***
День выдался пасмурный и холодный. В здании берлинской администрации тоже было зябко, но терпимо. Работники бегали по коридору и суетились, чуть ли не сбивая друг друга с ног, а Польша не могла понять причину такого странного поведения. Но и гадать ей не очень-то хотелось, поэтому, поймав какую-то женщину в архиве, Польша узнала, что причина всеобщей тревоги — скорое возвращение партии. Реликвия мгновенно съёжилась в груди от отвращения. Ну, конечно, кто же ещё может вызвать у людей такую реакцию? Наверное, они даже самого Рейха так не шугаются, как этого НДСАП’а. С изрядно попорченным настроением от услышанных новостей Польша прибыла к Рейху, который по обыкновению сначала недовольно свёл брови при виде нежеланной, но прочно обосновавшейся здесь гостьи, а затем опустил взгляд в документы на рабочем столе, по привычке выбирая тактику тотального игнорирования. Польша закатила глаза с мыслью о том, что вечно недовольная гримаса нациста уже начинает надоедать, и подошла ближе, но не успела славянка положить бумаги на стол, как её грудь резко пронзила адская боль, словно сквозь кожу прошло лезвие. От столь неожиданной боли Польша замерла и прижала ладонь к солнечному сплетению, чувствуя, что ей трудно сделать даже небольшой вдох, не то, что пошевелиться. То же самое одновременно с ней испытал и Рейх, вздрогнув и раздражённо оскалив зубы. — Что это, чёрт возьми? — процедил Третий злобно вперившись взглядом в славянку исподлобья, уже не на шутку обеспокоенный такой реакцией тела. — Откуда эта боль? Ваших рук дело, ведьма? Польша удивилась тому, что Рейх чувствует то же, что и она. До этого она была уверена, что это только её реликвия ведёт себя слишком резко и подозрительно в его присутствии. Теперь же стало очевидно — они испытывают одни и те же муки рядом друг с другом. — Я сама не знаю из-за чего это, кретин… — Польша вдруг замолчала на полуслове, всё-таки положив бумаги на стол и как-то совсем без неприязни засмотревшись на правую руку Рейха всё в той же белоснежной перчатке, элегантно держащей ручку. Почему-то захотелось прикоснуться к запястью нациста и, аккуратно сняв перчатку, провести пальцами по коже ладони… Стоп, что? Что-что сделать? Боже, это натуральное безумие… Рейх тоже заметил пристальный взор полячки, прикованный к своей руке и, изогнув бровь, хотел было рявкнуть на невежу, но Польша сама резко перевела взгляд прямо на него, отчего мужчина испытал странный трепет. Не такой, не ранящий, а… Приятный? Неужели ему приятно смотреть в эти светло-голубые глаза? В сознании мужчины неожиданно возникла слишком реалистичная картинка, где он прикасается обнажённой рукой к её бледной щеке и… Нет! Что за мерзость лезет ему в голову! Рейх резко зажмурился, мотнув головой, ощетинился и со всей яростью прорычал: «Пошла вон! Проваливай отсюда!» Вздрогнув от неожиданно раздавшегося в свою сторону крика, Польша отпрянула от рабочего стола немца, чуть не врезавшись в стоящий напротив стола стул, и без замедлений покинула кабинет, слыша собственное бешеное сердцебиение и обиженную дрожь реликвии, что опять стиснула ей грудную клетку. Сзади вдогонку послышался тихий болезненный возглас немца. Польше хотелось просто побыть в тишине и избавиться от навязчивых мыслей. Часовые проводили её фигуру подозрительным взглядом и странно переглянулись, сжав покрепче автоматы в руках. Видимо тоже услышали крик нациста и истолковали его по-своему.***
