I know your type you're daddy's little girl just take a bite let me shake up your world 'cause just one night couldn't be so wrong I'm gonna make you lose control she was so shy till I drove her wild Cobra Starship, «Good Girls Go Bad»
— Получается, все ниточки ведут в эту элитную старшую школу? — подвел итог Лидер, внимательно выслушав отчеты всех трех групп. Ворон и Демон, общавшиеся с родителями убитой девушки, в один голос заявили, что что бы ни связывало Нашидзен Харуки с Душителем, это не имеет никакого отношения к ее семье. — Я был в ее комнате, — говорил Ворон, глядя стеклянными глазами куда-то в пол. У него всегда становился такой взгляд, когда он обдумывал или вспоминал что-то. — Она мне напомнила картинку из мебельного каталога. — Много дорогих цацек? — хмыкнув, предположил Хидан. — Такое ощущение, что все выставлено напоказ, как в музее, — покачал головой Итачи. — Не чувствуется, что там жил живой человек. Обычно, оказываясь в чьей-то комнате, я сразу чувствую чужой отпечаток на всех вещах — на том, как стоит мебель и как лежат вещи. На них остаются следы от прикосновений, мыслей, хоть какие-то следы. А там их не было. Конан после этих слов перевела глаза на сияющее личико Харуки, чья фотография была приколота посреди доски для вещдоков и наглядных материалов по текущему делу. Такая красивая, такая нежная и чистая — неужели это только маска? Очень хорошая маска, надо признать, если ей удалось обдурить собственную семью. Возможно ли, что девушку действительно убили не просто так? — Она проводила в школе бОльшую часть своего времени, — продолжил Демон, видя, что его напарник углубился в собственные размышления и ненадолго отключился от происходящего. — Дома не бывала даже на выходных, с родителями и братьями почти не общалась. Ее отец считает, что она брала дополнительные уроки или сидела в библиотеке. Ее репутация как дома, так и среди друзей была безупречна, так что она могла пропадать целыми вечерами, и никто не задавал ей ни единого вопроса, когда она возвращалась домой. — Где же таскалась ее прелестная попка? — ухмыльнулся Бессмертный. Как только с Харуки сняли венок целомудрия, она в глазах беловолосого стала куда более привлекательной и интересной особой. — Именно это вам и предстоит выяснить, — резюмировал Лидер. — Ворон и Журавль отправятся в школу и опросят одноклассниц Харуки. Выясните, с кем она общалась и где проводила свое свободное время. Счетовод, Голем и Кукловод — распределите между собой видеозаписи из особняка Саламандры, результаты мне нужны к вечеру. Демон и Бессмертный отправятся в нижние кварталы, где были найдены все тела. Возможно, сейчас, когда шумиха чуть улеглась, вам будет проще что-то выяснить. — О, нужно допросить пару шлюх, — оживился Хидан. — Не перегибай палку, — холодно попросил его Лидер. — Демон, держи его в узде. Мне нужна информация, а не груда изуродованных и полуживых тел, как в прошлый раз. Бессмертный радостно хохотнул, видимо, в красках припомнив "прошлый раз". — Не беспокойся, шеф. — Кисаме хрустнул пальцами, разминая кулаки. — Все, что будет чрезмерно выпирать, я ему отрежу. — Слава Джашину, я уж думал, ты скажешь "отгрызу", — махнул рукой Бессмертный, которого перспектива предстоящих допросов явно занимала куда больше, чем угрозы нового напарника. Демон нехорошо осклабился, обнажив свои заточенные под клыки зубы: — Я подозревал, что в твоей пустой извращенной головенке роются подобные мысли. Но только ты явно ошибся пастью. Хочешь, чтобы у тебя взяли в рот, обратись к... — его взгляд на секунду задержался на Дейдаре, но Голем никак на это не отреагировал (а значит, подначивать его уже было неинтересно), поэтому Кисаме обратился к Конан. Девушка сидела подчеркнуто ровно и делала