I couldn't love a man so purely even prophets forgave his goofy way I've learned love is like a brick you can build a house or sink a dead body I'll bring him down, bring him down, down a king with no crown, king with no crown I'm just a holy fool, oh baby it's so cruel but I'm still in love with Judas, baby Lady GaGa, “Judas”
Харуно Сакура на мгновение замерла в нерешительности, так и не коснувшись двери поднятым для стука кулаком. За время их непродолжительного знакомства Итачи успел многое ей рассказать о своих коллегах — намного больше, чем девушка, наверное, хотела бы знать. Сначала, когда она только собиралась сюда прийти, ей было в некотором роде весело представлять, какое впечатление она произведет и как все эти исключительно странные и не вполне адекватные люди на отреагируют на ее появление. Вертясь перед зеркалом в симпатичном брючном костюме (вариант с юбкой она отвергла сразу же, наученная горьким опытом работы в своем заведении), Сакура пыталась представить, как войдет туда посреди их собрания, как они все смолкнут, глядя на нее, и как она, обведя их всех долгим изучающим взглядом, найдет глаза Итачи и улыбнется ему, как бы говоря, что все остальные ничего для нее не значат и она здесь только ради него. Ей не впервой было привлекать к себе внимание, она делала это умело и со смаком. Правда в последние дни ей хотелось, чтобы на нее смотрела только одна пара глаз — черных, глубоких и бархатно-манящих. Так похожих на глаза другого, кто еще несколько лет назад был для нее целым миром. Сколь многое может измениться за каких-то пять лет! В пятнадцать ей казалось, что если ее избранник не ответит ей взаимностью, то мир рухнет и в нем не останется ничего правильного или настоящего. Она поэтому и уехала из Конохи — чтобы доказать себе, что мир не зиждется на одном только парне. Кто мог знать, что, сбегая от одних испепеляющих ее сердце черных глаз, она в итоге встретит другие? Может быть, это было ее проклятие? То, что она не могла сопротивляться мужчинам из этой семьи? Хотела, но не могла. Похожее выражение она видела в глазах Конан, когда они разговаривали прошлым вечером. Что за странная сила притягивала их к тем непростым мужчинам, которые несли с собой, помимо болезненно-острого, восторженно-горячего счастья, столько сомнений, боли от недомолвок и вынужденных пауз в разговорах, столько пугающей и рвущей грудь неуверенности в том, что правильно, а что нет? Как она отвыкла от всего этого! Оказывается, рисковать своей жизнью, играя в сложные шпионские игры и дергая за ниточки сильных мира сего, было намного проще — по крайней мере, в эмоциональном плане. Она смело смотрела в лицо смерти, но в смущении отводила взгляд, когда встречала в глазах Итачи немой вопрос. Он тоже толком не понимал, что происходит между ними и во что это может вылиться. Он беззвучно просил ее помочь ему, но она пятилась назад, отказываясь принимать решение и озвучивать вслух то, что нещадно терзало ее сердце. И чем дальше она отступала, тем тяжелее становилась уверенность в том, что он не потянется следом за ней и просто позволит ей уйти, считая, что так будет лучше для них обоих. — Они не отвечают или вы забыли постучать? — раздался позади нее негромкий флегматичный голос. Сакура вздрогнула и резко обернулась, краснея от осознания собственной глупости. Рядом с ней стоял невысокий красноволосый мужчина, держащий в руках поднос с пончиками и несколькими пластиковыми стаканами со слегка отдающим запахом мыла кофе. — Я… я… — Она не знала, что ответить, в голову не шло ничего вразумительного. — Вы Сакура, да? — уточнил мужчина с подносом, никак не реагируя на ее вялые попытки что-то сказать. Она обреченно кивнула и опустила голову, залившись краской до корней волос. Сасори — а это был именно он — какое-то время разглядывал ее, пытаясь понять, как им в расследовании столь сложного и запутанного дела может помочь какая-то девчонка и почему Итачи считает ее таким важным свидетелем. Потом, не придя ни к каким конкретным выводам ввиду отсутствия ключевых данных, он просто толкнул одной рукой