12 месяцев в году...

      Улицы полностью вымерли. Даже иногда проезжающие мимо легковые автомобили словно испарились по щелчку пальца. И дело вовсе не в какой-то там выдуманной стирающей магии. Это явление легко объяснялось здравомыслием обычных людей не выходить из собственных жилищ в обитель сорокоградусной жары… в тени. Расскажи кому, что совершенно недавно в городе бушевала буря, не поверят.       Обжигающий, не позволяющий свободно вздохнуть ветер скучающе толкал качели на пустующей детской площадке, разносил по округе стрекотания кузнечиков, возомнивших себя японскими цикадами. И злостно мучал редких студентов, возвращающихся домой после практики раньше отведённого срока. Покрасневшая кожа трефового короля от купания в прямых солнечных лучах неприятно горела. Пот, стекающий по всему телу и вырисовывавший на белой рубашке мокрые узоры, положение не спасал. Все составляющие прямо доказывали, что любить лето было не за что.       Главные курильщики их многоквартирного дома явно возомнили себя сверхразумами. Кому ещё пришла бы в голову замечательная идея оставить открытые форточки в подъезде. Сейчас одно единственное желание охватило сознание поднимающегося из последних сил по лестницам парня – попасть под освежающий холодный душ, даже если данная процедура как-то навредит организму. А выговор соседям, конечно же, будет сделан позже. И, вероятно, в письменном виде на первом этаже. Вступать в прямую конфронтацию с кем-то Второй пока не готов. Хватало и своего оболтуса…       … который торопливо захлопнул дверь ванной комнаты, стоило Куромаку только пересечь порог квартиры. Вару не поленился закрыться изнутри на слегка заржавевшую щеколду. Действия Пятого, позволившего себе вновь валяться в постели до полудня, листая ленты в социальных сетях, не будоражили внутреннее любопытство, но полностью стёрли в пыль мечту освежиться. Делать нечего, придётся ждать.       Разувшись без помощи рук и поправив ногами обувь, парень проследовал на кухню и по привычке оставил сумки с купленными овощами у стола. Томное помещение крайне нуждалось в проветривании. Тем не менее открывать окно и впускать беспощадное к человечеству июльское пекло никто не спешил. В доме отсутствовали любые занавеси и жалюзи. Сплит-система демонтирована ещё до въезда бывших карточных правителей в квартиру. Поэтому с духотой и нагретыми словно сковорода на плите подоконниками приходилось мирно сожительствовать. Правда, по брошенной наводке Фёдора давным-давно, где-то на балконе хранился вентилятор. Однако его ещё предстояло откопать среди залежей старинных вещей со времён Советского Союза.       Нагретые кухонные трубы могли предоставить только тёплую воду, но и этого вполне достаточно, чтобы расслабленно помыть руки и умыться. Выглянув в прихожую, Второй прислушался. Сосед не выказывал признаков жизни. Куромаку пошутил бы вслух про то, а не задохнулся ли тот часом, но юмор давался ему с натяжкой. Всё-таки клоунада – полностью прерогатива Вару.       Во всей квартире можно раздобыть два фартука. Один, новенький и современный, приобретён Вару ещё в начале лета, так как другой, служащий ещё прошлым хозяевам, каждый раз превращался в объект насмешек за «бабковость». И какая разница, что точно такие же носили продавщицы хлебного прилавка буквально в десяти шагах отсюда, куда совестливый Костя заносил недостающие рубли за буханки хлеба вместо забывашки Валерки. Главное, что вещь выполняла поставленные перед ней задачи. А чужое трефовому «и даром не нать». Советские мультфильмы, проигрываемые иногда на фоне в гостиной, хоть и заставляли парня периодически ворчать, однако он готов признать, что они давали много ценных уроков как детям, так и взрослым.       