вид, что ее вообще не касается то, о чем они говорят. На самом деле в тот момент она, внутренне прижав ладонь ко лбу, размышляла, почему все разговоры в их отделе неизменно сводятся к тому, кто у кого и как берет в рот. Или вроде того. — Посмотрим, как пойдет, — хмыкнул Бессмертный, не дождавшись оглашения имени. Кисаме одобрительно погладил пальцами рукоять своего огромного меча, доставшегося ему в наследство от деда-мечника, и плотоядно улыбнулся. — Если всем все ясно и вопросов нет, тогда — разошлись, — скомандовал Лидер, и зал для собраний наполнился звуками отодвигаемых стульев и топотом ног.~ * * * ~
Дожидаясь, пока закончатся занятия, Конан и Итачи стояли внизу перед школой. Ворон курил и пускал длинные струйки дыма сквозь чуть приоткрытые губы, девушка, по своему обыкновению, погрузилась в размышления. С этим парнем ей было намного спокойнее, чем с неуравновешенным Хиданом, который в любой момент мог выкинуть абсолютно все, что угодно. Мог подойти к ней с расстегнутой ширинкой и заявить, что ему приспичило. Мог сказать какую-нибудь несусветную глупость или на спор полапать полуобнаженную грудь светской львицы. Мог ударить — словом или тяжелым кулаком, после которого у нее долго заживали синяки и ссадины. Рядом с ним Конан чувствовала себя как на иголках. Это бы бесило ее до крайности, если бы не тот простой факт, что это были единственные минуты, когда она чувствовала себя практически как раньше — живой, горячей, чего-то желающей. Вчера вечером, когда беловолосый сложил гору искалеченных тел у ее ног, девушка чувствовала их обжигающую кровь на своей коже. И это было самое острое и самое пронзительное чувство за все прошедшие полгода. Это было страшно осознавать, с этим было невозможно смириться, но факты — упрямая штука. Нужно было как-то собраться с мыслями, решить, что делать дальше. И компания молчаливого Ворона для этого подходила как нельзя лучше. Когда по-осеннему хрупкий, почти стеклянный воздух наполнился трелью звонка, возвещающего о конце занятий, Конан вздрогнула. Она почти отключилась от происходящего, погрузившись в свой внутренний мир, и поэтому не сразу сообразила, что происходит и что им теперь нужно делать. — Фирменный цвет класса, где училась Нашидзен Харуки — зеленый, — сказал Итачи. Не успела девушка спросить, зачем ей это знать, как во двор начали спускаться ученики. Высокие изящные мальчики с руками пианистов и глазами сонных хищников. Длинноногие тоненькие девочки в коротких плиссированных юбках, белых гольфах и теплых свитерах с эмблемой школы. Если бы Конан не знала о строгих правилах приема в это заведение, то решила бы, что этих нимфеток штамповали на одной фабрике. Все как на подбор миловидные, большеглазые, стройненькие. Саламандра сам писал устав и правила отбора своей школы. Собирал под своим крылом весь цвет Амэ — и не факт, что только для того, чтобы польстить своему самолюбию. Конан нахмурилась и встряхнула головой. Так, никаких теорий заговора, пока все не выяснится. — С чего начнем? — спросила девушка. — Спросим у старосты ее класса, с кем общалась Харуки. Для начала. А дальше посмотрим, как пойдет разговор. — А ты знаешь, кто у нее староста? — уточнила Конан, выцепив глазами стайку ребят с зелеными элементами в одежде. — Харуно Сакура, судя по моим данным, — ответил Итачи, наскоро сверившись со своей записной книжкой. — Перевелась сюда из Конохи два года назад. — Из Конохи? — Синеволосая улыбнулась, искоса глянув на своего напарника. Ворон сам приехал из этого шумного солнечного города, но это было очень давно. В это было сложно поверить теперь, когда он, казалось, костями и жилами сросся с Амэ, его грязными, темными улицами и вечными дождями. — Судя по всему, за это время она успела завоевать