незапертую дверь в зал собраний и, с удивительной ловкостью держа на другой полный поднос, прошел внутрь. На Сакуру пахнуло табачным дымом, смешанной какофонией мужских запахов и еще пыльной затхлостью, которая появляется в долго не проветриваемых помещениях. — Пришла твоя дама, Ворон, — услышала она голос красноволосого мужчины. Поняв, что если Итачи сейчас выйдет и введет ее туда за ручку, все будет выглядеть еще более по-идиотски, Харуно наконец стряхнула с себя остатки неуместной робости и, расправив плечи, сама вошла в комнату. У нее сразу же разбежались глаза. Она привыкла к большому количеству мужчин — в «Сладкой вишне» по вечерам их собиралась такая отборная и разношерстная толпа, что девушка давно уже ничему не удивлялась. Но здесь эту старую привычку стоило бы вспомнить. Первым ей бросился в глаза самый крупный, широкоплечий и высокий, из присутствующих. Он сидел на одном из столов, чуть подогнув под себя левую ногу. Смуглый, покрытый жуткими шрамами, он сразу же напомнил ей палача из средневековых легенд. Такие растягивали своих жертв на дыбе, раскаленными щипцами вырывая из них по одному кусочки плоти. Они не получали при этом никакого удовольствия, но делали свою работу настолько исключительно хорошо, что даже маниакальное удовольствие от чужой боли было бы менее пугающим. Потом ее внимание переключилось на смазливого голубоглазого блондина, придирчиво рывшегося на подносе с пончиками, который красноволосый поставил на один из пустых столов. У блондина были такие тонкие пальцы и изящные запястья, что Сакура сперва приняла его за девушку, но когда он буркнул что-то в ответ на ехидное замечание о его чрезмерной придирчивости в выборе начинки для своего желудка, его лицо стало совершенно мальчишеским, в нем не было ни капли женственности или того, что заставило бы усомниться в его ориентации. Остальных девушка разглядеть не успела, потому что в этот момент к ней подошел Итачи, заслонив собою обзор. — Все в порядке? — Конечно, — каким-то странным, не своим голосом ответила она. Привычная фальшивая улыбка легла на ее лицо быстрее, чем она успела это осознать. — У тебя… немного потерянный вид. — Мне кажется, она просто не ожидала увидеть здесь таких красавцев, — гоготнул сидящий неподалеку парень с синими волосами. Его острозубая улыбка неприятными мурашками скрябнула по позвоночнику Сакуры. — Я попросил их, чтобы они вели себя прилично, — едва слышно проговорил Ворон, обращаясь к девушке. — Не пугайся, ладно? Я говорил уже, они немного с приветом, но все — спецы каких поискать. Ты привыкнешь к ним. — Я в порядке. — Ей было неловко, что он так опекает ее. Она чувствовала себя глупо — еще и из-за того, что дома успела столько надумать о своем фееричном появлении в свете софитов и под звуки фанфар. Ей хотелось казаться взрослой, умудренной опытом, сильной и независимой. Ведь, черт побери, она два года была командиром секретного отряда и проворачивала такие операции, которым бы позавидовал и шеф полиции! Почему же тогда сейчас она так мнется и краснеет перед этими людьми? Харуно в тот момент совсем забыла о том, что пусть за ее плечами был нехилый боевой и стратегический опыт, она все равно оставалась двадцатилетней девчонкой, которая только-только училась быть взрослой женщиной. И так неловко и глупо она себя ощущала вовсе не из-за страха опозориться или произвести неверное впечатление, а потому, что впервые за долгое время ей не нужно было производить ровным счетом никакого впечатления. Не нужно было никем притворяться, улыбаться, кланяться или кивать с отсутствующим взглядом красивой куклы. Познакомившись с Итачи, она постепенно начала вспоминать о том, кем была до того, как добровольно покинула Коноху, надеясь вдали от дома залечить свое разбитое сердце. Конечно, маски и личины, наросшие за два года жизни в Амэ, сползали с нее медленно и неохотно. И там, под ними, плоть была слишком мягкой и нежной, совершенно отвыкшей от пристального внимания. Придя сюда, она, сама того не подозревая, вновь стала просто Харуно Сакурой, не командиром подпольного движения, не