это больно — умирать?

Между ними нет ничего странного и простуженно-ядовитого; Эймонд пытается выследить Цири после пиршества, когда все разошлись. Находит, полную одиночества, она на крыше южной башни Красного замка; взгляд врезается в лопатки. Его прикосновение к ней - словно сотнями игл насквозь, возмущение Цири разрезает удушливый воздух. - Я же сказала - никогда не подходи ко мне. Цири далеко не глупа, замечает как Эймонд сгорает в горечи недосказанных сожалений; её северная пустошь разъедает его изнутри. - Пытаешься показать выросшие клыки? - он пытается усмехнуться и задеть Цири вновь, но выходит неважно; вздергивает подбородок и смотрит в очертания мертвого ночью горизонта. - Приятно было отдаться Старку? - Пасть дракона пострашнее волчьей. Разве матушка тебе не говорила об этом в детстве? Смех и злорадство застревают в глотке, стоит Эймонду приблизиться еще ближе к ней со спины; коснуться открытой шеи, почувствовать холод её хрупких ключиц, колкого инея белоснежной кожи. Её губы касаются его в считанные секунды, просто впечатываются, моля об ответе; Эймонд целует, приоткрыв рот, перенимая инициативу. Поцелуй Цириллы поглощающий, полный скопившегося отчаяния, вспышка огня и зимний вихрь, отторжение и боль; сосуд невозможного концентрата. Эймонду передаются все эмоции, разрушающие и безжалостные, будто Цирилла пытается его сломать. /Нутро кричит - покажи; давай покажи, с чем ты живешь внутри./ Язык медленно очерчивает контур её губ, мягких и родных, пока ладонь Цири ласкает его скулу, проходится по повязке, снимая её. Для Цири он всё так же безбожно красив, кожа словно холодный мрамор - идеальна, даже шрам не портит его. Лишь дополняет. Она чувствует как под пальцами пылает огонь, даже сквозь одежду. Пекло. Они соприкасаются лбами в попытке отдышаться; Эймонду хочется расспросить как она выжила в северных тисках, да и выжила ли вообще. Его Цирилла - зубастый дракон, дремлющий в объятиях морозного бурана, едва ли ему удастся отогреть её. Только сжечь. Таргариены те еще безумцы. Касание губ, ещё; попытки насытиться друг другом, пальцы надавливают на её подбородок, язык Эймонда умело пробирается в её рот, ласкает. Цири нравится быть в его руках, быть его. Хотя бы так, хотя бы на несколько жалких минут. Чтобы потом месяцами зализывать раны и вновь забывать его, сжигать в языках драконьего пламени. Меж позвонков сквозит немая боль с примесью утраты; Винтерфелл вновь заберет Цириллу в свои объятия, а верные прихвостни донесут деснице где и с кем коротает время молодой принц. - От девчонки давно пора было избавиться, - чеканит Отто, заведенный всегда на один манер. - Когда пламя захлестнет железный трон, мы должны действовать быстро. Бастарды умирают первыми. - Как бы я не ненавидела её, я - мать, я... - Алисента растерянно прячет лицо в ладонях. - Я не могу. - Можешь. Твои дети крутятся вокруг неё как послушные щенки, а придет время и эта девчонка-бастард поведет весь Север поклониться Рейнире, ты же это понимаешь, - Хайтауэр нервно расхаживает по своим покоям в попытках вразумить дочь. - Старка тоже придется пустить в расход, а с его недалеким наследником Севера мы уже сумеем договориться. - Ты уверен? Как нам это сделать, ведь Визерис может заподозрить меня, Деймон и Рейнира сейчас в замке. - Тем будет проще для нас. Несчастный случай, дорогая... Огонь не щадит никого. Южная башня окутана тьмой; губы саднит от поцелуев Эймонда - легкие её не знают ничего, кроме борьбы за очередной глоток воздуха. Сдаются оба, плененные и опустошенные собственными чувствами. - Ты же понимаешь, что мы обречены, - Цирилла намеренно делает шаг назад, пытаясь унять гулко бьющееся сердце; ей нельзя, непозволительно, потому что её разобьет вдребезги. И месиво внутри настигнет нового пика адской боли, куда более невыносимой и несдержанной. - Едва ли твоя рука дрогнет, брат, когда будет оглашен мой приговор. Когда моя жизнь целиком будет в руках твоей матери. Эймонд понимает слишком отчетливо о приближающейся буре, что война за трон после смерти Визериса неизбежна; внутренности сжимаются. - Я не... Седьмое Пекло, Цири. Кровь стынет в жилах от обнаженной правды. - Думаешь я настолько глупа, что не знаю очевидный