Who let the dogs out? Baha Men, “Who let the dogs out?”
Цучито-сан, пухленькая женщина преклонных лет, владелица небольшой забегаловки в самом конце Стальной улицы, со вздохом перевела взгляд с одного мужчины на другого и окончательно убедилась в том, что так просто они от нее не отвяжутся. А ведь день так хорошо начинался! Ни одной драки, ни одного подозрительного типа, блюющего пьяницы или умирающего от передоза наркомана, ни одной рыдающей девчонки, которую ограбили или обесчестили где-то в недрах кипящего своей собственной жизнью нижнего района. Видимо, судьба специально готовила ее к тому, что произошло после обеда. Ближе к вечеру, когда Цучито-сан, сметая со столов крошки, уже подумывала, что пора закрывать — иначе существовала большая вероятность приманить на теплый огонек какую-нибудь чрезмерно веселую банду отморозков, — в ее зал ввалились двое этих мужчин. Она сразу поняла, что дело пахнет керосином: такие высокие и широкоплечие ребята работали либо на правительство, либо на мафию. И тот, и другой вариант по сути сводился к одному — сейчас с нее начнут требовать деньги за крышу. И это если ребята пришли только выполнить поручение своего хозяина и не собираются еще и развлечься заодно. Но Цучито-сан не боялась. Она уже много лет бок о бок жила с подобной публикой. Знала, что можно говорить, а что нет. А еще знала, что ее муж исправно давал на лапу нужным людям, а значит она была в безопасности. Все тут держалось на системе. Если эти бугаи начнут вести себя по-хамски, не имея на то оснований, им влетит от своих же. Дисциплина — только железная дисциплина позволяла Саламандре держать весь этот сброд в неком подобии организованной системы. — Чего вам тут надо? — грозно спросила она, складывая руки на груди и исподлобья оглядывая пришельцев. Они были крупными, мускулистыми мужчинами и отчего-то напоминали ей гончих псов, которые загнали добычу в угол, а теперь ходят вокруг нее кругами, облизываясь и блестя глазами. Они прерывисто дышали, как будто только что пробежали стометровку, их лица были влажными — то ли от пота, то ли от дождя, который по обыкновению хлестал за окном. У одного были синие волосы и какие-то жуткие зубы, походившие на акульи клыки. Второй был белый, как альбинос, с малиновыми глазами, которые сверкали таким поистине дьявольским огнем, что Цучито-сан почувствовала острое желание на всякий случай окурить его благовониям и прочесть пару молитв на изгнание бесов. — Вы хозяйка? — спросил беловолосый, размашистым жестом приглаживая встрепанные волосы. — Постоянно тут торчите? — Тебе какое дело? — грубовато уточнила она. — Простите, мой напарник немного… идиот, — вклинился второй. — Мы из полиции, у нас к вам есть несколько вопросов. — Полиция? — переспросила женщина, удивляясь все больше. Уж кого-кого, а представителей закона она ожидала увидеть в последнюю очередь. — Ну да, глаза разуй, — недовольно крякнул первый, разворачиваясь и тыча пальцем заведенной за спину руки вверх. Там, на лопатках, поверх черной ткани непромокаемого плаща кровавым пятном алело облако. «Красная Луна». Цучито-сан слышала про нее, но то, о чем шептались в подворотнях, слишком походило на бред или на городскую легенду. До сих пор женщина даже не была уверена, что такой отдел вообще существует. — Хидан, какого черта ты ведешь себя как полный кретин? — сквозь зубы процедил синеволосый, доставая свое удостоверение. — А, постой, что это я: ты же и есть полный кретин. Или ты с женщинами старше пятидесяти вообще никогда не разговаривал? — Я предпочитаю с ними не разговаривать, — пожал плечами тот, кого назвали Хиданом. — Поверь, их рот создали не для этого. — Пошляк! — Цучито-сан огрела заболтавшегося мужчину полотенцем, которое все еще висело у нее на руке. Вид этой разозленной маленькой женщины так поразил беловолосого, что он даже не смог отреагировать иначе, кроме как закрыв лицо руками, как мальчишка, которого поймали на краже яблок в чужом саду. Его напарник, увидев это, начал хохотать как припадочный и еще долго не мог остановиться. Глаза Хидана налились злостью. Цучито-сан с ужасом подумала, что сейчас он ее ударит — именно такое выражение было у него на лице, но синеволосый перехватил его руку и, продолжая другой держаться за живот, еле выдавил: — Если ты сломаешь ей нос, мы не сможем ее допросить. — Я и не собирался, — вывернулся из его захвата