Но напрасно и полячка, и немец уповали на возможность спокойно встретить хотя бы ночь. Весь оставшийся день и весь вечер им обоим не удавалось выбросить из головы ту странную боль и тягу реликвий, что продолжала преследовать их. Оба не могли понять желаний ими испытываемых, оба не могли понять, почему их страдания взаимны. Утомлённая после долгого рабочего дня Польша легла в кровать явно не для того, чтобы даже во сне попасть в чёртов кабинет главного нациста. К сожалению, она ещё не знала, что видит сон, и впала в откровенный шок, когда, приглядевшись к Рейху, как всегда что-то выписывавшему в какой-то папке, она осознала, что тот совершенно нагой. «Что за чушь?» — мысль посетила уставший мозг неохотно, будто даже лениво и очень скоро её сменила другая, более интригующая. — «Нужно посмотреть поближе.» Повинуясь неизвестному порыву, Польша со всё больше нарастающим странным интересом приблизилась к немцу вплотную и показательно опёрлась руками о стол. Такого наглого вмешательства в личное пространство Третий, естественно, не мог не заметить и, отложив ручку, с прищуром устремил свой тёмный взгляд в лицо гордой полячки. Та хмыкнула, обратив внимание на свои голые руки, и внезапно поняла, что так же нага, как и мужчина, и отчего-то подобное развитие событий заставило её губы растянуться в довольной усмешке. Как удобно, однако… Немец тем временем продолжал томно осматривать её тело, блуждая по нему глазами, но почему-то очень кстати молчал. И хорошо, скажи он что-либо, Польша бы точно свернула ему шею. Девушка оценила подтянутый мужской торс, плавно вильнула бёдрами, и, посмотрев в глаза немца с намёком, чуть отошла от стола, сложив руки на груди. Рейх из сна понял намёк правильно и вышел из-за стола, остановившись прямо напротив неё и склонив голову вопросительно. Полячка горячо выдохнула и провела своей крепкой жилистой рукой по его груди и торсу, не обращая внимание на то, что их черты были смазаны, а область паха так и вовсе спрятана за туманной дымкой, ведь любая визуальная информация о них у сонного мозга девушки отсутствовала. Она не замечала этого, и, будто опьянённая, распалялась всё сильнее с течением сна, а снизу уже начинало сладко и знакомо тянуть, хотелось унять это напряжение и немедленно. Рейх же стоял всё также неподвижно, склонив голову, и, если бы девушка присмотрелась, она бы заметила, что глаза мужчины пусты и безжизненны, как у куклы. Но сейчас ей было плевать на такие мелочи, и, более не медля, она резко повалила мужчину на дорогой красный ковёр кабинета, уверенно и властно седлая его бёдра так, как ей нравилось. Опустившись на чужой пах всем своим весом и ощутив долгожданное облегчение, Польша со смаком выдохнула и прикрыла глаза, покрепче сжав колени немца задала нужный ей темп, вбивая тело мужчины под собой в пол, в кои-то веки расслабляясь и ощущая необъятное блаженство и даже радость, но будто не свою… Девушка раздражённо мотнула головой, отгоняя так некстати вылезшую рациональную мысль, и повинуясь сиюсекундному желанию, обратила взгляд на лицо обмякшего под ней Рейха. И лучше бы она этого не делала, ведь, уловив чужой взгляд, мужчина резко открыл рот и начал громко пародировать противную трель будильника, заведённого полячкой ещё с вечера. Возбуждение как ветром сдуло. Резко подорвавшись с постели, Польша неосознанно отскочила от неё в угол комнаты, пытаясь унять дрожь. «Сон?» — с недоверием обратилась к самой себе девушка, но, убедившись, что никакими нагими немцами в комнатушке и не пахнет, позволила себе спокойно выдохнуть и тут же взяла себя в руки, гневно нахмурившись, когда уловила тепло и явное довольство исходящее из груди. Вот оно что. Мелкий пакостник… Присев на край кровати, полячка сопоставила все факты и поняла, что без совета со стороны ей не разобраться с выходками реликвии, и, закрепив размышления решением позвонить отцу сегодняшним же вечером, девушка как ни в чём не бывало спокойно принялась за утренние процедуры. У Третьего Рейха в то же время ночь была ничем не лучше. Хотя начиналось всё очень даже неплохо. Провалившись в царство Морфея, мужчина обнаружил себя лежащим на густой траве посреди леса. Тишина, звёздное небо над головой и полное одиночество… Как славно… Давненько ему не снились настолько приятные