✧ 🌉 ✧
Только ступив на твёрдую землю после такого изматывающего перелёта, Чонин готов упасть на неё и целовать, признаваясь в любви. Вертел он такие мероприятия на одном небезызвестном детородном органе, пообещав себе, что после возвращения в Сеул по окончанию всего этого, он больше никогда на такие дальние расстояния не полетит. Каким же был его болезненно-разочарованный стон, когда Хван поймал такси и им пришлось снова садиться, хоть ехать и было недалеко. — Парксайд, 143 Скайлайн-стрит, Мотель «Калифорнийский берег», — бросает Хёнджин водителю фразу, записанную у него где-то на внутренней стороне черепа, не меньше. Вопреки тому, что он изо всех сил гнал от себя все виды привязанностей, с чувством одолевающей ностальгии бороться было сложнее всего. Просто потому что в этом городе он провёл лучшие месяцы своей жизни? Пожалуй, поэтому. Несмотря на то, что его дом в Южной Корее, по-настоящему дома, на своём месте, он чувствовал себя именно здесь. Когда-то. Вглядываясь в ночные, едва различимые и до боли знакомые пейзажи за окном автомобиля, Хёнджин не был уверен, что чувствует сейчас то же самое. Они проезжают Уэстборо, Серрамонте и Дейли-Сити, огибают по дуге гору Сан-Бруно и на подъезде непосредственно к самой границе Сан-Франциско у Хёнджина просто замедляется дыхание. Бесконтрольно и ненамеренно. Он не был здесь два года, а казалось, что целую вечность. Но вместе с тем и будто только вчера. Как такое возможно? Как это вообще называется? В Сеуле буквально вся его жизнь, но в этой жизни нет самой жизни. А здесь он даже не то чтобы желанный гость. Мать здесь больше не живет, Хани погиб, Минхо покончил с собой, а Феликс... Наверное, Феликс ненавидит его. Хёнджин думает, что заслужил его ненависть, даже больше — ему бы, наверное, стало в какой-то степени легче, если бы младший Ли не чувствовал к нему буквально ничего, одно сплошное равнодушие. Это бы значило, что он свободен от любых ненужных чувств. Так было бы правильно. И безопасно для его хрупкой душевной организации. Хёнджину хотелось встретить Феликса и понять, что тот забыл его. Чтобы Феликс в лицо спросил его «Мы знакомы? Я тебя не знаю». Да, так было бы лучше. Но эта мысль почему-то заставляла спокойный океан внутри волноваться и биться волнами о скалы, грозя превратиться в цунами. На въезде в Парксайд водитель сбавил скорость, так что Хван и вовсе прилип к окну, разглядывая улицы и дома, фонари и вывески, въевшиеся в его память. Складывалось ощущение, будто он помнит каждую деталь, ведь они так часто рассекали эти улицы на скейтах, дурачились под дождем или шныряли в тумане по пути на Оушен Бич и обратно. На парковке перед мотелем, Хёнджин отстёгивает водителю несколько шуршащих купюр, щедро добавив на чай, будит задремавшего Айена, и они оба выпадают из автомобиля, впериваясь взглядами в горящую слабым оранжевым неоном в дымке вывеску с надписью… — «Калифорнийский берег», — Хёнджин произносит название вслух, отчаянно нуждаясь в доказательстве того, что он и правда здесь, потому что перед глазами он отчетливо видит Джисона, свисающего с перил второго этажа, агрессивно машущего ему с приветственной улыбкой в присущей ему беличьей манере и кричащего на всю округу «Добро пожаловать домой, Хван!». Хёнджин моргает, видение исчезает, а раздавшаяся в самой голове фраза фантома из его воспоминаний остается громким продолжительным эхом, заставляя застыть камнем и подождать ещё с полминуты, приходя в себя. — Хёнджин, ты в порядке? — слышится сбоку обеспокоенный голос Айена, что оглядывает его с головы до ног. — Ты плачешь. — Что? — Хван обеими руками порывисто смахивает непонятно откуда взявшиеся слёзы и смотрит на мокрые пальцы, чтобы затем вытереть их о спортивные штаны. — Да, я в норме. Пошли. В Сан-Франциско всегда много туристов, но в конце осени их поток всё же минимален, так что можно было не переживать о том, что здесь не будет доступных номеров. Однако ему был нужен лишь определенный из них. В другие он просто не хотел. Казалось, если ему сейчас откажут, он будет ночевать на парковке под открытым небом, но ни в каком другом, кроме того самого. — Номер семь и восемь, будьте добры, — после приветствия и обмена любезностями с девушкой у стола регистрации просит Хёнджин. — Сожалею, молодые люди, но восьмой номер не обслуживается. Могу предложить пятый и шестой, если нуждаетесь в смежных комнатах, или пятнадцатый и шестнадцатый, если интересует второй этаж — они все сейчас свободны, — девушка вежливая и приятная, но явно из новеньких. Раньше администратором на протяжении как минимум шести лет здесь был Курт — худощавый парень неопределённого возраста с тягой к дешёвым энергетикам и специфическим чувством юмора. Всех трёх лучших друзей внука управляющей он знал в лицо и беспрепятственно пускал в номер, который принадлежал ей лично. — Могу я узнать причину? — хмурится Хван, задавая вопрос лишь для галочки, чтобы была подводка к нужной теме. — Оу, ну… У нас об этом не особо любят распространяться, но когда-то давно, говорят, у управляющей был внук и этот номер был в его распоряжении. Он там жил буквально, с друзьями школьными зависал вроде. Но потом погиб и туда, знаете, никого после того случая не пускают. Управляющая им пользуется иногда для своих каких-то целей, раз в пятилетку, грубо говоря, но на этом всё, — девушка ведёт себя опасливо, озираясь по сторонам, будто её кто-то может услышать, но видно, как ей интересно посплетничать на эту тему. — И да, парень не в этой комнате умер конечно же! Он… — Сгорел, с родителями в пожаре в Сан-Хосе. Его звали Хан Джисон, — у Хвана непроницаемое лицо, а в голосе ни единой эмоции, что девушку даже немного пугает. — Откуда вы знаете? — Я был одним из тех друзей. Мне нужен именно этот номер. — Ну… Я даже не знаю вас, это… — Проверьте журнал регистрации за лето 2016-го года. Он лежит в верхнем ящике тумбочки прямо за вашим стулом. Им обычно никто не пользуется, отчего он немного заедает, — Хван взглядом указывает за спину обескураженной девушки. Она разворачивается, подозрительно косясь на странного полуночного посетителя, но слушается и выуживает из скрипящего ящика пожелтевший журнал, перелистывая и ища нужную информацию, пока Хёнджин достает из глубин сумки паспорт, раскрывая его на нужной странице. Девушка зачитывает имена вслух: — Хан Джисон, Ли Минхо, Ли Феликс, Хван Хёнджин… Вижу по документам, — она закрывает журнал, но вздыхает. — Я всё равно не могу ничем вам помочь. Я не знаю где хранится ключ от этого номера, в каком состоянии там всё находится и что я скажу управляющей? — Управляющей назовёте моё имя и у неё не возникнет никаких лишних вопросов, к тому же я могу справиться с этим и сам, потому что завтра планирую навестить её лично. Состояние номера явно удовлетворительное, потому что его проверяют раз в месяц — не думаю, что подобная традиция