✧ 🌉 ✧
Этому месту нельзя было дать никакого названия, потому что оно буквально представляло из себя безвременное вакуумное ничто. По нему можно скитаться бесконечно и никогда не наткнуться ни на что вокруг — здесь просто не было ничего, буквально ничего, и это было сущим кошмаром. Больно и правда больше не было, и Минхо хотел бы сказать, что это хорошая новость, да не мог. Он оказался где-то, где не было ни входа, ни выхода, а измученный организм изредка скручивало фантомными болями в области желудка, напоминая о том, как именно он убил себя. В эти моменты воспоминания маячили перед глазами яркими вспышками, но хвала всем высшим силам, больше не приносили никаких чувств, кроме тихого сожаления. Обо всём. Всё, что у него теперь было — оставшееся навечно чувство незавершённости, та самая кожаная куртка, рваные джинсы и привкус дешёвого пива на кончике языка. Застывший под кожей ноябрьский холод. Он блуждал здесь просто потому, что не хотел останавливаться в поисках выхода, а затем просто ложился на это белое, не твёрдое и не мягкое ничто, потому что больше не хотел двигаться, циклично повторяя эти действия друг за другом. Здесь больше никого и ничего нет. Здесь звеняще пусто, как и у него внутри — теперь он может просунуть сквозь себя руку и скрутиться хоть в узел — его телесной оболочки здесь тоже нет. Это измученная и тоскующая душа в своём последнем воплощении, записанном перед тем, как покинуть бренный реальный мир. И что теперь? Он пробудет здесь вечно, скитаясь и не чувствуя покоя? О, как ему просто хотелось обрести покой. Это желание осталось единственным, что он был способен чувствовать, если это, конечно, можно было так назвать, ведь чувств здесь тоже не было. Даже при попытке подумать о чём-то определённом, эта оболочка ни на что толком не реагировала. Поначалу он бродил здесь в поисках выхода, потом в поисках хоть чего-нибудь, потом просто бродил, а теперь упал, лёг, закрыл глаза и попытался умереть ещё раз. Сколько прошло времени? Ах, да, времени здесь тоже нет… Рука пытается прощупать собственную грудь на предмет бьющегося сердца, но натыкается на пустоту, проходя сквозь себя же. Хочется заплакать, хочется хоть что-нибудь почувствовать, но эта оболочка просто не создана для чего-либо подобного. Он бесплотный не упокоенный дух и больше ничего. Тогда он лежит и ждёт, блуждает и ждёт и только одними губами шепчет о том, что хочет прекратить это, потому что это мучительно. Он заперт здесь, он хочет вырваться, пусть даже обратно, где было так невыносимо отвратительно, хоть и понимает, что назад пути нет, пусть даже в ад, которого возможно заслуживает — всё, что угодно, только не эта пустота. И будто по какой-то счастливой случайности он вдруг слышит голос, раздающийся прямо у себя в голове: — Достаточно? Достаточно. С него хватит. Он хочет прекратить это. Пожалуйста. Это невыносимо. Что он должен сделать в обмен на свободу? Он готов сделать всё, что от него зависит, если, конечно, зависит. — Ты не можешь уйти за грань, пока не завершишь то, что от тебя осталось. А что от него осталось? После смерти Хани, кажется совсем ничего. Особенно когда он собственноручно в состоянии аффекта уничтожил что-то по-настоящему хорошее. Поступил как самая последняя сука. Даже эта оболочка, не способная чувствовать, как люди, казалось, задрожала. — Незавершённые дела держат тебя здесь. Если ты сможешь их закончить, то сможешь покинуть это место. За гранью тебя кое-кто ждёт. — Хани? — вдруг спрашивает Минхо, широко распахнув глаза. Впервые за столько времени вслух. Собственный голос кажется ему ненастоящим, но он звучит как самое реальное, что здесь есть. В нём есть чувства. И он жадно вслушивается в них, желая ощутить. Он помнит, каково это. — Хани ждёт меня? Голос не отвечает на поставленный вопрос, начисто игнорируя его. — Приведи к порядку, найди, восстанови, исправь. Ты сам поймешь, что именно. Как он должен понять? Всё, что мог — он сделал, всё, что мог испортить — испортил безвозвратно. Какие незаконченные дела? Это какая-то посмертная шутка или издевательство свыше? Перед Минхо открывается пространство с воспоминаниями — по крайней мере так кажется поначалу. Он чудом находит Феликса, плетущегося где-то в районе набережной Эмбаркадеро, но он выглядит старше и мрачнее, чем Минхо запомнил. Кожаная безрукавка поверх белой майки — осенью в