исход? Зеленые придут за чёрными, а значит и за мной. Она могла бы поочерёдно быть с каждым из братьев и не выбирать. Но намеренно проводит черту, оставляя треснувшую пропасть разрастаться между ними с Эймондом с новой силой. - Раз так, то ты тоже не будешь в этот момент колебаться в решении и убьешь меня, если я встану на твоем пути. А я встану, Цирилла, потому что Рейнира и черные придут за Эйгоном. Придут за истинным королем. Эймонд не скрывает, злится; ладони сжимаются в кулаки, жевалки на лице ходят ходуном. Замечает, как не его Цирилла обрастает вновь броней, коркой льда. - Наличие члена между ног не делает нашего брата истинным наследником железного трона, - ощетинившись, бросает сквозь зубы Цирилла. Хочется сделать ему ещё больнее; к разъяренному дракону не подступиться. - Наш удел, дорогая сестра - убивать и умирать, пока мы в расцвете сил. Цирилла знает: его Вхагар с удовольствием раскроет для неё свою пасть. Последний ужин проходит в почти гробовом молчании, Визерис оставляет свои бесконечные попытки примерить семью; подводит здоровье. Для "зеленых" - последняя возможность привести задуманный механизм в разрушительное действие. Для Эймонда и Эйгона - последний шанс видеть Цири на расстоянии вытянутой руки. Близко и далеко одновременно. Цирилле в покои доставляют сундук с двумя драконьими яйцами; Алисента была уж слишком убедительной, намекая королю на подарок для "их" дочери. - Придайте их пламени, принцесса, приказ короля, - сир Коль удаляется из покоев под пьяный храп Старка, спящего на кровати; Цири сидит неподвижно. Она разводит огонь в большом камине, баюкает драконьи яйца словно детей, что-то нашептывая на валирийском. Взгляд гипнотически скользит по переливающейся чешуе, пока пламя ласкает несозревших чудовищ её рода. Цирилла отчего-то вновь чувствует себя жалкой, дефектной. Потому что все еще не познала крылатых демонов, не познала прелесть полетов и сумасшедшей власти. Но слова Деймона снова и снова стучат набатом в голове: ты от крови Таргариенов. - Говорят, что мы особенные. Что мы Боги, - Цири сидит перед камином в легком платье, плавно раскачиваясь; пламя обдает жаром, но она как завороженная тянет руки к раскаленным драконьим яйцам. Жмурится; на ладонях не остается ожогов. Потрясенная, Цирилла сбегает по ступеням южной башни; через коридоры, скрытые от взглядов стражи, прямиком в винный погреб; кубок наполняется дорнийским, опаляет пересохшее горло. - Тебе всегда были присущи ночные вылазки, будь то Шелковая улица или этот погреб, - Деймон просачивается сквозь темноту, пока его присутствие не стает совсем явным; слова застревают в глотке Цири. - А ты всё так же незаметно подкрадываешься, дядя, - упивается его видом; надменно-манерный, слегка выпивший и с взъерошенной платиной длинных волос. Её персональное уничтожение. До щелчка. - Может уже выскажешь мне всё, что копила внутри себя все эти годы? Вместо того, чтобы метать в меня искры, ну или - он кивает головой на клинок, спрятанный в ножнах. - Молча прирежь меня. - Ты никогда не смотрел в мою сторону, - горько усмехается Цири, вытирая рукавом губы от остатков вина. - Рейнира всегда была для тебя лучшей партией. Деймон отчетливо чувствует её обиду, тянущуюся еще с детства: у Цири нервно подрагивает нижняя губа и глаза хаотично бегают из стороны в сторону, лишь бы не замечать его. - Ты же помнишь, как меня вышвырнули из замка? Ну же, Цири, ты стояла у самых ворот, когда меня волокли вон из замка за то, что я совратил твою сестру. Визерис точно бы отдал мою голову на отсечение, посягни я и на вторую его дочь, - он усмехается, сокращая расстояние между ними; становится душно. - Я замечал, как ты смотришь на меня. Всякий раз. Но как правило, детские чувства не всегда перерастают в любовь. Я дал тебе время. Впервые за все время они открыто выстраивают диалог, только обоим от этого не легче. - Пекло, дядя, - Цири хочется истошно выть от душащей несправедливости. - Где ты был, когда я так нуждалась в тебе? Когда Хайтауэры отрывали от меня по куску. Когда меня запирали в покоях, когда меня секли плетью за ночную прогулку, где ты был? Деймону впервые хочется спросить, какого цвета её боль. Маниакально черная, ноющая и изможденная, он