изменилась за прошедшие годы. А ключ к нему лежит в том же ящике, где вы взяли журнал, — Хван сыпет аргументами, пока стоящий всё это время в нескольких шагах от него рядом со стеной Чонин просто молится всем высшим силам, чтобы ему поскорее дали какой угодно номер, хоть без кровати, потому что он адски устал и невыносимо хочет спать, буквально отключается на ходу. Девушка колеблется, но всё же выуживает ключ из ящика, когда Хван кладет на стойку стопку купюр, в сумме значительно превышающей суточную аренду одной съемной комнаты. — Вы здесь на месяц? — шипит шёпотом девушка, не понимая зачем столько денег. — Не имею ни малейшего понятия. Пока запишите на неделю за два номера. Остальное оставьте себе. — Мистер Хван, я всё понимаю, но заберите хотя бы часть, мне неловко… — она продолжает шептать с ошарашенным лицом. Зачем этим азиатским парням именно этот номер именно в этом неприметном мотеле, если за те деньги, которыми он усыпал стойку перед ней, он вполне мог снять что-то совершенно люксовое в центре города с шикарным видом, шведским столом и СПА? — Пожалуйста, не спорьте со мной, — забирает со стойки символический и совсем ненужный ключ Хван, потому что тот, которым он собирался открывать комнату своих воспоминаний, всегда был при нём даже в Сеуле — его собственный дубликат, выданный когда-то давно лично мадам Бабушкой. — Я всё равно сейчас уйду в нужный мне номер, а что вы будете дальше делать с этой суммой мне совершенно не интересно. Если не можете найти ей применение самостоятельно, то пожертвуйте бездомному бедолаге, в приют для животных или просто угостите кого-нибудь горячим обедом. Доброй ночи, — разворачивается Хван и тащит засыпающего на ходу Чонина за локоть, давая ему ключ от седьмой комнаты. Воспоминания преследуют парня с розовыми волосами даже при подъёме по лестнице, то тут, то там мелькая яркими вспышками — на шестой ступеньке Джисон любил спотыкаться раз за разом, потому что лестницу строили бестолковые кретины, допустившие ошибку в расчётах, тем самым сделав одну ступень выше на пару сантиметров, из-за чего многие не могли нормально переступить через неё; в десятом номере в июле 2015-го жил какой-то бродячий рокер, с которым Минхо закрутил непродолжительный роман — о, теперь с высоты жизненного опыта и большого количества пройденного времени Хван понял, почему Джисон невзлюбил того с первого взгляда; а вот здесь, прямо напротив двери, в которую он сейчас собирался зайти, в конце лета 2016 года впервые налакавшийся до чертиков Феликс почти признался ему в чувствах… Хёнджин жадно вдохнул ночной воздух, потому что воспоминание стояло прямо перед его глазами…✧ 🌉 ✧
Август 2016 года — Джинни, знаешь, я никогда ещё так много не пил… — Феликс хихикает, сгибаясь пополам в руках Хвана, что вытащил его на свежий воздух, пока Минхо с Джисоном разговорились на философские темы, и пригвоздил своим телом к перилам площадки, чтобы того перестало так сильно вести и кренить из стороны в сторону. Хёнджин и сам был очень пьян, но не до таких соплей. — Ты вообще ещё никогда не пил, 바보, — хохочет Хёнджин и обнимает Феликса со спины. Феликсу всегда нравился его корейский. На улице второй час ночи, конец августа, тихо и спокойно. Парксайд окутан характерным для таких ночей туманом — густым и непроглядным, так что кажется, что «Калифорнийский берег» дрейфует во времени и пространстве, а мира за его пределами не существует. Феликс ещё какое-то время хихикает по инерции, а затем блуждает пьяным взглядом по видимой части парковки, поднимает взгляд, надеясь увидеть сверху небо, но там оказывается лишь непроглядная дымка. — Если бы небо сейчас было видно, я бы сказал, что луна сегодня красивая… — его голос тихий и задумчивый, едва ли он осознает сейчас, что говорит. Хван знает, что значит эта фраза, так что сразу же сглатывает, борясь с собой и ещё с кучей ощущений, боясь вообще двигаться, но всё же берет себя в руки. — Жаль, её не видно, — он старается сохранить непринужденную интонацию, уходя от ответа. Вернее, убегая от него так далеко, как только можно. — Ну ничего, насмотримся ещё. Глаза Феликса обращены сейчас на парковку, так что он позволяет взгляду потускнеть на несколько секунд, вцепившись левой рукой в перила. Мир вокруг так сильно вращается, всё кажется таким нереальным и сказочным, но сказку может разрушить всего одна фраза. Он слишком пьян, слишком запутался в себе и слишком жаждет чего-то от друга, к груди которого сейчас прикасается спиной, что кажется, скоро просто взорвется. — Ты улетаешь через неделю… — начинает он издалека. — Прости, что приходится, — Хвану правда жаль. Хотя, думая о возможности остаться здесь жить, его берет дрожь и душу обдает холодком. Почему? — Снова общаться не будем толком… — Ты же знаешь, Ликси, отец меня по учебе гоняет и… — Знаю, — тянет Феликс, прерывая его оправдания. Друзья давно смирились с тем, что Хван прилетает, живет с ними несколько месяцев, а затем исчезает с радаров практически подчистую, даже в сети общаясь с ними редко. Великий долбаный представитель избегающего типа привязанности. Да, Феликс интересовался темой «какого хрена наш лучший друг забивает на нас большой и толстый болт, стоит ему только сесть в самолет?», изнасиловав Гугл сотней поисковых запросов, в числе которых «как понять свою сексуальную ориентацию». — Просто я буду скучать по тебе, — он неловко разворачивается в руках Хвана и с нарушенной координацией чуть не спотыкается об свои же ноги, мгновенно хихикая на стрессе, что Хёнджин принимает за очередную пьяную невменяемость. Теперь они стоят лицом к лицу, всё ещё обнимаясь. — Я тоже буду скучать по тебе, цыплёнок, — Хёнджина к нему отчаянно тянет, по-страшному, как магнитом. Размазывая и таща по асфальту катком до лужи. Он не сдерживаясь утыкается лбом в лоб Феликса, надеясь, что количество выпитого им алкоголя сотрёт младшему всю память на завтра. Потому что его невозможно не касаться — он нежный, мягкий и тёплый, как ничто в этой жизни. Он смотрит своими блестящими глазками, в которых застыли смешинки, что даже в темноте светятся, кладёт руки на плечи друга и у друга внутри застывает крик о помощи «остановите меня, кто-нибудь, блядь, пожалуйста». «Не привязываться. Ни к кому. Никогда» Однажды он уедет, и больше никогда не вернется. Они больше не встретятся. Поэтому нельзя ничего усложнять. Он слышал истории от сломленных людей о невозможности быть вместе с теми, с кем хочется, о расстояниях, уничтожающих всё возможное между ними, об убитых чувствах и даже депрессиях. Если хочешь быть более полноценным человеком, драм в жизни лучше старательно избегать. Если по выходу из юности, ты остался целым, значит ты герой – один из немногих, кому дальше будет легче по жизни как добиваться чего-либо, так и просто двигаться дальше. Но сейчас… Сейчас перед ним это солнечное создание, что заглядывает