беловолосый. — Не делай так больше, ясно? — обратился он уже к ней. — Тогда держи свой грязный рот закрытым, — парировала женщина, почувствовав себя в безопасности после слов Кисаме (а напарником Хидана в этой операции был сегодня именно он). — Да, брат, иди лучше покури на улице, я поговорю с ней сам, — кивнул синеволосый. — Еще чего! — Его напарник взгромоздился задом на стол и закурил, пару раз щелкнув зажигалкой. — Мне тоже интересно, что напоет нам эта птичка. — Мы закрываемся через полчаса, мне некогда с вами лясы точить. — Цучито-сан уже окончательно вернула себе уверенность в себе. Эти двое дуболомов походили на ее старших сыновей, а она их в свое время гоняла и в хвост, и в гриву, хотя те тоже строили из себя бог знает что. — Серьезно? — расхохотался Хидан, обхватив себя за плечи. — Ты в самом деле думаешь, что мы будем ждать, пока ты закончишь свои дела, старая кошелка? Полотенце, как хлыст, щелкнуло в паре дюймов от его лица, и от неожиданности мужчина выронил сигарету изо рта, и та только чудом не прожгла дырку в его плаще. Кисаме снова зашелся в приступе безудержного веселья. — Хидан против бойкой бабки с полотенцем, счет 2:0 не в пользу Бессмертного, — выдавил он, чередуя слова с хохотом. — Да я сейчас ей…! — Он вскочил на ноги, собираясь отвесить вконец обнаглевшей бабе полагающуюся затрещину, но тут перед его лицом снова возникло полотенце. — Если бы ты был так любезен и протер оставшиеся столы, я бы как раз смогла рассказать твоему напарнику то, что его интересует. — С совершенно бесстрастным выражением лица проговорила Цучито-сан. Кисаме уже всхлипывал от смеха и наполовину сполз под стол — выражение лица Хидана в этот момент было просто непередаваемо. — Пошла ты на хрен, старая карга! — наконец взорвался он и, пинком открыв дверь, вышел на улицу. Но за секунду до этого его напарнику показалось, что он был практически готов взять полотенце в руки и сделать то, что ему было велено. — Неуравновешенный у тебя дружок, — заметила женщина, внутренне вздохнув с облегчением. — Он просто психопат, — пожал плечами Кисаме. — Серьезно. — Видела я на своем веку психопатов, — покачала головой Цучито-сан. — А этот… просто самоуверенный хам. Которому нравится думать, что он все контролирует. «Но при этом сам не осознает, что ему нравится, когда контролируют его», — мысленно добавила она, решив, что этим наблюдением с синеволосым можно не делиться. — Так какие у вас вопросы, офицер? — спросила она. — Несколько дней назад в вашем… заведении вот этот человек передал кому-то кейс с крупной суммой денег. — Кисаме достал фотографию охранника Саламандры. Снимок был взят из досье, поэтому на нем нос мужчины был еще цел. — Было бы неплохо, если бы вы вспомнили что-нибудь. — А что тут вспоминать! — Цучито-сан даже улыбнулась от облегчения, и улыбка ей необыкновенно шла, превращая грозную маленькую женщину в бабушку, которая может накормить горячими пирожками и рассказать добрую сказку на ночь. — Мой подручный, Нико-кун, встречался здесь с этим парнем и забрал у него чемодан. Потом отнес его куда-то в соседний квартал и получил за это с полсотни рю. — Вот это удача! — воскликнул синеволосый, и его широкая клыкастая улыбка снова напомнила женщине о морских хищниках. — Где мы можем найти этого Нико? Не верю, что первый раз за время этого гребаного расследования удача нам наконец улыбнулась! Цучито-сан уже собиралась сказать, что ее помощник на кухне — домывает остатки тарелок, когда внезапно столкнулась с ним взглядами. Нико стоял в дверном проеме, ведущем в служебные помещения закусочной, и выглядел так, словно ему только что зачитали смертный приговор. Может быть, подумал, что за связи с мафией его четвертуют, не сходя с этого места. А, может, и подумать-то ничего не успел, и одного вида зубастого Кисаме ему вполне хватило для того, чтобы в красках вообразить себе мучительнейшую из смертей. Цучито-сан и рта раскрыть не успела, чтобы разуверить его и сказать, что «этот господин из полиции», как парнишка сорвался с места и выпрыгнул в окно. Кисаме выматерился и бросился за ним, успев проорать в сторону входной двери, за которой, предположительно, стоял Хидан: — ЛОВИ ЕГО!! — И вам до свидания, — несколько потрясенно проговорила Цучито-сан полминуты спустя, когда потревоженные оконные ставни перестали качаться и скрипеть.***