владелицей элитного стриптиз-клуба, не двойным агентом. И именно на Харуно Сакуру сейчас с любопытством смотрели все эти люди, и именно она смущалась и робела и так по-девичьи цеплялась за локоть Итачи, когда он подвел ее поближе к Лидеру, чтобы представить. Ей стоило больших усилий оторваться от него и собрать наконец разбегающиеся мысли в кучу. Она пришла сюда, чтобы выполнить свой долг — и свое задание, с которым прибыла в этот город. Самое время заняться делом. Она назвала свое имя и протянула Пэйну руку. — Можешь звать меня просто Лидер, — ответил он, принимая ее рукопожатие. — Полагаю, с моими людьми ты еще не знакома. — Не со всеми, — ответила Сакура, внезапно поняв, что Конан здесь нет. Интересно, что заставило женщину пропустить такое важное собрание? Лидер наскоро представил всех присутствующих, а когда он закончил на синеволосом острозубом Кисаме, тот не преминул добавить: — Тебе повезло, цветочек, что Бессмертный сегодня не в кондиции. Поверь, от его харизмы еще ни одна девушка не устояла. — Не ушла целой и невредимой, ты хотел сказать, — безэмоционально поправил Сасори. Демон расхохотался, одобрительно кивая. Сакура почувствовала, как чуткие пальцы Итачи переплелись с ее собственными, и Ворон слегка пожал ее руку, как бы говоря: «Все в порядке. Просто не обращай на этих идиотов внимания». Почему-то это придало ей сил и уверенности в себе. — А где Конан? — спросила она, решив, что пора уже вступить в осмысленный диалог, иначе она весь вечер простоит в уголке, пугливо озираясь по сторонам. — Конан и Хидан не смогли присутствовать на сегодняшнем собрании, — ответил за всех Лидер, отчего-то внезапно нахмурившись. — Предлагаю не тратить больше времени на церемонии и расшаркивания и перейти непосредственно к делу. Сакура, Итачи сказал нам, что у тебя есть данные, представляющие особую ценность для него расследования. Если это так, то самое время их озвучить. — Да, вы правы, простите, — кивнула она. Деловой тон мужчины вернул ей прежний настрой — сухой, практичный и рациональный. Постепенно впечатление, произведенное отделом и его обитателями, сходило на нет, и девушка чувствовала себя все свободнее и увереннее. — Я все равно не возьму в толк, какая нам польза от этой девчонки, — вклинился Кисаме, которому порядком надоело торчать в отделе с самого утра в ожидании, пока Харуно соизволит явиться. Да и тот факт, что его обычно столь невозмутимый напарник в последнее время стал проявлять слишком много непозволительной эмоциональной слабости, тоже совсем ему не нравился. — Что уж такого она может нам сообщить? Сакура молчала пару секунд, чувствуя, как взгляды всех присутствующих стекаются к ней, как капли к стоку воронки. И только дождавшись того момента, когда все без исключения смотрели на нее, она заговорила снова. — Я знаю, почему убили Нашидзен Харуки. После этих ее слов в зале на несколько мгновений установилась абсолютная тишина. Кукловод и Голем многозначительно переглянулись, Демон расплылся в широкой довольной усмешке, Счетовод перевел взгляд на Лидера, а тот, как и Ворон, пристально смотрел на Сакуру. Под тяжелым взглядом его блекло-лиловых глаз девушка вновь ощутила себя беззащитной и ужасно слабой. Но она была уверена в том, что говорила, а потому не опускала взгляд, поджав губы и крепко стиснув себя за локти. — Продолжай, — наконец произнес Пэйн, и после этого слова пространство вокруг него взорвалось голосами. Заговорили все одновременно, и в их интонациях слышались в равной мере недоверие, радость, злорадство и одобрение. Кисаме хлопнул своего напарника по плечу и кратко заметил, что тот «не прогадал со своей девочкой». — Надеюсь, что твой дальнейший рассказ будет не менее претенциозным, чем это заявление, цветочек, — сквозь острые зубы процедил он, глядя на девушку теперь совсем иными глазами. Заметив это, Итачи ненавязчиво отстранил своего синеволосого друга от Харуно. — Присаживайся, — кивнул девушке Лидер, указывая на кресло перед его столом. — И постарайся ничего не упустить. Сакура села на самый краешек кожаного сидения, прямая и напряженная. Присутствие