своими карамельными глазами прямо в душу, поглаживает крохотными ладошками его затылок и пьяно хихикает, совершенно не осознавая, что делает. У него есть только этот миг, чтобы узнать каково это – совершать ошибки. Миг, пока юность ещё не кончилась. — Феликс, — дыхание отчаянно сбивается при любой попытке контролировать его. — Что-о? — Феликс смешно растягивает буквы и слегка пошатывается. — Пожалуйста, — Хван облизывает губы, отчаянно реагируя на то, что уже решился сделать. — Прошу тебя, забудь о том, что я сейчас сделаю. Феликс непонимающе хихикает, вопросительно приподнимая брови, но следующий его вдох обрывается, стоит только другу прикоснуться к его щеке кончиками пальцев. Он ласково движется ими по скулам, спускается к подбородку и чуть приподнимает, замерев в паре сантиметров от губ младшего. Феликс, кажется, забывает, что такое кислород, потому что в следующую секунду его губ касаются мягкие губы Хёнджина и вовлекают в поцелуй, полный трепетной нежности. Она загорается созвездием в его веснушках, растекается по венам, наполняет собой всё крохотное солнечное сердце, что любит в первый раз и ещё не осознает этого в полной мере до конца. Хёнджин разрешает себе один раз, всего лишь раз почувствовать окрылённым, прижимая к себе этого ангела, касаясь его аккуратно, стараясь не пересекать черту, за которой его вообще размажет с концами. Сердце стучит так неистово быстро о нём, душа звенит, но разум даёт звонкую пощёчину прямо в самый сладкий момент — когда он легонько прикусывает нижнюю губу Ликса и из груди того вырывается вздох наслаждения. Отстраняется он более резко, практически отходя от Феликса, вцепившегося в перила позади себя, на расстояние вытянутой руки. Из восьмого номера, резко распахнув двери, выбегает хохочущий Джисон, следом за которым бежит Минхо. Оба придурка совсем не обращают внимание на застывших в красноречивом виде парней, увлеченные погоней и скрывающиеся на парковке позади мотеля. Издалека слышны их перепалки и удаляющийся смех. Феликс как ни в чем ни бывало трёт сонные глаза и зевает в ладошку, внешне быстро вернувшись в изначальное состояние, будто ничего необычного не произошло. — Я сейчас упаду, поэтому ты как хочешь, а я спать, — он потягивается на ходу и проходит мимо ошарашенного Хвана в комнату. — Хорошо, засыпай. Я ещё немного проветрюсь и тоже пойду, — бросает Хёнджин, когда младший проходит мимо. В глаза друг другу они смотреть избегают. — Доброй ночи. — И тебе. Дверь закрывается и Хван слышит, как с платформы под названием «Юность» отходит поезд с названием «Шанс на счастье». Шанс — не гарантия. На шансы не размениваются, ибо слишком рискованно. Хотя в этот самый момент отчаянно хочется. Феликс же со стеклянным взглядом падает в кровать, закрывает глаза и понимает, что не сможет сдержать обещание, потому что никогда не забудет вкус его губ и прикосновения кончиков пальцев к щеке.✧ 🌉 ✧
— Хёнджин. Хёнджи-и-н! Хван Хёнджин вернись с небес на землю, — Айен стоит на том же самом месте, где стоял Феликс, и машет перед лицом парня рукой, возвращая в реальность. Хёнджин моргает, понимая, что недосып заставляет его всё сильнее погружаться в глубины своей памяти, заставляя чувствовать себя дерьмово, так что обещает себе с завтрашнего утра побольше спать, получше питаться и постараться не впадать в метания своей подростковой поры. Он давным-давно уже всё это пережил, как и Феликс. Когда они встретятся, они смогут поговорить и разрешить всё мирно и без скандалов. Наверное. По крайней мере, он приложит к этому все свои усилия. — Ты это… Слушай, если тебе совсем хреново будет, мы можем поговорить в любой момент, имей ввиду. Я умею слушать и могу поддержать, — Айен очень хороший парень. Добрый. Эта последняя черта, которую Хван рассмотрел в нем, напоминает ему Феликса. Теперь он напоминает всех троих понемногу. Возможно, они смогут подружиться? Конечно же, на какое-то время. Пока их пути не разойдутся. — Хорошо. Можешь пока не беспокоиться обо мне, я буду в норме, — успокаивает Айена Хёнджин, ободряюще улыбаясь, ибо парень на полном серьёзе волнуется о его ментальном здоровье. Это для Чонина все подобные истории повседневная рутина, а для обыкновенных людей это большой стресс и нагрузка на психику. Хван ещё за него переживал… Пусть переживает за себя — Чонину на него порой взглянуть страшно. Когда тот о чем-то задумывается, на него хоть табличку вешай «Ушёл в себя, вернусь нескоро». Парни открывают двери своих комнат и проходят внутрь. У Чонина вполне неплохой номер, но рассмотреть его он решает уже завтра, лишь смотавшись в ванную умыться и сразу же укладываясь спать. Хёнджин же задерживается в полумраке, боясь включить свет и встретить очередные воспоминания — за последние несколько дней у него и так уже случился перегруз нервной системы. Она отчаянно требовала передышки и Хван пообещал себе сегодня не думать ни о чём больше, кроме Оушен Бич, который обязательно навестит в ближайшее время. На стене он с удивлением обнаруживает всё ту же гирлянду, всё в том же месте — никто не убрал её отсюда? За все эти годы? Он с помощью фонарика на телефоне ищет провод от неё и вставляет в розетку. Комната озаряется мягким, но достаточно тусклым светом — синий всё-таки перегорел вслед за зелёным. Остался только жёлтый и красный, всматриваясь в которые, Хёнджин проваливается в глубокий беспробудный сон. Где-то на полупустой парковке, после того, как Хван пропал за дверями восьмого номера, ещё на какое-то время остается полупрозрачный, едва различимый силуэт духа с волосами цвета мокрого асфальта. Минхо вспоминает, как увидел той ночью поцелуй лучших друзей в окно.✧ 🌉 ✧
Просыпаться отчаянно не хотелось, хотя было очень нужно. Открыв глаза Хёнджин сначала даже не понял, где находится, потерявшись и ещё не отойдя ото сна, в котором, хвала богам, к нему не приходили воспоминания. Однако, он тут же простонал, уткнувшись лицом в подушку, когда окинул пространство первым взглядом. Он снова здесь. Он и правда мог бы выбрать фешенебельный отель где-нибудь в Пасифик-Хайтс, но почему-то считал, что не имеет такого права. Ну или просто не хотел. И не хотел самому же себе признаваться почему именно. Холодный свет полуденного ноябрьского солнца бьёт в окно, освещая помещение, по которому начинает метаться любопытный взгляд. Здесь всё осталось точно таким же, как в его последний визит больше двух лет назад. Мадам Бабушка трепетно сохранила его в том виде, в котором её любимый внук был здесь счастлив проводить время вместе со своими друзьями. Он даже не выглядел как номер мотеля, скорее, как полноценная комната на четырёх человек — полки с фильмами Джисона, гирлянда Феликса, книги Минхо и мини-картины Хёнджина. Однотонный бежевый ковёр стоптан у краёв кровати, потому что они имели привычку сидеть поближе к телевизору, под которым было две выцарапанные на