Сан-Франциско не холодно, но он слишком легко одет — руки спрятаны в карманах, взгляд острый и потерянный, а волосы отрасли до плеч и выкрашены в чёрный… Если бы у Минхо было сердце, оно бы сейчас сжалось в несколько раз. От светлого, милого, доброго Феликса не осталось практически ничего. Он немногим отличался от бестелесного духа Минхо, что сейчас наблюдал за ним. Он усилием воли точно также находит Хёнджина — тот за масками фальшивых улыбок прячет пустоту в душе, заполняя её алкоголем и сигаретным дымом под завязку. Людей рядом с собой не держит долго в ему присущей манере — отточил с годами. У него волосы конфетно-розовые, как насмешка над жизнью, но во взгляде сплошной холод. Минхо никогда не видел его таким. Не таким он его запомнил. Это не воспоминания. Это та реальность, которая происходит за гранью, в которой застрял Минхо. Сколько времени прошло, что они так поменялись? Год? Неужели без него всё стало только хуже? Он ведь по-настоящему надеялся, что будет наоборот… И как он должен понять, что именно нужно сделать? И главное — как? Он ведь здесь, он даже не соткан из воздуха — лишь из какой-то неизвестной науке материи с остатками чего-то человеческого. — Найди проводника, — бросает голос напоследок и исчезает, не оставив больше никаких подсказок, как ни проси его вернуться. Какого проводника? Как он должен найти? Он за гранью, его абсолютный максимум — заглянуть отсюда в моменты жизни своих друзей и… Хотя, может получится докричаться до них? Кто знает, как устроено это место. Если он их видит, быть может они смогут видеть его тоже? Первым он пытается достучаться до Феликса и это ощущается очень странно. Он будто буквально стоит перед теперь уже брюнетом так близко, что отчетливо видит синяки под его глазами, сбитые костяшки пальцев — он дрался? — волосы, собранные в полухвост. Он ненамеренное отражение Хёнджина — слишком много деталей впитал в себя, даже не заметив. Но, как бы Минхо не кричал, Феликс не слышит его, будто отгородившись от него глухой стеной. Он так и не простил друга — возможно причина в этом? Бесполезно. До Феликса не докричаться. Тогда быть может Хван его услышит? С Хваном связаться, однако, ещё тяжелее. В реальности он к себе никого не подпускает, приходится попытаться через сны, но это сложнее, чем может показаться. Потому что Хван тонко чувствуя исходящую от них опасность для своей психики, ненарочно мешает им услышать и увидеть друг друга. Между ними либо электрички, либо озёра, либо пропасти. И Минхо оказывается раз за разом за пределами досягаемости, хотя Хёнджин его всё же слышит, он это знает. Спустя какое-то время после бесполезных попыток, Хёнджин начинает меньше и хуже спать, потому что начинает бояться снова увидеть друга во сне. Минхо обессиленно ходит из стороны в сторону, пытаясь выдумать как же всё-таки с ними связаться. Он следует за Хёнджином везде, где может, пытается повести себя как полтергейст — трогает предметы, задевает двери, колотит по поверхностям. Ничего не выходит. Он не из этой категории духов, он это уяснил. Однако совершенно случайно он проходит сквозь человека, на которого поначалу даже не обращает внимания, и — о, чудо, — человек зябко ёжится. Минхо даже застывает в изумлении, наблюдая, как парень с белыми, как снег, волосами и пирсингом под губой, поправляет лямку сумки на плече и пытается прийти в себя после только что окатившей его с ног до головы волны потустороннего холода. Когда Минхо пытается проделать то же самое с Хваном, у него нихрена не выходит. Реакции ноль. Тогда Ли преследует этого парня и огибает его, чтобы рассмотреть, встречаясь с ним взглядом. Пусть беглым и мимолетным, но совершенно точно направленным прямиком в глаза Минхо. — Ты видишь меня? — нерешительно задает вопрос призрак, пытливо вглядываясь в человека. «Блядь, только не снова» — жмурится Ян Чонин, устало выдыхая.✧ 🌉 ✧