чувствует вкус. - Тебя не было, пока сука-королева наседала на отца, пробивая своим золотым мальчикам дорогу к железному трону, - голос срывается и дрожит, как и вся Цирилла целиком; внутри бушует пламя. - Где был ты, Деймон, когда меня швырнули к ногам Старка? Когда отдали меня Северу? Трахал мою сестру, заделывая наследников Драконьего Камня? Цирилла столько времени ждала, когда оскалится ему, когда выгнется и покажет свой истинный нрав; - Ты не ждешь от меня оправданий, а сожалений у меня для тебя нет, - холодно и почти отстраненно произносит Деймон. - Величие — всегда бремя, монета с двумя сторонами. Скажи... Принц обходит её по кругу медленными шагами, внутри вен лопается кислород; его голос отталкивается от стен, становясь громче. - Кем ты станешь, если я докажу, что всё во что ты верила и всё, что ты чувствовала - это ничто? Захочешь ли ты принадлежать мне после всего, что я тебе покажу, Цири? Ты так нуждающе хватаешься за меня, но я не спасаю. Разве еще не понятно? За это ты готова продать душу? Он видит её всю насквозь, покалеченное нутро и израненную душу; касается щеки, но она уворачивается - внутри Цирилла полна шрамов, едва ли в ней остается еще что-то живое. Но всё же остается, раз она с остервенелым отчаянием сейчас цепляется за него. Её трясет, словно в лихорадке. Глаза кровожадно горят заретушёванной оправданиями ненавистью к Деймону. - Сколько я ненавидела тебя, Боги, бежала как можно дальше, выжигала из сердца, хоронила заживо, - Цирилла вытирает слёзы, истерически смеясь. - Прошлого не изменить. Голос звенит от ярости и унижения. - Посмотри на меня, - приказывает. - Смотри. Цирилла впервые видит, как он раздевается; для неё, состоящий из раздробленных костей и плоти, обнаженный по пояс. Алебастровая кожа, поглощенная полумраком, сияет шрамами и рубцами. Костяшки его пальцев, кажется, сбиты пожизненно. Дракон. У Цириллы лишь острое желание уткнуться носом в литые мышцы, раствориться в нем. Вглядывается в лиловую радужку его зрачков, что бередят сознание, выворачивая ей душу. На излом. Он подходит почти вплотную, высокий и статный, способный закрыть её от всего безжалостного мира; - Из всего, что ты сейчас ощущаешь, Цири, сможешь ли ты отделить любовь от ненависти, похоть от желания обладать? - внимательно следит за её меняющимся выражением лица, подцепляя пальцами подбородок. - Что остается тогда? Низкий голос Деймона звучит более властно; он проводит большим пальцем по нижней губе Цириллы, заставляя подчиниться. Мурашки по её коже бегут совсем не от страха. - Чувствуешь ли ты сейчас свою детскую влюбленность и трепет? Едва ли, - Порочный принц в шутку морщится, покачивая головой. - Здесь, - он бесцеремонно кладет руку между её грудей, слегка надавливая. - Злость и кипящая ненависть. Цирилла едва ли может пошевелиться; Деймон подобно дракону гипнотизирует её сознание. Ладонь движется ниже, спускаясь к животу. - Здесь - дикое желание, что сворачивается жаркой истомой в тугой узел, - он облизывает пересохшие губы, Цири не может не заметить его потемневших от возбуждения глаз. - Пожалуйста, дядя, - хребет нещадно ломится от каждой его близости; руки тянутся к его телу, плечам. Деймон ухмыляется, ему интересен вкус её кожи и холодного пота, жар её драконьего желания. Пекло. - Хайтауэры устроят тебе позорное шествие по улицам города, и это меньшее из всех зол, - от его ядовито-доброй ухмылки сводит скулы; издевается. - Рейнира скормит тебя Сираксу, а отец сотрет твоё имя из династии Таргариенов. Ты так сильно хочешь этого, племянница? Ей так хочется выскрести его ногтями из-под кожи, растоптать вырванное с корнем сердце прямо перед ним; не в силах. Ярость спускается ниже, плещется в районе солнечного сплетения. - Просто научи меня жить, - девичий крик сменяется звериным рыком; драконьим. Деймон склоняется ниже, отодвигая светлые пряди у лица, касаясь губами мочки уха; слышен только стук сердца, раскачивающего реберные прутья. Сейчас Цирилла - не та крохотная и хрупкая девчонка; сейчас она приспособленная к жестокости этого мира, плечом к плечу стоящая рядом с ним. - Я всегда говорил, что ты чистой валирийской крови. Твое место во дворце, а не в крепости. Мир рушится за их спинами.