деревянных панелях надписи: «Хан Джисон был здесь» и «Ли Минхо был здесь». На кроватях всё те же покрывала, в которые они кутались в плохую погоду, а в кухонных шкафчиках обнаруживаются все четыре кружки, принадлежащие мальчишкам и все разные: со «Мстителями» у Хана, с кошками из всевозможных мемов у Минхо, с дурацкой надписью: «Секси мудак Хван Хёнджин», его собственная, подаренная старшим Ли, и термо-кружка Феликса, на которой при вливании кипятка появляется стилизованная под шрифт из «Гарри Поттера» надпись «Lumos!» с искорками. В каждом углу находилось что-нибудь особенное и привлекающее внимание. Где-то трогательное, где-то навевающее ужасную тоску. Хван решил, что по окончании миссии по спасению Минхо обязательно разрешит себе на сутки погрузиться во всё это ностальгическое дерьмо, дав себе слабину как тогда, августовской ночью. Пусть после того раза его собственная душа чуть было не совершила ритуал самосожжения, он всё же нашёл в себе силы и справился с этим. Во многом благодаря тому, что Феликс и правда забыл всё, и на следующий день вёл себя как ни в чем ни бывало, только может смеялся чуть меньше, списывая всё на похмелье. Хёнджин, как и планировал, решает начать поиски Феликса с бабушки Джисона, однако для начала нужно было расспросить о её нынешнем местонахождении девушку со стойки регистрации, что он решает сделать раньше, чем идти и будить Айена. Парню несладко пришлось за последние сутки, так что можно дать ему лишние полчаса, пока в делах не требуется его непосредственного присутствия. — Доброе утро, вернее, уже, конечно почти день, так что… В общем, неважно, — обращает внимание администратора на себя Хёнджин. — Помните, я говорил вам ночью, что хочу навестить управляющую? Девушка желает доброго утра в ответ и кивает. — Вы случайно не знаете, где её сейчас можно найти? Мне нужны какие-нибудь её контакты — адрес, телефон. — О, миссис Хан не так давно сменила место жительства, насколько мне известно, но нового адреса не сообщала. Я могла бы дать вам её рабочий номер, однако, она не отвечает на него по выходным, так что не думаю, что это вам поможет, — девушка пожимает плечами, а Хёнджин начинает злиться на себя. — «Пицца Норт Бич», заказ для Дженнифер Бакли! — слышится сзади бодрый голос курьера, на который она реагирует, размахивая руками и привлекая к себе внимание. — Ура-ура, наконец-то! — девушка улыбается и тут же торопится. — Извините, пожалуйста, я быстро — только расплачусь и отвечу на оставшиеся вопросы. — Привет, Джен! У тебя «Маркет-стрит спешл» или «Рома Гарден»? — расчехляет термо-сумку парень в бейсболке с логотипом ресторана. — Обижаешь, Рич! — Дженнифер притворно оскорбляется, но парень усмехается, и она понимает, что он пошутил. — Давай мне сюда мою прелесть! — Рич? — поворачивается всем корпусом к курьеру Хёнджин и узнаёт в его лице черты старого знакомого. Парень снимает бейсболку и ерошит короткие светлые волосы, поднимая сконфуженный взгляд. Затем он тоже узнаёт в незнакомце человека, с которым они когда-то познакомились в скейтпарке. — Хван? Какая встреча. Да тебя не узнать! — Рич расплывается в улыбке и торопится передать администратору пиццу, чтобы пожать протянутую руку приятелю юности. — Джен, с тебя 12 баксов. — Я онлайн оплачивала! — возмущается девушка. — Знаю, — ржет Рич. — Ты просто задница! В следующий раз буду в «Голден Бой» заказывать. — Напугала, ага, — ещё шутит он над девушкой, которая поспешно достает ароматный кусочек пиццы и набрасывается на него, пока гость занят разговором с курьером. — Давно тебя здесь не было. Какими судьбами в Сан-Франциско? Друзей навещаешь? Ну, оставшихся… — парень трёт нос, смущённо потупив взгляд, потому что ляпнул, не подумав. — Да и не осталось, считай… — тянет Хёнджин, пряча руки в карманы и грустно улыбаясь краешком губ. — Минхо больше нет. Умер год назад. Рич меняется в лице. — О, боже, я ведь его буквально прошлой осенью видел, в сентябре кажется… Соболезную, приятель, — он хлопает парня по плечу, заломив брови. — Давай просто не будем об этом, ладно? — А как Феликс с этим справился? Как он вообще? — Рич прислоняется плечом к стене и с любопытством блуждает по лицу Хёнджина. — Феликс не знает. Я потому и прилетел — старые дела порешать. Мы два года не общались, знаешь, а предки Минхо его даже на похороны не пригласили. — Как были ублюдками, так ими и остались… — цокает Рич и осуждающе кивает головой из стороны в сторону. — Если честно, я подумал, что ты можешь знать где он, — Хван устало потирает затылок. — Прости, его я ещё дольше Минхо не видел. Даже не помню, когда в последний раз пересекались. Весной того года? Зимой? Черт, правда не могу вспомнить. Ну он тогда с одноклассницей встречался, я помню, как раз где-то около ботанического сада гуляли. Это был последний раз, больше его не встречал. Сердце будто потёрли стекловатой. Какой одноклассницей? Едва ли там была хоть одна девчонка, достойная встречаться с ним — одни гламурные идиотки, стервы и ботанички… Рука в кармане непроизвольно сжимается в кулак и хочется глубоко выдохнуть. — О, — внезапно переключается Хван, радуясь своей удаче. — А ты случайно не знаешь, где сейчас живет миссис Хан? — Бабушка Джисона? Знаю, ещё как знаю, — Рич снова улыбается, радуясь подвернувшейся возможности сменить тему на более позитивную — Она одна из наших постоянных клиенток. Я её любимый курьер, как она говорит, — Рич горделиво приподнимает воротник ветровки. — Чаевые сыпет всегда очень щедро. В общем, вообще-то адреса клиентов раздавать нельзя, но по старой дружбе почему бы не помочь? Есть куда записать? — Телефон в номере забыл, чёрт, — шарит по карманам Хван. — Джен, одолжи стикер и ручку, — просит Рич у девушки, которая молча протягивает предметы по просьбе, потому что жуёт свою пиццу. — Форест-Ноллс, 328 Уоррен Драйв, — пишет парень на ярко-бирюзовом листке, проговаривая вслух, и передает Хёнджину, возвращая ручку на стол администратора. — Вот, держи. — Спасибо, Рич, — благодарно хлопает Хван парня по плечу. — Ну, мне пора, и так задержался дольше положенного. Забегай к нам в «Норт Бич» если время будет, — скорее из вежливости, чем из искреннего желания бросает курьер. — Обязательно, — также вежливо кивает ему Хёнджин и провожает взглядом удаляющуюся фигуру. — Я могу ещё чем-нибудь вам помочь? — подаёт голос Дженнифер, нехотя отрываясь от своего импровизированного обеда. — Уже нет, спасибо. Всё, что мне было нужно, я узнал, — бросает Хёнджин и торопится вернуться в номер, как натыкается в дверном проёме на Айена. — О, с пробуждением. — Да я ебал такие пробуждения, если честно, — устало трёт виски Чонин. Под его глазами пролегли заметные тёмные круги. — Не выспался? — Нет, спал я как раз-таки чудесно, только вот твой мёртвый друг меня напугал, — он широко зевает, прикрывая рот рукой, а у Хвана глаза грозят вылезти из орбит, ибо