уважение и признание своего класса, раз ее выбрали старостой. — Он как будто не слышал ее вопроса. Воспоминания о далекой родине до сих пор болью отзывались в его сердце, и парень явно не хотел лишний раз их тревожить. — Скорее всего, она в курсе всего, что происходило за кулисами. — И ты думаешь, что она просто так выложит тебе все это? — с сомнением протянула Конан. — Посмотрим, — пожал плечами Итачи. — Вот она, пойдем. Он зашагал в сторону ребят в зеленом, и девушка поспешила за ним, пытаясь угадать, о ком именно он говорит. Впрочем, долго сомневаться не пришлось — среди стоящих девчонок одна выделялась особенно ярко. Светло-розовые с неуловимым персиковым отливом волосы чуть ниже плеч, зеленые глаза, громкий голос и смех. Худая, угловатая, без приятных взгляду округлостей, но милая. Может быть, Конан судила предвзято или ей просто слишком хотелось видеть что-то подобное, но сквозь кожу Харуно Сакуры как будто струился тот самый яркий солнечный свет, которого было в избытке в ее родном городе и которого так не хватало на этих сумрачных улицах. Неудивительно, что вокруг нее собралось столько слушателей и зевак — она как яркая лампочка для ночных бабочек, бездумно стучащих в стекло. — Мисс Харуно? — будничным деловым тоном осведомился Итачи, останавливаясь позади нее. Девчонки вокруг старосты сразу зашептались, некоторые из них покраснели и глупо захихикали, отводя глаза. Конан постаралась посмотреть на Ворона их глазами и, немного поразмышляв, пришла к выводу, что молодой человек достаточно хорошо собой — как раз тот типаж, что привлекает школьниц и студенток. Загадочный, харизматичный, держится уверенно, но не надменно. И при этом есть в нем что-то порочное, неуловимо темное, соблазнительное. Наверное, соблазнительное. Конан было сложно судить об этом, потому что Ворон был не в ее вкусе. Подсознание тут же не преминуло ехидно напомнить о том, кто был в ее, и девушка не к месту покраснела. Розоволосая обернулась и смерила Итачи долгим изучающим взглядом своих золотисто-зеленых, как листья в солнечный день, глаз. Потом кокетливо улыбнулась и спросила: — Что-то случилось, офицер? — Как ты поняла, что мы из полиции? — удивилась Конан. Девчонка насмешливо улыбнулась и пояснила: — Вас выдает запах. Запах проблем и обреченности. К тому же я ждала, что вы придете. Сколько уже прошло со смерти Харуки? Неделя или две? Я сбилась со счету после похорон. Идите, девочки, я сама поговорю с офицерами. — Стайка хихикающих девчонок, от которых пахло сладостями и легкими фруктовыми духами, оставила их, быстро смешавшись с толпой других учеников. — У нас есть к вам несколько вопросов, мисс Харуно, — проговорил Итачи. — Предпочитаете, чтобы мы задали их здесь или пойдем куда-нибудь в более комфортное для вас место? — Полагаю, вы не на свидание меня приглашаете, офицер, — закатила глаза девчонка. — А поскольку горячего шоколада и булочки за счет полиции мне уже точно не обломится, предпочитаю решить все на месте. Спрашивайте свои вопросы. — Вы хорошо знали Нашидзен Харуки? — Этот вопрос был первым в череде стандартного допроса свидетелей. Сакура отвечала бодро, практически не задумываясь и изредка стреляя глазами в сторону Итачи. Конан наблюдала за ее детским флиртом с нескрываемым интересом. Было что-то такое во всем происходящем, что она упускала. Как будто эти двое вели двойную игру и говорили не совсем то, что подразумевали. А, может, у синеволосой девушки, простоявшей на промозглом осеннем ветру почти три часа, от холода начал ум за разум заходить. — Значит, вы хотите сказать, что Харуки была прилежной ученицей, верной подругой и просто надежным человеком, — подытожил Ворон минут пятнадцать спустя. — Она была близким для меня человеком, — сверкнула