Monster — The Eastern Plain
— Она стала ещё короче, — к этому умозаключению приходит Тэхён, стоя перед зеркалом в полный рост и сжимая край футболки в пальцах. И ладно, всё было бы не так печально, если бы это была его футболка, а не Чонгука, которая на два размера больше и, к тому же, оверсайз. — Купим другую, чтобы не задувало, — отзывается альфа, переодеваясь, глянув через плечо на него. — Летом? — недоумевает, выпячивая нижнюю губу задумчиво. — Мне кажется, надо наоборот — жарко же будет. — Кому из вас будет жарко? — усмехается Чонгук, подойдя сзади, обнимает и берёт чужие ладони в свои, не отлепляя их от подросшего животика. — И о каком лете ты говоришь, только-только март прошёл? Но если хочешь бегать в топике летом, то устроим, — улыбается отражению альфа, расположив подбородок на плече Тэхёна. — Хотя, ты прав, — вынимает ладони и располагает их сверху чоновых, не создавая ему преград при контакте с шестимесячным животом, — о каком оголении может идти речь, я уже не так молод и красив, как раньше, ещё и будущий родитель, что обо мне подумают? — Что ты самый красивый родитель из всех, — уверяет альфа, приподнимая белую ткань футболки выше и трепетно касаясь тёплой округлости. — У меня появились растяжки, — спокойно оповещает, без истерик и обид на жизнь. Тэхён и до беременности был спокойным, а сейчас будто стал ещё больше, чему Чон до сих пор удивляется, в который раз думая, как ему повезло с ним. Он-то к своим двадцати семи успел от друзей наслышаться о капризах их мужей-омег, когда те были в положении, некоторые даже уходили из дома на день, чтобы не свихнуться окончательно. Слава богу, пронесло. — И что? — Тут йога уже не поможет, — в этот момент, смотря на них двоих через отражение зеркала, Тэхён ловит себя на мысли, что это стало обыденным ритуалом — вот так стоять вдвоём и осознавать, что скоро они будут не вдвоём, а втроём. Странное ощущение, к которому сложно привыкнуть, но такое… Тёплое. — Ты расстроен из-за этого, — не спрашивает, а замечает в непроницаемом лице нотки грусти. Конечно, кому было бы приятно от вида своего ныне неидеального тела? — Не надо. Вот здесь, — оглаживая животик, — развивается маленькое солнышко, — почти мурлычет, слабо улыбаясь, — а это — его лучики, которые оно источает, светясь внутри. Просто очень ярко, наш маленький принц не умеет по-другому. — Ты думаешь, что будет омега? Если честно, другого объяснения, почему Ким такой спокойный, Чонгук найти не может. Все знакомые, у которых рождались альфы, рассказывали, какими взбудораженными были их омеги, пока вынашивали их, а те, у кого были омежки, наоборот хвалились относительным спокойствием. — Не знаю, но что-то мне подсказывает, что да. Они не знают пол ребёнка, решили оставить это сюрпризом до родов, а потому, беседы на тему выбора имени, интерьера детской комнаты и многого другого были актуальны. — Мы сегодня много ходили, ты не устал? — Да, хочу прилечь, — кивает Ким. — Но сначала надо… — Витамины, я помню, — отстраняется Чонгук и выходит на поиски нужной баночки, таблетки из которой омеге с малышом прописали. — Разве не я об этом должен помнить? — смеётся тот, смотря ему вслед. — Мне спокойней, когда мы оба об этом помним. Усмешку Тэхён не сдерживает — знает он, как ему спокойней. Чонгук не был настолько опекающим его, пока однажды не забыл об их походе на УЗИ и не проспал всё, в то время как Тэхён, отгостив у родителей, съездил в клинику сам, не желая будить альфу после ночной смены в больнице. Сам омега мог работать на дому, благо профессия позволяла, а вот Чону первое время было непросто смириться с тем, что иногда придётся оставлять его беременного одного на целые сутки, а то и больше. Но и это прошло, правда после своего отсыпания альфа стал следить лично за всем, что ест, пьёт и принимает Тэхён в течение дня. Ему спокойней, а Кима это умиляет и вместе с тем веселит. — Сегодня с мандаринкой, — объявляет Чон, возвращаясь с кружкой воды и витаминами в спальню, где Тэхён уже сидит в позе креветки на краю кровати и ждёт его, — поймаешь ртом, если кину? — Смеешь сомневаться? — улыбается омега, но вопреки словам Чонгук таблетку, конечно же, не кидает, а спокойно передаёт из рук в руки, только кружку, когда за ней тянутся, отводит в сторону. — Что нужно сделать? — спрашивает и подставляет щёку для поцелуя, однако его за неё слабо кусают и отбирают кружку, при этом беззвучно хихикая. — Я беру назад слова о том, что ты стал комнатным растением, — смеётся с ним альфа, вытирая после чужого рта слюну со щеки, — самая настоящая дикая мухоловка.Сансара — Баста
