Mind The Gap

Суть всего в контроле. Лагос всегда был у руля, не так ли? Ткач Снов контролировал весь свой домен. Так было всегда. Ткач Снов был хозяином своих владений, но существо, называющее себя его Пророком, в последнее время все чаще терпит неудачу. Он пытается, ладно? Лагос больше не уверен, что реально, а что нет. Притворство, притворство, притворство. Он притворяется, что контролирует все, как будто он все ещё Ткач Снов, потому что это притворство не даёт ему окончательно впасть в отчаяние. Он должен держать все под контролем. Вот почему он обращает свое внимание на этот досадный дипломатический инцидент. Потому что Пророк должен вмешиваться, когда смертные не могут разобраться сами - это то, что сделал бы Ткач Снов. Тем более, все в этом инциденте упирается в Томми Иннета. Томми, Томми, Томми. Маленький Томми Аткинс. Какой странный мальчишка. (Ну, теперь он выглядит как мужчина, но смертные всегда останутся неразумными детьми, для существ вроде богов.) Лагос думает о временах, когда он сам был богом, могущественным, цельным, воспоминания туманны, но даже этого достаточно, чтобы понять одно - он любил этого странного мальчика. Из всех привязанностей Ткача Снов эта, пожалуй, была самой непонятной. Этот неуклюжий шумный ребенок с героической душой, вечно визжащий, кричащий и ломающий все, к чему он прикасается. Как Ткач Снов, так уставший от смертной суеты, мог любить эту ходячую катастрофу? Другие его привязанности имели смысл. Джордж и Сапнап были резкими, но, по крайней мере, дружелюбными и преданными. Лояльными, когда нужно, послушными, когда требуется. Было удобно подарить им обоим чуть больше власти, когда пришло время сместить Эрета с трона. ... Он короновал Джорджа, потому что это казалось правильными. Он видел ревнивые взгляды, которые Джордж бросал на трон, и помнил гневные признания, что корона на голове Эрета изначально предназначалась Дому Знаний. Поэтому, когда Эрет перестал быть нужным, Лагос посадил Джорджа на его место, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы всех удовлетворить. (Но теперь Лагос обнаруживает, что слишком часто люди остаются недовольны его марионеточным королем. И это совсем не то же самое, что было с Эретом, верно? Джордж сам по себе маленький кукловод, разыгрывающий целые схемы, которые Лагос не может понять. Потому что его упорно к этому не подпускают.) Спапнап, как капитан королевской гвардии, после воссоединения со старым другом, видимо, понял, что поддержка нового короля даёт ему право задавать вопросы, на которые Лагос не хочет отвечать. (Не знает, что ответить.) Панз был и остаётся одним из наиболее полезных его активов. Он по-человечески упрям и достаточно профессионален, чтобы не позволять личным чувствам или привередливой морали вмешиваться в его работу. Лагос понимает это, поэтому платит более чем щедро. Лагос ценит это, в отличие от других. (Панз предсказуемый вплоть до ошибок, которые он может совершить. Но это даже к лучшему.) Техноблейд тоже был предсказуемым, но в другом ключе. Предсказуемый и неизбежный, его неудержимые движения были подобны природному катаклизму. Сейчас он скрылся на маленьком заснеженном клочке земли, подаренном ему Ткачом Снов, но Лагос знает, что в его сердце все ещё достаточно злости. Он сможет подтолкнуть старого бога к действиям, если это потребуется. (Однако, лучше не переходить ему дорогу. Ткач Снов и Завет относились друг к другу как равные, но Лагос не стремиться просить о том, за что потом не сможет заплатить.) И, конечно же, за Кровью Завета всегда последует Ангел Смерти. Последует, даже если не будет одобрять его решений до конца. Однако, иррациональная привязанность Фила к Техноблейду не