Они мчались по мокрой, сверкающей в свете фонарей улице, и дождь не успевал за ними. Блестящие от влаги черные плащи с кровавыми облаками развевались и хлопали за их спинами подобно крыльям хищных птиц, заприметивших добычу. Лужи взрывались под их ботинками, брызгая во все стороны черными маслянистыми каплями, и небо сотрясалось, пульсирующими толчками просачиваясь сквозь переплетения крыш и труб. Хидан хохотал. Иногда ему переставало хватать воздуха для того, чтобы одновременно бежать и смеяться, и тогда он замолкал, переходя на натужное и хриплое сопение. Но потом снова разражался хохотом. Закидывая голову назад так, чтобы дождь бил прямо по лицу, раскрыв руки в разные стороны, как будто в попытке обнять нечто огромное, он несся по улице, перепрыгивая через урны, баки и уличные кадки. Весь мир сейчас сжался в его груди, истекая колючими брызгами адреналина, и мужчине казалось, что он всемогущ. Скорость, азарт погони, ледяной дождь на разгоряченной коже — все это смешивалось в бурный пьянящий коктейль и разрывало его изнутри. Он не знал, как и чем выразить эти чувства, он не нашел бы слов для них. Если бы только Конан была сейчас рядом... В ее глазах он видел нечто похожее. Когда он прижимал ее к себе, когда овладевал ею снова и снова, он видел в ее янтарных глазах все то же самое, что сейчас ощущал в своей груди. И она была первой женщиной, встреченной им за всю его жизнь, в ком он чувствовал эту родственную жилку. Она была его отражением, он видел в ней себя, и именно это было причиной того, что он возвращался к ней снова и снова. Он не мог отказать себе в удовольствии раз за разом будить в ней этот пламень, что сжигал и его самого. Не мог отказаться от ее тела, от ее глаз, от того, каким живым он чувствовал себя рядом с ней. Только рядом с ней. За свою жизнь Хидан повидал и познал немало женщин, но все они ни в какое сравнение не шли с его Бумажным Журавлем, его птицей, орошенной кровью и каплями дождя. Они были никем перед нею, безликим стадом, кусками мяса. Его религия учила его, что женщины принадлежали к низшему сорту. По правде говоря, к этому же сорту относились и мужчины — те, что не состояли в его церкви. Раньше Хидан твердо в это верил и жил так, как определяла его вера — никого не жалея, ни о ком не заботясь, не щадя ничьих чувств и потакая собственным прихотям, желаниям и порывам. Теперь же что-то изменилось. Изменилось ровно на одну человеческую единицу, которую мужчина больше не мог считать низшим сортом. Она вдруг поднялась намного выше — даже выше его самого, хотя он пытался сделать вид, что это не так. Ни за что бы не признался в этом самому себе, но… Теперь ему хотелось молиться совсем в другом храме и шептать молитвы совсем в другие уши. — Попался! — Хидан одним длинным прыжком с мусорного бака, попавшегося ему на пути, достал до Нико, повалил его на асфальт и для пущей уверенности от души заехал тому в челюсть. Когда тот попытался как-то вывернуться, у него на груди оказался мокрый, заляпанный грязью ботинок Кисаме, и парень еще раз больно впечатался лопатками в мостовую. — Я ничего не знаю! — Тут же заголосил он. — Не убивайте меня, я ничего не знаю! — Неверный ход, засранец, — рассмеялся Хидан, и его смех заточенными граблями вжикнул по позвоночнику Нико. — Если ты ничего не знаешь, ты автоматически становишься нам не нужен и умираешь. Сечешь фишку? — Не торопись, Бессмертный, — сквозь зубы процедил Демон, сильнее вдавливая потенциального информатора в землю. — Он сейчас все вспомнит и расскажет. Потому что эта вечерняя пробежка не входила в мои планы, и я спрошу только один гребаный раз, ты меня понял, крыса помойная?! Он вздернул Нико на ноги и чуть приподнял в воздух, держа за отвороты его залатанной куртки. — Я отнес этот кейс Акаруги, он живет под мостом! Я не знаю, кто был тот человек, я не знаю, что было в кейсе, я не знаю, что Акаруги делает для него! — продолжал верещать Нико, пытаясь брыкаться, но этим только больше зля Кисаме. — Акаруги значит, — повторил синеволосый и клыкасто улыбнулся. — Это уже неплохо. Что это за человек? — Обычный бомжара, живет под мостом. Он никто! — Отведешь нас к нему? — спросил Хидан, закуривая сигарету. Кажется, этот вечер обещал стать очень плодотворным и полезным для их расследования. — Я могу отвести вас, но больше я ничего не смогу сделать! Это не мое дело, я вообще не хотел в этом участвовать! — Будешь