глазами Сакура. — Я знала ее лучше других. Не верьте тому, что говорят о ней, Харуки была хорошей и чистой девушкой. Чище многих на этих улицах. — О чем вы? — нахмурился Итачи. — Что говорят о ней? Харуно закусила губу, видимо, упрекнув себя за то, что сболтнула лишнего. — Ничего не говорят. И мне добавить больше нечего. Харуки была гордостью нашей школы и нашего класса. Претендовала на грант, мечтала поступить в столичный университет. У нее были все возможности и все задатки для того, чтобы сделать много чего хорошего. Я не знаю, кто и зачем ее убил, но попадись он, я бы ему шею сломала. Конан удивленно подняла брови: было немного странно слышать подобные слова от столь юного и трепетного создания. Как будто на секунду треснула ее идеально отшлифованная личина и стало видно, что пряталось под ней. То же, что возможно, и погубило ее подругу. Девчонки явно что-то скрывали, но как было это выяснить, не применяя силу? Синеволосая девушка содрогнулась от одной мысли, что Сакуру отдали бы на растерзание Демону или Бессмертному. Эти двое живо бы вправили ей мозги и достучались до истины, но какой ценой?.. «Красная Луна» всегда действовала в обход всех правил, но конкретно сейчас Конан была совсем не уверена, что хочет подобной развязки. — У вас есть еще ко мне вопросы? — спросила розоволосая. — Если нет, то мне нужно идти. У меня полно дел. — Простите, что отняли столько вашего времени, мисс Харуно, — проговорил Ворон, глядя ей прямо в глаза. Конан по себе знала, что от таких прямых и откровенных взглядов девчонки тают только так. Хм, интересно, а не это ли он задумал? Сблизиться с Сакурой под предлогом, скажем, общих корней, а потом выведать у нее всю необходимую информацию? Девушка едва не вздохнула с облегчением: да, это было бы подло и нечестно по отношению к юной школьнице, но уж явно лучше, чем запереть ее в четырех стенах с Бессмертным. — Ничего... офицер, — Черт побери, она покраснела! Точно покраснела. Ай, Итачи, ай да молодец. Конан едва не сдержалась, чтобы не похлопать напарника по плечу. Все-таки подцепил зеленоглазую вертихвостку. Ну, теперь дело за малым. Когда они распрощались с Харуно и двинулись к выходу с территории школы, девушка все-таки не сдержалась: — Ловко ты придумал, Ворон! Я бы сама не сообразила, наверное. — Ты о чем? — удивился он, переводя на нее задумчивый взгляд. Казалось, он частично где-то не здесь. Впрочем, с ним такое часто бывало. — О том, как ты ловко ее захомутал. Отличная идея — втереться к ней в доверие, чтобы добыть необходимую информацию. Я думала, она окажется более крепким орешком, но она так на тебя смотрела! Итачи выглядел удивленным и немного сбитым с толку, как будто не понимал, о чем она говорила. Конан уже начала сомневаться в том, что правильно все поняла, когда Ворон торопливо кивнул: — Да, ты права. Все так. Но надеяться только на эту зацепку не стоит. Я пробью по базе те имена, что назвала Сакура… то есть мисс Харуно, и решу, с кем из этих ребят стоит пообщаться поближе. — Предлагаю перед возвращением в участок заскочить в какой-нибудь ресторанчик. Мой желудок уже прилип к позвоночнику. — Как скажешь, — махнул рукой Итачи, словно бы не слыша ее. И откуда-то Конан знала, какого цвета сейчас его мысли.~ * * * ~