Сан-Франциско, середина июня 2016 года — Ну как? — красуясь, но всё равно немного переживая по поводу оценки друзей, вращается вокруг своей оси Минхо. Ребята оккупировали одну кровать на троих, уставившись в ноутбук Джисона, на котором в отсутствии старшего он показывал друзьям свои первые попытки писать музыку и тексты. Синхронно подняв головы, они тремя парами глаз уставляются на друга, только вернувшегося из парикмахерской и взбудораженного обновлениями в себе. — О, тебе очень идёт! — выдаёт первую оценку Феликс, заставляя Минхо приосаниться и пригладить свежевыкрашенную шевелюру ладонью. — Нам теперь звать тебя «Мистер Грэй»? — играет бровями Джисон. Цвет ему тоже нравится. Минхо ему вообще очень нравится, плевать какого цвета будут при этом его волосы. — А что, хочешь быть моей Анастейшей? — флиртуя посылает другу томный взгляд Хо, заставляя того шумно сглотнуть. Быть может не в таком ключе, но Хан явно не отказался бы. Он нервно усмехается, а щёки едва заметно пунцовеют. Обстановку разряжает Хёнджин, придирчиво осматривающий старшего Ли со скрещенными руками. — 4/10, мокрый асфальт, — он держит беспристрастное лицо, чтобы лишний раз позлить приятеля, хотя самому хочется заржать в голос. — Что ты сказал? — приподнимает бровь Минхо и Хёнджин начинает палиться, расплываясь в плохо сдерживаемой ухмылке. — Цвет отстой, говорю. Тебе не идёт и старит. Выглядишь на все двадцать пять, — Феликс с Джисоном давят смешки, предвкушая очередную перепалку. Этих двоих хлебом не корми, дай только подъебать друг друга. —그래? Это говорит мне крашеная блондиночка, Джинни? — с ядовитым дружелюбием тянет Минхо, чем начинает злить Хвана. Тот уже год как ходит с выбеленными волосами, как у младшего Ли. — Это благородный и крутой графит! — Мокрый асфальт. Если намочить, наверное, вообще будешь похож на крысу, — Хван уже откровенно ржёт с лица оппонента. Минхо же тем временем огибает кровать, выдирая целую стопку салфеток из упаковки, и нападает на хохочущего парня, пытаясь запихнуть их ему прямо в глотку. Феликс отпрыгивает в сторону и усаживается на пол, заливаясь смехом, Хан только хочет проследовать за ним, как Хо зовёт его. — Джисони, придержи его! Хёнджин вырывается, извиваясь сумасшедшей креветкой, не давая накормить себя бумагой. — Эй, это ваши конфликты, давайте сами как-нибудь, — Хан пытается сохранить нейтралитет, но Минхо идёт ва банк. — Весь следующий месяц мы будем слушать только твою музыку, Сони, обещаю! — тяжёлая артиллерия действует на белку нужным образом. — Окей, я в деле! — Джисон закатывает рукава и нападает на Хвана, удерживая его руки в захвате за спиной — паршивец худой, но весьма сильный. — Предатель, я тебе это припомню! — визжит Хёнджин безуспешно пытаясь отбиться. — Ликси, солнце, помоги! — Двое на одного, так нечестно! — у Феликса обострённое чувство справедливости, а ещё некоторая самую малость (не самую и не малость) недружеская самоотверженность в сторону Хвана, так что он торопится вклиниться между друзьями, и они всем скопом шумно падают на пол, перекатываясь и хохоча до икоты, продолжая шуточное противостояние…✧ 🌉 ✧
Хёнджин просыпается с невесёлой кривоватой улыбкой и ещё долго буравит потолок взглядом, старательно избегая мыслей, способных заставить его чувствовать себя дерьмово. Сновидение стремительно затухает и исчезает, но смех всё ещё звучит у него в голове, а во рту ощущается привкус бумаги. Хотя, вряд ли это можно назвать сном. Сны ему сниться перестали. Теперь какого-то чёрта ему один за одним начинают сниться обрывки воспоминаний. И это странно, потому что его никогда не тянуло возвращаться туда. Ну или, быть может, тянуло, но он этого всячески избегал по уже вышеизложенным причинам. Очередное ноябрьское утро поднимает его до будильника в эту серую мглу. Спать больше не тянет, обратно заснуть не получится. Тогда он натягивает домашние спортивки, топится в оверсайзной толстовке и влезает на подоконник, открывая окно и втягивая носом промозглый холодный воздух. Из кармана выуживается сигарета, поджигается зажигалкой и светится тлеющим концом в полутьме при каждой новой затяжке. Взгляд блуждает по безлюдной улице за окном и мысли снова возвращаются к Минхо из его снов-воспоминаний. «Хван, ты мудила, ты мне футболку испачкал!» Тихий прибой. «Хани, это ты мне позвонил сейчас? Нет? Хёнджин, я тебя прикончу, ты мне игру прервал, придурок!» Увеличивающие темп и рост волны. «Есть множество вещей, которые ты делаешь хорошо, или даже замечательно. Одна из них – это когда ты затыкаешься нахуй» Стремительный прилив. «Феликс с тебя глаз не сводит, пока ты не смотришь» Приближающийся шторм. Стоп. Хватит. Вот здесь он всегда себя обрывает резко и грубо. Феликс и все мысли о нём — это то, о чём думать категорически запрещено. Самим же собой. Вдох и выдох — никаких чувств, никаких воспоминаний, никаких ассоциаций. День