Отец-одиночка Лань Чжань

      В помещении для стрелков из лука оказалось на редкость малолюдно. Осмотревшись, Ванцзи заметил несколько соотечественников во главе с его первым помощником Ян Лином. Настроение, до этого слегка испорченное, улучшилось, и потому, улыбаясь краешком губ, он поспешил присоединиться к друзьям.       Ян Лин придирчиво осматривал традиционный гусуланский лук из белой ивы с тонкой шелковой тетивой. Заметив подходящего верховного заклинателя, широко улыбнулся, произнося:       — Замечательное утро! Ни тучки, ни ветерка. Результаты стрельб сегодня будут как никогда отличные!       — Увы, мои навыки более чем скромны, поэтому, друг, постарайся за меня.       Первый помощник окинул очаровательное начальство откровенно влюбленным взглядом, но вовремя спохватившись, принялся смущенно перебирать стрелы. Следя за его его пальцами, Ванцзи не заметил, как сзади приблизились люди клана Юньмэн Цзян, и только тихий вкрадчивый голос Цзян Чэна вернул его в настоящий момент.       — Приветствую мужа брата.       Верховный заклинатель вздрогнул, опасаясь огласки, быстро развернулся, чтобы заткнуть рот некстати болтливому «родственнику». К счастью, Ян Лин отошел осмотреть место стрелкового состязания и в комнате осталось совсем мало народа. Ощетинившись, гусуланец заурчал точно тигр на низких нотах:       — Вей Ин мертв, хватит уже тревожить его дух!       — Увы, мертв. Ради тебя он был вынужден уйти из мира живых! И где благодарность? Его любимому супругу уже не терпится прыгнуть в постель к другому?       Ванцзи побледнел, слыша оскорбительное обвинение, отвечал громким шепотом:       — Я прошу уважаемого главу клана прекратить подобные речи, они не делают ему чести!       — А где твоя честь, Лань Чжань? Или Ханьгуан-цзюнь? Или Второй Нефрит?! Молодой господин Гусу, где твоя порядочность? Не прошло и года со дня свадьбы, а ты уже осматриваешься вокруг себя похотливым взглядом?       — Не я, ты предал его!       — Это наши дела с А-Сянем, и я за них отвечу. Но сейчас ты свершаешь еще больший грех! Ты ото всех скрываешь брак, притворяясь чистым и невинным! Ты никогда не любил его!       — Любви не существует! Мертвец не встанет из могилы! — последнее, что произнес Ванцзи перед тем, как, приподняв холщовый полог, выскочить на поле для стрельбы из лука.       Разговор с Цзян Чэном разозлил до глубины души. Чтобы унять нервную дрожь, не глядя отобрал лук у одного из добровольных помощников и, выйдя на линию для стрельбы, принялся посылать стрелы одну за другой в белую с ярко-красной серединой мишень. «Вот дела…» — услышал, когда, расстреляв весь колчан, тупо уставился на результат своих усилий: ни одна из стрел не попала в алый круг, многие даже упали за мишенью.       — Второй господин сегодня не в форме! Ну разве можно быть таким раздражительным? Ваш отец никогда не позволял себе…       — Я не мой отец!       — А жаль… — Тан Сиань, удачно положив пару стрел «в яблочко», с интересом наблюдал, как борется с бешенством предмет его тайных воздыханий. — Да, жаль. А вы многое от него унаследовали – внешне! — Еще пара стрел нашла рисованую цель. Глава клана Тан многозначительно ухмыльнулся, опуская лук.       Желая возразить, Ванцзи только открыл рот, как почувствовал лопатками чью-то твердую грудь. Переведя взгляд, внутренне застонал.       — Прошу простить молодого господина Ланя, это я виноват в его проигрыше, — четко, словно и не было неприятной перепалки, вступился Цзян Чэн. — От моих жестоких слов его рука дрогнула, а потому, осознавая вину, я буду соревноваться за двоих.       