Главный по готовке повязал на себя расшитый белыми рюшами тёмно-синий фартук в горошек и, покопавшись в сумках, достал пару огурцов и большой розовый помидор, оправдано расхваленный за приятный сладкий вкус. Баклажаны, которые почему-то продавцы на базаре ласково называли не иначе как «синенькие», оставлены на будущее. В плане названий люди реальности вызывали некоторые вопросы, ведь кто в здравом уме абрикосы обзывал бы сливами?       Отыскав подходящую тару для салата, прозванного местными жителями «солянкой» и подбирая у плиты оставшийся зубчик чеснока, парень принялся очищать овощи.        – Уверен, что такого количества чеснока хватит? – Куромаку сжал нож покрепче, почти дёрнувшись от защекотавшего ухо шёпота. Вару тихонько хихикнул на реакцию объекта обожания. Интересно, как бы смеялся этот лишённый чувства самосохранения, когда его бы вместо обеда ожидала долгая поездка в больницу на карете скорой помощи?        – Если хочешь распугать всех клиентов завтра, то можешь самостоятельно дойти до мага… зина… – Пятый обожал с трепетом наблюдать, когда полузакрытые глаза Второго удивлённо распахивались, не сводя с него взгляд.        – Как в старые добрые, да? – рыжие кудряшки прохиндея неровно выкрашены в тёмно-изумрудный оттенок. Их обладатель улыбался так лучезарно, что мог бы посостязаться с солнцем на чистом небосводе. Трефовый, нахмурившись, припомнил бы ему все неприятные случаи из «старых добрых» да не стал портить кое-кому настроение.        – Расслабь лоб, морщины появятся, – вновь прыснул пиковый, поправив чужие очки, совсем съехавшие к кончику носа и чуть нажал на место между аккуратными тёмными бровями.        – Делать тебе нечего, – расслабленно выдохнул Куромаку, не отмахиваясь от настойчивых вторжений в личное пространство.        – Пользуюсь моментом молодости! – довольно похвастался валет, выкрадывая кусочек огурца из стеклянной посудины. – Слушай, может и тебя покрасим?        – Свои волосы сжигать не позволю, – фыркнул король и дёрнул головой, когда пальцы собеседника прошлись по смоляным прядям. Да, тому очень шёл чёрный цвет, подчёркивающий бледное лицо. Но не больше, чем пепельный. Хотя Вару не готов за такие глубокие умозаключения отдавать зуб.        – Ах, да, прости, забываю, что живу со старым дедом, – Пятый наигранно закатил глаза. Второго сложно склонить на свою сторону и сделать из него обычного человека, наслаждающегося жизнью.        – Это рациональное мышление и забота об организме, – зато тот легко поддавался на провокации, даже если они были прямыми и до ужаса ребяческими.        – Да-да, я всё понял уже, можешь не продолжать, – наглец, упивающийся маленькой победой, сцепив ладони на затылке, направился было в зал, чтобы вновь пасть в объятия разложенного дивана, где ждал телефон, но его остановили:        – Ты в ванной хотя бы убрался? – Куромаку не желал даже представлять, какое буйство могло там ожидать. Пиковый резко обернулся из-за плеча. Они долго буровили друг друга взглядом, будто упрямые, ненамеренные сдаваться дети, играющие в гляделки. И продолжалось это до тех пор, пока Вару не цокнул:        – Ладно… Ладно! Твоя взяла, зану-уда, – расцепив руки и показав жест «сдаюсь», буркнул валет и поплёлся наводить порядок. Босые ноги прилипали к полу, создавая неприятные и громкие шлёпающие звуки, на которые король не обратил внимание раньше.       Неужели именно таким образом работала воспеваемая во всём мире любовь? Иначе как объяснить поступок соседа? Тот при иных обстоятельствах обязательно оставил бы всю уборку за трефовым.       Губы парня всё-таки дрогнули, превращаясь в лёгкую улыбку. Он не умел любить «как подобает», но в такие моменты непременно хотел этому научиться.