администратор сидит в нескольких шагах от них, и вряд ли знает о существовании призраков и всякой прочей потусторонней чертовщине. Он торопится вытолкать Яна из крохотного фойе, за пределами которого начинает осуждающе на него шипеть. — Ты в своём уме? Фильтруй речь, когда мы не одни. Эта девушка могла нас услышать. Хочешь, чтобы тебя в психушку увезли? — Меня подобное уже давно не пугает, поверь, — тянет Чонин с абсолютно беспристрастным взглядом. — Охотно верю. Только вот если тебя всё же увезут люди в белых халатах, я в одиночку тут не справлюсь, знаешь ли, — Хван чуть ли не трясёт его за плечи. — А, да, точно… — виновато тупит взгляд Ян, вспоминая, зачем он здесь. — Соберись, пожалуйста, — Хёнджин отпускает руки и приглаживает ими свои волосы, выдыхая с прикрытыми глазами. Даже не совсем понятно, кому из них двоих он адресовал эту фразу — себе или мальчишке-медиуму. — Какие планы? — Ищем Феликса, нет больше планов. — Я понял, но отправная точка какая-нибудь будет? — Да, — сжимает свернутую бумажку с адресом Хёнджин. — Как ты относишься к пешим прогулкам?✧ 🌉 ✧
Пешей прогулкой оказывается часовой променад до лесистого жилого района под горой — по факту холмом — Сутро, за соглашение на который Чонин проклял себя всеми мыслимыми и немыслимыми словами. Нужно было включить самую малость наглости и запросить такси, которое не вышло бы таким уж дорогим удовольствием с учетом имеющихся у Хвана денег. Мало того, что на нём сказывался недосып, так под конец вообще пришлось подниматься по возвышенности, не щадя ноги. Чонин не помнил в принципе, когда в последний раз так много ходил пешком. Однако, это была хорошая возможность им поговорить, впервые за несколько дней. — Ты говорил Минхо тебя напугал, — вспоминает Хван, идя чуть впереди Яна. — Как именно? — Я просыпаюсь в тёмной и незнакомой комнате, не выкупая, где я и что я, открываю глаза и натыкаюсь взглядом на покойника, что таращится на меня из полумрака. Ты бы на моём месте не охренел бы? — Я думал, ты привык к подобному, — усмехается Хван вопреки тому, что это нисколько не смешно. — Назови меня впечатлительным, но к подобному невозможно привыкнуть, — расширяет глаза парень. — Что он хотел от тебя? — То же, что и все дни — успокоиться. Я говорю ему, что нельзя столько времени в нашем мире проводить, он не слушает. Доиграется, блядь, что я его видеть и чувствовать перестану… — А такое возможно? — поворачивает Хван голову в его сторону. Легкий ветер треплет белокурые волосы Чонина и приносит запах с самого океана. — Возможно. Временно. И чревато последствиями. У меня потом адские головные боли могут быть. — Ого… — Ага… — Он говорит ещё что-нибудь? Он вообще ведёт себя как человек? — Хвану становится интересно, как это работает. Разговоры о таком Минхо конечно отдаются тяжестью на душе, но всё-таки как-то смягчают ударную волну от осознания, что его больше нет и они никогда не увидятся. — Призраки — это не люди, Хван. Они что-то вроде последних записанных воспоминаний. Очеловеченных и потерянных. Всё, что они могут чувствовать, это зудящее беспокойство, которое не покидает их ни на минуту. Ну и сожаления. Больше ничего. Многие из них просят и молят о том, чтобы почувствовать хотя бы боль, готовые плакать и разрываться, лишь бы чувствовать хоть что-то. Это очень прискорбное зрелище на самом деле… — Чонин немного сбавляет шаг и теперь смотрит только себе под ноги. — Как они выглядят? Как в фильмах? Полупрозрачные парящие над землей силуэты? — Хёнджин пытается представить призрак Минхо и решает, что лучше этого никогда не видеть, благодаря небо за отсутствие у себя дара Айена. — Не совсем, — теперь блондин думает, как бы это правильно описать. — Они похожи на тени, только светлые. Полупрозрачные, да, но без четких очертаний. Как сгустки тусклого света что ли… не знаю, как правильно объяснить. Они не светятся, нет. Туман, точно, туман! Они похожи на туман, — Ян щелкает пальцами внезапному озарению. — Теперь я не могу понять… Почему Минхо остался между мирами, а Джисон нет? Он ведь тоже умер не своей естественной смертью. — Видимо у него не осталось незавершённых дел. Так бывает, если у человека жизнь была достаточно гармоничной, и он был в ладах с самим собой. В отличие от Минхо, он успел признаться в своих чувствах. И хоть ответ не услышал, всё равно знал его. — Ого, Минхо тебе даже это рассказал? — грустно усмехается Хёнджин. — А что? Это была какая-то тайна? — В том то и дело, что нет, — он пинает подножный камушек и тот летит в траву. Из-за туч показывается солнце, заставляя парней отбрасывать длинные тени на тротуар, но скрывается через пару мгновений. — Точнее да, просто все и так об этом знали. Ну, ближе к концу уже… — Что между вами всеми вообще за хрень происходила? Извини за вопрос конечно, но раз уж я варюсь во всей этой истории, могу же я узнать её поподробнее. Пока что я вижу только какой-то сумбур: то ты спишь с Минхо, то целуешься с Феликсом, то Джисон ревнует Минхо к тебе, то признается ему в любви, то Феликс что-то проявляет к тебе, то встречается с девушками, пока ты в Сеуле блядствуешь как в последний раз. Не в обиду — по факту. Хёнджину самую малость сводит челюсть от того, насколько много Айен уже знает обо всём. И одновременно не знает ни черта. Это всё было в разные промежутки времени, последовательно, тупо и… Слишком сложно. — Это и был какой-то сумбур. Мне не очень хочется всё это объяснять, если честно. Могу только сказать, что с Минхо мы совершили ошибку размером с галактику и я конченый идиот. Я не хотел делать Феликсу больно. — Вы с Феликсом… — Не надо это озвучивать и как-то называть или характеризовать, пожалуйста, — Хёнджин медленно, но верно проводит черту, обозначая рамки. — Это всё давно в прошлом. А я здесь, чтобы исправлять ошибки. Возможно за всех четверых разом. Ну значит так мне и надо… — он прячет руки в карманы, но следом решает закурить. «В прошлом, как же» — думает Чонин, наблюдая за всполохами души Хёнджина, которые он чувствует даже на расстояние полутора метров. — «Ну, по крайней мере признаёт, что идиот».✧ 🌉 ✧
