Прошло три дня. Антон сбегает каждый день, кажется, и воспитательнице уже все равно, ведь главное — он возвращается живой и невредимый.
Каждый день он воровал, но не все так гладко. Шастун за эти три дня не принес ничего, а еще вчера его поймали, и даже повредили руку, и потом еще Даня добавил. Но Антон изо всех сил старался держать планку и приносить хоть что-то, но, увы, это не получалось.
Еще Антон думал о том мужчине, которого встретил. Честно, он его возненавидел, ну потому что этот «невинный» ребенок из-за него чуть не задохнулся, так еще и от старших ребят получить мог, но, к счастью, старших он не встретил. Кстати о них, давно Антон не встречал их, и это ему ой как не нравилось. А вообще тот случай Антона не очень-то и зацепил. Нет, ну он так-то этим делом каждый день занимается.
И вот наступил следующий день. Шастун просыпается и должен идти на завтрак, но не тут-то было.
— Ой, Антошка, ты, что ли? Давно я тебя не встречал. — да, это был Даня. И именно этого Шастун боялся, ведь за три дня он ничего ему не дал.
Младший отошел в сторону и забился в угол.
— Антошка, а что так? Тебя что-то не слышно, не видно. Где пропадаешь?
Шастун молчит. Ему страшно. Он ведь совсем ребенок, но он уже боится громких звуков, боится боли и шарахается, когда кто-то поднимает резко руку. А ему всего лишь семь лет…
— Ну чего же ты молчишь? А, я понял! — протянул старший. А младшему стало от этих слов еще страшнее. Что он понял?..
— Мы же с тобой аж три дня не виделись! У тебя наверное что-то есть. — Даня улыбается, и это выглядит так отвратительно, что хочется плакать, хотя Шастун уже очень близко к этому.
— Эй, есть же? — Антон молчит, ему страшно, он знает, что дальше будет. — Отвечай! — тут нервы старшего сдают, и он замахивается.
— Н-не трогай. — наконец подает голос младший.
— Ну так отвечай! — Даня злой, и это плохо, очень плохо.
— И-извини, у меня н-ничего нету. — извиняется мальчик.
— Что?! То есть ты хочешь сказать, что тебя не было три дня и ты ничего не украл?! — кричит Даня.
— Д-да…
Тут в коридор заходит воспитательница.
— Шастун, Крамаренко! Что тут происходит? А ну марш на завтрак!
Воспитательница пошла в столовую, а Даня резко схватил Антона за больную руку, Шастун болезненно зашипел, а старший вел его в туалет.
— Пойдем, пойдем. Сейчас я тебе покажу.
— Д-дань, отпусти, пожалуйста, руку, мне б… — но, к сожалению, договорить ему не дали.
— Заткнись! — крикнул Крамаренко.
Они заходят в туалет, Даня приподнимает младшего и кидает его на подоконник, как какую-то ненужную вещь.
— А теперь ты будешь объясняться, Шастун. Какого хера ты ничего не спиздил?
Но ведь Антон — еще совсем маленький ребенок, и он не понимает, что значат второе и последнее слова. Мальчик слышал их много раз, но никогда не понимал значение. Поэтому малыш только хлопает уже слезящимися глазками. Даня, видимо, это понимает и объясняет уже по-другому.
— Да что ж ты какой тупой? — Даня заново замахивается и бьет ребенка по щеке, младший хватается за нее, и уже по другой щеке скатывается первая слезинка. — Слушай, Антон, а, может, ты меня обманываешь? Может, за тупого держишь? — всё никак не унимался старший.
— Нет, у м-меня правда ничего н-нет. — говорит ребенок.
— Хорошо, я тебе поверю. Но сегодня ты идешь и обязательно что-то приносишь. Повторяю еще раз для тупых, а это ты, напоминаю, о-бя-за-тель-но. — по слогам произносит старший. — Ты меня понял?
— Д-да, понял. — очередной всхлип слышится от Антона.
— Господи, Шастун, ну что ты разревелся? Ты что, девочка? Ха-ха-ха, Антон — девочка! — Даня подумал, что это подходящее время поиздеваться над младшим. Хотя у него всегда подходящее время издеваться над ним.
— Н-не правда!.. Я не девочка! И вообще… вообще… — младший не может подобрать слова, потому что если он скажет что-то неправильно — то его ударят, а ему этого не хотелось.
— Ну? Ну что вообще? Что ты мне сделаешь? Ты — жалкий мелкий уродец!
