Deep Down

Свежий запах простыней, мягкость пляшущих теней и озорного огонька. Чужая кожа под губами ощущалась словно шелк, невзирая на мелкие шрамы. Собирая каждую капельку пота, он вел цепочку поцелуев вниз по позвоночнику. Тело под ним подрагивало от сладкой истомы, издавая тихие звуки, что тут же растворялись в пуховых подушках. – Любовь моя. Его хотелось сжать, схватить, пометить. Держать и не отпускать эту крепкую талию и объемные бедра. – Нежность моя. Он вновь покрывает поцелуями напряженную шею, заставляя любовника вздрогнуть. – Котенок... Упивается чужими стонами, когда ускоряет движения пальцев внутри, выбивая хрипцу и тут же поглощая ее поцелуями. Кусает за губу, чуть оттягивая и вновь целует так, словно оголодавший. Он всегда сводил его с ума. Своими линиями, своими движениям, своим телом. Своими кошачьими глазками, обрамленными пушистыми ресницами. Сводил с ума и острым носиком и пухлыми губами. – Дон...хочу... – Все что угодно, Хо. Нехотя отстраняется от него, медленно вытаскивая пальцы из поистине жадного нутра, и кусает за мякоть ягодицы. Пока он разрывает серебристый блистер и раскатывает тонкий латекс по жаждущей плоти, Минхо переворачивается на спину, немного сведя ноги вместе. Ох, как же Донук любил эти ноги. Как бы он хотел пометить каждый миллиметр этих мясистых бедер, но это он оставит на потом. Ночь будет долгой, и он не потратит в пустую ни минуты. Ласково проведя по коленям, старший спокойно разводит их в стороны и подтаскивает мужчину к себе. – Я хочу так. Я хочу видеть тебя. – И вот он я. Дон помогает устроится лучше, подсовывает подушку под поясницу любовника. Когда он вновь смотрит на Минхо, то не может оторвать от него взгляда. В глазах того сверкают звезды, и что-то плещется внутри. Какой-то порыв вынуждает Донука опуститься к чужому лицу и коснуться сладких губ почти что целомудренно. Сначала тихо и аккуратно, лишь постепенно увеличивая накал. Старший отвлекает, уводит чужое внимание, но младший все равно вздрагивает от прикосновения холодной смазки. Мягкие движения лепестков и языка дурманят голову. Под тихий, почти что судорожный вздох, Донук входит лишь головкой, через время выходя и повторяя вновь. Устроив бедра на своей талии, он уже входит не останавливаясь, срывая с чужого бутона яркий стон. Он ждет немного, позволяя привыкнуть, а после следует медленный толчок. Уткнувшись в местечко за ухом, что так притягательно пахло самим Минхо, Донук наращивает темп, вжимая парня в пружинистый матрас. Ли стонет громко, иногда порываясь на рык и сжимает в руках черные волосы, притягивая возлюбленного для нового поцелуя. – Дон, - толчок, – Донук! - толчок, – Дон.. Темп все возрастал, как и громкость звонкого голоса. Донук поднимается, упираясь в плечи Хо, прижимая того и не позволяя ему выгибаться. Разбитый, жаждущий, прекрасный. Казалось, он все шепчет это вслух, наблюдая за томным взглядом Минхо. Он хватает его за талию, немного приподнимая и сильнее насаживая на себя, и Хо не выдерживает, рычит утробно, впиваясь в его ладони. Он вырывает одну руку и тянет к шее, слабо ее сжимая, но хватает и этого. Чужая плоть не выдерживает напряжения и изливается белесым на рельефный живот. Глаза закатываются до бела, а рот замирает в немом крике. Донук и сам не продержится и дольше минуты, но гонится в след за своим удовольствием, отпуская горячую кожу шеи и спускаясь руками к бедрам. Сжимает их сильно, больно и до синяков, а зубами впивается в острую ключицу. Он одержим им, готов слиться с ним и стать единым целым, но пока лишь заполняет того своим семенем, не позволяя отстраниться, даже если это уже неприятно. Два тяжелых дыхания сливаются в один. Двое мужчин пытаются осознать, где они и кто они. Потихоньку нега проходит, возвращается ясность ума, и Минхо шепчет в заалевшую кожу: – Ты представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю. Теплый, по-детски ласковый поцелую куда-то в щеку. – И я люблю тебя. С Днём Рождения, Котёнок.