Когда на ее входную дверь обрушился первый удар, Конан подумала, что это ей приснилось и было частью того смутного, горячечного кошмара, что никак не желал отпускать ее из своих липких объятий. Но после второго она проснулась окончательно, оторвала от подушки встрепанную голову и попыталась собрать воедино разбегающиеся мысли. Она у себя дома, время, судя по темноте за окном, довольно позднее, и она совершенно точно не ждала никаких гостей. Но судя по тому, с какой силой к ней ломились, случилось что-то из ряда вон выходящее. Может быть, связанное с расследованием? Хотя Лидер, скорее, позвонил бы ей, а не стал посылать посредника. Ладно, к черту. Может, у нее прорвало трубу, и она уже пару часов топит соседей, сама о том не подозревая. Затягивая пояс на видавшем виды, но все равно трепетно любимом домашнем халате, стилизованном под кимоно и расшитом летящими журавлями, Конан босиком пошла к двери, успев подумать о том, какой холодный пол и как ей не хочется никуда сейчас ехать или вникать в какие-то проблемы. Дальше ее размышления пойти не успели, потому что от третьего удара ее дверь сломалась и ввалилась внутрь, как после удара тараном, не удержавшись на одной петле. — Какого хрена?! — Девушка отпрыгнула назад, по привычке потянувшись к пистолету, которого, конечно, сейчас у нее при себе не было. Но прежде чем ее мозг успел придумать хотя бы один вариант для объяснения произошедшего, в квартиру вошел Хидан. Злой — если не сказать взбешенный — и, кажется, пьяный. По крайней мере, его шатало, а взгляд малиновых глаз был совершенно безумным — безумным даже для него. Конан мгновенно поняла, что дело плохо. — Что тебе надо? — по возможности строго и бесстрастно спросила она, решив не акцентировать внимание на двери. — Я пришел поговорить с тобой, — ответил беловолосый, неотрывно глядя на нее и буквально пожирая глазами. Девушку прошиб холодный пот — на нее еще никогда так не смотрели. Наверное, потому, что такой ярости она прежде ни в ком не вызывала. Лихорадочно пытаясь вспомнить, чем могла так ему насолить в последнюю встречу, девушка пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. — О чем говорить? Ночь на дворе. Может быть, отложим на утро? Хидан, давай поговорим утром, прошу тебя. Собственный голос казался жалким, похожим на мяуканье котенка. Скрывать очевидное не было никакого смысла — в таком состоянии, с этим фанатичным блеском в глазах, с этой злобой, искажающей черты, Хидан пугал ее до полусмерти. — Нет, мы поговорим сейчас. — Он перехватил ее за руку, когда она попыталась вырваться из тупика, куда сама себя загнала. Дернул на себя, опалив ее щеки своим дыханием. Нет, спиртным от него не пахло — разве что чуть-чуть. Но с ним явно было что-то не то. Его пальцы стиснули ее запястье как клещи. — Пожалуйста, Хидан, — простонала Конан. — Ты сломаешь мне руку. Отпусти! — А вот это уже ближе к теме, — кивнул он, шаря полубезумным взглядом по ее лицу и телу, едва скрытому под короткой ночной рубашкой и распахнувшему халату. — Помнишь, что ты сказала мне тогда? — Когда? — Боль в заломанной руке мешала соображать, она пульсировала и жгла как огнем. — На вечеринке у Саламандры. Не помнишь? — Не помню, — прошептала она, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Может, это освежит тебе память, сука? — Он отпустил ее руку, но не успела Конан обрадоваться вновь обретенной свободе, как пальцы мужчины сжали волосы у нее на затылке и потянули вниз. Она рухнула на колени перед ним, прижав вывернутое запястье к груди и хныча как младенец. Меж тем Хидан выправил рубашку из брюк и задрал ее, обнажая свой крепкий мускулистый живот. На котором виднелось четыре красных точечки от острых женских коготков. И тогда девушка вспомнила. Вспомнила, что сказала ему и как страшно ей стало тогда. Он не ударил ее и даже почти не сорвался. Конан думала, что это из-за того, что теперь у них были другого рода отношения (какого рода — она не понимала сама). Но теперь поняла, что дело было в Какузу. А еще в том, что Хидан, каким бы беспросветным ослом он ни был, не рискнул поставить операцию под угрозу срыва из-за этого маленького инцидента. Но он затаил в душе злобу на нее. Его оскорбленное мужское самолюбие взывало об