Итачи немного ее успокаивало, но при мысли о том, как много нужно сделать и насколько важно будет то, что она собиралась рассказать, у нее слегка кружилась голова и саднило горло. Она хотела попросить воды, но передумала, в последний момент решив не тянуть время еще больше. Она чувствовала, как пронзительно-острый взгляд Кисаме царапает ее позвоночник — чувствовала даже сквозь спинку кресла и спину Итачи, который встал ровно позади нее, словно телохранитель. Сперва ей с трудом удавалось подбирать слова — то, что так легко и слаженно она в свое время рассказала Конан, теперь с трудом находило нужную форму для выражения. Лиловый взгляд продолжал ввинчиваться ей в лоб, и она робела, сбивалась и постоянно запиналась, подавляемая тяжелой волей стоящего напротив нее мужчины. Теперь стало совершенно понятно, почему Итачи и все остальные так беспрекословно ему подчинялись. Она видела Пэйна впервые в жизни, но ей уже совершенно не хотелось знать, каков этот человек в гневе. Ему не нужно было ей угрожать — да она и не чувствовала никакой угрозы с его стороны, — достаточно было одного этого взгляда, напряжения в чуть поданных вперед плечах и каменной тяжести в его низком голосе, чтобы вызвать у собеседника желание как-нибудь быстро и незаметно просочиться сквозь пол. Девушка рассказала ему о том, как ее прислали в Амэ для того, чтобы вывести Саламандру на чистую воду. О том, как ей пришла в голову идея организовать подпольный стриптиз-клуб с молоденькими танцовщицами, которых никто не мог заподозрить в шпионаже. О том, как благодаря полученным в приватной обстановке сведениям им удавалось срывать небольшие преступные сделки и вставлять палки в колеса той гигантской криминальной машине, что ворочалась под кожей города. О том, что Харуки работала на нее и накануне своей смерти обслуживала самого важного клиента их заведения. — Значит, обычно для него танцуешь ты, цветочек? — ухмыляясь, спросил Кисаме. Сакура даже не повернула головы в его сторону, но отчего-то ей впервые стало неловко за то, чем она занималась. Как будто он тыкал ей в лицо ее же грязным бельем. — Что она услышала? — спросил Лидер, также игнорируя замечание Демона. Тот, впрочем, ничуть не смутился и, пересев на другое место, продолжил во все глаза разглядывать длинноногую информаторшу своего напарника. Ему так и хотелось спросить Ворона, успел ли тот сорвать этот соблазнительно-невинный цветочек, но внутреннее чутье ему подсказывало, что он и так достаточно того провоцировал своим поведением. Поэтому он смолчал, что, однако, не помешало его мыслям всласть позабавиться с розоволосой девчонкой. — Она не сказала ничего толкового, — с сожалением призналась Харуно. Она чувствовала, как пальцы Итачи сильно, с напряжением, сжимают спинку кресла, на котором она сидела, но не до конца понимала причину его нервозности. «Надеюсь, я все делаю правильно», — мелькнуло у нее в голове. Было нестерпимо думать, что ему придется за нее краснеть или извиняться. — В одном я уверена — Саламандра говорил с шефом полиции. — В самом деле? — прогудел все это время молчавший Счетовод. Девушка уже успела немного подзабыть о его присутствии и поэтому вздрогнула. Черт побери, Итачи был прав, когда сказал, что в его отделе работают очень… своеобразные личности. Взять хотя бы синеволосого и этого, со шрамами. Таких ночью на дороге повстречаешь — от одного взгляда штаны намочишь и забудешь, куда вообще шел. — Да, это она успела мне сказать, прежде чем мы расстались в тот день, — кивнула Сакура, обернувшись через плечо и заставив себя посмотреть в ярко-зеленые глаза Какузу. Сердце глухо бухало у нее в груди, ладони слегка вспотели, но девушке каким-то чудом удавалось сохранять лицо и самообладание. — Шикарные новости, сэр. — Счетовод приблизился к Лидеру, его мрачное лицо осветилось чем-то вроде злорадного предвкушения. — Считайте, он у нас под колпаком. — Поясни, — коротко потребовал тот. — Все исходящие звонки из полицейского участка записываются. Это обязательное требование. Когда я там работал, меня лично просили поставить и проверить