Неожиданный защитник расчехлил тугой лук из оленьего рога с черными вставками озерной ивы. Выйдя на линию, хладнокровно расстрелял мишень, собрав в центре целую кучу стрел.       — Надеюсь, это веский аргумент?       Смутить Тан Сианя оказалось совсем не легким делом. Хитро усмехаясь, он указал на фиолетовое оперение посланных стрел:       — Тогда вам следовало взять белые, ведь считать результат будут по цвету оперения.       — Не беспокойтесь. — И Ванцзи вздрогнул во второй раз – к спорящим приблизился Ян Лин, неся полный колчан белых стрел. — Сейчас всё исправим.       Надувшись, Тан Сиань отошел. Первый помощник верховного заклинателя резко оттер Цзян Чэна и также метко пронзил всеми остриями стрел середку мишени. Закончив, повернулся к хозяину Лотосовой гавани.       — Не знаю, какие у вас есть претензии к моему другу, но если я могу чем-то помочь…       — Не стоит беспокойства. Лань Ванцзи отлично меня понял и, надеюсь, сделает правильные выводы.       Теперь уже Ян Лин начал закипать, в душе всколыхнулась темная аура ревности.       — На какие выводы намекает уважаемый хозяин Лотосовой гавани? — Повернувшись к любимому человеку, схватил его за руки, сильно сжимая ладони. — Почему Цзян Чэн столь категоричен? Он вам угрожает? Что ему нужно? Скажите или, клянусь, я это дело так не оставлю!       — Перестань! — вырывая кисти из жаркого чужого плена, более всех разозлился сам Ханьгуан-цзюнь. — Я плохой стрелок и теперь все это знают!       Не желая раскрытия тайного брака, попытался оттащить Ян Линя от озабоченного «родственника», но тем двоим и вся земля оказалась бы слишком мала. Яростно споря, они сошлись в словесной дуэли, не заметив, как, нежно взяв предмет спора за рукав, Тан Сиань повлек его в сторонку.       — Поистине жалкое зрелище, никакого понятия о воспитании.       Ванцзи и сам был рад удалиться, потому не противясь пошел за малознакомым господином и вскоре скрылся в густых зарослях остролиста. Мысли о том, что с минуты на минуту откроются обстоятельства посмертного брака, не давали покоя. Погруженный в собственные переживания, послушно следовал за главой клана Тан, не замечая, как его уводят всё дальше и дальше от оживленных мест…       — Вот мы и пришли. Прошу.       Скромная хижина в густом бамбуковом лесу с земляным настилом вместо крыши служила укрытием охотникам в ненастье. Увитая лесным плющом грубо сколоченная дверь и тусклые окошки с качающимися ставнями делали ее незаметной, даже в чём-то таинственной.       Занятый мыслями о недавнем скандале, Ванцзи, не ища дурных мотивов гостя, приглашающего его в подобный уголок, быстро вошёл внутрь, не осматриваясь, сел на циновку, тяжело дыша. Хитрец-попутчик плотно закрыл дверь и скрытно запер.       — Отдохните, второй господин, вы слишком напряжены. Я приготовлю вам успокаивающий чай.       Быстро кивнув в знак согласия, гусуланец окинул взглядом бедную обстановку временного жилища, состоящую из низкой кровати, стола и шкафа с лечебными составами да заживляющими мазями. Оружия, обычно хранящегося в подобных местах, не было. «Странно… впрочем, из-за праздника возможно Сичэнь распорядился».       — А вот и чай. — Тан Сиань поставил перед ним глиняную обожжённую чашку с плавающими на поверхности настоя двумя листочками мяты. — Прошу.       Не думая о плохом, Ванцзи опрокинул напиток в рот, отметив в конце лишь сладковатый привкус, столь не характерный успокоительному настою.       — Благодарю, мне лучше… но я вынужден вас… поки… — последнее слово застряло в горле, когда, теряя сознание, он повалился назад, роняя чашку, опрокидывая столик.       Сильные руки Тан Сианя подхватили и осторожно понесли на кровать.       С самого утра Сычжуем владело неизвестно откуда взявшееся чувство беспокойства. Вволю наплескавшись в холодном озере с новообретенным братом и обсыхая голышом на солнышке, он не мог отделаться от мысли, что произошло или вот-вот произойдет несчастье. Лань Цзинъи, не понимая терзаний нового приятеля, блаженно растянувшись на теплых камнях, закинул руки за голову и, закрыв глаза, вспоминал свою жизнь в клане Тан, сравнивая ее с правилами поведения в Гусу.       — Нет, у нас всё лучше! Например, с наступлением ночи никто спать не идет. Напротив, открываются лавки с едой, маленькие таверны, где в полночь можно очень даже неплохо закусить рыбой, испеченной на углях, или рисом с тушеными овощами. А еще у нас пекут замечательные пионовые пирожные. Эй, ты слушаешь меня?       Сычжуй помахал головой, отгоняя дурное предчувствие.       — Да-да, конечно.       — Ночью влюбленные юноши украшают окна домов приглянувшихся им девушек цветами, развешивают на рамах ленты и вышитые платки. Если к утру всё останется на месте, тогда и сваху засылать можно. А как у вас?       — Ну… — Сычжуй растерялся от собственной неосведомленности. — Мы стараемся не показывать чувств, особенно вот так, открыто. Это противоречит правилам. Но если возникает взаимное чувство, то будущие супруги прогуливаются в бамбуковом лесу, на границе, разделяющей мужскую и женскую половину клана. Семьи ведут обстоятельные переговоры с родственниками и главами родов, потом составляется брачный договор, обговаривается приданое.       — Как скучно, — протянул Лань Цзинъи. — По моему, здесь любовью и не пахнет, один расчет. Кстати! А ты когда-нибудь влюблялся?       Юный собеседник густо покраснел и отвернулся, стремясь побороть смущение. Приятель принял его жест за скрытность.       — Об этом неприлично говорить…       — Что тут неприличного? Вот я, например, целых три раза и все три раза получал отказ! Чуешь?! Я опять в поиске!       — Ты должен думать об учебе! Тем более, что твои навыки далеки от совершенствования.       Сняв с разогретого солнцем камня высохшее нижнее одеяние, Сычжуй принялся рывками одеваться. Внезапно объявившийся брат уже не вызывал чувства восхищения – наоборот, раздражал своей наивной игривостью и нежеланием жить по правилам. Лань Цзинъи же, вдруг почувствовав себя незаслуженно обиженным, а потому злясь на собеседника и весь клан Гусу, выдал:       — Куда нам, глупым Танам, до высокородных Ланей! Примерный сынок верховного заклинателя, не слишком заносись, твое лидерство кончено! Я в будущем стану главой Гусу и установлю здесь правила своего родного клана!       — Никогда! Дядя Сичэнь, и дедушка, и мой отец не допустят!       — Твой отец уже завтра станет мужем Тан Сианя и будет ему прислуживать в спальне! Хочешь расскажу как?       — Ну расскажи!..       Неожиданно Сычжуй получил подкрепление от того, от кого ожидал его меньше всего: Ян Мао появился из-за камней собственной персоной. Подбоченясь и выставив ногу вперед для устрашения, занозой встрял между братьями.       — Имей в виду, чужак! Любое сказанное слово, порочащее Ханьгуан-цзюня, я затолкаю тебе обратно в глотку, и никакие уставы Гусу мне не помешают. — Глаза Ян Мао сверкали, руки сжались в крепкие острые кулаки.       