распространялась на его союзников и уже точно не затрагивала самого Лагоса. Ткач Снов всегда держался на болезненно - восторженном расстоянии от этого конкретного человека, и в последний раз, когда он подошёл слишком близко, ему просто свернули шею. (Лагос не знает и не хочет думать о том, что, черт возьми, было в голове Ткача Снов, когда он позволил этому случиться, но знает только одно, он сам больше никогда не приблизится к когтям Ангела. Он оставил несколько подарков для Филзы, мимоходом, пока был в Нью-Л'Манбурге, и тысяча тысяч ворон наблюдала за ним в неуютном молчании.) Лагос может понять все эти привязанности Ткача Снов. Его вложения имели смысл. Томми нет. Томми был совершенно неуправляемым. И вот он здесь, в Нью-Л'Манбурге, в этой маленькой комнате для совещаний, пытается решить проблему, которую создал Томми Иннет. Лагос уже сказал Туббо, что хочет изгнания Томми, дал несколько дней на размышления. И теперь президент Андерскор хочет торговаться. Как жаль, однако, что Лагос приложил столько усилий к возведению этих обсидиановых стен. Стен, которые стали выше в два раза с тех пор как они в последний раз разговаривали, и они оба знают - это не предел. Но если президент хочет торговаться, это нормально. Это легко объясняется смертными привязанностями. Туббо может говорить, что угодно, но Лагос понимает по его глазам, что он, как минимум, задумывался об изгнании. И с этого можно начать. (Главный вопрос заключается в том, осознает ли это сам Томми.) – Я думаю... Я думаю, президент пытается сказать, что мы готовы пойти на компромисс. Ах. Квакити тоже хочет поговорить. Он, безусловно, интересный персонаж - постоянная тень бывшего президента Шлатта, которая с удивительным рвением прилипла к новому президенту Андерскор, как настоящий паразит. (Хотя, на этот раз в нем чуть больше решительности, Лагос не может это не уважать.) – Томми вел себя хорошо, исправно исполнял свою работу и делал отчёты. Мы можем пойти на компромисс, – дипломатично говорит Квакити. – Мы можем... – Он коротко оглядывается на Туббо. – Может быть, мы можем оставить стены? И просто... – Да, – неуверенно соглашается Туббо. - Конечно, не навсегда, но... – Не навсегда, не навсегда. Томас проявит себя с хорошей стороны во время испытательного срока, и, в конечном итоге, мы все забудем об этом маленьком досадном недоразумении! Думаю, мы можем остановиться на этом. (Он буквально перебивает своего президента. Разве это не любопытно? Начинает складываться ощущение, что они с Уилбуром могут быть слеплены из одного теста.) Но у Туббо есть свое предложение. Томми остаётся на испытательный срок, и пока он длится, стены остаются на месте. Не растут, и не уменьшаются. Просто остаются, дожидаясь окончательного вердикта. ... Но только в том случае, если Томми снова не накосячит. В этом случае стены увеличатся вдвое, а сам он будет изгнан до тех пор, пока ему не исполнится 13 лет. Томми, в свойственной ему манере, естественно, решил не пускать переговоры на самотёк, высказывая свои возражения. Лагос смотрит на этого ребенка сквозь свою маску и не может не задаваться вопросом, что, черт возьми, Ткач Снов в нем нашел. (Почему простой улыбки достаточно, чтобы вывести Томми из себя настолько, что он готов взорваться.) – На самом деле, мне нравится твоя идея, – говорит Лагос Туббо, игнорируя визгливые протесты где-то на заднем фоне. – Томми остаётся на испытательном сроке в течение трёх недель. И если за это время он сделает что-нибудь плохое, стены станут выше. – Он пожимает плечами. – Если он будет вести себя как адекватный и законопослушный человек, тогда я снесу их. – Хорошо! – Туббо кивает, буквально сдуваясь от облегчения. – Это хорошие условия. На