Oblivion

Дазай обозначил определённый срок: двадцать четыре часа. Это означало раннее засыпание ночью после прихода домой, и оно было не таким, как Чуя ожидал. С неповторимо самодовольным видом он отпинал наглого ангела при попытке занять большую часть кровати и сместил без угрызения совести на пол, где тот мгновенно вырубился. Смотрел на эту картину охеревшими глазами около пяти минут, забив большой и огромный: желание спать так же быстро одолело. И наверняка знал сценарий утреннего подъёма. — Солнце ясное освещает мир! — Завали ебальник, Господи! — стонет в подушку, закидывая ногу поверх одеяла. — Который час? — Восемь минут девятого. И не упоминай имя Го— — Чего? — вскакивает, споткнувшись о скомканную одежду и через боль добираясь до телефона. — Ты.. Ты будильник выключил.. Осаму! — Школа школой, но у нас полно дел сегодня, ты обещал показать крутые места и в принципе провести со мной время, забыл? — наклоняет голову в бок. Чуя матерится и ложится обратно, отворачиваясь к стене. — Хуёвый из тебя воспитатель. Морали не читаешь, так ещё и помогаешь учёбу прогуливать, я в шоке. — Воспитатель? Ты что-то перепутал. Тело – весьма тяжёлое, важно отметить, – падает сверху и его органы всмятку от неготовности к аду на земле в виде гиперактивного Осаму. Нет, он счастлив, есть возможность весело провести время с чудесным другом, сводить его куда-нибудь, где он сможет узнать о прелестях земной жизни, попробовать вкусную еду, но настроение само за себя говорит: спать и спать. Хоть в лучах солнца, хоть без них – по барабану. — Слезь с меня, конь. — А ты встанешь? — Нет! — рычит, прячась под одеяло. — Отсохни. — У нас мало времени, забыл? — тыкает двумя указательными пальцами прямо по голове, выбешивая сильнее. — Вставай, вставай, вставай. Аж глаз задёргался, вот до чего ненормальные доводят. Успокоительными скоро побежит закупаться, приготовится к будущим проделкам. — Вставай! — Осаму, сука! — поднимается, заваливая его на постель спиной вниз и еле открывая веки. — Я не выспался, ясно? Мне как минимум нужно.. Секунду. Это был не сон. Да, не сон, у него в комнате парень. Красивый, милый, сексуальный. Да простит Бог за последние слова, лучше бы не думал. Никогда. — Надо же, — шепчет, сжимая чужой нос и уворачиваясь от рук, что норовились ударить по лицу. — До сих пор поверить не могу. — Оставь мой нос в покое! — И частенько на миссиях вы под конец строите из себя обычных людей? — Всё не так! — бедняжка хнычет, оскорблённый поражением, силы-то неравные. — Тогда зачем ты так сделал, а? — хмурится, замахиваясь кулаком над лицом. От того, как парень сжался под ним и зажмурился, не выдержал и рассмеялся. — Да не бью я тебя, совсем поехал? Просто не понимаю намерения. Нам ведь нет смысла сближаться. — Да, но ты же хотел, наверняка хотел один день провести со мной, пока я нормальный. С чего Осаму взял, что обычно он не нормальный? Для ангела хороший. Слегка чокнутый, конечно, но у всех свои недостатки, Чуе до ангела вообще, как до луны. Естественно, знакома цель менять себя во благо остальным, у каждого своя жизнь и в его жизни стать другим – необходимо. Прошло определённое количество дней, потрёпанно много нервов, а кому-то результат неинтересен, обесценивают способности. Сразу про отца подумал, он где? На работе пропадает, где ещё. Только придираться и умеет, аж бесит. Что за запоздалый "переходный возраст"? Короче, Дазай крут, осмелился рискнуть неясно чем и повеселиться, как в последний раз. Ладно, без "как", в дальнейшем вернётся рутина, а он уйдёт. Туда, к себе, его голос превратится в пение дождя, станет беззаботным ветром, а потом вернётся сюда, к какой-нибудь неблагодарной суке. Уже ненавидит