The Seven Passengers

                    Я спускаюсь вниз. Вода замедляет меня. Три шага - и я уже по колено в воде. Против моей воли тело замирает. Что нам делать? Сокджин, видимо, задаётся тем же вопросом, потому что остаётся на месте и не двигается.       — Внизу воды ещё больше. Это тупик.       — И нас застрелят, если вернёмся наверх.       Думаю об Астере Джонсоне в каюте с Сокджином. Опоздай я хоть на секунду, он получил бы пулю в сердце. Да и меня могли убить. Возможно, это бы оформили как дело об самоубийстве.       Но Астер Джонсон сейчас наверху, и, судя по крикам пассажиров, вряд ли он сможет пробраться куда-то через толпу. Нам нужно найти выход из этого тупика и как-то пробраться на другую сторону Титаника.       Сокджин всплёскивает воду, пытаясь догнать меня. Его костюм, на удивление, всё ещё в хорошем состоянии, но волосы растрепались довольно сильно. Одна прядь свисает прямо над глазом, придавая Сокджину свирепый вид. В сочетании с его решительностью выбраться отсюда как можно быстрее этот образ ему очень идёт.       — Где-то впереди должна быть лифтовая шахта, по которой мы сможем выбраться наверх, — говорит Сокджин.       Поскольку мы оба идём медленно, вода касается наших подбородков. Остаток пути придётся проплыть. Сокджин грациозно плывёт, будто был рождён для этого, а я цепляюсь за стену и, покачиваясь, сползаю по ней вниз.       Стараясь не привлекать к себе внимания, я вдруг недооцениваю свою опору и оступаюсь. Уже через несколько секунд Сокджин оказывается рядом, а я всплываю на поверхность, откидывая назад прядь волос, прилипшую ко лбу.       — Ты не умеешь плавать? — спрашивает Сокджин. Он ведёт меня за собой так естественно, что я почти не замечаю того, что мы держимся за руки. Этот жест, кажется, совсем его не смущает. И я рад, что это так. Мне не хочется отпускать его. — Ничего страшного, — он явно говорит о моих навыках плаванья, а не о том, что наши руки сцеплены. — Многие не умеют. Я научился, когда упал с парусной лодки своего дедушки. Это был самый быстрый урок по плаванью.       — Ужасно, — я притворно вздыхаю. — Твой дедушка должен был поймать тебя.       Вода брызжет мне в лицо, но когда я открываю глаза, то замечаю, что Сокджин улыбается. Приятно снова видеть его улыбку. Всю прошлую ночь я задавался вопросом, увижу ли когда-нибудь его сияющее лицо. И сейчас, в самый тяжёлый момент, Сокджин полон уверенности. Мы пробираемся через воду, и в такой момент я правда рад, что рядом со мной оптимист. Что рядом со мной Ким Сокджин.       Мы плывём вперед - ну, Сокджин плывёт - пока не приближаемся к тому самому лифту, о котором он говорил. Бронзовые статуи обвились вокруг лифта, как будто тоже боялись промокнуть. Двери плотно закрыты, места мало.       — Где-то здесь должна быть лестница, — неуверенно говорю я, потому что плохо знаю планировку Титаника.       — Нашёл! — кричит Сокджин.       Я иду за ним вверх по лестнице, которая скрыта где-то в углу. Огромное облегчение от того, что чувствуются ступени под ногами. Едва не ползу, пока снова не ощущаю мягкий ковёр.       Мы оказываемся в коридоре, который ведёт на одну из палуб. Здесь намного меньше людей, а значит, что мы оказались в другой стороне Титаника. Получается, мы увеличили расстояние между нами и Астером Джонсоном. Если будем и дальше так же осторожны, то совсем оторвёмся от него.       В дальнем конце коридора кто-то появляется в нашем поле зрения. И потом мы узнаём его.       — Хосок! — Сокджин бросается к нему и обнимает.       Юнга держит на руках маленькую девочку. Не знаю, от этого ли он выглядит так устало или причина кроется в другом, но выражение его лица довольно печальное, словно потерял кого-то очень дорогого.       Сокджин не видит, что я делаю, потому что начинает говорить быстрее, чем колибри взмахивает крыльями.       — Я так рад, что вы в безопасности! Джи-у у тебя, так что всё хорошо, да? Отец видел у неё бриллиант, но она вернула его. Уверен, ничего подобного больше не повторится и… почему ты плачешь?       