Лань Цзинъи пошел на попятную, заикаясь, давясь, принялся оправдываться:       — Я лишь думал… то есть… наш глава… хочет…       Не сдержавшись, сын верховного заклинателя бросился на чужака, схватил его за плечи.       — Что?! Что он хочет?! Что он имеет против отца?       — Он… лишь хочет сделать его своим…       С лица Сычжуя схлынула краска, трясущимися бледными губами он спросил напрямую:       — Когда?       — Сегодня.       — Где?       — В охотничьей хижине.       Не сговариваясь, мальчишки, бросив испуганного Лань Цзинъи, рванули напрямик к зеленым зарослям бамбука, внутреннее молясь, чтобы всё, что сказал глупец, оказалось враньем. Через камни и низкие изгороди, продираясь сквозь кустарник, сходу форсировав холодный мелкий ручей, бежали, забыв обо всем. Грязные, с ногами, испачканными в глине, исхлестанные ветками до алых царапин на щеках, одновременно выскочили на дорожку, ведущую к проклятой хижине.       — Стой! — Ян Мао схватил руку Сычжуя. — Дальше я пойду один.       — Там мой отец!       — Вот именно. Тебе только восемь лет! Рано еще…       Не дослушав, парнишка зло вырвал руку, припустив по тропинке со всех ног. Страх за отца гнал его с невероятной скоростью. Что надо этому противному старику? Почему даже Ян Мао желает помочь?       Соученик догнал его только у самой хижины: Сычжуй дергал крепко-накрепко запертую дверь и кричал имя Ванцзи.Дверь, сделанная из столетнего ясеня, не поддавалась, а лишь скрипела жалобно, пугающе.       — В окно! Я залезу в окно! Помоги!       Опустившись на четвереньки, становясь своеобразной ступенькой, Сычжуй в отчаянье был готов на всё. Ян Мао тоже. Не раздумывая, он бросился в закрытый толстой бумагой проем, пролетел внутрь хижины, готовый драться насмерть с человеком, осмелившимся причинить зло верховному заклинателю, и… застыл. То, что происходило в хижине, совсем не походило на насилие. Напротив, глава клана Тан сидел на полу в самом дальнем углу комнаты с выпученными от страха глазами и открытым ртом. С толстых губ медленно капала слюна на темное пятно, расплывшееся по груди. Мужчина дрожал всеми членами, словно кто-то невидимый тормошил его за плечи.       — Т-т-а-а-ам… — Медленно подняв руку, указал на стоящую в отдалении кровать.       Переведя взгляд, юный адепт заорал от ужаса! Полумертвый Ханьгуан-цзюнь беспомощно раскинулся на серых простынях. Изящная, но сильная левая рука свесилась с кровати, растрепанные волосы густой волной лежали по подушке. Глаза были закрыты, но с губ срывалось тяжелое дыхание, будто его придавили огромным камнем. Одежда сорвана, грудь обнажена, на шее отсвечивали недобрым алые следы поцелуев. Спящий жалобно стонал сквозь зубы, метался по кровати, пытаясь проснуться. Но даже не это испугало Мао, а то, что находилось над верховным заклинателем. Тень, плотная, черная, показавшаяся слишком огромной для маленькой хижины! Тень, имея очертания человека, льнула к обнаженному телу словно пылкий любовник, ласкала плечи, ключицы, припадала к груди. Тень обволакивала Ханьгуан-цзюня, едва не сливаясь с ним. Тень целовала его, звала:       — Лань Чжань, Лань Чжань! Что случилось? Почему я не чувствую твою любовь? Неужели ты забыл меня? Очнись! Посмотри на меня! Это же я, Вэй Ин! — Клубящаяся черная субстанция попыталась растормошить обмякшего Ванцзи, заставить проснуться. — Прошу, любимый! Вставай! Пойдем со мной! Мне так одиноко там одному!       