систему. — С чего ты решил, что этот Саламандров прихвостень звонил из участка? — хмыкнул Кисаме. — По-твоему, подобные разговоры он мог вести из супружеской постели или в метро по дороге домой? — Какузу покосился на него как на идиота. Демон что-то прикинул и вынужден был кивнуть. — Нам нужно взломать систему и получить записи его разговоров за те сутки, — продолжил он. — Тогда нам не нужен будет убийца Нашидзен Харуки. Как только мы поймем, за что именно ее убили, все остальное станет уже неважно. — Как именно мы можем взломать систему? Ты сможешь это сделать отсюда? — При всем желании не смог бы, — поморщился Какузу. — Я уже сказал, что сам ставил эту штуку и удаленно ее не взломать. Нужен личный код шефа полиции, чтобы получить доступ к архивам. Код считывается с пластиковой карты, которую этот жирный хрен носит во внутреннем кармане пиджака. И будь я проклят, если он снимает его хотя бы перед тем, как залезть в ванну или на свою жену. — Я знаю! — Сакура вскочила на ноги, захваченная внезапно пришедшей ей в голову идеей. — Знаю место, где он точно снимет пиджак и не будет следить, что с ним станет потом! — Нет, — категорически покачал головой Итачи, мгновенно сообразив, куда она клонит. — Даже не думай об этом. — Это лучший из возможных вариантов. — Харуно тряхнула волосами, и стоявшие ближе всего к ней почувствовали сладкий и свежий аромат цветущих деревьев. Кисаме облизнулся. — Он постоянный клиент моего заведения. И я знаю, что он давно пускает слюни на меня и моих девочек. Если я позволю ему чуть больше обычного… — Он может заподозрить неладное. — Ворон не сдавался. — Не будь параноиком, Итачи. — Она коснулась его локтя, и мужчина замедленно выдохнул, стараясь не показать, как ускорилось его сердцебиение. — С убийства Харуки прошло много времени, а вы и на шаг не приблизились к разгадке и его роли во всем этом. Он уже расслабился. И уж точно не ожидает подвоха от глупых малолетних стриптизерш. Это наш шанс. Сколько времени вам понадобится, чтобы снять точную копию с кодовой карты? — С этим вопросом она обратилась к Какузу, с удивлением осознав вдруг, что ее робость и страх перед ним куда-то испарились, стоило им всерьез заговорить о работе. — Минут двадцать, — прикинул Счетовод. — Думаешь, сможешь занять его на это время, крошка? Стоявшая перед мужчиной тоненькая и хрупкая Харуно в самом деле казалась крошкой по сравнению с ним. — Обижаете, — вздернула носик та. — Двадцать минут? Да мне даже раздеваться не придется, чтобы он ни разу не вспомнил, на какой планете находится. — Хорошо, — усмехнулся Какузу, и его страшные зеленые глаза на мгновение потеплели. — Лидер, я все же считаю… — попытался было возразить Итачи. — Нет, решено. — Впервые за долгое время Пэйн позволил себе короткую, но довольную улыбку. — Мисс Харуно благородно согласилась нам помочь, и я не вижу ни единой причины отвергнуть ее столь своевременную помощь. Ворон ничего не ответил и опустил голову. По глазам Лидера, он понял, что тот уже учуял запах жареного и теперь ни за что не сойдет со следа, пока не настигнет свою жертву и не вцепится ей в глотку. Спорить с ним или что-то доказывать было абсолютно бесполезно. Как он ни хотел оставить Сакуру в стороне от всего этого, теперь было слишком поздно — девушка за каких-то пятнадцать минут увязла во всем этом так же прочно, как и они все. — Добро пожаловать в команду, — заключил Лидер, снова подняв глаза на Харуно. На этот раз та легко выдержала его взгляд и даже робко улыбнулась в ответ.~ * * * ~