проходит как в тумане. То ли люди вокруг слишком сонные и измотанные длинным отсутствием света и тепла, то ли что-то ещё, но Хван заражается царящей в толпе однокурсников апатией и весь день ни с кем не разговаривает и не контактирует, постоянно думая только о волнах и теребя любимую с тех времён подвеску с пацификом. Пары длятся долго и монотонно, постоянно хочется спать, в голове пустота, а взгляд устремлён в никуда. Давно он не был в подобных состояниях. До сих пор как-то удавалось закрывать глаза на многие вещи и жить одним днём, растворяясь в повседневности, убегая от себя. На обеде он сидел, даже не притронувшись к ланчу. Вокруг туда-сюда сновали сокурсники, столовая была забита под завязку, повсюду стоял шум, но в голову упорно лезли мысли, что пытались пробиться в неё с боем, оставляя на душе неприятный тянущий осадок. В такие моменты отличной терапией служили живые и очень натуралистичные фантазии об океанском побережье. Тихие волны, наплывом надвигающиеся на песок, шум воды, далёкие крики чаек и больше ничего. Он как-то не заметил, как за последнее время пополнил основной плейлист всякой ностальгической хренью, которая ему раньше даже не то чтобы нравилась. Теперь это был на 99% плейлист Минхо из 2014-2016 годов: The XX, The Neighbourhood, Arctic Monkeys, Lana Del Rey… Казалось бы, под музыку многое наоборот должно возникать в памяти против воли владельца, однако не в этом случае. Он научился выстраивать между взаимосвязанными вещами стены, вернее, разливать между ними целые океаны, а потому мог просто наслаждаться чем-либо без лишних и ненужных эмоций. Но эта пустота…✧ 🌉 ✧
Серебристая медная монетка подлетает в воздух, несколько раз прокручиваясь в нём то стороной с журавлем, то стороной с номиналом, а затем снова приземляется в руку Чонина. На каждое подбрасывание он кличет удачу, но на выпавший результат намеренно не смотрит, просто призывает её и молит. Это, впрочем, не помогает, потому что призрак увязывается за ним и следует по пятам, куда бы он ни пошёл, а если долго не обращать на того внимание, то он пользуется единственной возможностью, что у него есть — проходит сквозь парня, заставляя почувствовать этот скручивающий нутро холод с приступами головокружения. Когда это случается в очередной раз в универе, Чонин подпрыгивает на месте от неожиданности, что со стороны воспринимается людьми как очередной сумасшедший приступ ненормального однокурсника и как обычно истолковывается неверно. Впрочем, он уже привык, хотя это всё ещё неприятно. Одна из причин, почему у него никогда не будет друзей. Потому что духи его никогда не покидают надолго, а люди старательно избегают. — За мной, — шипит Чонин полушёпотом, не оборачиваясь и зная, что дух всё равно неотступно будет следовать за ним, пока он не сдастся. Уже проходили. Проще решить это как можно скорее. Он выруливает за стены университета и, убедившись, что вокруг никого нет, поджигает сигарету, глубоко затягиваясь и ожидая новых проникновенных историй. Минхо хотел бы сказать, что поражён этим фактом до глубины души, но так как он теперь практически лишён всего человеческого, то просто уставляется в лицо парня, что уже молит одним своим видом: «Давай как-нибудь поскорее всё вываливай, пока я не передумал. Быстрее начнём — быстрее закончим». Однако, это оказывается сложнее, чем Минхо думал. Когда он пытается сказать что-то, парень его резко останавливает движением руки с зажатой между пальцев сигаретой. — Не словами. Ты что, первый день? Ради всего святого… — он трёт переносицу и хмурит брови. — Объясняю: немного расплывчато, но я могу тебя видеть, да, это круто. Для тебя. Для меня это ебучая каторга, на которую я не подписывался. Но просеки фишку — мы в разных измерениях. Даже при большом желании я тебя либо не услышу, либо услышу не полностью. Слышать меня можешь только ты, потому что опять же, к моему сожалению, я проклят этой способностью. Минхо озадачивается. Это видимо и есть тот самый проводник, о котором говорил ему голос неизвестного. Но как с ним контактировать? — У каждого духа что-то типа своего языка, которым он может общаться с посредниками. Я не знаю, что это может быть в твоём случае, но уверен, если покопаешься, то найдёшь его, — отвечает парень на немой вопрос духа и тушит сигарету о кирпичную стену, отбрасывая в урну. — Некоторые пишут послания на