каждого, с кем придётся делить своего ангела. И какая разница, где сейчас эти люди? Пусть у них и хуже всё в жизни, Чуе так похуй. — Ладно, дылда, — поднимается с временной жертвы и громко зевает, подходя к окну. — Солнце ёбнутое какое-то, зачем так ярко. — Зато как бодрит, а? А? Скажи же. В детстве Каидзи так же говорил о важных заданиях ангелов. Он любил травить разные, придуманные истории, где только вычитал их.. Помимо легенд с ясными звёздами мужчина уверял в том, что это ангелы каждое утро поднимают солнечные лучи и насылают на людей. А проснувшиеся от резкого свечения в глаза – самые чистые душой. Ну, ему для благословения лучи не надобны, он просыпается от пения ангела, если язык повернётся ежедневные оры ни свет ни заря назвать пением. — Я скажу вот что: есть хочется просто пиздец, — оборачивается, складывая руки на бёдрах. — Так что собирайся, перекусим где-нибудь. *** Первый полноценный день Осаму на земле, погода в честь данного события позабыла о весенних прихотях и подарила невыносимую жару, проклятую Чуей триста раз. — Эти ваши вафли такие вкусные, оказывается, — с непривычки Осаму наелся, жаловался на боли в животе, во всяком случае продолжая расхваливать кафе за углом. — Я не ожидал, что быть человеком так прикольно, можно попробовать кучу всякой еды! — Тебе лишь бы пожрать, — качает головой, пока не замечает вывеску на здании. — Сходим в торговый центр? Там и одежда, несколько видов кухни, разные— Ангел даже не слушает, двигается к фонтану с небольшим количеством людей, по сторонам смотреть – и то не думает. Чуя похож на няньку? — Слышь, Мигрень, — орёт на всю улицу, мысленно падает на землю и бьёт по ней кулаками, а сам бежит следом. — Мозги мне не делай! День только начался, а я уже устал! — Тебе бы бегать по утрам. Темноволосый плавно водит рукой под водой и прищуривается, судя по всему разглядывая лежащие на дне "сокровища", состоящие из монеток. Детишки развлекаются, бросают деньги и загадывают желания. Собирается повернуться и задать вопрос, как видит следующее: Дазай с напряжённым и сосредоточенным лицом крутит пальцем в воздухе, нечленораздельно бормоча под нос хрен пойми что. Медленно опускает веки и шумно выдыхает. — Что ты делаешь, блять, хватит меня позорить. — Моя книга.. — Ты не ангел, забыл? На тебя не действуют святые привилегии, веди себя по-человечески. Круговорот мыслей в чужой голове зашкаливает и пугает. Иногда собеседник и двух слов связать не пытается, зависит от настроения, сейчас он слишком перевозбуждённый от набравшихся впечатлений. Хотя какие впечатления, о чём он вообще? Поели да и только, отойти от дома толком не успели, а ангел с шилом в заднице с ума сходит. — Что ты хотел в своей книге, кстати? — Узнать, можно ли купаться в воде из фонтана. — А почему нет? — пытается остаться серьёзным, но губы сами тянутся улыбаться. — Она святая или что? У тебя есть я, задавай такие вопросы мне, я сегодня гид. Идиот. Однажды Осаму обязательно проверит состояние водички на собственной шкуре, но не сегодня, полно дел впереди. Ну, дела придумываются на ходу, и половина благополучно забыта, ну и ладно. Сами себе импровизаторы. Он обещал потащить юношу за выбором одежды, у них же нет стиля и мнения, как определится? Вот и поглядит. Без логичной последовательности больно разговорчивый Дазай сменяет тему одну за другой, его восприимчивость к реальности сильно исказилась, отчего вопросы ускоренно сыплются. Даже ответов не ждёт. — Святой Иосиф, как тут много всего! Наконец-то дошли до огромного здания, людей хоть отбавляй и по карим глазам видно: Осаму готов обшарить каждый уголок, примечательный и нет. Отошёл от образа белого и пушистого, но светится