разве пристало адептам Гусу Лань говорить такие оскорбительные речи? Юнцы смутились, но от монаха не отошли, принялись кружить рядом, исподтишка ища возможность досадить. Молящийся не обращал на их поползновения никакого внимания, читая мантру, раскачивался, перебирая деревянные четки. — Этот монах не только глуп, но еще и неопрятен, — заметил Сяо Син. — Взгляните, какая грязная у него чаша для подаяний! Кто же захочет опустить в нее рис или сладкий пирожок? — А еще он ленив! Глядите, какая мятая у него накидка, – видно, что он сидит здесь уже очень долго и даже не двинулся ни разу! Слушая умозаключения учеников, Дань Хунь загадочно усмехался. — Он не монах! — прозвучало как полуденный гонг. Все тотчас обернулись на произнесшего эти слова Сычжуя. — Обоснуй, — тут же предложил строгий учитель. — Этот человек пришел сюда утром. Я заметил одинокие следы на дороге, они еще не стали пылью в полуденной жаре, а из монастыря монахам можно выйти только после полуденной молитвы. Странник не протянул чашу для подаяния не потому, что она нечиста, а скорее потому, что не нуждается в еде или деньгах. Первая же заповедь монаха – собирать милость везде и всегда. Он покрыл голову, спрятал лицо, его руки обмотаны старыми бинтами и кажутся руками мумии. Если бы не едва слышный голос, поющий мантру, я бы сказал что это человек, ушедший в посмертную нирвану. Мальчишки притихли, слова Сычжуя у многих вызвали недоумение – учитель, напротив, удовлетворенно кивнул. — Твои выводы верны, а логика рассуждений не имеет изъянов. И всё же, кто перед нами? — Можно я подойду поближе? — Разрешается. Отделившись от товарищей, Сычжуй приблизился к удивительному страннику, присев на корточки, вынул из-за пазухи еще теплую булочку, выданную всем ученикам в дорогу, и положил в чашу у ног незнакомца. — Простите нас за глупые неучтивые речи, мы не хотели вас обидеть. Вот хлеб, а вот вода – она свежая, я утром ее наливал. Загадочный человек замолчал, но головы не поднял. Юный заклинатель достал полную фляжку и, вытащив пробку, хотел поднести чужаку. Тот сделал предостерегающий жест, мальчик остановился. — Лань Ванцзи… Знаешь его? — Конечно! Он мой отец! — Передай… Уродливая рука, вся в струпьях, перемотанная тряпками, потянулась к Сычжую. Ребенок инстинктивно отпрянул, но сразу же, устыдившись собственной слабости, вернулся, принимая в раскрытую ладонь простую подвеску для пояса. — Отдай… Лань… Чжаню… Благодарю. Как только украшение было надежно спрятано в рукаве, незнакомец неестественно выгнулся, голова упала на грудь, и он повалился ничком, погребая под собой чашу для подаяния. Испугавшись, юный адепт попытался остановить его падение, однако с ужасом понял, что в руках осталось лишь кричаще оранжевое одеяние…Часть 15
8 июля 2023 г. в 06:53
Спустя несколько дней после торжества по случаю дня рождения сына Ванцзи решил вернуться к найденному ларцу. Отправив Сычжуя к старшему брату на целый день, вынул странный подарок из шкафчика и, поставив перед собой, внимательно осмотрел. Ящик, изначально поразивший своим весом, по всей поверхности оказался оббит тяжелым железом и скреплен заклепками. «Мечом разрубить не получится – клинок рассыплется в крошку», — сказал сам себе верховный заклинатель, так и так поворачивая найденный артефакт, рассматривая замысловатые узоры. Свастика, выбитая с четырех сторон как стилизованный рисунок движущегося солнца, была ему хорошо знакома – в клане Вэнь она присутствовала буквально везде: на стенах храмов, на мебели, на одежде адептов и даже здесь. Что же там может быть такого секретного, раз понадобились подобные ухищрения?