Конан не спала всю ночь. Она немного подремала, прикорнув на диванчике для посетителей, но очень быстро проснулась от боли в затекшем теле и больше ей заснуть не удавалось. Девушка пила кофе — паршивый больничный кофе, который по вкусу напоминал перемолотый картон и отдавал тупой ноющей болью в висках. От него не хотелось не то что спать — жить. Прежде Конан никогда не пила подобной гадости, и, возможно, ощущай она хоть какие-нибудь вкусы и запахи, первый же еще полный стаканчик отправился бы в мусорное ведро. Но сейчас все ее чувства как будто поблекли и онемели, и к тому же кофе создавал какую-то иллюзию деятельности. Она не могла сидеть просто так, но и сделать что-либо было не в ее силах. Когда они приехали в больницу, Хидан уже потерял много крови. Доктора подозревали разрывы внутренних органов и настаивали на операции. Ее заставили подписать какие-то бумаги. Конан не помнила, что значилось в этих бумагах, помнила только, как чей-то чужой голос, не принадлежащий ей, лепетал: «Но я же ему никто… Я не имею права подписывать такие документы!» Потом тяжелые двери реанимации медленно захлопнулись, туго повернувшись на заедающих петлях, и она осталась одна в гулкой тишине пустого больничного коридора. У нее дрожали ноги, в голове был сущий сумбур, и кто знает, не провела бы она эту ночь, сидя на полу прямо там, если бы какая-то сердобольная медсестра не провела ее в комнату для посетителей. Странно, но она ни разу не подумала о том, что можно поехать домой. Или позвонить в отдел и сообщить о случившемся. Конан совершенно бездумно выкурила одну за одной три сигареты подряд, потом ее тактично попросили не курить в помещении больницы. Возможно бы, попросили и раньше, но на ночном дежурстве было мало персонала, и какое-то время никто не замечал грубого нарушения местной санитарии. Когда сигареты у нее отобрали, она принялась за кофе. К утру мысли в голове стали неповоротливыми и стеклянно-острыми по краям — думать о чем-либо было физически больно. Поэтому она не думала, а просто сидела на примятом грязном диванчике, склонив голову в сторону и ощущая себя так, как, должно быть, ощущают себя сломанные манекены, свезенные в утиль. Все ее тело было пластиковым, рассохшимся и могло сломаться от любого резкого движения. Около девяти утра зазвонил рабочий мобильник. Это был Пэйн. Он напомнил ей про собрание, на которое была приглашена Харуно Сакура. Конан очень долго вспоминала, кто вообще такая Харуно Сакура и почему они должны были собраться. Потом, плюнув на это дело, сухо и кратко объяснила, почему не сможет присутствовать. Лидер какое-то время молчал, переваривая информацию. Потом спросил: — Ты-то в порядке? — Что со мной сделается? — дернула плечом она. — Он принял весь удар на себя. Снова пауза. На этот раз дольше и тяжелее. Пэйн думал о брате. Конан — о том, почему кофе черного цвета. — На нем все заживает, как на собаке. Ты-то должна знать. Он уже к концу недели будет скакать так, словно и вовсе ничего не случилось. Ты слышишь меня? Он будет в порядке. — Да. Наверное. — Ей не хотелось говорить с ним. Виски ломило, во рту стоял привкус мерзкого кофе. Конан тошнило. — Я расскажу ребятам после собрания. Вечером кто-нибудь приедет туда и заберет тебя. — Ага, — рассеянно отозвалась она. — Прости, мне нужно идти. — Да. — Он первый повесил трубку, и девушка с облегчением откинулась на спинку дивана, снова погружаясь в рассеянную тишину утра. Подремать ей удалось буквально несколько минут, потому что после в комнату для посетителей вошел один из врачей. — Ваш муж в порядке, — проговорил он. Сперва Конан даже не поняла, что он обращается к ней, и продолжила таращиться невидящим взглядом в потолок, возле которого, красиво завиваясь, парила мохнатая от пыли, серая паутинка. — Мэм? — Что? — Она вздрогнула и полубезумным взглядом обвела комнату. Кроме нее и врача, здесь больше никого не было. — Я сказал, что ваш муж в порядке. Он еще не пришел в себя, но угрозы для жизни нет. Он пострадал куда меньше, чем нам казалось. Он у вас очень крепкий. Хотите навестить его? — Навестить? — отупело повторила она. — Да. Конечно, он сейчас спит, но, возможно, он все равно сможет услышать ваш голос. Обычно это помогает в таких случаях. — Он не мой муж, — резко и даже слегка раздраженно произнесла Конан. — Простите, что? — Он не мой муж. Он… Мы с ним… Мы коллеги. — В самом деле? — Врач удивленно поднял брови. Когда окровавленного беловолосого мужчину привезли ночью в реанимацию, эту девушку было от него не оторвать. Она что-то кричала, отбивалась от санитаров, плакала и ни на секунду не хотела терять пострадавшего из виду. Как будто от этого зависела