Уже стоя перед обозначенной дверью, Хвана мучает нервное желание оставить нахрен всё и как обычно убежать как можно дальше. Посидеть на западном побережье, без всяких мыслей просто наблюдая за волнами, получить пару заслуженных пощёчин от ветра, которых было бы слишком мало, а затем улететь обратно, в свою скучную, серую, бессмысленную жизнь, которую он надеялся когда-нибудь осилить, как все люди. Ну или хотя бы просто свалить ещё на десять минут и скурить полпачки сигарет. Чонин поглядывает на застывшего в раздумьях Хвана, скрестив руки на груди. Он начинает привыкать к тому, что этот парень проводит глубоко внутри себя времени гораздо больше, чем снаружи. А ведь так с первого взгляда и не скажешь. — Долго стоять будем? — блондин щурит свои лисьи глаза. Хван выныривает из размышлений и решается, понимая, что откладывать больше нет смысла. Они уже здесь, а бабушка Джисона всегда хорошо к нему относилась. Конечно же она не будет в курсе всего, так что здесь он не встретит осуждения, не дающего ему покоя. Он поднимает руку усилием воли и нажимает на звонок, раздающийся трелью за дверью. Поначалу кажется, что дома никого нет, но затем дверь открывается и на пороге оказывается госпожа Хан, какой Хёнджин её и запомнил — она почти совсем не изменилась, в отличие от него. — Боже мой, Хёнджин? — Здравствуйте, миссис Хан, — тепло улыбается Хван, встречая доброжелательную улыбку женщины, что мгновенно расслабляет его и он чувствует, что мышцы до сих пор были напряжены, будто он правда собирался бежать от толпы хищников. — Добрый день, госпожа, — приветствует Чонин, и она также улыбается и ему. Хван представляет Айена как хорошего знакомого, а своё пребывание в Сан-Франциско подаёт как деловую поездку, не нагружая женщину ненужными деталями их жизненных перипетий. Даже если бы он захотел объяснить, зачем прилетел, у него бы всё равно не вышло так, чтобы она поняла. Бабуля запускает обоих парней в дом и мгновенно начинает суетиться, предлагая им обед и чай, от которого они пытаются отказываться, но выходит из рук вон плохо, ибо она настаивает и категорически не принимает отказы. Заведя парней в кухню и усадив за стол, она бегает из стороны в сторону, заставляя его едой, пока начинает расспрашивать Хёнджина обо всем на свете. — Джинни, ну рассказывай, как ты, как Сеул? Как родители? Девушку завёл? Сеул он бы сжёг. Он бы вообще весь мир сжёг вместе с собой. Родители? О, если бы он знал, как родители, он бы обязательно ответил, ибо после того, как мать повторно вышла замуж за какого-то продюсера, а отец женился на своей работе, он понятия не имел, чем они занимаются и как живут. Впрочем, взаимно. Девушка? Как бы Хвану хотелось сейчас рассмеяться на всю кухню. Девушки были в его постели всё реже. Только недавно его начало настигать озарение, что он и здесь, оказывается, бежал от себя. Он гей. Он✧ 🌉 ✧
Этот дом на Лексингтон-стрит не любил никто из бывших четырех друзей. Во-первых, потому что находился он в одном из самых криминальных районов города, где не бывает спокойно просто находиться даже днём, во-вторых, потому что его блёклый грязно-голубой фасад всегда вызывал стойкую антипатию, ассоциируясь со всем тоскливо-удручающим, что существует в этом мире, а в-третьих потому, что здесь Феликс из года в год лишь всё больше и больше страдал от всё разрастающегося равнодушия отца в свою сторону. Никто толком не знал, насколько всё между ними плохо, но приходя за другом домой и забирая его с собой гулять, парни чувствовали натянутость между отцом и сыном, что когда-то была между ними трещиной, с годами разрастаясь в полноценную пропасть взаимонепонимания. Вместо того, чтобы посвящать друзей в детали того, как ему плохо и холодно дома, он выбирал наслаждаться жизнью и отведёнными в ней тремя месяцами счастья, прячась от отцовского похуизма за светлыми улыбками, кутаясь как в защитную кольчугу в одежду преимущественно тёплых и ярких оттенков, обматываясь гирляндами, утопая в чае и становясь для друзей самым настоящим солнцем, что сеет вокруг себя лишь добро и свет. Сейчас же, казалось, этот дом стал вовсе мрачным и серым, а не некогда голубым, стекла будто помутнели, как глаза слепца, а с металлической калитки облупилась краска, обнажая её старое и ржавое нутро. Солнце скрылось за тучами, стоило только подойти к этому дому, и перестало показываться. «Весьма символично», — подумал Хёнджин и нажал на очередной звонок. Звуки за дверью послышались сразу — грузные шаги и невнятное бормотание — после чего на пороге показался раздобревший и едва ли вменяемо пьяный господин Ли. Чонин ещё на подходе к дому после рассказов Хвана об отце Феликса понимал, что ничего хорошего их не ждёт, но не думал, что всё будет настолько очевидно плохо. Мужчину немного вело, а взгляд был расфокусирован. Тем не менее он не был пьян до крайности, что вселяло призрачную надежду на продуктивный диалог. Опрометчиво. — Вы кто такие? — с порога оглядывает недовольным взглядом парней мужчина, облокачиваясь на дверной косяк рукой, чтобы сохранить равновесие. Язык у него, на удивление, не заплетается. — Хван Хёнджин, мистер Ли. Я друг… дружил с вашим сыном. Вы меня не помните? — Хёнджин старается держать тембр голоса в пределах дружелюбия, но стальные нотки всё же проскальзывают, что не ускользает от внимания Чонина. Мужчина недоверчиво косится на блондина, не вызывающего у него доверия, а в Хвана вглядывается, с трудом, но всё-таки узнавая его. — Помню. Узнал. — Я ищу Феликса и надеялся застать его дома, — Хёнджин колеблется, но в этом мире, оказывается, есть вещи посильнее чувства вины и неопределенности — отвращение, что он испытывает к этому человеку. По мистеру Ли сходу видно, что с годами он стал ещё невыносимее и ужаснее, подумать только, всего четыре года назад он вёл себя просто прохладно. Сейчас же от него на милю несло открытой неприязнью. — Феликс здесь больше не живёт, — рубит все надежды на корню его отец. Но Хван не думает сдаваться. — Тогда где его можно найти? — Понятия не имею, я не видел его уже почти полгода, с тех пор как он выебал мне мозг, обложил истерическим матом и свалил, громко хлопнув дверью. Не хочет слушать меня, так пожалуйста — улицы его научат жизни. Если, конечно, не прикончат, — мужчина холоден и раздражён, что в высшей степени выводит из себя Хёнджина, разозленного такой несправедливостью и сжимающего руки в кулаки. Чонин же, замечая, что его напарник вот-вот выйдет из себя, спохватывается и спешит его осадить. — Хёнджин, — назидательно-внимательным тоном давит он, заставляя прислушаться к себе. Хван, раздувая ноздри и сжимая губы в тонкую полоску, поворачивает голову в его сторону. «Не распыляйся» — одними губами проговаривает Ян, приводя его в чувство. — Вы даже примерных мест его обитания не знаете? — Ты глухой? Сказал же — нет. Если это всё, то проваливайте оба. — Да с радостью. Счастливо оставаться, — сквозь зубы шипит Хёнджин, едва сдерживаясь, на что мужчина хмыкает и захлопывает дверь прямо перед его раздутым от гнева носом.✧ 🌉 ✧