Тэхён, приняв нужные витамины и улёгшись на кровать нормально, обняв подушку для беременных руками и ногами, ждал, когда рядом приляжет Чонгук — единственный каприз, который он потребовал — чтобы альфа всегда лежал с ним, если выдастся такая возможность. И тут, как по часам, звонит телефон. Кто решил почтить их семью своим вниманием ровно в семь вечера, загадкой не было, — это уже было требованием Чонгука — звонить раз в день, говорить недолго и без тревог. Превозмогая лень, накатившую как только тело соприкоснулось с мягким матрасом, и желание разбить телефон Тэхёна об стенку, Чонгук принимает вызов. — Тэхён, это пиздец, — жалобно начинает возмущаться Чимин, без лишних слов давая понять, каков будет разговор. — Не угадал, — рушит чужие надежды Чон и ставит на громкую связь — не ему же позвонили, но уши погреть и самому хочется. — Чонгук, это пиздец, — сразу же исправляется омега, совершенно не заботясь о том, кто станет слушателем его тирад. Видать, накипело, раз готов психовать не другу, а его парню, всё равно ведь не чужие люди, верно? — Успокойся, Чимин, тебе нельзя волноваться и волновать из-за своих волнений Тэхёна, — беспокоясь в первую очередь о состоянии Кима и потом о Чимине, успокаивает. — В чём дело? — Твой друг, он… он… — задыхается в возмущениях Чимин, а его приглушённый голос отскакивает глухим эхом от стен, будто он находится где-то не в квартире. — Озабоченный! — и шипит тихонько, поглаживая живот, в котором кому-то было ой как неспокойно. — Ты где сейчас, и чем он озабочен? — В туалете, мной и… и ребёнком! А всё потому, что омеги, как самые настоящие подружки, по случайному стечению обстоятельств принесли в свои дома радостные новости с небольшой разницей в два с половиной месяца. Сначала обо всём узнал Чимин, знатно ахуев, а спустя время и Тэхён, но уже без особого удивления, потому что помнил, как случилось зачатие, и что получилось оно не случайно. И вот, Чимину с Хосоком вот-вот ожидать прихода малыша в мир, а Чону с Кимом ещё ждать пару месяцев. И всё было прекрасно, сначала Чимин очень, даже для себя слишком много, радостно пищал, что их дети будут дружить, потом плакал из-за этого, мутузил Хосока, потому что тот с него ржал, а потом начал делать то, что умел лучше всего — звонить ежедневно Тэхёну. — Это плохо? Да нет, не плохо, просто Чимин заливает в уши Тэхёна, а нервничает от этого Чонгук, потому что, зная истеричку Пака, ожидать от бесед с ним можно чего угодно. — Он заебал с моим животом разговаривать! — в этот раз всё сносно, Чонгук позволяет себе усмехнуться и заметить, как заулыбался рядом Тэхён, прикрывший глаза, чтобы подремать. В его пушистые волосы захотелось забраться пальцами, что альфа и делает, начав слабо массировать ему голову. — Я вообще-то устаю много сейчас, — беременный же, последний месяц, ну! — И спать хочу, а он бубнит и бубнит, и мацает меня постоянно. — Хотел бы я на это посмотреть, — отстранённо говорит Чон, будучи заворожённым своими малышами, а не проблемами друзей. — Блять, он стучит, — скулит Чимин, а на фоне жалобное: «Пучеглазик, ну пусти». — Пучеглазик? — смеётся альфа; Тэхён, кажется, уже уснул, раз никак не реагирует — слишком набегался и по магазинам, и по парку вместе с ним. Поэтому Чон отключает громкую связь и прислоняет телефон к уху. — Я запретил называть меня мопсиком, и он нашёл решение, — устало поясняет омега. — Чонгук, можешь поговорить с ним? — Ты, наверное, не поймёшь, но потерпи его ещё немного. Просто понимаешь, ты с малышом двадцать четыре на семь, чувствуешь его и знаешь, что с ним всё хорошо, поэтому спокоен и привык к его присутствию. А Хосок, он же не может понять, как ему там, хорошо или плохо, он не видит его так часто, пропадая на работе или не заставая тебя дома, ты же любишь погостить у нас, — улыбается, потому что знает, о чём говорит — сам то же самое чувствует. — Он ведь тоже родитель, припизднутый, но родитель, — Чимин в трубку хмыкает уже спокойней, Чонгуку не видать, но он точно так же улыбается. — Я знаю, как он любит вас обоих: на работе ежедневно возносит вас к небесам, Чимин. — Я знаю, — говорит Пак, и по голосу альфа понимает, что того отпустило. — Всё ещё не хочешь узнать, кто у вас будет? — они с Хосоком знают. Смотря, как дует во сне губы и щёчки Тэхён, Чон едва сдерживается, чтобы не провести по ним кончиками пальцев, омега сейчас такой до ужаса милый и тискательный, что он еле-еле терпит. Но сон его беспокоить не будет. — Оставим это в тайне до его рождения. — Хорошо, — отвечает Чимин. — Пока, спокойной ночи. — Спокойной