— Да отстань ты от меня! Что ты от меня хочешь?! Что я тебе такого сделал? — тут нервы малыша уже не выдерживают, и мальчик не хочет думать о последствиях,
а зря…
В следующую секунду Даня замахнулся и ударил Антона прямо в глаз. Мальчик сразу же схватился за место, в которое ударили, и заплакал. В этот раз боль переигрывала обиду, ну не научился еще маленький ребенок не плакать от боли. И мальчик будет думать потом, почему именно с ним это происходит и чем он это заслужил.
— Если ты еще раз как-то тявкнешь на меня — то будет хуже. Я предупредил. — это были последние слова Дани перед тем, как выйти из туалета.
А младший просидел еще так минуты четыре, поплакал, но потом вспомнил, что надо на завтрак, иначе ему и за это еще достанется, только теперь от воспитательницы.
Мальчик встал с подоконника и решил умыться. Антон посмотрел на себя в зеркало, результат его не очень обрадовал: кожа под глазом начала потихоньку синеть, а боль только увеличиваться.
***
— О Шастун, явился! Ты где был? Завтрак уже почти закончился, давай бегом есть!
— Да, уже иду. — тихо отозвался мальчик.
— В глаза смотри, когда со взрослыми разговариваешь! — ну а мальчику ничего не остаётся делать, как поднять на нее взгляд. — Господи! Шастун, что у тебя с лицом?! — ну вот, а он ведь так и знал, что именно такая реакция будет.
— С лестницы упал… — да, он гений, ничего умнее придумать не мог, вернее, это не он передумал, ему так говорили говорить.
— Ой, Боже, кому ты втираешь? Что с тобой случилось?
— Всё со мной нормально, пропустите, пожалуйста. — Шастун проходит мимо воспитательницы и садится за стол.
— Ага, больше по улицам шастай… — говорит уже тише воспитательница.
Антон садится за стол и, о нет. На завтрак сегодня рисовая каша с молоком, а у Шастуна аллергия на рис. Поэтому он решает просто выпить молоко, но и это ему не дают сделать.
— Антон, почему ты еще тут? — над ухом раздаётся злой шепот, который мальчик может узнать из тысячи, это Даня…
— Ну так завтрак же, а т-ты почему тут? — Антону снова страшно, но он надеется, что бить его при всех не будут.
— Во-первых, тебя не должно е… волновать, во-вторых, я же прекрасно знаю, что у тебя аллергия на рис. А мы же утром поговорили с тобой, и ты даже сказал, что понял. Ну я же помню, что ты тупой, поэтому говорю для тебя — это самый лучший, чтобы свалить. А еще если ты ничего не принесешь, то ты и правда упадешь с лестницы. — улыбнулся старший.
— Хорошо, я тогда пошел. — Шастун тихонечко встает со стула и выдвигается в сторону комнаты.
— Ну иди, Антошка, иди. Надеюсь, ты помнишь наш уговор. — Крамаренко добавил это тихо, но младший всё услышал.
***
Антон устал. Он ходит по городу уже четвертый час, а еще ему страшно, что его начнут искать, но этого, скорее всего, не случится.
Мальчик подходит к какому-то подъезду и садится на лавочку. У него болит рука, а с сегодняшнего утра еще и глаз. У Антона начинают литься горячие слёзы. Почему? А потому что Антон устал, ему страшно, опять страшно, и от этого плохо. Он уже просто не вывозит, ну вот чем он заслужил такую жизнь?
Малыш сидит на скамейке, положив руки на коленки и уронив на них голову, а по щекам продолжают течь слёзки.
И тут из подъезда кто-то выходит, ребенок не обратил на это особого внимания, а лучше бы обратил.
А вышел тот самый мужчина, тот самый высокий брюнет, но уже без батончика и без торчащего кошелька в кармане.
Мужчина сразу замечает ребенка, который явно не в лучшем состоянии, и решает ему помочь. Арсений подходит к лавочке и садится на корточки.
— Эй, малыш, почему плачешь? — спрашивает брюнет, он ведь еще не знает, кто это.
А вот Антон уже увидел. Его накрывает новая волна страха, он забывает про все свои проблемы: про воспитательницу, про детский дом и про самую главную — про Даню. Сейчас он понимает, что убежать не удастся, он еще тогда понял, что мужчина быстро бегает, а сейчас он уже на грани истерики.
— Зайка, посмотри на меня. — Арсений протягивает руку и нежно касается подбородка мальчика, а затем поднимает его, тем самым вынуждая смотреть в глаза. — Ты чего п… — договорить старшему не удается, ибо у него пропал дар речи. Это он. Тот самый мальчишка, который хотел украсть у него кошелек.
—
Ты?! 