сны, хотя, говоря откровенно, сны ему обычно вообще не снились из-за вечного переутомления. Так что немец, наслаждаясь невиданной лёгкостью во всём теле, закинул обе руки за голову и просто смотрел на звёзды, выискивая среди них созвездия, стараясь сполна насладиться своим покоем. Ненастоящий ветерок свободно обдувал его тело, травинки щекотали обнажённую кожу, запах свежести наполнял лёгкие… Стоп. Обнаженную кожу? Рейх удивлённо приподнялся и обнаружил, что и в самом деле сон не только перенёс его в безлюдное поле, но и лишил его майки с домашними штанами для сна. И именно этот факт заставил Третьего слегка встревожиться: к чему это? Но его размышления были нагло прерваны тихим приятным смехом за его спиной, причём женским. Немец резво развернулся остережённо вперившись в до боли знакомую стройную и тоже нагую фигуру, что прикрыв рот жилистой ладонью едва слышно посмеивалась над ним. Рейх не поверил глазам. Неужели и здесь эта чертовка умудрилась его достать?! Но прежде, чем злоба успела разгореться в его душе, девушка, ничуть не стесняясь своей наготы, приблизилась к нему в пару шагов и, совершенно не прикрываясь, присела на землю аккурат меж его ног, красиво изогнувшись, да так, что сразу стали видны все её скромные достоинства, а внушительные недостатки вдруг куда-то запропастились… Третий, в мгновение ока потеряв весь свой запал а вместе с ним и дар речи, смущённо сглотнул, впервые в жизни не зная, что предпринять в такой ситуации, но, к его счастью, чертовка, видимо, проникшись к нему сочувствием, взялась за одну из его рук и быстро приложила ту к своей небольшой и очень аккуратной обнажённой груди, отчего-то спрятанной за туманом неведения, подначивая, провоцируя на активные действия. Рейх, не ведая, что творит, неспешно обласкал мягкую плоть, отчего разум будто наполнился эфиром. Девушка закатила глаза и призывно застонала, прогнувшись в спине, увлекая за собой окончательно поплывшего немца. Потом рассудок его ещё более помутился и, когда сознание, наконец, вернулось под контроль Третьего, он обнаружил себя уже неистово выцеловывающим чужую грудь и одновременно с этим энергично владеющим девичьим телом, что восторженно вторило ему громкими исступленными криками. Ком резины в голове мешал сосредоточиться на осмыслении происходящего, бёдра будто сами собой ритмично вбивались в чужое тело, слишком правильно, слишком идеально, отчего и сам мужчина не мог сдержать восхищённые возгласы. Немец в какой-то момент оторвался от чужой груди и глуповато перевёл взгляд на раскрытый рот чертовки, облизнулся и потянулся за чувственным поцелуем, но девушка отвернулась от его губ, и, подняв голову, прижала свои губы к его уху, абсолютно спокойно и серьёзно произнеся в него голосом НСДАП’а: «Квартальный отчёт за март не выдерживает никакой критики. Примите меры!» — Сгинь!!! — резко крикнул Великогерманский Третий Рейх, буквально рухнув из сна в реальность и подпрыгнув на кровати. Дикими глазами он быстро осмотрел приевшийся интерьер своей спальни, но, как и Польша, ничего подозрительного не обнаружил. Между тем и штаны, и майка также обнаружились на своём законном месте, отчего немец испытал дополнительное облегчение. И можно было бы принять увиденный кошмар за разыгравшуюся фантазию уставшего мозга, но тот был определенно не при чём. А при чём была ненормально счастливая реликвия, посылающая по всему телу возбуждённые импульсы будучи под впечатлением от сна. Третий мученически застонал, схватившись руками за голову. Мало того, что эта ведьма донимает его днём, так и ночью от неё покоя нет! И что за срам ему привиделся… Рейх напряжённо уставился в стену всеми силами пытаясь убедить себя, что ему вовсе не понравилось увиденное. Получалось не слишком удачно. Слишком свежи были ощущения… «Нужно встретиться с братом, » — заключил, наконец, Рейх и, услышав заодно трель будильника, отключил его и поднялся с постели, искренне надеясь, что своим криком не разбудил сына.***