запотевших стёклах, иные же транслируют свои мысли или образы — в общем, не знаю. Как поймешь, что из этого твоё — обращайся, а пока дай мне ещё хотя бы денек пожить спокойно. Ян только порывается уйти, как Минхо пытается его остановить привычным движением — схватить за запястье, однако, конечно же, проскальзывает своей рукой сквозь него. — Чёрт, холодно! — Чонин снова дёргается, будто эту самую руку вынимает из захвата и тут же одаряет привидение раздраженным взглядом. — Слушай, не делай так, пожалуйста, это крайне неприятное ощущение, — он тут же хватается за ноющий живот и сжимающиеся в грудной клетке лёгкие, сразу всё понимая. — Я в эти моменты чувствую, как ты умер. Мне больно, окей? Минхо жаль. Он искренне отстраняется на несколько сантиметров, стараясь больше парня не задевать. Ему очень нужен посредник, иначе он никогда не сможет встретиться с Хани. Минхо помнил, что от подобных мыслей щемит сердце. Он скучает по этим ощущениям. Чонин трёт похолодевшее запястье и стряхивает секундное онемение — как в горную реку засунули. — Ты не отстанешь, да? Призрак утвердительно кивает. Парень кусает губы, отводит взгляд и тяжело вздыхает. — Попробуй образами. По крайней мере так будет проще всего. Типа… Сконцентрируйся и расскажи мне свою историю, только, если можно, кратко, — он снова уставляется на приведение, готовый «выслушать», если это можно так назвать. — Я сейчас закрою глаза, а ты просто… передай мне их. Этому не нужно учиться, вы, мёртвые, это просто умеете. Давай, я жду. Чонин и правда прикрывает веки, дышит размеренно и глубоко, потому что впитывать в себя истории смертей, часто в мельчайших подробностях, это психологически тяжело. Это никогда не было легко в принципе, и если видеть духов и чувствовать их он привык, то каждый новый раз погружаться в их предсмертную агонию — та ещё пытка. Минхо тоже прикрывает глаза. Ищет в памяти ключевые моменты, показывает, как фильм, фильтрует и урезает, но старается выбирать лишь самое важное. Все моменты оказываются очень животрепещущими даже для Чонина — он нечасто встречает что-то подобное. В основном духи, которым он помогает, оказываются жертвами несчастных случаев, убийств и старости, самоубийцы попадаются ему крайне редко, хотя, казалось бы, их должно быть в разы больше. Наверное, ему просто везёт и им просто попадаются другие посредники? Под конец у Чонина даже скатывается пара слезинок по щекам, и он открывает глаза, тоскливым взглядом блуждая по полупрозрачному лицу духа. У него доброе сердце — его и правда тронуло, вау, он не ожидал. Просто потому что эта история была слишком тёплой и замечательной до самого конца, пока всё не разбилось на мелкие осколки, покатившиеся в бездну и утонувшие в лаве. — Вот это ты в дерьме, конечно… — горько усмехается Чонин, задумчиво обхватывая рукой подбородок и блуждая взглядом где-то под ногами, переваривая только что увиденное в своей голове. — Я попытаюсь помочь, но какие именно незаконченные дела у тебя я не имею ни малейшего понятия, имей это ввиду. Просто скажи, что делать, и я постараюсь сделать это. Минхо призадумывается на секунду, а затем озаряется осознанием, транслируя мысли парню. — Хва… Хван? Хёнджин. Хван Хёнджин — высокий, красивый, популярный, розовые волосы… Окей, я понял. Думаю, такого сложно упустить из виду. Ты хочешь что-то ему передать? Призрак кивает и приводит пример того, что можно сообщить бывшему другу. — Надеюсь, он адекватный и не захочет отправить меня в психушку, как обычно все делают… — Чонин скрещивает руки на груди и смотрит в сторону, а затем усмехается. — Ему всё равно никто не поверит, ха. И кстати, — он возвращает взгляд духу. — Не тусуйся здесь слишком долго, тебе потом будет плохо, а у меня разовьётся мигрень, и я не смогу воспринимать тебя какое-то время, а это нам обоим никак не на руку. Всё, вали. Следи оттуда, потом поболтаем. Пойду искать твоего живого друга или кто он там тебе, судя по тому, что ты мне показал… Минхо протестующе машет руками. — Да ладно, ладно! — вскидывает руки Чонин. — Друг так друг. Просто с друзьями вроде как не спят обычно… Чёрт, ладно, прости, это не моё дело. Тема закрыта.✧ 🌉 ✧
