Отец-одиночка Лань Чжань

      Смерть главы Тан наделала много шума. Спешно был созван совет кланов, на котором заклинатели всего мира решительно осудили действия Лань Цижэня, вынеся соответствующее наказание.       Лань Сичэнь явился в Гусу потерянный, бледный, с поникшей головой. Призвав младшего брата в дом дяди, с ходу выложил всё, что ему пришлось услышать и пережить на позорном сборище.       — Нас исключили на десять лет из Союза военной и мирной взаимопомощи. Теперь, что бы ни произошло, ни один клан даже пальцем не пошевелит. Кроме того, нам запретили ввозить свои товары в земли других народов, а на те, что будут поставляться в Гусу Лань, установят чудовищные цены. Брачные союзы с юношами и девушками нашего клана признаются другими семьями нежелательными.       — Полагаю, в ближайшие десять лет приглашенные ученики также не появятся… — Сичэнь страдальчески прикрыл глаза – слова дяди уязвили и без того израненное всеобщим презрением сердце. А тот продолжил, словно был ни при чём: — …как и оплата за их обучение. Наступают тяжелые времена, необходимо срочно пересмотреть все расходы и по возможности урезать их до минимума.       Молодой глава перебил:       — Но и это еще не всё. Клан Ланьлин Цзинь предложил каждому нашему заклинателю переход к ним на службу с выплатой щедрого вознаграждения, предоставлением жилья и всевозможных льгот. Я слышал разговоры по дороге сюда – многие серьезно обдумывают решение покинуть Гусу. Понимая наше бедственное положение, люди клана Су приостановили переселение. То, чего я добивался много лет, рухнуло в одночасье.       Лань Сичэнь пристально посмотрел на сидящего напротив Ванцзи, соперничавшего с ним в бледности, – никакой реакции, младший даже бровью не повел.       — Что же ты решил предпринять? — голос дяди был сух, но раскаянья в нем не слышалось.       Старший племянник горько усмехнулся:       — Ждать новых неприятностей… это всё, что нам остаётся.       — Что ж, понятно… — Принимая молчание Ванцзи за согласие, Лань Цижэнь поднялся, заложив руку за спину, отошел к окну, выглянул на улицу. Сразу два уважаемых семейства покидали клан: погрузив вещи на повозку, пытались улизнуть – по-глупому, по детски – незаметно. — Останутся только достойные.       Так ничего и не решив, главенствующая семья разошлась.       Дома Ванцзи первым делом призвал сына, чтобы сообщить хорошую новость.       — Я был у мастера Фена. Твой гуцинь готов, завтра к вечеру мы его заберем, заодно закажем еще пару для твоих брата и сестры.       — Они мне не родственники! — вдруг зло прошипел мальчик.       Отец нахмурился.       — Объяснись.       — Это было только твоё решение, меня никто не спросил, хочу ли я жить в одном доме с Янами. Так вот, пусть это и запоздало, но я скажу: не хочу! Я не хочу есть еду, приготовленную их отцом, не хочу слушать его нравоучения, не хочу быть младшим братом Мао!       — Ты кое-что забыл, — тон родного человека стал омерзительно ледяным. — Здесь нет ничего, чтобы ты заработал лично. Это мой дом, и хозяин здесь я. Если я сказал, что ты будешь слушаться Ян Линя, значит, так и будет. За непочтение к отчиму и его детям ты понесешь наказание. Будешь стоять на коленях лицом к стене всю ночь, а чтобы не заскучать, выучишь трактат о почтении к родителям. Наизусть. Завтра проверю.       