ночи, — Чон откладывает телефон на матрас сзади себя и двигается ближе, закидывая руку на талию омеги и прижимаясь несильно к нему через подушку. Чимин сбрасывает звонок в смешанных чувствах. Покрутив телефон в руке, всё же встаёт с места и открывает дверь, чтобы застать возле уборной сидящего на полу, прислонённого спиной к стене, Хосока, тут же поднявшего голову на него, а после подскочившего на ноги. — Чимин, прости, я… Без слов омега прислоняет палец к своим губам, заговорщически улыбаясь, и, взяв другой рукой ладонь Чона, прислоняет к животу. — Когда ты говоришь, он активничает больше всего, — поясняет он. — Тебе больно? — тихо, с виной в голосе. — Почему не говорил раньше? — Нет, но… ой! — вздрагивает, напугав и себя, и альфу; тело снова окатило слабой болью. — Сейчас было больно, — округляет глаза Пак, нервно усмехнувшись и положив свою ладонь возле чужой. — Но он вроде не пинался, — говорит растерянно Хосок, смотря, чуть нахмурившись, на выпирающий живот. — Тебе, может, показалось? — Шутишь? — смотрит на него, как на дурака, Чимин, боль снова даёт о себе знать, а лицо вновь искажается в болезненной гримасе. — Блять… Хоби… — Что? Что? — смотрит обеспокоенно, но со сквозящей в глазах надеждой, что… — Бери сумку, и поехали. Кажется… Ай, бля! Не перебивай меня! — обращается к животу, а Чон срывается с места, как в зад укушенный, за подготовленной сумкой для роддома. Началось.---
— Такая кроха, — на грани слышимости говорит Хосок, широко улыбаясь, стоя с друзьями на следующее утро в палате, куда перевели Чимина с родившимся Ёнджуном на руках. Крошечный свёрток мирно посапывал, редко причмокивая губками. — Так страшно что-то сломать, — со страхом говорит, заломив брови домиком, — он же весь такой… маленький-маленький. А Чимин на его слова улыбается устало, он не успел как следует отдохнуть после родов. — Возьмёшь к себе? — Я боюсь, — шипит Чон, заламывая пальцы. Чимин верит, но кивает вбок, чтобы альфа присел на стул рядом с его койкой, и аккуратно передаёт свёрток ему, слушая тихое кряхтение — малыш почувствовал отца и открыл маленькие чёрные глазки. Но от Чона омега не отдалялся, с такими же горящими глазами смотря на их малыша. — Хе-е-ей, — улыбается Хосок. — Ну, привет, дебошир. Дал же ты папе попотеть ночью. Чимин качает головой, усмехнувшись. Хосок как всегда в своём репертуаре. — Не то слово, — говорит омега. — Ты видишь это, Хосок? Теперь на одного проказника в доме больше, — рядом всхлипывают, а Пак поднимает голову и видит, как поджимает губы отец его ребёнка, глотая слёзы, и сам невольно чувствует, что тут же начинает плакать. — Хо… — смеётся, плача. — Чимин-и… — шмыгает носом тот, — я так вас люблю, — обнимает омегу, передав малыша Ёнджуна ему, и целует в лоб и щёки первого, смешивая их слёзы, когда случайно трётся своим лицом об его. — Ты сопливый, — всхлипывает омега, посмеиваясь. — Ты тоже, — вторит ему Чон, а где-то сбоку давит такой же всхлип другой омега. — Тэхён-а-а, — тянет альфа, а брат, обнимаемый за плечи Чонгуком, поднимает на его уже влажные от слёз глаза: вот-вот заплачет, — ты стал дядей. — Ура-а-а, — с яркой улыбкой машет слабым кулачком своего омеги Чонгук, оставшись единственным, кого затопило не слезами, а радостью за друзей. Тэхён от них отворачивается и утыкается ему в грудь, уже рыдая навзрыд, а альфа только умилительно жмурится, посмеиваясь, и ведёт успокаивающе по его спине ладонями. — Выходи за меня? — Горько, — всхлипывает Хосок, подняв голову. — Он ещё не ответил, — смеётся Чон. — А то ты не знаешь, каким будет ответ, — бурчит Чимин. — Я спросил ради приличия. Чонгук вот стоит, смеётся, а всего через пару месяцев будет так же сидеть у койки рядом с Кимом, который по документам официально будет уже Чоном, и сыпать благодарностями за то, что тот принёс в мир новую жизнь. Братика для альфы-Ёнджуна — омегу Тэяна, на которого ещё долго не сможет налюбоваться, даже когда медбратья скажут о завершении часов посещения, зато потом дома не отлипнет от кроватки, давая для игр свои большие пальцы малышу и бесшумно крича, смешно раскрыв рот, когда тот начнёт тягать их в рот. В их маленьком мире воцарилась гармония.***