отмщении, и сейчас он пришел, чтобы получить его. Все это мелькнуло в голове Конан как крылья вспугнутой кем-то стаи птиц, и девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха. Что он сделает с ней? Побьет? Изнасилует? А что если искалечит так, что она вообще больше не встанет с кровати? Кто знает, какие мысли горячим туманом клубятся внутри этого черепа? Вдруг он сделает с ней что-нибудь по-настоящему страшное? Девушка на мгновение прикрыла глаза, силясь пробудить ту Конан, что оставила эти отметины. Ту Конан, у чьих ног лежали тела поверженных врагов и которая упивалась их кровью на своих чулках. Но ее не было. Была другая — испуганная, забитая, мечтающая сжаться в клубочек и спрятаться за спиной сильного мужчины. Только вот прятаться было больше негде. Она осталась одна, лицом к лицу с этим зверем в человеческом обличье. Что же ей делать? — Прости меня, — задыхаясь, прошептала Конан, умоляюще глядя на него. По щекам текли слезы, и она не могла их остановить. — Пожалуйста, прости меня, Хидан. Я не хотела, я не знаю, что на меня нашло. Отпусти меня. Только отпусти меня. "Позволь мне тихо уползти в свой уголок, я никогда больше не потревожу тебя", — обреченным шепотом добавило ее подсознание. — Отпустить тебя? — Он раздувал ноздри, как хищник, учуявший кровь. — Ну уж нет, птичка, так просто ты не отделаешься. — Что ты сделаешь со мной? — Конан обеими руками вцепилась в его предплечье, пытаясь ослабить давление, которому он подвергал ее волосы, но у нее ничего не получалось. — Нет, делать здесь будешь ты, — покачал головой он. — Ты меня здорово взбесила, маленькая дрянь, и сейчас ты загладишь свою вину. — Я не понимаю... — на выдохе произнесла она, и тогда он, ухмыляясь, левой, свободной, рукой расстегнул брюки. Спустив их достаточно, чтобы обнажить свое главное достоинство, Хидан буквально ткнул свою беспомощную жертву в него носом. — Возьми его в рот, птичка, и сделай мне хорошо, — приказал беловолосый. — Ты знаешь, что была не права, так покажи мне, как сильно теперь раскаиваешься. Конан в отчаянии замотала головой (правда, учитывая, что ее держали за волосы, ей это едва удалось). Она еще не потеряла остатки собственного достоинства. Пусть лучше изобьет ее, это не так ранит ее гордость. А ведь он знал... Знал, каково ей будет, и поэтому сейчас так мерзко ухмылялся, глядя на нее сверху вниз. Он знал, что гордость была ее последней опорой. Что даже отдаваясь ему, она все равно умудрялась сохранять в себе какой-то стержень. И сейчас он решил сломать этот стержень пополам, превратив ее в одну из своих многочисленных шлюх. Он не собирался брать ее силой, потому что они оба уже поняли, что ей это нравится, как бы она ни сопротивлялась. Нет, теперь он хотел ее унизить, заставить саму сделать что-то гадкое. — Я не буду, — сквозь зубы выдавила Конан, пытаясь не смотреть на то, что было прямо перед ее носом, но учитывая, что отвернуться ей не давали, это было практически невозможно. — Тогда, птичка, — с прожигающей кости лаской в голосе сказал Хидан, — я сломаю тебе руку. Выбирай сама. Девушка была почти уверена, что сможет. Она уже была готова вскинуть на него ненавидящий взгляд и сказать, чтобы он катился к черту и хрен свой прихватил с собой. Даже открыла рот для этих слов, но… Что-то в ней надломилось, чего-то не хватило. Какой-то крошечной толики уверенности, что она справится с этим. Или что ей на самом деле так противна мысль об этом, что она готова поплатиться за свой отказ сломанной рукой — а в том, что Хидан выполнит свою угрозу, сомневаться не приходилось. Поэтому она просто сдалась и сделала то, чего он хотел. Стоило ей легонько прикоснуться влажными губами к прежде смирно висевшему органу, тот сразу ожил и поднялся ей