Сидя на диване, закутавшись в лёгкий халат после душа и докурив сигарету, Польша настраивала себя на разговор с отцом. Слышать его голос, пусть даже по телефону, было ни с чем не сравнимым блаженством для тоскующей по отцу дочери, но тема, о которой она собиралась говорить — вызывала раздражение. И всё же, погасив окурок в пепельнице, она взяла трубку и набрала нужный номер, с замиранием сердца ожидая услышать… — Речь Посполитая слушает. — Здравствуй, папа. Надеюсь не помешала? — ласково и с лёгкой улыбкой уточнила она. — Конечно, нет, моя девочка. Я счастлив, что ты нашла время позвонить своему старику, — по голосу в трубке, было ясно — мужчина широко улыбается. Этот факт заставил Польшу мягко рассмеяться. — Рада этому. Но я звоню не просто так. Я хотела бы расспросить тебя о реликвии. Понимаешь, по приезду в Берлин артефакт начал вести себя… Странно. — Да? И что же начало происходить? — обеспокоился РП. — Есть один… Мужчина, рядом с которым реликвия начинает трепетать и чего-то требовать. А в дали от него начинает причинять боль и проситься к нему. И… Ещё появляются галлюцинации, очень реалистичные, с участием этого же человека. Ты… Случайно не знаешь причину? На другом конце трубки повисло напряжённое молчание, вызвавшее у Польши лёгкую тревогу. — Ты… Была среди членов государственной немецкой семьи? Германская Империя, Третий Рейх… Веймарская Республика? — удивительно тихо начал осторожно перечислять Речь Посполитая, чем насторожил Польшу. Она не хотела уточнять, кто именно это был. — Да, была. И именно после встречи с одним из них моя реликвия начала своевольничать. Речь Посполитая мысленно предположил, что это именно Веймар, а точнее искренне хотел верить, что это хотя бы он, так как республика слыл самым тихим и спокойным во всем этом потомстве. Так сказать лучший из худших. — Польша… Понимаешь, твоя реликвия выбрала этого …мужчину, как твоего партнёра по жизни и в любви. Ты ведь помнишь, в детстве я рассказывал тебе истории о том, что наши реликвии обладают относительным самосознанием. Они тоже чувствуют, они тоже влюбляются. Вот только от своих чувств они так просто, как мы, не отказываются. Уж если артефакт влюбился, это очень серьёзно, можешь даже воспринимать это как предназначение. И, я честно говоря догадывался, что именно в Берлине ты встретишь кого-то такого… — По жизни и в любви? И… Постой, ты догадывался об этом? Но почему? — Польша нахмурила брови и сжала трубку так сильно, что костяшки пальцев побелели. Она настойчиво отрицала услышанное. — Понимаю, ты растерянна и может даже зла, ведь связать жизнь с немцем — последнее, чего тебе хочется… И в этом полностью моя вина… Тебя, наверное, часто путают или сравнивают по внешности с чистокровной арийкой, и это не просто так. Твоя мама была немкой. Я совершил глупость, позволив себе поддаться чувствам, и выбрал не полячку, а немку, которая в итоге и подарила мне тебя, за что мне нет оправдания. Я потерявший от любви голову глупец, Польша, из-за меня у тебя немецко-польская кровь и реликвия, имеющая слабость как к полякам, так и к немцам. Не знаю, как мне стоит просить у тебя прощения и что я могу сделать. — Папа, успокойся. Я вовсе не зла на тебя и обиды не держу. Просто я… Удивлена. Конечно, стоило мне рассказать об этом раньше, но всё равно это не так страшно… Хотя, этот факт многое теперь объясняет, — Польша задумчиво прикрыла глаза, анализируя услышанное. Некоторые моменты из жизни складывались в единую картинку, словно пазлы. — И, выходит, именно из-за того, что я полукровка, его реликвия тянется ко мне в ответ? — Тянется в ответ? О, милая… Если ты говоришь, что притяжение артефактов взаимно, боюсь огорчить тебя, но они не угомонятся, пока не получат возможность