Ян Мао понимал: надо что-то делать, но по примеру Тан Сианя мог только трястись в испуганной лихорадке, беззвучно открывая и закрывая рот. Со стуком ему на голову свалился Сычжуй! Устав ждать, когда откроют дверь, он подтащил деревянный чурбак, найденный неподалеку от хижины, и смог залезть в проломанное окно. Упав прямо на макушку недавнего врага, закричал:       — Отец!       — Отец? — переспросила тень и медленно обернулась к мальчикам. — Он твой отец? Врешь!       Невидимые пальцы сжали горло Сычжуя. Задыхаясь, ребенок замотал руками, пытаясь отпихнуть от себя наваждение. В глазах поплыли разноцветные круги, сердце бешено заколотилось.       — Как ты смеешь лгать мне?! Он тебе не отец! Он не может быть твоим отцом! — И уже обращаясь к лежащему заклинателю, совсем иным голосом, плачущим, срывающимся от душевной боли, застонал: — А-Чжань! Как же так? Он дороже меня? Его ты теперь любишь? Скажи и я убью его!       — Не смей трогать моего сына, — раздалось глухое рычание.       Глаза Ханьгуан-цзюня распахнулись, его правая рука, лежащая на груди, преодолевая магическую неподвижность, упала, высвобождая яркое сияние перламутровой платины.       Если бы призрака ударили небесным мечом, рассекающим свет и тьму, то и тогда бы он не закричал так страшно и горько! Созданное с таким трудом фантомное тело развалилось на куски, упругая струя раскаленного воздуха, перемешанная с проклятой ци, вырвалась, взлетая к потолку, вышибая крышу, поднимая ее над хижиной.       Ванцзи сел на кровати, расфокусированный взгляд беспорядочно заскользил по стенам хижины. Подняв веки, отметил разрушения потолка, сидящих под окном плачущих детей, белого трясущегося Тан Сианя.       — Вон отсюда!       Только отец произнес эти слова, к Сычжую вернулись силы, но вместо того, чтобы броситься за помощью, он пополз к кровати, всхлипывая, отчаянно воя от пережитого ужаса.       — Папа, папочка! Ты живой!       — Всё кончилось, он больше не потревожит нас. — Обняв сына, Ванцзи крепко прижал его к себе, баюкая на руках как маленького.       На подгибающихся ногах Мао вышел за дверь. Вовремя вспомнив про защитный талисман, всегда лежащий в рукаве, заклинанием поджег бумагу и, сев на теплый камень, стал ждать помощи.       Ян Лин показался буквально через несколько минут. Запыхавшись от быстрого бега, ворвался в хижину и, подобно мальчишкам, застыл на месте… Сычжуй уже не плакал. Шмыгая носом, подсоблял отцу натянуть нижнюю рубашку, расправляя складки и заворачивая белоснежное полотно вокруг торса.       — Что здесь произошло?!       Не ожидая ответа на свой вопрос, Ян Лин приблизился к кровати и принялся помогать. Слабый, податливый, верховный заклинатель так разительно отличался от своего обычного облика, что Ян Лину пришлось обходиться с ним как с беспомощным ребенком, одевая и одновременно утешая. Заметив сброшенную лобную ленту, повисшую на длинных прядях, решился вернуть ее на место.       — Нельзя! Я сам! Только я! — Сычжуй, с распухшим носом и мокрыми глазами, зажал в кулаке ленту.       — Тогда скажи, чем помочь?       — Позаботьтесь лучше о главе клана Тан, он в углу.       Сычжую не нравился взгляд, который Ян Лин бросал на голую грудь и плечи отца, не нравились руки мужчины, так сноровисто завязывающие и запахивающие верхние одежды. Какая-то чувствительная детская ревность, а может, предчувствие будущих бед шевельнулись в душе мальчика. Встав на колени за спиной родного человека, он принялся преувеличенно важно завязывать лобную ленту, поминутно съезжавшую на переносицу отца, от волнения путался в густых распущенных волосах и наконец сумел закрепить самый важный предмет.