ярче тысячи огней. Невероятный. — Куда пойдём первым делом? — Я не знаю, а мы побываем везде? — Сил не хватит, — берёт за запястье и тащит к первому попавшемуся магазину с брендовой одеждой. — Шмотьё подберём тебе. — Шмотьё? Красивому и высокому юноше к лицу, что угодно. Сначала и над причёской поработать стоило, но со временем Чуя понял, какой это ошибкой обернётся. Его волосы прекрасны, кудрявые местами и цвет приятный, мечта прям. Поэтому запихивает в примерочную вместе с вещами, подбирая и себе пару рубашек. Выглядеть адекватно будет. — Я не уверен, как на мне сидят брюки, — с волнением Дазай выглядывает из-за шторки. — Это джинсы, — отдёргивает мешающую обзору ткань и смотрит вниз. — Идеально сидят, что не нравится? — Они такие.. Тёмные. — Чёрный тебе к лицу. Если кому-то интересно, как из ангела сделать "плохого парня"-аутсайдера – пусть обращаются к рыжему. Напишет подробное пособие на столь важную тему и пустит в продажу. — Не врёшь? — Я никогда не вру, — хмыкает и тянет чужую футболку вверх, и совершенно не вовремя мимо проходит консультант. Он встречается с не менее охреневшим взглядом, свой медленно возвращает на шатена. И задёргивает штору обратно. — Так, расчехляйся сам. Отворачивается от него и зеркала, потирая переносицу. — Почему ты отвернулся? — Я что, пялиться стоять буду? Прекрасно подобранная одежда куплена, Осаму доволен и полон сил на дальнейшую прогулку. — А зачем примерочная стоит посреди зала? — Это не.. Это фотокабина. — Фотокабина? — Именно, — оттуда выходит счастливая парочка, на ходу разглядывая фотографии. — Знаешь, классно делать фотки, такая память. И в этот момент приходит осознание и воспоминания первого дня знакомства. Никто тут, будучи под опекой небесных хранителей, не помнит подобных событий в своей жизни. Бред. Зачем вообще стирать память? Так грустно стало. Осаму же не сотрёт всё, верно? Он так не поступит, не посмеет. Хотя, отпустить куда проще.. Но сам ангел не забудет. — Пошли, — хмурится, вновь берясь за тёплую ладонь. Тесновато, простора хватает на несколько действий, Осаму скромно присаживается на положенную скамейку и оглядывается. Кроме камеры и небольшой инструкции ничего лишнего, плюхается рядом. — Короче, я нажму на кнопку и нас автоматически будут фоткать, понял? — тянется рукой вперёд. — Лицо попроще сделай. Парень непонимающе смотрит на него, чуть нахмурив брови. Решив использовать тяжёлое оружие, немедленно прибегает к щекотке, проходясь пальцами по рёбрам. — Эй, ты что делаешь? — смеётся нервно, пытаясь защититься. — Прекрати! — Так ты улыбайся побольше. Полученную полоску цветных снимков рассматривает до тех пор, пока не доходят до ещё одного магазина, на этот раз со всякой всячиной для дома. Красивые светильники, яркие подвески, украшения на стены, свечи и всё в подобном духе. Чего-то конкретного не искал, но побродить и поглядеть на прикольные штуковины занятно. — Чуя, посмотри сюда! — хватает длинного, плюшевого кота и будь на его месте настоящий кот – его кости непременно бы переломались, а остальное вывалилось наружу. — Милашка! — Оставь игрушку в покое, она тебе ни к чему. Вечером всё равно и прикоснуться к ней не сможешь. — Спасибо, что напомнил, — как-то саркастично произносит, фыркая. — Всегда пожалуйста? Приглядевшийся при входе полароид не выдержал и оплатил. Вместе с котом, цветными магнитиками, крутой настольной лампой и гирляндой. Благодаря походу в фотокабину голубоглазый задумался, вспомнил о друзьях и о малом количестве совместных фотографий. Если они и есть, то на телефонах, в полной сохранности, но как круто нажимать на кнопку, а через пару минут держать изображение в руках. Гирлянда послужит дополнительным