Ванцзи вернулся к рассматриванию крышки. «Лягушки? Зачем они здесь? Их последовательное нажатие приведет в действие механизм открывания? — Он принялся жать наугад стилизованные кнопки, но ничего не добился – ларец хранил тайну своего содержимого. — Кто может знать шифр? Почему мать не оставила подсказок? Боялась?» Поворачивая ларец, рассматривая его под разными углами, верховный заклинатель провел много времени в одиночестве, но так и не продвинулся ни на шаг. Устав от раздумий, встал, разминая затекшие мышцы, выглянул в окно и удивился: на дворе был уже вечер! «Нужно забрать сына из гостей».
В мрачных раздумьях направился к дому главы клана, как вдруг чуткое ухо уловило лягушачье пение. Ванцзи насторожился. Конечно! На территории клана есть множество озер, в коих водится бесчисленное множество лягушек. Выходит, ему надо найти то единственное верное озеро и проследить за какими-то странными лягушками? «Бред!..» Может, вспомнить, как они передвигаются? Может, шифр состоит в том, чтобы думать как лягушка и, подражая ей… «Еще больший бред! — Ударив себя в лоб раскрытой ладонью, остановился, не дойдя до жилища брата несколько шагов. — Бред бредовый! Надо вернуться к себе, чтобы привести в порядок мысли и не показаться сыну совершенно растерянным».
Пока гусуланец решал в голове сложнейшую дилемму, ноги сами повели его вглубь бамбуковых зарослей. Задумавшись, он миновал густую рощу, прошел узкой тропинкой между нагромождений скал, оставил позади полянку, заросшую синей лавандой, и очутился перед домом матери. «Может, здесь я найду ответы на вопросы?»
Как назло, в маленьком рукотворном прудике перед хижиной песни лягушек были особенно звонкими. Крошечные твари, казалось, издевались над заклинателем: «Глупец! Глупец!» В гневе Ванцзи выскочил на берег и, схватив тонкий прут, принялся бить им по воде, пытаясь распугать громогласных хористов. В голове металась одна единственная мысль: «Где страж озера? Где журавль? Почему старик не чистит воду от этих нахалок?!» И словно отвечая на его вопросы, с противоположной стороны озера показалась одинокая фигура птицы. Стоя на одной ноге, засунув голову под крыло, журавль мирно дремал, не обращая внимания на крики и удары по воде.
— Эй ты! Да! Я к тебе обращаюсь! — будучи в крайней степени раздражения, Ванцзи на время утратил привитое с детства воспитание и принялся ругаться как наемный поденщик. — Иди и сожри всех! Развел мне здесь лягушачье царство! Долго их концерты слушать?!
Журавль поднял голову, безразлично посмотрел на кричащего на берегу человека, а потом снова засунул ее под крыло.
— Вот мерзавец!
Схватив горсть мокрой земли, Лань Чжань запустил комок грязи в журавля, но в сумерках не попал и оттого еще более взъярился. Содрав с плеч верхнее одеяние, он закатал штаны до колен, вошел в воду, принялся хватать лягушек, оглушать их ударом рукояти Бичэня и бросать на берег.
— Смотри, никчемная птица! Я человек и то умею обращаться с подобными!
С влажными всхлипами лягушки падали в траву, ударялись о камни, какие-то улетели совсем далеко в кусты, а несколько приземлились на ларец, который заклинатель бросил на берегу.
Немного успокоившись, он вылез из пруда и, схватившись за голову, выругал себя за глупую выходку. Напуганные лягушки притихли, спрятавшись в осоке. Подобрав пару-тройку осклизлых тел, Ванцзи хотел было помочь им вернуться в озеро, но тут его взгляд упал на ларец. Одна из лягушек угодила точно на вырезанный из светлого дерева образ, удачно вписавшись в рисунок. Присев на корточки, Ханьгуан-цзюнь осторожно положил на оставшиеся кнопки мертвых земноводных, впрочем ничего не ожидая. Ларец оставался недвижим. Может, дело не в лягушках?