Дальше этих двух встреч заходить больше некуда. Дальше лишь наобум — операция под кодовым названием «иголка в стоге сена». Хёнджин мотается по всему городу, таская за собой повсюду Чонина, в места, стратегически важные для их дружбы, вообще все, что он только мог вспомнить. Пока он опрашивает людей, что ещё остались в этих местах — продавцы в магазинах, официанты в кафе, жители близлежащих домов — Чонин старается «нащупать» его энергетический след. Хоть где-то и хоть как-то. Места и предметы говорят ему много, но недостаточно, ведь за прошедшие годы здесь побывало немыслимое количество людей. Некоторые старые знакомые случайным образом обнаруживаются, обескураженные внезапными вопросами «в лоб», о том, видели ли они в последнее время Феликса, минуя длинные вежливые вступления с никому нахрен ненужными разговорами на темы «Привет, давно не виделись! Как жизнь?». Майлз, один из бывших одноклассников Феликса, говорит, что не видел его со школы, которую они закончили в этом году, его младший брат Сэм, которому Феликс помогал с французским, тоже не встречал его с весны. Конни и Вэл — близняшки из класса Минхо, что со школьных времён подрабатывали в пекарне матери и знали его младшего друга, обожающего их шоколадный брауни, говорят, что он пропал, возможно и вовсе уехал, как и мечтал когда-то. Мечтал когда-то… Феликс мечтал уехать? Логично было предположить, что он не захочет оставаться в городе, что принес ему столько горя и разочарований в одночасье перечеркнув всё то немногочисленное хорошее, что только успело случиться. Хёнджин никогда прежде не курил так много. Даже Чонин посматривал на него с опаской. Прошло уже четыре дня, а поиски не приносили никаких результатов — они просто стояли в мертвой точке, не двигаясь от начала ни в какую сторону. Минхо изредка показывался Айену в моменты, когда Хвана не было рядом или тот был чем-то занят, напоминая своим присутствием о том, для чего они, собственно, затеяли всё это, заставляя своего проводника чувствовать себя виноватым. Проводник тем временем осознавал, что может ничего не получиться, о чем предупредил духа сразу же, но душу всё равно скребли кошки и общий нервоз от неудачных попыток принести пользу давил на психику. — Если ты не можешь найти его, то я и подавно, — устало вглядывается в бледный закат, тянущийся по линии океана, Чонин, что сидит прямо на холодных дюнах Оушен Бич, наплевав на всё и пропуская холодный белый песок сквозь пальцы. Странно, но песок оказался холоднее легкого ветра, что сейчас мечется вокруг него, будто изнывая от любопытства, мол, «и что вы планируете делать дальше?». Минхо исчезает в своём безвременном межпространстве, жалея, что не может ни вдохнуть солёный аромат, гонимый с океана, ни почувствовать дуновение ветра в лицо. Напоследок он лишь бросает тоскливый взгляд на Хёнджина, что стоит лицом к закату в ста метрах от них у самой кромки воды. Чонин думает, что им бы устроить что-то вроде диалога через него, но видит, что пока что им друг другу сказать нечего. Хван лишь задаёт вопросы о том, какую информацию получает от Минхо Ян, а сам дух изредка наблюдает за ним со стороны, распространяя такую вязкую атмосферу посмертного сожаления, после которой чувствуешь себя липким, как от смога. Медиум вздрагивает, избавляясь от наваждения, встаёт с пригорка, отряхивается от песка и решительным шагом направляется к Хвану. Поравнявшись с парнем, он уставляется точно также на горизонт, слушая шум волн, далекие крики чаек где-то высоко над головой и завывания любопытного ветра, стараясь не смотреть на Хёнджина, хотя боковым зрением ненавязчиво наблюдает за ним. Чонин уже выучил это его непроницаемое выражение лица за несколько прошедших дней и мог бы сказать, наверное, что за ним не кроется ничего в самом буквальном смысле, будто всё происходящее не трогает его ни в какой мере, если бы не глаза. Глаза никогда не врут. В глазах Хёнджина было бесчисленное количество всевозможных оттенков эмоций, которые отличались друг от друга по смыслу и наполнению, а дополнительный смысл в эти взгляды вкладывала и исходящая от него в разные моменты энергетика. Чонин не умел читать мысли, но эти взгляды и эмоции, что он транслировал, были гораздо более красноречивы и ненамеренно раскрывали его как книгу на самом интересном месте. Хван клялся, что этот город не вызывает у него никаких эмоций, но не нужно было быть Нострадамусом, чтобы понять, что он врёт самым наглым образом, прежде всего себе. Самообман — это вообще его личностная черта, как выяснил Ян. Идиотская и ставящая палки ему в колеса судя по всему ещё с тех самых времёен, когда в их дружбе всё только начиналось? Ртом этот придурок говорил одни вещи — жёсткие, отдающие гнетущим реализмом и «взрослой» точкой зрения, а взглядом… Взглядом он буквально кричал. Его разрывало заревом вместе с закатом в эти самые минуты, хотя внешне он старался держать лицо. Нахватался от отца. Было бы что хватать только… Чонину хотелось встряхнуть его хорошенько и чисто по-дружески предложить — «Поори на меня или со мной, тебе же хреново, почему ты так себя изводишь? Почему ты бежишь от себя? И главное — куда?» Хван молчал и продолжал бежать. Возможно он скрытый ментальный мазохист? Возможно он беспросветно глуп? Возможно он так сильно боялся совершить ошибки, о которых годами ему твердил отец, что наломал своих собственных дров, облил бензином и стоял смотрел на этот огромный лагерный костёр со стороны, ожидая, что тот когда-нибудь потухнет и он сможет жить дальше, будто не спалил ко всем чертям всю свою личность, оставив лишь равнодушную беспристрастную оболочку, как отец? — Мы не найдём его, да? — тихо спрашивает Хёнджин с надеждой в голосе. На что именно эта надежда? Найти или не найти Феликса? — Я, кажется, всё перепробовал. — Найдём. В конце концов, я всё ещё чувствую, что он здесь, — так же тихо отвечает Чонин. — Если ты чувствуешь, что он здесь, то почему не можешь узнать где именно? — немного сердится Хёнджин. — Если бы я знал, я бы тебе ответил. Это как чувствовать запах одной единственной булочки, пока находишься в середине пекарни, но понимать, что он слишком смешивается с остальными, чтобы её отыскать, — Чонин проводит аналогии на основе места последнего посещения и из его живота раздается весьма символическое голодное урчание. Он закусывает губы. — Ты голоден и молчишь? — сердится Хёнджин. — Не хотел отвлекать тебя от тягостных размышлений и продумывания тактик, — виновато пожимает плечами парень. — Если ты планируешь пополнить список людей, перед которыми я виноват до гробовой доски, то у тебя замечательно выходит! Не молчи, если хочешь есть, я же сказал, что мы здесь из-за меня, значит на мне висит ответственность за то, чтобы ты был в порядке и… Какие к чёрту тактики? — он запускает руку в волосы и жмурится, разочарованно выдыхая от самого себя. — Вау, ты такой заботливый, — тянет Чонин, присвистывая следом. — Я не заботливый. Я просто должен загладить… — Так, всё. Никаких рассказов про вину, ты мёртвого этим достанешь, — Чонин облизывает пересохшие губы и возвращает взгляд к закату. — Нам нужен перерыв. Хотя бы сутки. И тебе нужно отвлечься. Надо что-то… — Пошли в клуб? — не слишком уверенно предлагает Хёнджин, очевидно, задумавшись над тем, хочет ли он сам тащиться в подобное место. Но на ум не приходило ни одного места лучше, где можно было бы замочить мозг в алкоголе и отъебаться от себя хоть на один вечер. — Не то чтобы я любил подобные