украшением. Правда, придётся ей дождаться своего часа, Чуя не переехал, а родную комнату нет смысла редактировать. Вот переедет окончательно – купит кучу полезных и классных вещей, вроде взятых сегодня. По просьбе ангела, без конца прижимающего к себе кота, зашли в ещё пару магазинов, в обувной и с обычными вещами. Непосильный интерес овладел кое-кем без замешательств. Как ни странно, терпение не кончалось. Время, проведённое с Осаму плечом к плечу, запомнится навсегда, никакие манипуляции с мозгами и избавление от лишней информации не помогут забыть столь невероятный день. День, когда прежде спустившийся на землю ангел стал полноценным обитателем окружающей среды и частью их человеческого общества. — Ты ведь не собираешься стирать мне память, верно? Никто не в праве решать за меня, что мне помнить, а что нет, — поправляет фигурку на полке, кусая губу. Наверное, Осаму не слушает. — Что скажешь? Не выдержав минутной тишины и успев за данное время взвесить "за" и "против", Накахара оборачивается в сторону кровати, на которой сосед и сидел. Поза и закрытые глаза наталкивают на мысли о медитации, раньше не заставал Дазая за этим занятием. Придумал, будто скучно. — Ты меня слышишь вообще, нет? — тыкает в щёку, дёргает за плечо, даже пробует приоткрыть веки, а толку никакого. — Если решил связаться со своими там, сверху, то мог бы и предупредить. Мигрень, голова реально болит. Медленно заматывает распутанную гирлянду обратно и глаз не сводит с Осаму, напрягает такая тишина. Он словно и не дышит. Как хорошо, однако, что отца нет дома, вместе с ним нет и проблем. День пройдёт, неизвестно количество оставшегося после времени, к уходу близкого человека не готов. Это как если бы у него был брат, которому суждено умереть, нарастающая боль мешает радоваться жизни и напрягает ежедневно, будто заслужил страдания, безжалостные и длительные. За сделанное им ранее, за те драки и плохое поведение не собирается нести тяжёлую ношу, наказание никак не сходится с ситуацией. Забыть Осаму – оптимальный вариант, но одновременно невыгодный. Вдруг всё пойдёт не так и повредятся какие-то важные моменты, забудет даже собственное имя или родителя, друзей, мало ли. Да и только с ним он по-настоящему счастлив, а так, получается, счастье исчезнет и не сохранится хоть и далёким, но родным воспоминанием в голове. Полностью обратится в пепел. Телом овладевает тяжесть, конечности на пару секунд перестают слушаться, опирается на стол и избегает падения. — Ох, блять. Проходит быстро, словно и не было, с недоумением выпрямляется и наблюдает за Дазаем. Следующая странность не заставляет ждать: кулон с хаотичной скоростью начинает мерцать, чуть ли не слепит. Либо совпадения, либо добродушный ангел решил оставить его без головы, без ног, без рук и без глаз, заодно. И без души в принципе: она уходит в пятки и по телу проходит дрожь, когда за чужой спиной резко распахиваются крылья. По реакции Дазая судит, что тот сам не ожидал, раз подскочил с места и распахнул глаза, сразу поднимая их на Чую. — Ну и зачем они вылезли? — Их не было в моих планах! — почти истерически возмущается бедолага, ударяя себя по лбу. Одна неприятность за другой, проклятье. Ох, секунду. Он осязаем, следовательно – и крылья эту участь избежать не могли. Скорее всего. Вообще-то, собирается проверить и надвигается с коварной улыбкой. — Так, я знаю, что ты задумал, не смей, — напрасно пытается увернуться и спрятать пёрышки свои, достанет же. — Слышишь? — Да ладно тебе, жалко, что ли? — искренне удивляется и сводит к переносице брови. — Просто потрогаю, дёргать не буду. — Ещё бы ты дёргал! Без полового органа останешься. — "Полового органа", блять, — чуть