Раздосадованный отчетом Сичэня о решении совета кланов, но ещё более диалогом с сыном, Ванцзи напоминал обезумевшего зверя, мечущегося в клетке, обдирающего бока о железные прутья и не замечающего боли. «Сычжуй начал показывать характер, свойственный народу Вэнь! Это надо пресечь в зародыше, иначе сын выйдет из повиновения, а тогда жди беды. Нельзя, чтобы Сычжуй стал вторым Вэнь Жоханем, но если это произойдет, видимо, придется достать ларец». Вспомнив про ларец, закопанный под полом хижины матери и хранящий пятый, самый важный соединяющий части кусок темного железа, помрачнел, ведь как обращаться со злым железом, знал только Вэй Усянь. Проклятый старейшина Илина, который ни жив и ни мертв! Тот, кто, по утверждению его брата Цзян Чэна, испытывает к Ванцзи отнюдь не дружеские чувства. Да, им надо встретиться. Ради сына, ради его будущего!       Невольно дотронувшись до шеи, вспомнил поцелуи покойника, пронзавшие точно заточенный клинок и потом не сходившие несколько дней… Что ж, он пойдет даже на это – всё лучше, чем женитьба на девке из клана Су… Интересно, как там Сичэнь привыкает к семейной жизни?       Девица Су Тау, которую верховный заклинатель даже не удосужился разглядеть на свадьбе, на самом деле представляла собой полное собрание всевозможных добродетелей, как и подобало жене главы клана. Она была хороша собой, молода, очаровательна в общении и скромна с мужем. Гостя, младшего брата супруга, приняла как родного, уставив стол всевозможными закусками и подав на гарнир белоснежный рис, сваренный на пару с каменной солью по старинному рецепту.       Ванцзи не переставал удивляться, как мило и старательно она сделала жизнь брата комфортной: войдя в его холостяцкий дом, вдохнула в него чисто женское начало. Занавеси с вышивками из цветов и птиц, причудливые цветочные композиции – ничего этого и в помине не было в аскетичном жилье Сичэня, теперь же приятные сюрпризы поджидали на каждом шагу.       Положив пару мягчайших подушек деверю под спину, Су Тау села в отдалении смешивать листья чая, нежная улыбка застыла на её губах. Ванцзи мучился вопросом, желая узнать о темном железе, но спросить напрямую не осмеливался. Невестка также не могла, согласно правилам, начать разговор первой и потому, растирая сухие листья, лишь изредка бросала выжидательные взгляды на пришедшего.       — Я слышал, клан Су весьма преуспел на пути совершенствования, — гость решил начать со стандартной фразы, не думая, куда его заведет разговор.       — Так оно и есть. — Мелодичностью голоса жена брата могла посоперничать с горными соловьями. — Однако им далеко до адептов Гусу. Многие хотели бы изучать техники нашего клана.       Ванцзи немного покоробило слово «нашего», ведь непонятно, о какой семье сейчас шла речь, но, сделав над собой усилие, согласно наклонил голову. Никаких других тем разговора в голову решительно не приходило. О чем он мог болтать с почти незнакомой девушкой? «Я не Вэй Усянь – тот нашел бы нескончаемое количество нужных слов и фраз. Так вызывающе!» В молчании выпил чай и уже хотел откланяться, как появился брат, которого задержали по дороге. Велев жене налить ему и гостю еще по одной чашке, проследил взглядом за ее белыми, с аккуратным алым маникюром, пальцами и, как только аромат напитка пропитал небольшую комнатку рядом с кухней, решительно попросил жену удалиться.       — Отдохни, дорогая, ты с утра крутишься по хозяйству.       — Забота мне в радость! Я лишь хотела угодить моему господину и уважаемому Ханьгуан-цзюню, — с готовностью отозвалась Су Тау.       Оба брата вдруг почувствовали тщательно скрываемую фальшь в ее голосе. Оба, синхронно поджав нижнюю губу, замерли и, дождавшись, когда закроется бумажная перегородка, осуждающе посмотрели друг на друга.       — Ни слова о ней, — опередив младшего, буркнул Сичэнь. — Разговор сейчас пойдет о Сычжуе, его поведение вызывает у меня тревогу.       