— Спасибо, — шёпотом в затылок, прижавшись со спины и проводя ладонью по чуть сдувшемуся со временем и тренировками животу. Прошло уже четыре месяца, как они с Тэхёном стали родителями. — Тебе не надоело меня благодарить за нашего ребёнка? — улыбается омега, находя наощупь руку Чона и поглаживая её большим пальцем. — Я всю жизнь буду говорить тебе это и не устану повторять из раза в раз, как сильно люблю вас. — А как же… — Твоя попка у меня в отдельном окошке в сердце, — хрипло смеётся, оставляя жар на ушной раковине. — Мне кажется, она чуть прибавила в размерах. — А должна была наоборот, — Тэхён всё же прибегнул к тренировкам, пока ослабленным из-за восстановления, но всё же. И надеялся на получение определённого результата, но, судя по чоновым словам, отъетую попу ему ещё убирать и убирать. — А мне нравится, как она дрыгается, когда ты ходишь, — не угомонится никак. — Чонгук, иди покорми Тэяна, — настаивает Ким, не испытывая желания слушать о своих габаритах. Сколько бы Чонгук не говорил ему, что он прекрасен даже после родов, омега считал иначе и старался заниматься собой, чтобы поскорей привести тело в исходный вид. — Прогоняешь меня? — принимает сидячее положение Чон, не отрывая ладони от любимого тела, а ведя вдоль к округлым бёдрам за собой. — Даю фору, прежде чем получишь по рёбрам. — Зря, — говорит и наклоняется к уху, — потому что тебе её ночью не видать, — и вскакивает, смеясь и ускользая от замахнувшейся руки, отогнавшей его, как надоедливую муху. А время-то уже восемь, о какой, интересно, ночи говорил он? Повалялся в итоге Тэхён недолго, прежде чем пойти набрать себе ванную с пеной, погрузиться на часок другой в неё и найти то самое расслабление, которое не дала ему кровать. Откинув голову на бортик, он даже не удивляется, когда в комнату беспрепятственно врывается Чонгук и передаёт телефон, из которого его приветствует, конечно же… — Надо же, не прошло и полгода. Чон Хосок, вот так неожиданно. — Почему ты звонишь с телефона Чимина? — спрашивает Ким, а супруг покидает его обитель уединения. — Мой сел, — бурчит альфа и после затянувшейся паузы спрашивает вдруг максимально непринуждённо: — Как дела? — Ты позвонил спросить «как дела»? — недоумённо моргает Тэхён и сверяет время, на секунду отведя телефон от уха. Всё так же полдесятого. — Чимин с Ёнджуном? — Эм… да… — неуверенно. — Хосок, всё хорошо? — Да. — Тогда почему ты говоришь так, будто Чимин тебя за яйца прямо сейчас держит? Где ты вообще? В подъезде? Почему такое эхо? — Об этом я и хотел… — Тэхён! — зовёт из другой комнаты Чонгук, а после появляется на пороге ванной, заглядывая к нему. — Ты никого не ждёшь? — Нет, — хмурится омега. — Кхм… — доносится из трубки и следом разносится по квартире звонок в дверь из прихожей. — Погреться пустите? — Да твою мать, — вздыхает Тэхён и сбрасывает вызов, обессиленно откинувшись на ванну, но мечтая уйти прямо сейчас под воду с головой и желательно утопиться. Отдых ему только снится. А когда выходит спустя десять минут уже чистенький, свеженький и недовольный, то застаёт на кухне до жути смущённого своим приходом Хосока и наливающего ему чай Чонгука, удивлённого неожиданному визиту не меньше него. Брат не торопится объяснять причину своего позднего появления, отпивает осторожно из кружки, и только тогда альфа, который супруг Тэхёна, замечает на запястье синеватый след. — Тебя что, избили ходунками? — усмехается Чонгук. — Что? — не понимает, а после пояснительного указания подбородком на привлёкшее внимание пятно, отмахивается. — А… в ментовке был. — За что? — За то, что яйца на новый ковер разбил, — недовольно мямлит под нос Чон. — А, в такой ментовке! — вскидывает озорно брови Чонгук, снова издавая смешок. — Вы поругались, что ли? — вступает в разговор Тэхён. — Ну… — тянет, возведя глаза к потолку, и заводит руку назад, чтобы почесать затылок, — не сказать, что поругались… Просто я хотел к вам с Ёнджуном в гости, а Чимин не хотел, вот я один и пришел. Вот так история о семейной драме. — Надо будет Чимину конфет купить, — говорит Чонгук, склонившись чуть к супругу, мысленно благодаря омегу. Он же хотел уединиться с Тэхёном, весь вечер располагал к этому, а после расслабляющей ванны, когда Ким разнежился бы и румяненький появился в спальне, всё должно было случиться, но не судьба; и хотя бы за то, что на одного беспокойного ребёнка в квартире сейчас было меньше, Чон должен Чимину магарыч. Тэхён тяжело вздыхает. Эти двое его доведут, но главное, чтобы не довели ребёнка. — И что планируешь делать, гость? — складывает руки на груди Чонгук. — Гостить, если вы не против, — вздыхает тяжело в ответ Хосок, — пока Чимин не остынет. Утром свалю. Ну и что оставалось делать? Расположили гостя в гостиной, дав спальные принадлежности, а сменная одежда не нужна была — в домашнем же припёрся, но Тэхён всё равно не пожалел вещей Чонгука и дал, чтобы брат переоделся, ибо шоркался по пыли и заявился туда, где есть ребёнок. — Чимин мне так же говорит, по