быть друг с другом. Нет для реликвии счастья большего, чем взаимность чувств, и, судя по тому, что ты описывала ранее, тебе уже довелось познать на себе горечь артефакта от разлуки с предметом воздыхания, и, больше тебе скажу, если вы начнёте отдаляться друг от друга, игнорировать, артефакты начнут изъедать вас обоих вплоть до полного физического и морального истощения. Этот закон прекрасно знают все государства. Вот почему, если всё же вы оба решитесь на полноценный союз, то… Я дам благословение, — сухо заключил РП. Ему самому эта мысль не нравилась и казалась омерзительной, но сделать ничего иного он больше не мог. Не в праве он лишать дочь душевного спокойствия и здоровья, пускай даже и ради их сохранения в целостности ей предстоит связать свою жизнь с членом немецкой семьи. — Папа, ради всего святого… — Польшу передёрнуло от отвращения при мысли о том, что она будет жить с Рейхом как пара… Отвратительно просто… И ведь она ему не сказала, кого именно выбрала реликвия. Если узнает, у него сердце остановится. Нельзя ему говорить. — Ещё неизвестно, как сложатся отношения между нами. Быть может, моя реликвия просто выбрала его от скуки и, стоит мне вернуться на родину, она успокоиться в окружении поляков. — Как скажешь, милая… Надеюсь, у тебя там всё хорошо? Пока в Варшаве всё относительно спокойно. Солдаты совершают обходы. Недавно вот ввели комендантский час и… — РП решил перевести тему разговора, но Польша в тот момент уже во всю думала о том, как ей поступить и выпутаться из болезненных оков реликвии. — Да, это хорошо… Прости, мне нужно идти. Завтра рано вставать. Целую, папа. Не скучай. — Целую, милая, — попрощавшись, Польша положила трубку и откинулась на спинку дивана, закрыв руками лицо и тяжело выдохнув. Как же ей сейчас поступить? И что ей стоит предпринять? Об этом она решила на свежую голову поразмыслить утром. Сейчас на эмоциях она лишь думала о том, что, может, реликвии действительно от безысходности просто нужен немец, а реагирует она на Рейха, потому что он единственный представитель своего рода, которого видела реликвия, и чей артефакт ответил тягой на тягу, и на самом деле подойдёт кто угодно из них… А ведь в принципе эта мысль не так плоха.***
Жёлтые листья усеяли асфальтовую дорожку в парке. Дул пока ещё лёгкий ветерок, гнал тучи, что грозились излиться дождём на вечерний Берлин. Сдержанным шагом по дорожке к ближайшей пустой скамье направлялся Третий Рейх. Мысленно он вновь и вновь обращался к ненормальным метаниям реликвии в груди. Сначала вибрации и выбросы тепла, потом откровенные галлюцинации, а теперь ещё и этот сон. Немец поджал губы. Нет никаких сомнений в том, что во всех этих странностях виновата дерзкая полячка. И, что самое необычное, всё сводится к тому, что эти метания реликвии знакомы и ей. Третий подошёл к пустующей скамье и, вынырнув из потока мыслей, слегка растерянно огляделся вокруг. Где же брат? Рейх быстро глянул на стрелку наручных часов. Договаривались ведь встретиться именно в это время… — Приветствую, Рейх, — названный еле заметно вздрогнул и стремительно обернулся, сталкиваясь взглядом с родственным ему по крови государством. Хотя внешне об этом и не скажешь, ведь, будто контрастируя с его собственными, волосы Веймарской республики отливали золотом при свете дня, а глаза сияли небесной лазурью, дополняя образ истинного представителя из рода их семьи, и роднила их, пожалуй, только бледность лиц. Веймар доброжелательно улыбнулся брату, протянув тому руку для рукопожатия. Третий наигранно фыркнул и сжал кисть брата в ответ, также растягивая губы в приветливом оскале. — Здравствуй, Веймар, — братья отпустили руки друг друга и, не сговариваясь, продолжили путь по пустующей аллее в отдалённом районе Берлина. Первые минуты они посвятили обсуждению погоды и свежим мировым новостям, и, как это всегда