самом деле, лучшее, к чему мы могли прийти. Они даже обсудили, что будет считаться нарушением со стороны Томми - хорошая уловка, которую провернул Туббо, чтобы немного развязывать другу руки. Лагос принимает эти условия, если честно, ему, по большей части, наплевать на мелкие детали. Компромисс найден. Они составят и подпишут бумаги, а затем спокойно разойдутся. И на этом все закончится. Слава богам. Лагос уже тянется за пером, чтобы поставить свою подпись. Но именно в этот момент Томми решает открыть рот и напомнить всем, почему они вообще попали в эту передрягу. – Какого хрена? Эй, мы не закончили! – Мы закончили, Томми, – тихо говорит Туббо, хватая друга за локоть, – и теперь мы уходим. – Нам нужно снести стену! – Восклицает Томми. – Нет, мы не будем сносить стену до тех пор, пока ты на испытательном сроке! – Туббо одергивает его. – Но мы должны снести стену, – Настаивает Томми. – Никто не будет этого делать, – вздыхает Квакити. – Стены останутся, Томми, – объясняет Лагос тем самым тоном, который люди обычно берегут для особенно туповатых детей. – Если ты будешь вести себя хорошо, возможно, через три недели эти стены будут снесены. И если ты сделаешь что-то не так, они станут выше! И толще. – Нет! – Томми толкает Лагоса в грудь. — Мы, черт возьми, надули тебя! Туббо хватает друга за локоть и тянет его обратно на себя. – Прекрати сейчас же. – Томми, – сурово говорит Лагос, – мы договорились. Ты согласился. Ты подписал договор. – Ты буквально согласился на это, – устало подхватывает Туббо. – Теперь все официально. Нужно читать документы, на которые ставишь подпись. - У кого-нибудь есть эндер-сундук? - внезапно спрашивает Томми. А вот это что-то интересное. У мальчика явно есть какой-то план. Он импульсивен, но не глуп. Лагос закатывает глаза за маской и достаёт из инвентаря свою эндер-сумку, небрежно швыряя ее под ноги Томми, и тут же отводит взгляд, чтобы не заглядывать в чужое энд- пространство. – Я самый умный среди мужчин, – нахально улыбается Томми. – Я как Магнус Карлсен… кто еще умный? – Исаак Ньютон? – Устало предполагает Туббо. – Я как Ньютон, сука! – Пожалуйста, прекрати эти глупости… Томми нависает над Туббо с яркой улыбкой на губах. – Нет, Туббо, это ты глупый! Все говорят, что я сделал что-то не так, но посмотри на это. – Он поворачивается к Лагосу. – Сколько у тебя моих дисков? – Я… ни одного, – спокойно отвечает Пророк. – Наши ссоры всегда крутились вокруг этих дисков. – Сейчас один у Скеппи, а второй у Туббо, – вспоминает Лагос. Как ни странно, он хорошо помнит эти диски. Самая большая привязанность Томми. Они значили для него все – его детство, его свободу, его новую жизнь. Они были всем, что осталось у него от Уилбура Сута. – Лагос, ты… – Томми неуверенно смеется. – … ты идиот. – Он подходит к столу переговоров, отодвигая его в сторону с неожиданной легкостью. – Нам не нужна эта херня. Туббо хмурится, отступая ближе к стене, его уши беспокойно дергаются от внезапно громкого скрежета. – Томми… – Туббо, посмотри на меня, – серьезно говорит Томми. – Мне нужно, чтобы ты выслушал меня. – Он снова толкает стол, прижимая его к стене. – Все думают, что я сумасшедший, но это не так. Лагос, ты… – Томми возвращается в центр комнаты. – Ты идиот. Мальчик крутит пальцем у своего виска. - Все время ходишь как одержимый, со своим этим обсидианом… Лагос фыркает, закатывая глаза. Конечно, Томми приравнял его божественность к темной магии. Он не смог бы распознать божество, даже если бы смотрел ему в лицо – Уилбур и Филза были прямым тому доказательством. - Это все из-за тебя. – Глаза Томми мечутся по комнате. – Все думают, что я иду по стопам Уилбура, но это не так! Меня не сошлют отсюда. Туббо – мой друг. И у тебя нет ни одного моего диска. Но Лагос… - Томми делает шаг вперед. – Не так давно я заполучил кое-что твое. В электрических голубых глазах столько стальной уверенности, что Лагос начинает сомневаться в целесообразности всего этого цирка. Он невольно отступает, когда Томми делает шаг в его сторону. – Лагос, – Зовет Томми и в его голосе слышится намек на угрозу. – Ты еще помнишь свою старую лошадь? Лагос замирает. Его лошадь – точнее лошадь Ткача Снов. Верный спутник, который служил старому богу на протяжении четырех тысяч лет. Он был таким старым и наполненным магией, что сам стал наполовину божеством. (Ткач Снов плакал неделями, когда его конь умер.) – Ты помнишь? – Небрежно продолжает Томми. – Как его звали, Лагос? – Спирит, – тихо говорит Пророк. Он чувствует как ледяной холод, похожий на сильный мороз ползет по его позвоночнику. – Несколько месяцев назад! – Вскрикивает Томми. – Я отправился на черный рынок и кое-что нашел… вещь, которая так много значит для тебя. И вытащенный из энд-пространства Томми – с помощью сумки, которую дал ему Лагос – он демонстрирует светлую, все еще покрытую белым мехом, шкуру, любовно прикрепленную к черепу лошади, все еще поющую магией Ткача Снов. – Я так долго держал это при себе, – признается Томми. – Все думаю, почему ты занимаешь такое высокое положение, но при этом у тебя совсем ничего нет. – Он резко бьет Лагоса по плечу. – Но я все же нашел одну твою вещицу. Пустые глазницы Спирита, кажется, заглядывают прямо в душу Лагоса. – Теперь ты у нас на крючке. Лагос слышит журчащий шум и подходит к окну, выглядывая наружу. Туда, где собралась толпа, наблюдающая за этим позорным представлением с широко раскрытыми, осуждающими глазами. Наблюдают за Пророком Ткача Снов, на которого надевают ошейник и пинают по ребрам, как собаку, пресмыкающуюся перед своим хозяином. Тень умершего бога, которую тянут за сентиментальный поводок из кожи и костей. Гора льда, заполняющая его тело, начинает трещать. Лагос чувствует, как у него дрожат руки, когда в кабинете министров поднимается шум. Собравшиеся здесь кричат на Томми за дерзость, за святотатство этого поступка. Да, святотатство, потому что все знают эту лошадь. Все знают Спирита – священный конь Ткача Снов был более известен, чем сам Пророк. Все знают эту лошадь. Все знают, как сильно он любил эту лошадь. И они используют это знание. В благодарность за то, что он решил пойти на компромисс и позволил им решить все по-хорошему. Холод в теле Лагоса медленно, постепенно начинает переходить в тихую удушающую ярость. – Почему больше никто не рад этому? – Смущенно спрашивает Томми, как будто он действительно ожидал похвалы от других членов кабинета. – Радоваться тому, что твоя чертова эгоистичность губит нас?! – Кричит Фанди. – Что? – Это довольно безответственно, - добавляет Квакити. – Я имею в виду, ты все равно сделал его своей сучкой, но это все еще безответственно. Ты все равно сделал его своей сучкой. Лагос тяжело вздыхает. – Как…как, черт возьми… – Скажи ему, Томми, – Слышит он шипение Квакити. – Скажи ему, что он должен делать дальше. И Томми смотрит на него, как-то отстраненно и одновременно с тем пристально, ледяной взгляд прожигает сердце Лагоса, как пустой, умоляющий взгляд черепа Спирита. – Ты снесешь эти стены. Лагос молчит, пока они выводят его наружу через ожидающую толпу. – Черт возьми. – Они действительно посадили его на крючок… –… Они действительно это сделали… – СНЕСИ СТЕНЫ, СТАРИК! УНИЧТОЖЬ ИХ! Крики, насмешки, все это кажется таким ... далеким. Невесомым и холодным, проникающим под кожу, как смертоносная мягкость снежной пудры. Он слышит, как Томми ликует о своей победе. Как тщательно