два раза на дню вещи стираем, только успевай ахуевать от цифр в платёжках за воду. — Как так получилось, что у тебя остался его телефон? — спрашивает Тэхён, обнимая одеяло, которое принес ему. — Да я когда уходил, что первое под руку попалось, то и взял. Но мой правда сел, об этом я узнал, когда позвонил, чтобы он мне свитер скинул. — На улице двадцать пять градусов плюса, — показывает на окно рукой Чонгук, — какой свитер? У вас это семейное что ли, не по погоде наряжаться? — А ты выйди после тёплой светлой квартиры на тёмную холодную улицу! К вечеру, между прочим, холодает так, что бубенцы звенят! — важно заявляет и получает в лицо одеялом, которое кинул в него Ким и пошёл в детскую к Тэяну, шоркая домашними тапочками. Чонгук, как это и бывает, провожает его виляющую задом фигуру долгим взглядом, в конце облизнувшись, думая, что незаметно. — Можно хотя бы не при мне? Он всё ещё мой брат. — Я в своей квартире, — поворачивается альфа, — имею право. Спустя время, просканировав Чона, смотрящего преданной собакой на омегу, и абсолютно равнодушного ко всему, даже чуть нервного, Тэхёна, ходящего по квартире туда-сюда с каменным лицом, Хосок тихонько, так, чтобы Ким не слышал, спросил, когда тот ушёл в ванную снова: — И сколько уже? — Третья неделя пошла, — мрачно отзывается Чонгук и выдыхает протяжно с тихим стоном отчаяния в ладони, которыми закрыл лицо. — Я уже на стену готов лезть, веришь? Рука оторвётся скоро. — Чонгук, он всё ещё мой брат, — шутит Чон, не претерпевая пошлостей об омеге. — Но как альфа я тебя понимаю, хотя не совсем в той форме. Чимин со своим недотрахом не давал несколько дней вылезти из постели, когда только доктор дал добро на половой контакт. — Нет, у нас тоже всё было хорошо два месяца, если не брать первый, когда он восстанавливался. Секс был регулярным и таким же, как всегда, а потом у Тэхёна в голове что-то будто щёлкнуло, и он перестал видеть что-то ещё, кроме Тэяна и работы. — Что, совсем уж ничего не перепадает? — Совсем. Если я начинаю как-то намекать ему на близость или пытаюсь расположить атмосферу, чтобы всё было в комфорте, настроить на романтический лад и всё в этом духе, он говорит, чтобы я пошёл в трёх разных направлениях, — и поднимает ладонь, чтобы загибать по очереди пальцы, — в магазин, в ванную или к Тэяну. Может, ему с Чимином поговорить, и он там шепчет ему на ушко, как полезно после родов хотя бы разочек в неделю?.. — И ты думаешь, что он станет его слушать, когда и раньше-то ни разу этого не делал? — подпирает щёку кулаком Чон, улыбаясь краешком рта. — Наивны-ы-ый. Чонгук раскисает ещё больше, поджимая челюсть и смотря напряжённо в сторону ванной: Тэхён задерживается, ему его внимания не хватает ужасно. — Извини, но тут я могу только посочувствовать, — разводит руками друг, вжимая голову в плечи. — С беременностью у Тэхёна прибавилось объёма там, где надо, я бы и сам еле сводил концы с концами. — Хосок, он всё ещё твой брат, — указывает пальцем на него Чонгук, ухмыляясь, а Чон закатывает глаза. — Я тебе это тоже как альфа говорю. — А я тебя просто как его муж предупреждаю, — улыбается натянуто темноволосый и смеётся, когда друг отбивает его палец, растягивая на устах: «Вот же позёр сраный».***
SOS Album Version — Rihanna
— Я подаю на развод! — залетает Чимин в квартиру, где ему предусмотрительно открыли дверь, а сидящий на кухне Тэхён, до этого успевший отпить из кружки ароматный кофе с молоком, безжалостно выплёвывает его куда-то вперёд на стол и пол, с которых позже будет оттирать его, но это неважно в данный момент. Вот тебе и отдых… А он отправил с родителями мужа Тэяна и самого альфу до вечера гулять, чтобы, наконец, расслабиться и отдохнуть без бесконечных пробежек по квартире в поиске какой-то вещи, и по-человечески устроить себе день тюленя. — Ч-что? — откашливается с трудом омега, вытирая остатки своего заварного напитка с подбородка, повернувшись в сторону коридора, где в зажжённом свете Чимин снимает судорожно ботинки, прыгая на одной ноге и шурша при этом расстёгнутой белой курткой при каждом движении. А в руке у него была… бутылка шампанского. — Не спрашивай, всего не перечислю. Просто сойдёмся на том, что он заебал трепать мне нервы и делать всё назло, окей? — фурией проносится на кухню, сбросив по пути куртку на спинку кресла, что так удобно стояло прямо возле арки, ведущей в гостиную, и наступает носком в россыпь капель некогда целого кофе. — Блять, — шипит зло, так же быстро стягивает носки, убирая в карман синих джинс, и с хлопком ставит бутылку на стол. — А… а… — не успевает