Ванцзи напрягся, глаза сверкнули холодным непониманием.       — Что же такого сделал мой сын, что сам глава клана обеспокоен?       — Его успеваемость резко упала, дважды он не сделал домашнее задание и дерзко говорил с учителем. Кроме того, в твое отсутствие он подрался с Ян Мао!       — Подрался? Мао старше его на четыре года! Это был скорее не поединок, а банальное избиение!       — В том-то и дело! Я говорил с племянником. Наш дядя тоже пытался узнать, почему мальчик изменился. Боюсь, причина в твоем браке и здесь помочь ему можешь только ты.       — Ян Лин – идеальный отчим.       — Сычжую нужен отец! Вспомни, как совсем недавно вы вместе путешествовали, веселились на празднике. Мальчику необходимы положительные эмоции, иначе он замкнется и тогда пробиться к его душе будет значительно труднее.       — У меня есть дела поважнее, я не собираюсь потакать глупым детским капризам. Разговор окончен.       Не видя предостерегающего жеста старшего брата, Ванцзи быстро вышел наружу.       Судя по всему, предложение клана Ланьлин Цзинь к заклинателям Гусу многим пришлось по душе. Ханьгуан-цзюнь кожей ощущал скрытое осуждение, заметив, как люди сторонятся его, прячут взгляды, тихо шепчутся за спиной. Сомнения терзали таких знакомых, еще вчера таких добрых людей…       Подойдя к дому, Ванцзи остановился, услышав во дворе громкую перепалку. Спорили два детских голоса, Сычжуй нападал:       — Вчера пропал мой трактат о церемонии наделения мечом! Ты взял?       — А если и так? Что – побежишь жаловаться папочке? Ну давай, распусти сопли, поплачься! Тебе не видать хорошего меча как своего затылка! Ты больше не наследник клана и даже не старший сын верховного заклинателя! Поблажек, к которым ты привык, не будет! Получишь меч, как и все, в двенадцать. И мы еще посмотрим, какой клинок сумеет купить тебе отец.       — Никакой! — встрял голос старшей сестры Мао, а Ванцзи решил дослушать диалог до конца, прячась как вор за забором. — Благородный Ханьгуан-цзюнь перевел всё своё имущество на нашего папочку!       — Ты права, Ян Жюнь, — довольный поддержкой сестры распетушился Ян Мао, — верховные заклинатели долго не живут, вот почему эта должность так долго была вакантной. Редкий дурак согласится ежедневно рисковать жизнью ради жалких людишек! Твой отец запятнал свою честь, будучи любовником проклятого Вэй Усяня и убийцей людей родного клана! Эта должность была его единственным шансом хоть как-то оправдаться, смыть кровью отметины гнуснейшего преступления.       — Мой отец не выбирал судьбу, его поставил в верховные заклинатели старший брат!       — Всё правильно! Зачем главе рода такой смущающий родственник? Вот если бы он умер героической смертью, то уважаемый Цзэу-цзюнь мог бы смело смотреть в глаза соотечественникам.       — Мой отец не умрет!       — Еще как умрет и очень скоро! Он это знает, потому так торопится устроить твою жизнь, жалкое отродье Ланей!       — Я не отродье!       Послышался шум возни. Вбежав в калитку, Ванцзы застал драку, безобразную в своей бессмысленности.       — Сычжуй, немедленно прекрати! — Из дома уже спешил Ян Лин, схватив за шкирку обеих мальчиков, с силой растащил в разные стороны. — Ян Мао, что случилось?       — Сычжуй бросился на меня и порвал ханьфу! А еще он оцарапал мне руку!       На щеке сына Ванцзи наливался синевой громадный кровоподтек. Ян Лин нахмурил брови, так что они сошлись в одну линию.       — Ян Мао, ты ударил младшего брата по лицу? За какой проступок?       — Он своровал мою книгу!       — Неправда! — Вывернувшись из руки отчима, Сычжуй бросился к Ванцзи, прячась за его длинными рукавами. — Это была дедушкина книга, Мао стащил её! К тому же говорил, что мой отец скоро умрет!       — Понятно. Мао, иди в комнату наказаний и триста раз перепиши правила Гусу. Пока не сделаешь работу, из комнаты не выйдешь. А вы? — Ян Лин обратился к сжавшейся в углу девочке. — Почему вы, молодая особа, не вмешались, видя, что мальчишки задирают друг друга?       Ян Жюнь громко фыркнула:       — Потому что во всём виноват младший братец, он полез с кулаками на Мао! По справедливости наказание должен понести Сычжуй.       Ян Лин глянул на супруга.       — Пусть решает Ханьгуан-цзюнь.       Сестра Мао состроила недовольную рожицу. Развернувшись, медленно ушла в дом. Молча кивнув, Ванцзи увел сына к себе, там осмотрел след от удара кулаком и, принеся лекарственную мазь, смазал наливающийся синяк. Пытаясь найти в себе хоть что-то из отцовских чувств, отрывисто проговорил:       — Ты хочешь о чем-то меня спросить?       — А ты разве ответишь?       — Хм, — многозначительно протянул Ванцзи и, обняв мальчика, прижал к груди. — Отвечу, если это не повредит твоему развитию и воспитанию. Так что ты хотел спросить?       — Ничего, — прозвучало упрямо в ответ.       Сычжуй сбросил с себя белый покров отцовских одежд. Отойдя, сел в стороне.       — Учителя говорят: ты стал хуже заниматься.       — Это моё дело.       — Сычжуй, я беспокоюсь.       — О чём же? Не о том ли, что я не исполняю твои ожидания? Отлично! Ты хотел сказать «нечто» мне, но по всему выходит: я скажу «нечто» тебе. И совсем не то, что ты хочешь слышать! Я не буду играть на гуцине, я не буду фехтовать и носить эти дурацкие белые траурные одежды! Я хочу уйти из клана!       — Это всё?       Голос Ванцзи не дрогнул, хотя глаза стали почти прозрачными, словно он смотрел в иной мир, неподвластный обычным людям.       — Нет, не всё! Много раз я слышал, что ты не мой отец. Я не верил, не хотел верить, даже согласился на обряд родства крови, лишь бы все замолчали. Но потом меня стали обвинять во вранье – дескать, даже бывший глава клана замешан в нашей лжи. Сколько еще хороших людей ты испачкаешь своим молчанием? Ты не был возлюбленным старейшины Илина? Я видел, как он целовал тебя, как совсем не по-дружески обнимал, хватал за плечи! Я видел твоё немое согласие, даже когда он душил меня! И сейчас ты скажешь, что мне всё это показалось?! Тогда посмотри на мою шею – там еще остались отметины! Он убьет меня не сегодня так завтра! Он так просто переходит границу между мирами. Кто убедит меня в том, что он не сделает это снова?! Дядя Сичэнь дал тебе шанс героически умереть – почему ты ещё жив? Чтобы и дальше мучить его, дедушку, меня?       — Угу.       Сычжуй задохнулся от тихого голоса отца. Раскрасневшись, откинул потные пряди со лба, яростно вытер мокрый нос. Отец выглядел задумчивым и очень печальным. Потом сказал только одно слово:       — Действительно…       Ближе к полуночи на границе двух кланов Гусу и Не, в проклятых землях, Лань Чжань спрыгнул с меча и огляделся. Местность пустынная. Слева – каменная гряда, поросшая редким кустарником, справа – высохшее русло горной реки, усыпанное крупными камнями и галькой. Лес подступает спереди и сзади. Идеально. В ушах ещё звучали последние слова Сычжуя «Почему ты не умер?!». Впервые со дня возвращения в клан он был абсолютно уверен в своем решении, и оттого суровые черты лица смягчились, а на губах появилось слабое подобие улыбки. Он должен убить Вэй Усяня и погибнуть сам.       