Хосок быстро вытирает слёзы. Его младшая сестра смотрит на него с секунду и следом тоже начинает плакать. Я ожидаю хоть каких-то объяснений, но ничего не происходит. Вместо этого Хосок качает головой и говорит, что всё в порядке.       Сокджин хочет что-то сказать, но замечает мой пристальный взгляд и ничего не говорит.       — Что с вами случилось? — Хосок указывает на нашу одежду. — Вы были внизу?       Я вполуха слушаю рассказ Сокджина о том, что произошло между нами и Астером Джонсоном, больше сосредоточенный на нашем окружении, наблюдая, как люди вокруг суетятся и направляются к выходу. Выстрел всё ещё звучит у меня в ушах. Не хочу нагнетать, но чем дольше мы тут стоим, тем быстрее пули пробьют наши черепа.       — Идём, — говорит Хосок. — Возьмём спасательные жилеты, пока они не закончились.       Он ведёт нас наверх в пронизывающий холод ночи. Люди на краю Титаника переползают друг через друга, отчаянно пытаясь забраться в спасательную шлюпку. Здесь только пассажиры первого класса, словно шанс на спасение имеют только богачи.       Хосок возвращается к нам с двумя спасательными жилетами и надевает один на свою сестру. Жилет в два раза больше девочки.       — А где твой? — спрашиваю я, застёгивая жилет на себе.       Хосок ничего не отвечает.              Как только я собираюсь заговорить вновь, офицер выкрикивает объявление. Он стоит так ровно, прямо как статуя, и в его тоне можно уловить нотки настойчивости. Офицер не смотрит на нас сверху вниз. Его взгляд прикован к Сокджину.       — ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: САДИТЕСЬ В СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ!       Я поворачиваюсь к Сокджину. Он застыл на месте, но переводит взгляд со спасательных шлюпок на Хосока и Джи-у, а затем на меня.       Этот печальный взгляд я уже видел ранее, во время нашей первой встречи. Тогда у меня в руках была камера, а Сокджин был таким застенчивым, когда говорил о чём-то, что не касалось его отца и его состояния. Однажды я сказал ему, что мы равны и что я буду защищать его.       Я не могу защитить его, если мы разминёмся сейчас, но зато он будет в безопасности.       — Иди, — говорю я Сокджину.       Он смотрит на меня. Его глаза сверкают в лунном свете.       — Но что...       — Сокджин! — слышится женский голос. Это леди Элеонор. Я даже забыл, что она тоже на борту, узнал её только по звонкому голосу. — Мы должны подняться на борт спасательных шлюпок, — говорит она, обвивая руку вокруг руки Сокджина, и что-то внутри меня вспыхивает как огонь. Полагаю, это называется ревностью. Но это отличается от ревности к девушкам, даже если они обручены.       Сокджин хмурится и слегка касается её руки.       — Иди первой. Женщины и дети должны быть первыми, а потом уже мужчины.       — Кто первый пришёл, тот первый и покинул Титаник, — огрызается леди Элеонор. — Ну же, Сокджин. Мы не можем спорить всю ночь, — она разворачивается на каблуках и тянет Сокджина за собой, не заботясь о том, больно ли ему. И даже не оглядывается.       Однажды он наблюдал, как меня уводят, и просто стоял, ничего не делая. Теперь я делаю то же самое. Единственная разница между «сейчас» и «тогда» в том, что гораздо больнее смотреть, как он покидает меня. Смотреть, как его затаскивают в крошечную лодку, зная, что я могу никогда больше его не увидеть.       Время, проведённое вместе, было почти приятным. С нашей первой встречи на парадной лестнице я считал его мягким и эмоциональным. Теперь я понимаю, что Сокджин был не мягким. Он сильнее всех нас. Он терпел нелепые правила своего отца, выполнял каждый отданный приказ и всё равно высоко держал голову. Всё потому, что он никогда не хотел никого подводить.       Я стою так близко к краю Титаника, насколько мне позволяют офицеры. В спасательной шлюпке не так много людей, как я думал. Узнаю там Ким Намчона, который сидит напротив Сокджина, и леди Элеонор справа от него. Но Сокджин не смотрит ни на кого из них.       Он смотрит на меня.