следить за ходом действий друга Ким, пока омега без штопора и других подручных средств начинает открывать шампанское, только глупо хлопает глазами и неопределённо водит по воздуху руками, очерчивая произошедший всего за минуту хаос. А ведь он только вчера убирал… — Тихо! — гаркает Пак, поднимая указательный палец и останавливая его почти у его лица. — Мне срочно нужно напиться и попиздеть, поэтому сегодня мы очень плохие папочки. Дай тряпку — вытереть с пола твой плевок — и доставай бокалы. — А… — встаёт омега, всё так же не в силах выговорить что-то ещё, кроме одной единственной буквы, и сомнительно её тянет, прищурившись. — Чонгук предупреждён и Хосок тоже, — предугадывает вопрос Пак и делает попытку вытянуть пробку из горлышка снова. — А ты… — Ещё не пил сегодня. — Но сейчас… — Никогда не рано набухаться, Чон Тэхён! — вместе с рыком хлопает выстрелившая в стену пробка. — Час дня для меня сейчас значит не более чем начало отсчёта для нашей пьянки. Мы больше года не пили вместе, Тэхён-и! — машет эмоционально ладонью омега, выпучивая в привычной манере глаза. — У меня много всего накопилось, и если я не выпью сейчас, то кого-нибудь точно грохну, и, возможно, этот кто-нибудь будет в моей квартире. — Как ты собрался набухаться одной бутылкой? — Ким, всё ещё пытаясь отойти от лёгкого шока, следит за тем, как Чимин разливает по предоставленным бокалам шипящую жидкость, а после нетерпеливо отпивает несколько глотков с горла. У этого парня определённо грандиозные планы на этот вечер. — У меня с собой карта, — начав тяжело дышать ещё со входа от спешки, продолжив открытием напитка и закончив его жадным распитием, говорит Пак, — а у тебя под подъездом есть пивняк — купим ещё. Или стой, — ставит бутылку на стол, с важным видом сведя брови, и идёт, словно хозяин квартиры, в другую комнату, — никогда не поверю, если у Чонгука не будет… — слышно, как открывается дверь на балкон. — Ха! — и вот уже омега с довольной рожей возвращается на кухню-столовую с бутылкой виски, как семь лет назад. — И прятал в том же месте, ха-ха: ну ни фантазии, ни ума, знает же, что я могу прийти, — причитает, смеясь, Чимин. С очередным хлопком поставив бутылку на стол (Тэхён не знает, от чего очко сжалось больше: от жалости к столу или из страха, что стекло могло под напором молодого папаши рассыпаться), Чимин заговорщически заулыбался. — Готов вспоминать молодость? Тэхён не то чтобы не готов… Ай, да чёрт с ним, сегодня можно! Всё равно собирался отдыхать, так почему бы не сделать это в компании друга? — До дна и сразу по второй, — берёт свой бокал Тэхён, воодушевившись таким внезапным и приятным приходом Пака. Чимин, чокаясь с ним, видит игривый огонёк, мелькнувший на момент в чёрных глазах. — Я — ахуенный родитель, Тэхён-а, — спустя примерно часов пять, одну бутылку с шампанским и почти законченную другую — с виски, говорит захмелевший омега, поджав ноги под себя на диване с пушистым белым пледом. Тэхён сидит напротив в такой же позе и мутно видит его очертания, думая, что его, после длительного перерыва из-за беременности, развезло от алкоголя сильней, чем в студенческие годы, и, честно, он от этого получил особую дозу кайфа. — А он! Да что он сделал, кроме того, что кончил, поплакал в больнице и посюсюкался с Ёнджуном пару минут, пока я, блять, поссать отходил? Что, Тэ-Тэ?! — Как минимум уберёг ребёнка от очередного скандала между вами, долбоёбами, — вздыхает Ким, ложась щекой на спинку дивана, голова уже кажется слишком тяжёлой. — Чем? Тем, что отпустил сюда? Так я в разрешении не нуждаюсь! — взмахивает рукой, весь из себя независимый. — Точно, — кивает на его слова омега, оставляя веки закрытыми дольше. — Да он у меня в ногах должен ползать, если бы не я и мое милосердие, у нас бы даже не получилось ничего! — Ну, или недотрах, — топит последнее слово в бокале Ким. — А у вас с Чонгуком что случилось? — поворачивает вдруг совиную голову омега, хмурясь непонятливо. — В смысле? — промаргивается Тэхён, настраивая все органы чувств на то, чтобы увидеть, услышать и, главное, понять, о чём толкует друг. — Да Хосоку нажаловаться успел, когда он приходил к вам, а потом мне рассказал, и я так глянул на тебя — и правда, все симптомы налицо: не ёбанный целый месяц. — Чонгук нажаловался, что у нас…? — смутно доходит до пьяного сознания; Тэхён даже бокал отставляет на столик с фруктовой, наполовину съеденной, нарезкой, чтобы сконцентрироваться на разговоре. — Что ты его динамишь почти месяц, — кивает Чимин, подтверждающе, — и не даёшь. А друг не может ничего сделать, кроме как