объясняя, что он месяцами хранил у себя этот кусок кожи, как ждал нужного момента, чтобы использовать его. Солнце начинает подниматься, когда они приближаются к стенам. – Убери их, – приказывает Томми. – Если ты этого не сделаешь, я сожгу Спирита . Лагос издает низкое, звериное рычание, сжимая кирку в дрожащих руках. Как они смеют. Как они смеют использовать такую вещь. Как они смеют надеяться, что смогут приковать его к чему-то в его собственных владениях. (И как посмел сам Пророк допустить мысль о том, что его можно приковать.) Все это сантименты. Скорбь ныне мертвого глупца, которая привязывает его ко всем этим… … безжизненным вещам. Лагос убирает инструменты обратно в инвентарь и поворачивается к толпе. – На этот раз ты действительно облажался, – спокойно говорит он Томми. Томми нервно выпрямляется. (Хорошо. Пусть нервничает.) – Эй, эй, какого черта ты остановился… – Мне поебать на Спирита, – решает Лагос. Спирит мертв. Мертв, мертв, мертв. Спирит – это мертвая, безжизненная вещь, бесполезный кусок шкуры и костей. Не означающий ничего кроме назойливой жгучей привязанности, которая душит Лагоса как гребаный поводок. И он никогда не позволит использовать что-либо как поводок против себя. – На самом деле мне наплевать на все! – Продолжает Лагос. – Теперь, возможно, кроме твоих дисков. Томми делает шаг назад. Лагос делает шаг вперед. - Твои диски волнуют меня больше, чем тебя самого, - усмехается Лагос. – Меня не волнует Спирит… Спирит был моей лошадью. Умер много лет назад. Я заполучу себе твои диски, потому что именно они дают мне власть – над тобой, над твоими друзьями и всеми, кто тебе дорог. Давай будем честны, эти пластинки тебе важнее всех, кто сейчас здесь. О. Лагос может видеть конкретный момент, в который разбивается бедное маленькое президентское сердце Туббо. (Хорошо. Пусть ломается. Пусть они все сломаются. Пусть их так называемая дружба сгорит дотла, может, тогда они, наконец-то, научатся себя вести.) – Итак, если вы не изгоните Томми из Л’Манбурга, - продолжает Лагос, повышая голос, чтобы его услышала вся шокированная толпа. – Я буду увеличивать стены до тех пор, пока они не закроют все небо. Я прикажу держать вас всех внутри, я найму охрану, которая будет патрулировать стены. Никакой торговли, никто не уйдет, никаких доспехов, иначе вас всех перережут как рыб в этой бочке! ВЫ ВСЕ УЗНАЕТЕ, ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА КТО-ТО ПЫТАЕТСЯ МНЕ УГРОЖАТЬ! Лагос делает глубокий вдох, и еще один. – Мне все равно, – решает Лагос, как будто это может стать правдой, если он повторит это еще сотню раз. – Я потерял интерес к чему-либо на этом сервере. – Неужели? – Скептически спрашивает Томми. – А что если я сожгу Спирита прямо сейчас… – СЖИГАЙ! – Кричит Лагос. – ДАВАЙ! ПРЯМО СЕЙЧАС! – Это единственное, что привязывало тебя к этому серверу, – указывает Томми, – ты блефуешь… – Я привязан к твоим дискам. Томми задыхается от возмущения. – Почему ты… почему они волнуют тебя… они мои… – Нет, Томми, это мои диски. – Точно так же, как ты посмел присвоить себе Спирита. – Я заберу их себе, помещу их в свое энд-пространство, и они будут моими. Лагос поворачивается к президенту Нью-Л’Манбурга. – Туббо. – Лагос подходит ближе, заставляя рамлина вздрогнуть. Теперь мы не так сильны, не так ли? – У тебя есть три дня. Если ты не изгонишь его через три дня, я исполню свои обещания. – Что? – Испуганно спрашивает Томми. – Что это значит? Лагос пристально смотрит на президента Туббо и призывает в руку еще один кусок обсидиана. И стены становятся выше. И выше. И выше. – Л’Манбург может быть независимым, – несмешливо говорит Лагос, когда стены затмевают небо. – Но Л’Манбург не может быть свободным.