The Seven Passengers

                    Я отодвигаю от себя небольшой стакан с бренди. После четырёх глотков он должен был опустеть, а руки уже должны дрожать, но нет. Мои движения пальцами чёткие. Мелодия эхом отдаётся в пустой столовой.       Я чувствую меру в алкоголе, какое-то время даже умел употреблять крепкие напитки. Но в один день, когда я пошёл в ночной клуб, всё изменилось. Моё распитие алкоголя при людях закончилось. Я всё ещё очень расплывчато помню ту ночь, но один момент запечатлелся в моей памяти настолько, что теперь не могу пить на глазах у других, не испытывая непреодолимого чувства вины.       Мелодия звучит как-то фоном, пока я жму на клавиши. Ну, другого я и не ожидал, поскольку не вкладываюсь в игру полностью. Нотный блокнот передо мной терпеливо ожидает, когда же я перелистну страницу. В этих нотах моя самая крепкая любовь и самый сильный страх.       Двери открываются, а я оборачиваюсь и вижу входящего и мило улыбающегося Чимина. Лёгок на помине. Он идёт прямо ко мне в огромном белом свитере, рукава которого настолько длинные, что из-за них выглядывают маленькие пальчики. И я почти забываю, кто он на самом деле.       — Я рад, что не буду единственным, кто репетирует по утрам, — он проходит ко мне на сцену, а взгляд прикован к моему напитку. — И не единственный, чьё утро выдалось тяжёлым.       — Бывало и лучше, и хуже, — я пожимаю плечами, по привычке отодвигая стакан, когда Чимин внезапно садится рядом со мной. Это, хоть и неожиданно, но неприятно.       — Можно? — он указывает на стакан. Я думал, что ему нравятся более лёгкие и сладкие напитки. А мне вот наоборот больше нравится, когда горчит. Даю ему стакан и наблюдаю, как искажается чужое лицо, когда Чимин делает глоток. — Крепкий.       — Есть такое, — говорю я немного холоднее, чем планировал. Чимин, кажется, этого не замечает, уже сосредоточенный на нотных листах.       — Думаешь, у меня получится сыграть? — усмехается Чимин. Он поправляет рукава свитера и легко прикасается к клавишам пианино. Тихий звук наполняет столовую.       — Хочешь, научу тебя?       Чимин замирает.       — Шутишь?       — С чего бы? — я кладу ладони поверх чужих. — Смотри. Каждая белая клавиша соответствует буквам от «A» до «G», — Чимин нажимает на клавиши, а мне вдруг кажется, что я слишком сильно давлю на его пальцы. Но, кажется, он не против.       Чимин нажимает на каждую клавишу — слева направо. Он, видимо, из тех, кому проще услышать каждую ноту, а не читать их, как это делаю я. Пак улыбается, когда я говорю ему нажать на две клавиши, пока сам играю на клавишах слева.       Ещё никогда меня так не будоражила игра на пианино. Видимо, потому что рядом есть кто-то ещё, кто мне нравится. Чимин двигается ближе, между нами лишь несколько сантиметров, а затем колени сталкиваются. Он как магнит — притягивает так сильно, что я портачу в последней части игры.       Чимин смеётся, но не надо мной. У меня щёки покрываются румянцем, горят, когда я начинаю смеяться вместе с ним. Я даже не могу узнать свой смех. Давно я не смеялся так. Пак наклоняется ко мне, смеясь, и я слегка обнимаю его.       Раздаётся глухой удар, и мы замираем. Потом до меня доходит — упал нотный блокнот. Чимин наклоняется за ним, из-за чего его свитер задирается и виднеется кожа. Отвести взгляд невозможно, поэтому я не сразу понимаю, что он делает, но уже поздно.       Я резко выхватываю блокнот прежде, чем он успевает пролистать. Чимин в удивлении поднимает обе руки вверх.       — Вау, о чём там написано?       Неважно.       — Ничего такого.       Чимин замолкает, а мне вдруг кажется, что сбежать — не такая плохая идея. Пусть я и не самый спортивный человек на этом лайнере, но могу попробовать пробраться через столы, как это сделал его друг — Тэхён. Чёрт, может, у меня даже лучше получится!       — Ну, ладно, — пожимает Чимин плечами. Он возвращается к пианино и начинает играть сначала, словно ничего и не было. Улыба чуть спала с его лица, но смех по-прежнему мягкий. Дерьмо. Кажется, я напугал его. Да, точно напугал. — Ты когда-нибудь покажешь, что там? — тихо спрашивает он.       Мне хочется ответить «да». Я хочу показать Чимину каждую страницу, которую я исписывал в течение многих тёмных ночей. Хочется увидеть его реакцию. Понравилось бы ему? Или он бы разозлился? Больше всего на свете мне хочется избавиться от секрета, который и заставляет меня купаться в бренди.       — Может быть, — это всё, что я могу сказать.       Чимин кивает и продолжает играть на пианино, на этот раз накрывая мои пальцы и управляя ими. Разум вдруг замедляется, и я едва осознаю, что мы сейчас держимся за руки. Я держусь за руки с Пак Чимином. Боже, у него такие мягкие руки.       — Ну, как? — спрашивает он с огромным предвкушением. Я уже и забыл, что в душе Чимин всё ещё ребёнок, открывающий для себя что-то новое. У него вся жизнь впереди.       — Идеально.       Но, на самом деле, я ничего не слышал.