сесть с пустыми, уставившимися в пол, глазами, и сказать под нос протяжное: «Ахуе-е-еть». — Вот и я за то же, — кивает оперативней Пак. — Ахуеть, как ты долго не тряс своими булками, сидя на лице своего альфы! Тэхён всё ещё не может это утрамбовать в мозгу. То есть как «динамил»? Он всего лишь уставал и просил альфу помогать в некоторых домашних делах, если с работой дистанционно не успевал. Да и не хотелось как-то близости, а то и сам бы полез. — У тебя когда течка намечается, обломщик? — с поднятой бровью смотрит ехидно Чимин, выжидающе так, неприятно, от этого взгляда по телу бегут мурашки. — В клинике сказали, что после родов всё должно прийти в норму уже через два-три месяца и по прежнему циклу… — заторможено говорит омега. — Тогда флаг тебе в руки, пробку в зад и ублажи, наконец, своего жеребца! Сил на его грустную морду смотреть нет, ей Богу! — с ладонью на сердце.Arcadia — Lana Del Rey
Под конец вечера омеги захотели пересмотреть фотографии, сделанные за столько лет дружбы, в соцсетях, и смеялись при этом так, что соседи начали по батареям стучать — тогда время уже было ближе к одиннадцати часам, шуметь было нельзя. Дошли и до фотографий, сделанных в этом году. Совместный поход в кино холодной зимой — этакое двойное свидание, где омеги в смешных шапках с помпонами выглядывали из-за огромных пачек с попкорном; УЗИ Тэхёна, на котором Чимин и Хосок впервые узнали пол их с Чонгуком ребёнка и в камеру показывали жестом быть тише — секрет же; селфи Чимина из квартиры с голозадым Хосоком на фоне; фотографии с роддома… Вот они вместе с Хосоком обнимают своё маленькое чудо, которое ещё совсем не было видно в этом свёртке; как они уже его большенького целуют в обе щёчки с разных сторон, а Ёнджун улыбается беззубым ротиком фотографу; Хосок с букетом пахучих хризантем, встречающий его после прогулки по магазинам с Тэхёном, в день рождения Пака, что был через неделю после дня рождения малыша… — Тэхён-а… — сиплое звучит под боком у Кима. — Я так люблю их, Тэхён-а, — и заливается слезами, упав другу на плечо. Хватает его истерики на добрые двадцать минут, в течение которых они с Тэхёном продолжали просматривать фотографии, а блондин причитал, какой он дурак, что так выражался на своего, хоть и припизднутого, но любимого мужа. Во втором часу ночи в квартиру вернулся Чонгук, оставивший сынишку погостить у дедушек, и, наткнувшись на небрежно разбросанную обувь на пороге, понял, что посиделки омег ещё не закончились. А в спальне застал поистине душещипательную картину: уснувшие в обнимку омеги, с планшетом, который скатился вбок и лежал у руки Тэхёна, и пустые бокалы из-под алкоголя на полу рядом с кроватью. Убрав срач в квартире и остатки пирушки из спальни, Чон аккуратно забрал планшет у омег и пошёл на диван в гостиной, планируя спать сегодня на нём. И уже там, под пледом и с кусочком оставшегося на тарелке яблока, снимает блокировку с гаджета, натыкаясь сразу на совместную фотографию со своим супругом и их сыном, где сам Чон совсем недавно сидит на белом ковре здесь, в гостиной, сложив ноги по-турецки и бережно держа Тэяна на руках, а сверху склонился Тэхен, и, обняв их, ярко улыбается прямо в камеру. Чонгук сейчас тоже улыбается, обводя родные лица любовным взглядом, и думает, что счастье-то заключается именно в них, в этих двух человечках, изменивших его жизнь. Как же он рад, что когда-то давно ему посчастливилось связаться с такой заразой, как Чон Хосок.***
Hush — The Marias
— Мы помирились, — заявляет, растянув губы прямой линией Чимин, что смотрел на друга через экран телефона, однако вместо ответной картинки Тэхёна, у него был чёрный экран. — Я в вас не сомневался, — хмыкает Тэхён и резко хватает ртом воздух, тут же захлопнув его другой, свободной, ладонью. Тело подбросило вверх, но его удержала сильная рука, придержавшая поперёк живота. — Не сомневался он, — передразнивает омега, кривя лицо — детский сад, ей Богу, почему Тэхён всё ещё с ним общается? — А я очень сомневался, что он простит меня после всего, что я ему написал на пьяную голову… — Ты извинился?! — выпаливает удивлённо Тэхён, не контролируя себя и выкрикнув это слишком громко для своей нормы. — Не горлань так, это был первый и последний раз, — смущённо опускает голову Пак. — Мгм, — через силу выдавливает Ким из себя, не думал он, что разговор с Чимином может быть таким трудным. — Слышал уже эту песню. — Тэхён, блять, — осаждает друга Чимин. — Ты знаешь, как я не люблю извиняться, особенно перед Хосоком, так что кончай уже стебаться, я и так должен ему теперь… — смущаясь ещё