Кампус состоит из нескольких многоэтажных корпусов, огромного стадиона и внушительных размеров прилегающей к университету территории — найти всего одного человека, которого ты и в глаза то не видел, лишь в расплывчатых воспоминаниях беспокойного духа — та ещё задачка. Чонин даже не знает, с чего начать, поначалу просто прохаживаясь между толпами снующих туда-сюда студентов на обеденном перерыве и заглядывая в лица, пока до него не доходит. Обед. Большинство из них ведь сейчас в столовой. Яну приходится лететь со всех ног в главный корпус, пока перерыв не закончился. По пути он продолжает разглядывать молодых людей и корит себя за то, что не слишком высокий, ибо приходится едва ли не подпрыгивать, чтобы осмотреть как можно больше лиц. Тем не менее, лица — это всё же не самая отличительная чёрта — у искомого парня должны быть розовые волосы. Как назло, с волосами всех оттенков розового ему на пути попадаются только девчонки. Столовая забита битком, а время стремительно заканчивается, следующая такая возможность будет лишь завтра, а ему хочется покончить со всем этим побыстрее, так что между рядами он носится в ускоренном темпе, пока где-то далеко у самого края, около большого панорамного окна, не замечает одинокий пустой столик с единственной фигурой, сидящей за ним. У фигуры розовые волосы, но вид не популярного на весь поток парня, а затравленного своими загонами человека. Впрочем, оно и понятно. Ян, наконец найдя то, что искал, застывает на минуту в раздумьях. Потому что сейчас ему придется подойти к очередному незнакомцу и как-то всё ему объяснять, а ещё каким-то образом оповестить о смерти его… э… друга? «Да твою ж мать» — отчаянно храбрится Чонин и всё-таки движется к намеченному столику вперёд. Хёнджин настолько мысленно далеко отсюда, что не замечает никого и ничего. В одном наушнике до этого несколько часов играла музыка, а потом просто кончилась, потому что функция цикличного произведения была отключена. Он не заметил даже этого. На подносе перед ним покоилась еда, к которой он не притронулся — есть не хотелось от слова совсем. Эти дурацкие сны выжимают из него все соки в последнее время. — Хван Хёнджин? — слышится сбоку нерешительный голос, пытающийся в твёрдость. Хёнджин бы хотел сказать, что его это раздражает, но в его текущем состоянии он почувствовал только усталость. — Не знаю кто ты и что тебе нужно, но пожалуйста, просто оставь меня в покое, — бесцветным голосом просит он, даже не поворачивая голову на незнакомца. На перепалку сил не было, да грубить и не хотелось. Обычно он бы сходу послал человека, но сейчас даже это казалось чем-то изматывающим. Чонин переминается с ноги на ногу, поправляя лямку сумки на плече. Парень перед ним в каком-то странном задумчивом состоянии. Будет ли он способен воспринять информацию, которую ему предстоит вывалить? — Один твой друг ищет встречи с тобой, — на выдохе сообщает Ян. — У меня нет друзей, — с легкой горечью усмехается Хёнджин. — Пожалуйста, уйди, — он массирует виски, сдерживая себя от агрессии. Нет, этот парень и правда самую малость его раздражает. — Он сказал, что его зовут Ли Минхо. Хёнджин выразительно разворачивается в сторону говорящего всем корпусом, наконец обращая на него внимание — хрупкий, готичного вида бледный юноша, на год или пару лет младше, с виду определить сложно. Волосы «арктический блонд», пирсинг под губой, глаза с лисьим разрезом. Только вот откуда сеульскому парню вроде этого знать о его друге из США? Хёнджин не верит, что такое возможно. Просто какое-то дурацкое совпадение. Он испытующе смотрит на парня исподлобья, так что тот чувствует себя немного некомфортно и понимает, что придётся заходить сразу с козырей, чтобы расположить его к себе для дальнейшего разговора. — Как там было… — он ерошит свои волосы и пытается вспомнить то, что ему передал дух. — «Калифорнийский берег, мокрый асфальт. 23 сентября 2016 года, Сан-Франциско», — чеканит Чонин скрепя сердце, и ему отчаянно хочется зажмуриться в этот момент. Чёрт его знает, какая сейчас последует реакция… Реакция следует. Хёнджин приходит в полнейшее изумление, округляя глаза и даже приоткрывая рот. — Что… что ты сказал? — это просто какой-то бред. Они не могут быть знакомы. Или могут? А если могут, то каким образом? — Откуда ты это знаешь? — об этом не знает буквально никто кроме… Феликса. Мысль о младшем жестко бьёт Хвана в спину, так что он тут же прогоняет её, как обычно запихнув как можно глубже. Чонин делает глубокий вдох. Ну вот теперь самое интересное. — Я знаю, в это сложно поверить. Все