паинькой, твое участие закончится сразу после экскурсии к этому Акаруги, — проговорил Кисаме, опуская парня на ноги и даже заботливо поправляя ему куртку. От этой заботливости Нико едва не взвыл. Больше всего на свете он сейчас хотел оказаться как можно дальше отсюда — лучше в другом городе или вообще другой стране. Чтобы он еще хоть раз ввязался в какую-нибудь сомнительную игру! К черту этот город и его двинутых обитателей. К черту Цучито-сан, ее забегаловку и всех этих моральных уродов. Первым же поездом он вернется в свою маленькую тихую деревеньку и до конца жизни будет ходить за скотиной, считая это самой большой удачей и подарком судьбы. До жилища Акаруги они добрались за десять минут, и уже на подходе оба детектива почувствовали что-то неладное. Сложно было сказать, в чем именно это выражалось, но оно как будто бы окутывало покосившийся домишко мрачной зловонной пеленой, которая резала глаза и уши. Кисаме и Хидан ускорили шаг, мгновенно забыв про своего провожатого, который не будь дурак тут же юркнул в ближайший переулок и был таков. — Давненько у меня не было такого дерьмового предчувствия, — поделился Кисаме, замирая перед входом и на всякий случай снимая табельное оружие с предохранителя. Его напарник ничего не ответил, только нахмурился и решительным пинком выбил дверь. — Ну да, ты прав, кто в наше время стучится в дом к маньякам-убийцам, — философски заметил Демон, заходя внутрь. Дальше с его губ сорвалось длинное непечатное ругательство, и даже Хидан поразился богатству словарного запаса своего коллеги. Впрочем, секунду спустя стало ясно, что он абсолютно с ним согласен в выборе выражений. Помещение было освещено только одной лампой — валявшейся на полу подле опрокинутой тумбочки и мигавшей, как в фильме ужасов. Воздух был наполнен отвратительной вонью разлагающегося тела, и от этого запаха даже у видавших виды детективов слезы навернулись на глаза. Акаруги — а как следовало догадаться это был именно он — висел под потолком на крючьях, прорвавших его кожу и мышцы до самых костей. Его голова была за волосы привязана к одному из крюков так, чтобы он не мог опустить подбородок. Перед его лицом висело несколько фотографий с чьими-то лицами. Он уже начал гнить и наполовину почернел. Судя по всему, он пробыл в таком состоянии несколько дней — возможно с того самого момента, как ему доставили кейс с деньгами. — Что за херня?! — первым заорал Хидан. — Только не говори мне, что этот веселый жмурик и есть наш убийца! Потому что это, Кисаме, ни хера не круто! — Я бы не стал говорить наверняка, — произнес Демон, критически изучив обстановку, — но, кажется, так и есть. Вызывай парамедиков и Лидера. Это дерьмо мне совсем не нравится. — Я тебе объясню, почему оно тебе не нравится. — Бессмертный вышел на улицу, с невероятным облегчением набрав полную грудь влажного, пропахшего выхлопными газами воздуха Амэ. — Потому что нас только что поимели. Очень круто и очень красиво. Вот он, твой убийца. Что-то мне подсказывает, что в этой хибаре мне найдем все нужные доказательства и что этот ублюдок и есть Душитель. А еще, — тут он улыбнулся во весь рот, но улыбка выглядела так, будто она была вырезана на его лице, — я готов побиться об заклад, что его смерть признают самоубийством. И знаешь, почему? — Почему? — Кисаме, пораженный внезапно проснувшимся у напарника логическим мышлением, даже не смел перебивать. — Потому что этот сучий потрох, Саламандра, хочет прикрыть это дело. И шеф полиции этого хочет. И мэр, думаю, тоже. Но только ни хера у них не выйдет. — Он усмехнулся и дрожащими от ярости руками прикурил сигарету. — Потому что наш Лидер не даст себя поиметь. Помяни мое слово, он еще засунет этого гниющего выродка им в задок и вытащит через глотку. Демон хохотнул. К нему постепенно возвращалась уверенность, которую он потерял после того, как вошел в дом Акаруги. В самом деле — Лидер этого просто так не оставит. Он обязательно со всем разберется, и они еще покажут, кто тут в городе кого будет иметь. Это был вызов, это был плевок в лицо всей «Красной Луне», и теперь был их ход. Они были обязаны показать всем этим прогнувшимся под Саламандру шлюхам, чего они стоят на самом деле. И если это обозначало подписать себе смертный приговор — что ж, игра стоила свеч. Кисаме ухмыльнулся и кивнул, доставая из-за пояса телефон, чтобы вызвать подкрепление.