бывает, Веймар не мог не подметить успехи брата на военном поприще, но в этот раз Третий, вместо того, чтобы возгордиться от чужой похвалы, лишь скупо кивнул, вновь уходя в мысли. Республика не глуп, он сразу подметил, что в жизни младшего брата случилось некое происшествие в данной сфере, он достаточно хорошо изучил его, чтобы видеть подобные мелочи, а потому решил немного подтолкнуть Рейха к признанию. — Насколько я знаю, ты пригласил на службу польское воплощение, и с недавних пор она работает прямо в твоей администрации в непосредственной близости от тебя, в отличие от прочих. Твои завоевания уже приносят свои плоды, и это похвально, однако, достаточно ли она компетентна для подобной работы? — осторожно начал Веймар, подчёркнуто учтиво улыбаясь. — Да, вполне. Можешь не беспокоиться об этом, — неожиданно холодно отрезал Рейх и спрятал руки в карманы пальто. Республика сконфуженно поджал губы. Третий почему-то закрылся от него. Это странно хотя бы потому, что с ним он всегда был откровенен. Веймар достаточно долго взращивал в младшем доверие и открытость в свою сторону и сейчас не мог не ощутить укол разочарования от внезапной неприступности брата. Но новая реплика нациста заставила его забыть свою мелкую обиду. — Беспокойство вызывает другое. Я думаю, моя реликвия больна. — Да? — глухо переспросил Веймар немея от удивления, но шустро взял себя в руки и вернул на лицо учтивую улыбку, принимаясь за разговор со всей серьёзностью. — Что навело тебя на такую мысль? Рейх тяжело выдохнул, признание явно давалось ему с трудом, но желание разобраться в проблеме было превыше комфорта. Да и к тому же брат всегда умел создавать эту особую доверительную атмосферу и никогда не распускал слухов в семье. У Третьего не было причин не объясниться с ним, да что там, он для этого его и позвал. — Есть… Человек, женщина, рядом с которой артефакт начинает… Вольничать. Именно вольничать, я вполне способен распознать естественную реакцию реликвии на окружение и «зов народа», это же поведение реликвии ни под одно из известных мне определений не подходит. — Гм… И что же входит в это понятие «вольничать»? — вопросительно прищурил левый глаз Веймар, внутренне ощущая нарастающее подозрение. Как много стран-женщин в последнее время крутятся вокруг брата? — Когда этот человек был поблизости, начинала дрожать, посылать тепло в груди. И ладно бы только это… Не так давно я начал видеть сомнительные галлюцинации наяву и сны с участием этого человека, причём… Эротического характера. Также посещают болезненные ощущения, если человека долго нет рядом, — Рейх выдохнул и с надеждой глянул в лицо брата. — Может ли быть так, что этот человек меня чем-то отравил? Республика фыркнул, еле удерживая рвущийся наружу нервный смех. Как чувствовал, что что-то такое должно произойти. Интересно лишь одно, кто она? — О, дорогой брат, не будь так наивен. Ты ведь и без меня прекрасно знаешь, что реликвия будучи духовным проводником между тобой и народом не может быть физически отравлена. Это невозможно, разве только её выдернут из твоей груди, что тоже маловероятно, — Третий молча кивнул, внимательно слушая старшего брата. — А, судя по описанным тобой симптомам, я могу сказать лишь одно: твой артефакт выбрал себе спутника по жизни. — Что? — поражённо переспросил Рейх. Выбрал спутника? Но, как это? И неужели этот спутник… Она? О, нет, нет, не может этого быть! — Ты уверен в этом? — Не на сто процентов, но в таких случаях страны обычно описывают одни и те же ощущения. Твои подходят под описание, — спокойно продолжал Веймар, внимательно наблюдая за реакцией брата. Тот нахмурил брови ещё сильнее, взгляд тёмных глаз заметался по аллее. — Итак, не расскажешь мне о том государстве? Глаз Третьего дёрнулся. Как Веймар узнал, что это страна? — Не смотри так удивлённо. Или ты всерьёз думал, что реликвия может