поначалу не верят, но я что-то вроде посредника между миром живых и не совсем мёртвых, — пытается объяснить Чонин, подходя чуть поближе, чтобы его было не так слышно окружающим. — Не знаю, как бы сказать помягче, прости, у меня нет подобного опыта, но твой приятель мёртв. Хёнджин несколько секунд пристально вглядывается в глаза блондина, ища там намёки на ложь. — Это шутка такая? Кто-то решил меня жёстоко подъебать? — Хван даже бросает беглые взгляды по сторонам, но не находит ничего такого. А парень перед ним не кажется человеком, заинтересованным в подобном. — Если да, то, пожалуйста, не надо. Это не смешно. Совсем. — Будь это шуткой, я бы на твоём месте обрадовался, честно, — Чонин закусывает щеку изнутри и решает присесть за стол напротив Хвана, что всё ещё вглядывается в его лицо. Под этим взглядом некомфортно. Как в душу лезет. Чонину не по себе вмешиваться в чужие жизни, но он правда хочет помочь несчастному духу, так что торопится объясниться. — Насколько мне известно, он умер чуть больше года назад. Покончил с собой. С тех пор он не может уйти и мучается. У него остались какие-то незавершённые дела, но какие именно — он не знает. Хёнджин часто моргает, пытаясь осознать, что сейчас происходит. — Не знаю, конечно, зачем тебе мне так жестоко врать, если ты всё же врёшь, но если предположить, что ты говоришь правду, то… С хуя ли мне тебе верить? — Слушай, мне на самом деле плевать по большей части, и честно, я бы к тебе не приставал, но он меня попросил и… — Минхо говорит с тобой? — до Хёнджина начинает запоздало доходить. Его мозг любит отрицать очевидное до последнего. — Мой друг якобы умер, каким-то образом нашёл тебя и попросил со мной связаться? — Чонин кивает. — А почему он не свяжется со мной сам? «Ты идиот или да?» — Я медиум, приятель. С духами умею контактировать я, а не ты. К счастью для тебя, кстати… Будь ты на моём месте, ты бы понял, о чем я, — Чонин устало закатывает глаза. — Я здесь не ради того, чтобы доебаться до тебя, а просто потому, что он от меня не отстанет, пока я ему не помогу. Для меня это вынужденная мера. Хван всё ещё пялится на парня стеклянным взглядом. Он говорит, что Минхо мёртв. Погиб. Убил себя. Просто взял и оборвал свою жизнь? Минхо? Тот Минхо, которого он знал? Если конечно знал… Хотя, кого он обманывает. Конечно же знал. Они были блядскими лучшими друзьями. Когда-то… Для Хвана эта дружба существовала три месяца в год плюс рождественские каникулы, больше он себе позволить не мог. Где-то глубоко внутри он понимал, что это в какой-то степени жестоко и неправильно, но не мог по-другому. Просто не умел. Да и в свою защиту и оправдание мог бы сказать, что в эти месяцы всегда был максимально искренним. Мысль о том, что Минхо больше нет, как и Джисона, вдруг окатывает Хвана с головы до ног волной неприятной горькой тоски и заставляет сердце сжиматься. Видимо поэтому друг являлся к нему во снах и предпринимал попытки связаться?.. Его нет. Его нет больше. Осознание пульсирует где-то в сердце, клокочет в носу, застревает невыплаканными слезами у краешков глаз. Они не списывались после того случая, оборвав общение на корню. Позже, Хван пытался всего один раз найти профиль Минхо в соцсетях, но не нашёл. Даже не знал, зачем искал. Просто хотел спросить, как дела у него и Феликса, если они, конечно, помирились. Ему хотелось бы, чтобы помирились. Ради этого он и исчез, рассчитывая, что больше ничего не испортит. И к чему это привело? Что вообще привело к тому, что сейчас напротив него сидит мальчишка с паранормальными эзотерическими способностями, утверждающий, что Минхо мёртв?.. — Я по глазам вижу, что ты пытаешься поверить. Я понимаю, что это нелегко, но если он и правда был важен для тебя, то помоги ему. Он измучен, и ты ему нужен. В последний раз, — Чонину тяжело дается подбирать такие слова. Это вообще всё тяжело. Для Хвана всё это слишком. Слишком много чувств, слишком много мыслей — всё это он сдерживал месяцы и годы напролёт, чтобы не чувствовать себя… Как? Как последний обмудок, которым он являлся всё это время? Это был его выбор, с которым молча согласились все четверо когда-то. Даже в душу не полезли. Решили поиграть в тактичность. Или их и правда не интересовало, что у него тоже могут быть чувства, которые он запрещал себе испытывать? Дружба, блядь. На парня с розовыми волосами накатило непонятное