места, скажу я тебе. — Я угощаю. Всё, что захочешь, — это звучит уже более уверенно. Он решил. — И щедрый, — Чонин говорит это специально. — Ты опять начинаешь? — Что? — прикидывается Ян. — Ты знаешь, что я не лучший пример человека, — Хван буравит его взглядом. — Но упрямо продолжаешь попытки разглядеть во мне хорошее. Зачем? — Потому что оно есть и, наверное, это то, за что тебя искренне любили, — Чонин сдерживается чтобы не ляпнуть эту фразу только про Феликса. Хвану нужно перестать себя морально изничтожать, ибо это всё равно ни к чему не приведёт. Может Феликсу вообще поебать на всё это спустя столько времени? Может он изменился до неузнаваемости и вообще его забыл? В любом случае, встретив парня из своего неоконченного прошлого ему нужно будет взглянуть в лицо своему страху, в лицо самому себе. И просто пережить это. Накручивая себя до бесконечности он лишь бессмысленно и беспощадно убивает свои нервные клетки. Хван замолкает. Ему хочется ответить и много чего наговорить этому лису, но он не может. Айен для него слишком хорош даже в качестве обыкновенного собеседника, его расположением не хочется злоупотреблять. К тому же он вообще после стольких мыслей не уверен, что умеет дружить.✧ 🌉 ✧
Ближе к ночи такси подъезжает на Саттер-стрит к питейному заведению «Брайс-Даллас», который снаружи кажется крохотным и неприметным, но внутри оказывается двухэтажным многосекционным клубом с широким танцполом, баром и даже приличных размеров сценой для выступлений. Среди недели людей здесь оказывается немногим меньше, чем должно быть на выходных, так что приходится перемещаться в толпе без особой возможности рассмотреть окружение. Под оглушающие звуки музыки в мерцаниях стробоскопов и лазеров Чонин пытается расслабиться и настроить себя на отдых. Хёнджин же топит в себе желание трахнуть первую попавшуюся блондинку, что скалится ему белозубой фальшивой улыбкой, посылая из другого конца зала немногозначные взгляды, помахивая ладошкой с ярко-красными длинными ногтями. Он бы отымел её просто чтобы снять стресс, но от подобных снятий стресса его уже настолько тошнит, что он показательно отворачивается от неё, начисто игнорируя. Даже не тянет. Может если бы это был парень?.. Нет. Всё равно нет. Хёнджин вздыхает, сидя на одном из диванчиков у стены и допивая какой-то многослойный коктейль, названный «Кастро» в честь радужного ЛГБТ-района, приторно сладкий и вопреки ожиданиям очень крепкий. Чонину он щедро всовывает в руки свою кредитку, чтобы тот пошёл и взял себе что захочет, пусть хоть весь бар скупит, лишь бы не до состояния овоща напился — это было единственное условие. Чонин в таком случае обещает, что будет вести себя хорошо и идёт выбирать себе какой-нибудь самый странный коктейль, что только будет в меню бара, тщательно просматривая из всех имеющихся вариантов. Как назло, ничего особо не подходит. Напиваться не то чтобы тянет, просто хотелось расслабиться и вернувшись в мотель рухнуть на кровать, провалившись в беспробудный сон, в котором он собирался восстановить свои силы. И в какой-то момент ему начинает казаться, что что-то не так, но что именно, он не может распознать сразу. Это ползущее по коже ощущение чужой сильной энергетики — Чонин бы соврал, если бы сказал, что чувствует себя в полном порядке в клубе, потому что большие скопления людей значат и большие скопления этой самой энергетики, что заставляет в какой-то степени испытывать эмоциональный шум помимо аудиовизуального. Это просто перегружает нервную систему, если ты воспринимаешь этот мир на немного иных уровнях, нежели прочие люди. Чонин поначалу трёт виски — по привычке, пока не понимает, что чувствует что-то знакомое и очень нужное, давно искомое, буквально. Оборачиваясь на барном стуле, он вдруг видит парня, что в паре шагов от него просто стоит и ждёт, пока люди перестанут толпиться перед стойкой, чтобы он мог уже себе наконец что-нибудь заказать, а пока бармен занят и к нему никак не подобраться, равнодушно скользит глазами по верхним полкам с дорогими алкогольными напитками. «Разрази меня Аид» — думает Чонин, узнавая эту энергетику из десятков людей вокруг. Надо что-то делать. Срочно. Пока момент ещё не упущен. — Ты случайно не Ли Феликс? — спрашивает он, нагнувшись к парню, чтобы тот смог его услышать за всем окружающим грохотом. Парень хмурится, изучая лицо вопрошающего на предмет узнаваемости. Нет, он определённо не имеет понятия, кто этот блондин. Он не кажется даже отдалённо знакомым. — Кто ты, мать твою, такой и какого хрена тебе от меня нужно? — с нотками раздражения в непривычно низком голосе спрашивает незнакомец. Это он. Охренеть. Четыре дня они мотались по всему городу, вылизывая район за районом в поисках хотя бы крупиц информации, а он неожиданным образом оказывается там, где они его искать даже не подумали бы. Чонин мог бы спутать его внешность, но ни за что не ошибся бы с энергетикой. Эта энергетика по невыясненным причинам ощущалась какой-то особенной. — Извини, но ты должен пойти со мной, — Чонин решается на отчаянный шаг, хватая его за запястье и таща за собой против воли. — Эй! Какого чёрта? Отпусти меня! — брюнет отчаянно упирается, но не пытается вырваться яростно, лишь старается высвободить руку из захвата, пока они снуют между людей и Чонин ищет Хёнджина глазами. На диване его не оказывается, так что Ян чертыхается и решает вывести их из здания. — Да куда ты меня тащишь, чёрт подери?! — Как придём — обязательно расскажу, обещаю, — старается успокоить парня Чонин, отписываясь по пути Хвану, чтобы тот срочно вышел в проулок между зданиями. Они останавливаются у стены, прямо под синей неоновой вывеской, что моргает от неисправности, и лис осматривается на предмет посторонних, с удивлением обнаруживая, что больше здесь никого нет, пока Феликс с недоумением смотрит на него, пытаясь понять собираются ли его сейчас здесь избить или предложат дешевую проститутку. Большего он не ожидает. Но парень не кажется ему тем, кто способен на что-либо подобное, поэтому даже когда Ян отпускает его руку, он не движется с места, озадаченный его адекватностью и трезвостью. — Я жду хоть каких-то объяснений, — отходит Феликс на шаг, сохраняя безопасную дистанцию и прикидывая варианты для побега, если ему всё же грозит опасность. Задняя дверь клуба распахивается настежь, выпуская из себя в полумрак человека, что неверящим взглядом уставляется вперед. — А вот и объяснения, — выдыхает Чонин, предвкушая занятное развитие событий.✧ 🌉 ✧
«I'd love to stay and talk but this is just too complicated for me The window glass is broken still you know I told you you should not leave But I am running now and you're holding me back There is just no way to keep you and me together So dry your eyes and run run your own way You know I'm on your side… You know I'm on your side…»
Find You – Essay, Ida Dillan