Повернув голову, гусуланец принялся смотреть на озеро, на спрятавшуюся в глубине птицу. «Этот журавль знает только меня и тебя, — вспомнились слова матери. — Не бойся, покорми его лягушкой». В детстве мать раскладывала на берегу лягушек и, смеясь, играла с птицей как с ребенком, заставляя его клевать предложенную пищу только в определенном порядке. Она и сына учила, обязывая его смотреть за журавлём и награждать длинноного каждый раз, когда тот склевывал лягушек правильно. Неужели?..
Ванцзи попытался припомнить, как лежали лягушки и какую из них журавль брал первой, но сколько бы ни старался, детские воспоминания утекали как вода сквозь пальцы. Забытое имя пернатого друга крутилось в голове, тоже ускользая: «Пу Чи?.. По Чи?.. Ти Чи?.. — проговаривал он про себя. — Ти Чэ? Да, именно!»
Выпрямившись, гусуланец крикнул так громко, чтобы было слышно на противоположной части озера:
— Ти Чэ!
Журавль поднял голову и несколько мгновений вглядывался в белую фигуру, слабо светящуюся в ночном полумраке, потом, будто раздумывая, медленно сделал шаг навстречу.
Боясь пошевелиться, заклинатель стоял не веря глазам. Живой ключ! Только он помнит, в какой последовательности надо нажать тайные рычажки! Недаром мать учила его в нужном порядке клевать лягушек, за которыми часами бродила по мелководью, ловя вертких тварей. Ванцзи немного отошел, чтобы не спугнуть старую птицу. А журавль и не думал страшиться – напротив, выйдя на берег, без раздумья ударил клювом в ларец, собирая угощение, ловко забрасывая его себе в горло.
Первый удар, второй, третий… ничего не происходило. Напрягшись, заклинатель стиснул рукоять Бичэня. Четвертый, пятый… Журавль поднял голову и внимательно посмотрел на человека.
— Благодарю, Ти Чэ.
Будто поняв эти слова, старый обитатель озера величаво зашагал обратно, а Ванцзи бросился к ларцу. К его радости, механизм сработал и крышка оказалась приоткрыта! Почти бегом он принес ларец в дом. Найдя более-менее защищённое от посторонних глаз место, зажег огненный талисман и, задержав дыхание, поднял крышку. Внутри лежал всего один предмет, накрытый алым шелком с вышитыми на нем защитными талисманами, с боков же виднелись вложенные между секретным содержимым и боковыми стенками края исписанной бумаги. Поверх кроваво-красного покрывала уместился вчетверо сложенный лист бумаги.
Не приподнимая защитный покров, Ванцзи решил прочитать послание. Осторожно развернул слегка пожелтевший лист. Тонкий изящный почерк навеял воспоминания о матери – несомненно, это письмо было от нее.
«А-Чжань, вот ты и вырос, стал юношей, хочешь жениться и потому нашел секретный ларец, который я спрятала среди свадебных даров, ведь по обычаю жених накануне торжества просматривает подарки, отправляемые избраннице. Ты вспомнил имя журавля и решил загадку с лягушками – я рада. То, что лежит под защитными заклинаниями, – подарок. Прими его и не бойся, не иди за советом к дяде, он может всё испортить. До времени, пока не решишь, как поступить, никому не говори о находке. Ты потомок господствующего рода Вэнь, и только ты можешь использовать мой дар для своего могущества и власти.