его жизнь. Успокоилась только после дозы лекарства — и, кажется, оно еще до сих пор не полностью вышло из ее организма. — Я просто подумал… — Вы сказали, что я могу навестить его, так? — Да, — облегченно кивнул он. — Проследуйте за мной. Выйдя из комнаты для посетителей, они поднялись на один этаж выше и оказались в длинном коридоре, пролегающем между двумя рядами палат. Та, в которой расположили Хидана, находилась ближе к концу коридора. В начищенных до блеска полах подрагивали мутные отражения ламп дневного света. Щелчки каблуков Конан разлетались по пустому пространству, как выстрелы. — Я оставлю вас. — Врач пропустил ее в палату и указал на крайнюю койку слева. В палате, помимо нее, было еще два постельных места — оба пустые. Сквозь неплотно закрытое окно пробивался блеклый утренний свет. В Амэ, как всегда, было пасмурно. Дожди здесь прекращались только для того, чтобы накопить побольше силы и ударить заново затяжными ливнями. Хидан, как и сказал доктор, был без сознания. Его голову поддерживал гипсовый воротник, правая рука была забинтована до середины плеча, левая нога в гипсе висела над подтяжках, не касаясь кровати. На лице багровел огромный лилово-черный синяк — из-за него левый глаз опух и походил на надутый воздушный шарик. Кончик рта был порван и аккуратно склеен двумя полосками медицинского пластыря. Все остальное скрывала больничная рубаха, но не стоило сомневаться, что под нею было еще с десяток ссадин и ушибов. Приблизившись, Конан встала у изножья его койки, сама не замечая, насколько сильно стиснули ее пальцы металлический поручень. Ее взгляд метался от одной его раны к другой, и она не верила своим глазам. Вчера ночью он был таким живым, таким полным безумного восторга, огня, желания сражаться — да хоть со всем миром сразу! Не верилось, что нашлась сила, способная перебороть этого зверя, задавить этого монстра, заставить его замолчать. — Как ты мог? — Она не сразу поняла, что говорит вслух. — Как ты мог так низко пасть? Хидан, я не узнаю тебя. Ты… ТЫ! Это ведь ты! Разве я не права? Кто кричал мне о том, что с ним никому не справиться? Кто вел себя так, словно весь мир ему обязан? Кто был таким конченым моральным уродом, что с ним никто не решался связываться? Какого черта ты тогда лежишь здесь такой… такой… — Слово никак не шло ей на ум, и она сдалась. — Они ведь могли убить тебя. О чем ты вообще думал? Нет, ты же… ты же никогда не думаешь! Не думаешь своей тупой белобрысой башкой! Просто лезешь туда, куда тебя не просят! Один на семерых, конечно! Такой смелый и всесильный! Кто одолеет великого Хидана? Да он вас всех на своем хрене вертел! Так ты думал, да? А теперь что скажешь? Ну? Почему ты молчишь? Почему сейчас не ухмыляешься, поганая ты скотина? Почему не остришь, не пытаешься напомнить, какой ты крутой альфа-самец? Почему не скажешь мне, где мое место? Почему не заткнешь этот поганый рот? Почему… — Силы оставили ее, и она медленно опустилась на пол рядом с его кроватью. Стулья для посетителей здесь почему-то не были предусмотрены. Плечи Конан вздрагивали от беззвучных рыданий, ее пальцы сжимали безжизненную холодную руку, и весь мир вокруг казался всего лишь отражением в разбитом кривом зеркале. — Не… реви… — Что? — Она вскинула голову так резко, что затекшая за ночь шея отозвалась яростной болезненной вспышкой. — Не реви, птичка. Макияж потечет. — Он улыбался через силу, его частично заклеенные губы подрагивали от напряжения и плохо сдерживаемой боли. — Ты… ты… — Я обязательно… встану с этой постели и заткну… все, что захочешь. Все, что захочешь, птичка. Ох… эти чертовы педрилы пожалели мне морфина, я сейчас точно сдохну… Попадись мне этот докторишка, я ему его скальпель в жопу засуну… — Заткнись, чертов ублюдок. — Ее голос дрожал, и слезы сами текли по бледным щекам. — Заткнись, дубина стоеросовая, просто заткнись. Конечно, он бы ни за что не заткнулся, потому что ему было что сказать. Но когда ее теплые губы, отдающие солью и картонным кофе, накрыли его распахнувшийся для гневной тирады рот, Хидан решил, что пока с этим можно и повременить.