состояние, в котором ему очень не хотелось разбираться. А можно вернуть обратно в его душу пустоту и равнодушие? Они хотя бы не причиняют боли. Он не хочет думать, не хочет чувствовать, это слишком дерьмово даже спустя столько времени, потому что складывается ощущение, что всё это произошло только вчера. Только вчера он видел застывшую боль в глазах Феликса… Нет, не думать, не думать, не думать. Ему срочно нужно убежать. От этого парня, от себя, от мыслей? Плевать. Он подрывается с места и судорожно шарит по карманам в поисках сигарет — скоро они ему пригодятся. В огромных количествах. — Я… мне нужно немного подумать. Мы сможем встретиться вечером? — бросает он вымученный взгляд на медиума. — У меня нет никаких планов, так что, думаю, да, — пожимает плечами тот. — Как тебя…? — Зови меня Айен, — отвечает на подвешенный вопрос Чонин. — А ты Хван Хёнджин, я запомнил, — поясняет он застывшему парню с розовыми волосами. Тот ещё с секунду медлит, а затем они обмениваются контактами и Хван пулей вылетает из столовой, не прощаясь. Мальчишка медиум устало откидывается на стуле, массируя глазные яблоки пальцами, забывая, что на глазах тени, и чертыхаясь себе под нос, что растёр их. Что ж, контакт установлен. Его выслушали, ни разу не послали и не пригрозили психушкой. Нонсенс. Открывая глаза снова, он натыкается взглядом за нетронутый обед и решает присвоить его себе в качестве компенсации за моральный ущерб. Хвану ведь уже всё равно.✧ 🌉 ✧
Хёнджин сваливает не просто из столовой, а из самого универа, полностью наплевав на пары. Несколько кварталов он душит в себе слёзы, но уже на подходе к дому съезжает по калитке, дрожащими руками проворачивая ключ в замке, борясь с желанием разрыдаться прямо здесь и сейчас. Истерика окончательно настигает его на пороге своей комнаты, и он отдаёт себя ей на растерзание, кусая кулак и плача в голос, потому что больше не может это терпеть. Все мысли, сдерживаемые до сих пор, наваливаются на него таким тяжелым грузом, что давит к земле и грозит раздробить в пыль кости. Блядь, ну почему всё так? В последний раз он так сильно плакал, покидая Сан-Франциско навсегда, даже не осознавая, что оставил там ту часть себя, по которой неистово скучал. Это была та живая и наполненная жизнью версия Хёнджина, что умела искренне улыбаться от шуток Джисона, подколов Минхо или обнимашек Феликса. Тогда казалось, что он утопится в чувстве вины, не зная, как с этим жить дальше, как справиться. Перед глазами маячил изредка хороший пример для подражания, что любил высказываться и философствовать на подобные душещипательные темы, особенно под градусом — отец. Его практически не было дома, а их отношения никогда нельзя было назвать тёплыми и близкими, но отца Хёнджин искренне любил и всегда слушал его жизненные мудрости. Отец сказал, что на месте сына просто пережил бы смерть Джисона и расставание с друзьями, потому что всё равно больше их не увидит, и жил бы дальше, как делают все взрослые люди. Только вот Хёнджин не был взрослым, даже сейчас себя взрослым не чувствовал. Он научился это имитировать, с напускным равнодушием едва ли реагируя на внешние раздражители, однако так и не научился по-настоящему справляться со своим эмоциональным багажом. И сейчас до него это окончательно дошло. Он не справлялся всё это время, как ему казалось, со всеми накопившимися за годы эмоциями, он бежал от них, как сбежал тогда, испугавшись всего, что натворил. Потому что за поступки нужно было нести ответственность, а он не был к этому готов. Да никто из них не был, по правде говоря. Хван даже не знал, смог бы он всё исправить хоть как-нибудь, если бы была возможность вернуться? По его вине всё закончилось тем, что Минхо не смог справиться в одиночку. И неизвестно ещё, что теперь с Феликсом… Как же тянуло подумать про Феликса, как же тянуло почувствовать к нему что-нибудь… Но нет, нельзя. Да, он снова убегает, но в данном случае хотя бы оправданно. Он бы никогда в жизни не причинил Феликсу боль. Но всё же сделал это однажды и всё это время не мог себя простить. До сих пор не может… Подползая в немых рыданиях к кровати, Хёнджин свернулся калачиком на ковре, стянув с неё подушку с одеялом и отключился на нём же, не в силах даже поднять себя в пола. Горло саднило, а глаза припухли, когда он провалился в первый за долгое время сон без сновидений до самого заката…