ли не хрюкает от смеха. — Так и говори – хуй. Или член, не принципиально. Угрожает мне тут. Когда кареглазый расслабляется окончательно и цепляет руки в замок на уровне живота, он неторопливыми и невесомыми движениями проводит ладонью по середине. Птицами не воняют, ничем не пахнут, сборище белоснежных перьев, до ужаса приятных на ощупь. Похоже на то, что ангел снимает их каждый день и забрасывает в стирку, настолько великолепны, чисты и блестяще выглядят. Ведёт выше, как очарованный не отрывается и пугается в один момент: резко запястье сжали холодные пальцы, Осаму попытался повернуться. — Ладно, достаточно, мы— — Не дёргайся, — пинает коленом по бедру, вырывая руку. — Мне же интересно. По мере перемещения с одного участка крыла на другой, его обладатель выглядел более взволнованно и всячески ненавязчиво пытался отвертеться. Чем больше детям запрещаешь, тем велика вероятность повышенного любопытства, тут так же. У таких переживаний есть причина. Неизвестные причины требуют выяснения, а Накахаре не составит труда сделать по-своему. — Они хрупкие? Боишься, что сломаю? — обращается с вопросами, переходя к острому кончику. Крыло дёргается, ударяя по лицу, вместе с тем и Дазай подпрыгивает. — Бляха, аккуратнее нельзя? Я же— Речь прерывается из-за напрочь забытых слов, из головы вылетело: слышно тяжёлое дыхание, прекрасно виднеются покрасневшие уши, отчего и теряется. Сначала кажется, что ангел напуган или распереживался до фактического инфаркта, но его вид о том твердит мало. Скорее кричит о— — Блять! — непонятно зачем вытирает руки о шорты, щёки тоже нехило горят. — Отвратительно, Боже! — Я же просил не трогать! Раньше Накахара размышлял на тему, имеют ли ангелы пол или они являются недоработанной подделкой людей. Так-то казалось, что они и не напоминают человеческую расу. Возносят себя чем-то большим, имея облик бесформенной души или сгустка энергии. Но раз Осаму является парнем, о чём говорят черты лица, голос, телосложение и так далее, то любые далеко зашедшие отношения с ним станут похожими на совершенный грех. Бог должен любить своих детей такими, какие они есть, но рыжий не уверен, что распространяется это на его ближних. Отсюда и вопрос: почему Осаму рискует, играется с огнём? Интересно узнать продолжение? Чуя ведь продолжит при желании, но потом не остановится. — Ладно, — подходит обратно, обеими руками хватаясь за концы, многозначительно улыбаясь. Тело впереди него выпрямилось, оставаясь напряжённым. — Чуя! Перестань! — Я всего лишь изучаю тебя. Весьма странным способом, вряд ли одобренным свыше. И чем дальше заходит, тем ярче становится пробуждающийся интерес. Напугать Дазая в планы не входило, он и так не двигается, готовясь к худшему. И когда хватка усиливается – крыло опять ударяет по щеке. — Да чтоб тебя, — разворачивает лицом к себе. Взгляд напротив отведён, губы приоткрыты от частых вздохов. Искусство, ценою в несколько миллиардов долларов. — Не больно ведь. — Да, но— — Ну вот и всё, — шумно сглатывает, у самого в горле пересохло и голос понизился, пальцы обводят подбородок и хватают за него, вынуждая наклониться. — Чего боишься? — А чего ты хочешь? — брови, сведённые вверх, опускаются к переносице. — Отпусти меня. — Легко. В понятие "отпусти" не входит применение дополнительной силы, что совершенно не мешает парню толкнуть его на кровать позади, закрывая доступ к побегу повторными прикосновениями. Крылья встрепенулись пару раз, и перья растеклись по простыне. Он зажмурился, ибо Чуя навис сверху, приближаясь к лицу. — Повторяю вопрос: чего ты боишься? — Ты мне тоже приятен, но никакие взаимоотношения и тем более подобные взаимодействия не положены в— — А тебе не