Вынув из рукава шкатулку, раскрыл её, достал подвеску – облачко и лотос: облачко сверху, лотос снизу, а между ними алая нить, перевитая прядью чужих волос. Теперь зажать её в руке, мысленно обратиться к покойнику…       Зажмурившись, адепт Гусу Лань мысленно попрощался с дорогими сердцу людьми, не унижаясь до слезливых расставаний, а тем более лицемерных уверений в любви. И если раньше он не хотел понимать намерений брата избавиться от него, то слова сына, выплеснутые в запале, стали долгожданным ключом, открывшим правду о его месте в клане: смерть в неравном бою с нечистью.       — Где же ты, проклятый старейшина Илина?!       Но сколько бы Лань Чжань ни призывал врага, тот не появлялся. Ничего не происходило. Очевидно, требовалось что-то ещё, о чём недоговорил хитрюга Не…       Промучившись до заката, Ванцзи вернулся к себе в самом отвратительном настроении. Найдя дом приветливо освещенным фонарями, прогретым и убранным, послушных детей, сидящих в зале и делающих домашнее задание, улыбающегося мужа, вышедшего его встречать, окончательно взъярился. Оттолкнув Ян Лина, вихрем пронесся в свой кабинет. В мокрой одежде и продрогший до костей даже не подумал переодеться. Скидывая с полок трактаты об уничтожении нечисти, стал их лихорадочно листать.       — Хм, — раздалось ближе к полуночи – супруг всё же решился нарушить его уединение, принеся сухую одежду и заваренный горячий чай. Поставив на стол чайный прибор, хотел помочь переодеться, как вдруг фарфоровый чайник полетел на пол, разбиваясь и пачкая светлую циновку горячим содержимым.       — Пошел вон!       — Лань Ванцзи, тебе необходимо согреться! Я приготовил тебе горячей воды в комнате для омовений, но если не хочешь мыться, то прошу хотя бы переодеться. — Осторожно положив нижние одежды и чистое отглаженное ханьфу подальше от злобствующего супруга, Ян Лин тихо вышел, плотно прикрыв двери.       Вполне предсказуемо ханьфу так и осталось лежать нетронутым…       Утром невыспавшийся, с синяками под глазами, взяв Сычжуя за шкирку, Ванцзи потащил его в деревню, проигнорировав занятия в школе. По пути он без разбору покупал всё, на что падал взгляд сына. Из-за чрезмерной расточительности отца им вскоре пришлось нанять двух носильщиков, которые тащили всё увеличивающиеся покупки. Ширма с цветами пионов и бабочками, фонари в виде плывущего карпа, пять отрезов белого шелка – с искрой и матово-бледные, драгоценная ваза, пара толстых циновок, сундук из розового дерева.       — Это? — Отец срывал с прилавков затейливые головные украшения, кидая их небрежно в корзину. — Или это? — Туда же отправлялись гребни из кости морского зверя вперемежку с вышитыми платками, мешочками, поясами и обувью. — Что тебе ещё надо для счастья? Говори! Куплю!       Сычжуй молчал, угрюмо семеня ногами, едва поспевая за широким шагом отца.       Вот и двор мастера Фена, который уже поджидал щедрых заказчиков, слепо щурясь на солнце.       — Уважаемый Ханьгуан-цзюнь, ваш инструмент готов. Ух ты! Вижу, вы скупили половину рынка! Что ж, надеюсь, и моя скромная работа вас не разочарует.       К вящему удивлению придирчивого мастера, Ванцзи даже не взглянул на гуцинь, так же небрежно бросил его одному из носильщиков. Отсчитав десяток золотых слитков, молча положил на стол. Мастер Фен даже рот открыл, когда знатный клиент на вопрос о замечаниях только облил его презрительным взглядом и, хлопнув дверью, вышел.       — Видать, совсем плохой денёк выдался у верховного заклинателя, — решил, почесав в затылке. — А я так старался… Эй, мальчик, может, ты меня поблагодаришь за усердие? — с надеждой на похвалу обратился к спешащему за заклинателем Сычжую.       — Тебе заплатили! — зло выкрикнул сын Ванцзи.