Лань Ю я убила ради тебя и твоего будущего, а не из-за ревности. К тому времени, как твой отец связался с ним, моя любовь уже обратилась в ненависть, и только она давала силы жить. Смерть учителя от моей руки была единственной возможностью разорвать связь с кланом, уйти в изгнание. С тяжелым сердцем я оставляла здесь А-Хуаня, но эта была меньшая из жертв – в будущем я планировала с ним встретиться и всё объяснить. В момент, когда я узнала о своей беременности, мысль, что и второго сына отнимут и воспитают в своих интересах, не давала мне покоя. Ночью я пробралась в дом Лань Ю, он читал книгу и слишком поздно заметил меня. Я не раздумывала. Позже, отмывая в озере окровавленные руки, не терзалась раскаянием, потому что сделала это ради тебя, будущего главы клана Вэнь.
Сын, ты теперь имеешь могущественный артефакт, чтобы сместить Вэнь Жоханя, моего брата, ведь его сила уже уменьшилась вполовину. Не скрою, я хотела вырастить тебя настоящим темным заклинателем и потому похитила из родного клана то, что сейчас лежит в ларце. Судьба распорядилась иначе, и вот я опять здесь, в холодной одинокой хижине, в ожидании твоего рождения».
Ванцзи сложил лист и долго не мог решиться приподнять алую завесу. Лишь на рассвете, проведя в раздумьях бессонную ночь, одним рывком сдернул магическую ткань. На мощнейших защитных талисманах, весь закрытый ворохом бумаги, в недрах ларца находился самый крупный кусок темного железа.
Сычжуй недоумевал, куда мог запропаститься отец. Его всю ночь не было дома, а под утро явился бледный, замкнутый, молча кивнул на вопрос, всё ли у него хорошо, и быстро ушел в кабинет.
Наскоро собрав учебные книги и свитки, мальчик отправился в школу. «У отца неприятности, но из-за упрямства он ничего не скажет, пока сам не решит проблему». Вздохнув, юный заклинатель остановился. С противоположного конца корпуса к нему направлялся Ян Мао, тот, кого он совсем не хотел повстречать, поэтому, слегка наклонив голову, постарался незаметно проскользнуть вперед и спрятаться в учебной комнате. Однако вредный соученик явно не желал отпускать его без очередной насмешки.
— Глядите-ка! Будущий глава клана заявился! Уже видишь себя на вершине власти в Гусу? — Сверкающий серебром гуань окончательно разозлил давнего соперника. — Похоже, у твоего папочки завелись деньги, раз уж он устраивает тебе праздники, дарит дорогие вещи! А ведь совсем недавно ты и пикнуть не смел, сидел в самом дальнем углу, ходил в поношенном ханьфу и ел поданный из милости рис!
Подняв глаза, Сычжуй тихо проговорил:
— Это всё в прошлом, зачем вспоминать. Смотрю, ты тоже неплохо выглядишь.
Действительно, на Ян Мао было дорогое верхнее одеяние с вышивкой из серебра, вот только гуаня недоставало – именно это обстоятельство и подогревало ненависть.
— Мой отец заработал деньги честным путем, а твой три года находился в уединении, потому что пошел против клана! Только родство с верхушкой власти обеспечило ему теплое местечко!
Выкрикнув жестокие слова, Ян Мао резко повернулся и быстро прошел в цинши.
Сычжуй, оставаясь снаружи, сжимал побледневшими пальцами учебники, кривился, пытаясь не заплакать. Мальчик никак не думал, что почти сразу его обнимут за плечи теплые руки и, наклонившись к уху, кто-то прошепчет:
— Держись, не показывай боли, презирай ее.
Это Лань Цижэнь, спешащий на урок, увидел, как старший соученик задирает внука, и поспешил на выручку.
От деда пахло жасмином, а ещё зеленым чаем… Сычжуй вдруг ощутил себя таким защищенным и оправданным, что, уткнувшись в синий халат родного человека, громко зарыдал от радости. Строгий же учитель накрыл его широким рукавом, чтобы никто не видел минуту слабости дорогого потомка…
На уроке младший Лань сидел, выпрямив до невозможности спину, упрямо смотря на доску с начертанными на ней иероглифами, а на свернутые в комочки бумажки, которые Ян Мао кидал в него, отвечал полным безразличием.