похуй? — смеётся, оглядывая бледную шею. — Не особо разбираюсь, но, по-моему, принимать форму человека у вас тоже не совсем легальное занятие. Кстати, расскажешь, может, как ты это сделал и для чего? Молчание ответов не даёт, ни одного. Молчит и молчит, нужен весомый повод для правды? Он хотел сделать подарок таким образом, но как-то незначительно событие в виде дня рождения. Должно быть что-то ещё. — Осаму? — Чуя, — выдыхает в губы, аж мурашки побежали по коже. Ну да, он нравится ему, со всеми замашками и различными странностями темноволосый не отталкивает, наоборот привлекает. С каждым днём и после такого сюрприза всё меньше воспринимаешь его за неземного, словно были вместе всю жизнь и больше. Да и управлять желаниями под воздействием эмоций нереально, не видя значимых сопротивлений. Кто из них ещё больнее при обстоятельствах нынешнего происходящего сию секунду? Только ходили по магазинам и ни о чём не думали, особенно он о попытках совратить святое и начать покушаться на его тело. — Попробуй, — садится ближе, небольшое расстояние не смущает, а парень напротив напрягся сильнее, прислоняясь к стенке. — О чём ты? — Знаешь же. Блеск в глазах усиливается и любопытство, отчаянно пытающее скрыться, заметно без дополнительных вооружений. Страх давно ушёл, а внутренние сомнения отпускать не готов, отчего и медлит. О чём он думает? О последствиях? И Чуя научился думать о них, но не совершает никаких злодеяний, да и никогда не совершал. Понял и узнал способ выбирать выгодные, не приносящие неприятностей пути, не меняя мнение, оно будет при нём до смерти: противные люди заслуживают наказаний, будь это месть или обычный мордобой. Им не решишь всего накопленного, но главное, что становилось легче, внутри не собиралось щемящее чувство несправедливости, гнев направлялся на обидчиков любой ценой. А с появлением Дазая дышать полной грудью стало проще. И одновременно труднее: посмотрит на него раз, второй, третий и хочется навсегда запереть в объятиях или хотя бы в комнате, в доме. Не уверен в искренности нужд, под воздействием и вмешательством разных волшебных чар произойдёт всякое. Надо же, волшебство. После гнусного, серого прошлого в настоящем мир разукрашен яркими красками и с дорисованными в голове единорогами. Будь это сон – уже бы проснулся, так? Сны бывают и длинными, но не столь детальными и подробными. Накахара помнит всё, с первой встречи. Те впечатления о Дазае сильно отличаются от нынешних. Всё это время смотрит в глаза, прислушивается к дыханию. Руки затекли от одного положения, сдаваться не собирается. Да и Осаму хочет, в ином случае давно бы утвердил позицию и не тормозил. — Хорошо, я поцелую тебя, — различает волнение в голосе, на что улыбается. — Один раз. — Один раз. Ага, не отвертится. Всё происходит так быстро, осознание на секунду опаздывает, когда он обвивает талию и вовсю зацеловывает губы, усердно и с особым желанием. Оно долго игнорировалось, на протяжении дня и не только, удивительно. Одни простые касания руки, факт возможности позволить контакт с ангелом сносил крышу, поэтому поцелуи в его понимании – настоящее благословение Бога. И тем не менее.. Как они, блять, докатились до этого? Дурманящий жар пеленает с головы до ног, Дазаю тоже явно не холодно, раз он с настойчивостью продолжает начатое не по собственной воле. И не скажешь, что заставили. Так отчаянно хватается за руки и плечи, осторожно обнимает прямиком за шею, об отступлении и речи не идёт. Да и к чёрту, один раз шанс предоставляется, а шансы упускать – не его прерогатива. Проще говоря: бери, коль дают. Наплевавший на принципы Осаму подаёт жару, безусловно. Особенно хуеет Чуя тогда, когда и пяти минут не