больше и прикусив пухлую губу, отворачивает голову, — много всего. — О-о-о, Тэхён-и сейчас ещё как кончит, — некстати шепчет горячо на ухо Чонгук, не переставая медленно двигаться внутри, стоя с омегой на коленях среди скомканного белого постельного, в котором они минут десять назад оказались, договорившись с родственниками о задержке Тэяна ещё на денёк. Сейчас почти полдень, а у них ещё целый день, на который у них теперь запланированы великие дела, точнее одно, в разных позах и местах. Вчера, когда омега проснулся утром, у них состоялся тот самый разговор, в ходе которого оба пришли к одному простому выводу: хочешь чего-то — скажи прямо, а не намекай, юли, выжидай и так далее. Чонгук почти месяц маялся, по глупости собственной не решаясь завести откровенный диалог, но как же хорошо, что Тэхён такие темы поднимать не боялся и не боится до сих пор. Теперь дело за малым, а, точнее, — за великим! — Извини? — вышло вопросом из-за неумения контролировать голос, когда по тут же втянувшемуся животу проходятся широкой ладонью, спустившись к вздернутому члену и с оттяжкой проведя по нему пару раз. Откинув назад на альфье плечо голову, Тэхён снова шумно выдохнул, Чон же, воспользовавшись моментом, прошёлся языком по изогнутой шее, чуть прикусывая тонкую кожу на ней. Ким, в отместку за тоненький укол боли, напряг мышцы, сжав альфу внутри, и тут же почувствовал, как другая его ладонь больно сжимает ягодицу. — Извиняю, — спасибо, Чимин. А Чонгук не извиняет — слабо толкает Кима в спину, и он вынужденно соскальзывает с влажного члена, упав вместе с телефоном лицом в подушку и одеяло, которое ему сразу под бёдра подкладывают, чтобы выше были. Пьяная улыбка появилась тогда, когда покрасневшими губами сначала прижались к одной половинке, а потом постепенно начали смещаться туда, где распухшее отверстие просило себя заполнить чем-то большим. От предвкушения Тэхён даже закусил губу. — А ты чего видеосвязь не включаешь? — возвращает в реальность Чимин, с которым он всё ещё, блин, говорит по телефону, и по его недоумённому, с сузившимися глазами, лицу понимает, что сейчас тот начнёт требовать её включить. Ну, Тэхён и включает. В кадре видно только его растрёпанную каштановую макушку, краснощёкое лицо да голые плечи с кусками белого одеяла. Чонгука, который выжидает подходящий момент сзади, не видно. — Ты что, всё ещё дрыхнешь? — исказив голос и сделав его высоким, спросил Пак удивлённо. Тэхён собирался было ответить, что вообще-то уже нет, потому что его кое-кто разбудил, но не успел, потому что Чонгук дождался того самого момента. Губы распахиваются в несдержанном стоне, когда внутрь проникает горячий юркий язык, и, чёрт, Ким буквально жопой чувствует, что альфа прямо сейчас давит самую счастливую, шкодливую улыбку, на которую только способен. — Все нормально? Ты чего это? — напрягается Пак сразу же. — Да, — с натяжкой, сиплым голосом, сжимая в кулаке одеяло. Чонгук к языку прибавляет два пальца и проталкивает внутрь, орудуя уже ими, а вылизывая снаружи, отчего Ким бёдра шире разводит, ложась ниже, но ладони на ягодицах не дают далеко «убежать» и удерживают на месте. Лицо утыкается в подушку, когда широким мазком язык проходится по чувствительным яичкам, а губы распахиваются, давя в наволочке стон, их сдерживать не получается после долгого воздержания — чертовски хорошо. — Ты что, трахаешься, что ли?! — восклицает омега, отпрянув от стоящего на столе телефона. — Не ты, а вы, — отзывается на этот раз Чонгук, а Тэхён, заражённый игривым настроением, улыбается широко, закусив губу, чтобы не засмеяться. — О! — поберегись, на горизонте Чон Хосок. — Блять, Чонгук, он всё ещё мой брат! — ржёт открыто Чон, заглядывая в экран телефона и, кажется, не замечая ахуя на лице супруга. — Он всё ещё мой муж и отец моего ребёнка, — парирует альфа, поднимаясь и появляясь в поле зрении камеры. — И вообще, не смотри на меня, пока я в неглиже, я стесняюсь. — Когда свингер-пати устроим? — прикалывается от души альфа, а потом восклицает: — О! Чимин, я придумал, что ты сделаешь для меня! — Что?! — в шоке поворачивается на Чона блондин. — А как ты смотришь на эту идею, малыш? — мурчит на ушко Чонгук, вместе с тем приставляя головку к растянутому отверстию и плавно входя. — Посмотрим… — Что значит посмотрим?! — визжит Чимин. — Тэ!.. Звонок обрывается Чонгуком. — Спасибо, — благодарит Тэхён, награждая альфу полустоном, выпущенным из разомкнутых губ. — Спасибо в карман не положишь, надо благодарить, как ты уже умеешь. — Это как, напомни? — На корейском языке, языке тела и языке любви.