навстречу, наливаясь кровью и силой. С такого близкого расстояния он казался больше, и девушке даже на секунду стало не по себе от того, что это побывало у нее внутри. Вообще Конан была не слишком опытна в подобного рода ласках — у них с Яхико редко все заходило дальше обычной миссионерской позы. Потому что с ним ей не нужно было никаких дополнительных ухищрений или игр, чтобы получить удовольствие. И уж совершенно точно он не держал ее за волосы и не заставлял чувствовать себя дешевой грязной шлюхой — к тому же неопытной и глупой шлюхой, раз уж она с трудом себе представляет, что же ей делать дальше. Впрочем, быть для этого семи пядей во лбу было явно не нужно. Девушка стиснула полы своего халата, как будто готовясь к тому, чтобы проглотить горькое, но необходимое лекарство. Разомкнула губы и обхватила ими член Хидана. И буквально в следующие несколько секунд поняла две совершенно неожиданные для себя вещи. Первая — орган, оказавшийся у нее во рту, не был горьким или неприятным на ощупь. Почему-то до самого последнего момента она была уверена, что ее стошнит сразу же, как она ощутит его внутри, и готовилась к чему-то настолько омерзительному, что реальность ее в некотором роде поразила. Вторая вещь была напрямую связана с первой, потому что Конан внезапно перестала чувствовать себя подавленной, испуганной или затравленной. Сразу после того, как ее губы сомкнулись вокруг напряженной плоти мужчины, он издал низкий горловой стон и нетерпеливо двинул бедрами вперед, рукой помогая ей поддерживать заданный ритм. Это было невероятно, но стоя перед ним на коленях и делая то, что она делала, девушка не ощущала себя униженной. Она ощущала другое — власть. Власть над своим мучителем. И совсем не потому, что могла в любой момент сжать зубы и навсегда лишить его возможности получать удовольствие от плотской близости, а потому что дарила ему наслаждение. Она делала ему хорошо и интуитивно понимала, как именно это нужно делать. И в тот момент, когда на нее снизошло это понимание, последний страх исчез. Он пришел не для того, чтобы отомстить ей за ее выходку на бале Саламандры. Нет, совсем не за этим. Хидан откинул голову назад, закрыл глаза и скорее рычал, чем стонал, двигаясь все быстрее. Конан уже смирилась с тем фактом, что он кончит ей в рот, когда мужчина вдруг резко отстранил ее. Он успел сделать это в самый последний момент, потому что его теплое семя практически сразу же брызнуло ей на грудь и колени. — Ты скотина, Хидан, — хриплым от возбуждения голосом произнесла девушка, только сейчас поняв, как сильно ее завело то, что только что между ними произошло. — А ты мне нравишься больше, когда становишься послушной и скромной, — хмыкнул Бессмертный, пальцем собирая капли свои спермы с ее подбородка. — Надеюсь, мы друг друга теперь хорошо поняли, птичка? — Если ты имеешь в виду, что тебе не нравится, когда я говорю о тебе то, что думаю… — проговорила она, не решаясь подняться и вытереться. — Мне не нравится, когда ты говоришь это на людях. Особенно в присутствии наших общих знакомых. Я считаю, что женщина должна уметь помалкивать. — Ты хотел сказать: должна знать, в каких случаях лучше промолчать, — нахмурилась Конан, которой не слишком-то понравился его тон альфа-самца. — Ну или так, — отмахнулся беловолосый, запихивая свое поникшее достоинство обратно в штаны и застегивая их. — Значит, мы все уяснили? — Вали отсюда к черту, психопат, — проговорила Конан, опустив ресницы. — Я собиралась поспать еще часа три, прежде чем нужно будет вставать и бежать на работу. А еще мастера вызывать, чтобы дверь на место поставил. Вот нахрена было дверь ломать, ты мне скажи? Посмеиваясь в своей обычной манере, Хидан покинул ее квартиру, не ответив на последний вопрос.