выбрать человека? — с лёгким смешком поддел младшего Республика. Рейх рассеянно кивнул и поджал губы, крепко задумавшись. Веймар надеялся, что эта женщина окажется вовсе не той, о которой он подумал изначально, хотя, учитывая некоторые факты, это было ожидаемо, можно сказать — неизбежно. — И всё же…? — Не волнуйся, я понимаю, о чём ты мог подумать, но это не один из оккупированных чужеземцев. Не так давно я был на приёме у швейцарской семьи, там встретил одно старинное княжество. Раз ты говоришь, что моя реликвия выбрала её, я свяжусь с ней в ближайшем будущем, — собравшись с мыслями уверенно ответил Третий. Веймар слушал с недоумением, на его памяти, это первый раз, когда брат вот так открыто врёт ему. Учитывая, что Республике точно известно, что Рейх не покидал Берлин в последний месяц, картина получается, ох, какая неприглядная. Однако, Республика по старой привычке решил занять позицию наблюдателя, он никогда не любил лезть на рожон. Третий не хочет сознаться в связи с негерманским воплощением? Пускай. Веймар с удовольствием понаблюдает за развитием событий, более того, его предприимчивый ум уже наметил сотню вариантом того, как можно использовать эту связь себе во благо. К несчастью, не стоит забывать также о том, что пока он играет роль примерного старшего брата и какое никакое напутствие сказать обязан. Нельзя дать Рейху повод обвинить его в бездействии, и как только Третий договорил, губы Веймара растянулись в приторной улыбке. — Замечательно! Если так, ваш союз сможет скрепить наши роды ещё сильнее. Ты ведь и без меня прекрасно знаешь об отношении твоего отца к этой теме. Можешь себе представить, как бы его опечалила новость о том, что его подающий надежды младший сын плетёт интриги с чуждой нам страной за его спиной? — Рейх заметно вздрогнул и вымученно улыбнулся в ответ, сжав руки в карманах в кулаки. Да, брат абсолютно прав. Этой связи ему не простят… — Впрочем, чего тебе беспокоиться об этом? Надеюсь, в скором времени ты познакомишь меня со своей новой избранницей, мне не терпится увидеть вас вместе. — Да. Конечно, — коротко ответил Рейх, желая поскорее завершить неприятный разговор. Опасаясь, что Веймар начнёт расспрашивать его о выборе реликвии и дальше, Третий сменил тему в сторону экономических реформ, объясняя это тем, что ему нужен совет старшего брата, уже познавшего тяготы власти. Республика с удовольствием переключился на новое обсуждение, чем успокоил Рейха. Но вот внутреннее отчаяние от осознания того, что его артефакт без всякого на то спроса связал его жизнь с полячкой, не могло перебить ничто. Третий чувствовал себя высмеянным самой судьбой. Злодейка, как всегда, была рада любой возможности испортить ему жизнь. И ведь всё шло так хорошо, он почти завоевал уважение членов своей семьи, так какого чёрта вдруг ни с того, ни с сего появляется эта дрянная славянка, привлекает внимание его артефакта и портит ему жизнь?! Рейх зло стиснул зубы. Нельзя позволять этой заразе прогрессировать, необходимо устранить девицу из своего окружения. Нет человека — нет проблемы. Теперь будет работать в другом крыле, а отчёты сдавать НСДАП’у. Он, конечно, уже и без того сильно нагрузил партию работой, но иного выхода нет. Воспоминания о партии невольно натолкнули на мысль о всё-таки произведённом обыске недели две назад. Доля правды в словах НСДАП’а всё же была. Если не припугнуть одного, другие расслабляться. В любом случае обыск ничего дал, тот сборник со сказками был единственной книгой в собственности девушки, её саму от греха подальше Третий снял с должности. Скандала административного уровня ему ещё не хватало. Да и партию новое решение вопроса вполне устроило, так что в целом, всё закончилось неплохо. Рейх грузно выдохнул прохладный октябрьский воздух. Внутреннее чутьё подсказывало ему, что ничего хорошего от будущего ждать не стоит.