проходит, а ловкие руки вовсю стягивают футболку и не видят препятствий, ибо о каких препятствиях речь идти может.. Расклад нежданный, но не становится хуже. Оттого и улыбается, губами ощущая чужую улыбку. — "Один раз" и всё, да? — Дай мне шанс взять что-то от жизни и просто расслабиться. Сделать что-то за гранью дозволенного без вмешательств. Это по душе им обоим. Судьба на их стороне, спешки не наблюдается. До вечера время есть, позволяет оторваться от губ и даёт пальцам прикасаться к телу. Хаотичность и нервность проявляется в резких движениях, как будто воздух перестанет поступать в лёгкие, если Дазай остановится. Наградить прелюдиями и показать прелести процесса достаточно важно для голубоглазого, он собрался не с кем попало перепихнуться, пугают появившиеся огни похоти в бездонных зрачках, ангела сами бесы поглотили? Откуда столько уверенности? — Ты испортил рубашку, — замечает и сам тянется раздевать его. — От твоих крыльев одни проблемы. — Они мешают? — вопрос похож на сарказм. Вообще-то да, мешают, это проявится. Чего медлить, раз на то пошло. Грубым движением валит на спину, краем уха слышит прерывистый выдох, сразу желая закатить глаза. Строит из себя неженку. Главное, Осаму не жалуется, не наступить бы на одно из крыльев коленом, сломает ещё. На такие исходы никто явно не рассчитывает. Грудь открыта, вздымается от того, как медленно он ведёт от шеи до живота. Абсолютно идентичен, разве что бледный чересчур. Заметна данная особенность стала сейчас, ранее не удавалось оценить тон кожи, он был теоретически прозрачный. И Дазай худой, по его меркам очень худой, но не становится менее привлекательным. — Что ты будешь делать? Отвечает ухмылкой, начинает целовать с самого низа и до грудной клетки дойти не успевает, как парень опускает веки с тяжёлым выдохом. Будь его воля – выгибался бы вовсю, но руки удерживают корпус тела прочно, не дают выпутаться. Краем глаза замечает: он прикусывает кончик пальца и смотрит, не отрываясь. Совсем не страшно, интерес оказался намного сильнее. Раньше приходилось развлекаться с парнем, с одним единственным и опыт дал понять, какими омерзительными бывают люди. Несправедливо срываться на всех из-за какого-то козла, но побороть эмоции, заводящие в тупик, тоже нелегко. Какой-то прок от Ширасэ был, правда малозначимый и невпечатляющий. С Дазаем иначе, боготворит его так же, как ненавидит, зато не жалеет об их встрече. Буквально лучшая встреча в принципе, о ней запрещено жалеть, что бы не произошло. При том Дазай и удивляет сильнее: впервые за хрен знает сколько лет ощутил себя человеком, а в пункте планов на день не исключал шанса потрахаться. Не исключал же, сто процентов, так легко согласился. Он вообще в курсе, как всё произойдёт или подвох как раз в недопонимании дела? Дойдя до шеи, кусает кожу в нескольких местах, любопытна любая реакция на действия и эта тоже не оставляет без внимания: уши уловили скулёж. — Больно? — Не сказал бы. Правильно, дальше – хуже. От тела веет невинностью, нетронутые никем ранее участки кожи так и просятся под бесконечные поцелуи, щедро подаренные Чуей. Волнуется не меньше, не успел подумать о том, правильно это или нет, но раз Осаму добровольно лёг под него и готов на всякого рода последствия без страха – всё хорошо. Вероятно. Ему виднее, но ошибка перенесётся на сторону голубоглазого, пойди что не так. — Иди сюда, — от собственного, неестественно хриплого голоса становится не по себе и мимолётное сомнение улетучивается: Дазай беспрекословно поднимается, согнув ноги и усаживаясь на колени. — Ты себя точно нормально чувствуешь? — Нормально, не учитывая некоторые детали. — Какие, например? — Мне жарко, — мурашки пробежались от плеч до поясницы от непривычного тона и тяжелого вздоха на ухо. До сих пор трудно смириться с тем, что он действительно чувствует абсолютно всё. — И руки слегка дрожат. — Дрожат, говоришь? — кривит губы в усмешке. — Хорошо. — Чего хорошего? Скоро у него и ноги задрожат. Коль Чуя не испортит. — Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и расслабился, сделаешь так? Капля сомнения растворяется в омуте карих глаз и виден слабый кивок. Не уверен, но легко соглашается, забавно. Долго Дазай продолжит поражать своими выходками? От средних до масштабных. Вдруг всё же ошибка? Осаму, пользуясь моментом, на пробу уткнулся губами в такую же горячую шею, а Накахара выгнулся от неожиданности, опуская дрожащие веки. Не ошибка. — Обещай, что это не принесёт нам проблем. — Обещаю, — шепчет темноволосый, закрывая глаза, показывая готовность к дальнейшему. Достаточно медлил. Пальцы поддевают резинку домашних шорт, щедро одолжил Осаму половину гардероба, выискивая подходящие по размеру вещи. Этому великану подавать лишь особенные наряды, сшитые под него. А купленная ранее одежда пригодится позже, день не последний, просто к ночи всё вернётся на круги своя. Привычное занятие в виде преследования голубоглазого и непрошенные советы никуда не денутся. Вроде грустно, а вроде здорово. Однако, всё хорошо. Ангел пообещал, а ангелы не дают ложных надежд. Они посланники светлого будущего, прогоняют тьму и отчаяние из жизни. Не прокомментировать идеально белые трусы оказалось той ещё задачей, хотя что ожидал увидеть? Напряжение в чужом теле растёт, Накахара ждёт момент осознания, как руки отбросят, но этого не происходит. Выдаёт Дазая тяжёлое дыхание и всё, его пальцы крепко сжаты на простыне, а корпус тела откинут назад. Нереально красив, таких красивых не бывает в природе, а Осаму есть, и он рядом, готовый повиноваться и прислушиваться, доверять. Подобное отношение – ценность. А ведь Чуя по-прежнему его подопечный. Трудностей в стягивании низа до конца – нет, теперь он наполовину обнажён и чётче виден красный оттенок на щеках, наверняка ужасно горячих. Вряд ли Дазай думает именно об этом, когда ладони обводят бёдра, но точно желает видеть происходящее. Он строго следит, взгляд направлен на лицо и никуда больше. Шатен поддаётся чуть вперёд, кусая губу. Надо же, терпеливый. Ни звука не издал. У него даже член идеальный, идеальный по размеру и остальным параметрам. Нос ведёт линию под ключицей, пахнет чем-то приятным, не приторным, но сладким, или наоборот – какими-то травами, с ходу не скажешь. Факт в том, что Чуе нравится, нельзя идеализировать кого-то во всём, но что остаётся, если человек такой и есть? На улице каждый день не встретить подобное чудо. Для этого надо либо приложить максимум усилий, либо быть донельзя буйным любителем избегать порядочности. Что ж, среди достойных красавчиков его ангел – самый прекрасный. Пусть небо перевернётся на триста шестьдесят градусов, а таких, как он, всё равно не отыскать. Неповторимый, любимый, лучший из лучших. И необычно милый с приоткрытыми губами и откинутой назад головой: Накахара сжал орган кончиками пальцев, его колени столкнулись друг с другом, а крылья на секунду затрепетали и поднялись в воздух, так же плавно опускаясь. Чуя нервно усмехнулся. Кажется, способен услышать сердцебиение в груди напротив, оглохнуть с концами и заодно захлебнуться в пучине неоднозначных эмоций. Собрал всё, от восторга до ужаса. Страшно восхищён. — Почему ты молчишь? — Что я должен говорить, когда ты такое вытворяешь? — Дазай, это разминка, — сжимает сильнее и за плечо тотчас хватаются с крепким нажимом. Не удивительно, отчего чувствителен. Неплохая разминка, так-то.